О всех созданиях – мудрых и удивительных

Джеймс Хэрриот

В издании представлен третий сборник английского писателя и ветеринара Джеймса Хэрриота, имя которого сегодня известно читателям во всем мире, а его произведения переведены на десятки языков. В этой книге автор вновь обращается к смешным и бесконечно трогательным историям о своих четвероногих пациентах – мудрых и удивительных – и вспоминает о первых годах своей ветеринарной практики в Дарроуби, за которым проступают черты Тирска, где ныне находится всемирно известный музей Джеймса Хэрриота. В книгу вошли также рассказы о том, как после недолгой семейной жизни молодой ветеринар оказался в роли новоиспеченного летчика Королевских Военно-воздушных сил Великобритании и совершил свои первые самостоятельные полеты. На русском языке книга впервые была опубликована в 1985 году (в составе сборника «О всех созданиях – больших и малых»), с пропуском отдельных фрагментов и целых глав. В настоящем издании публикуется полный перевод с восстановленными купюрами.

Собачьи развлечения

Я стоял на посту перед нашей гостиницей. Было уже за полночь, и злющий ветер кружился на пустой площади, а мне было так холодно и скучно, что даже щелканье прикладом в приветствии проходящему мимо офицеру казалось мне развлечением.

Я малодушно подумал о том, как мои романтические намерения обучиться летному мастерству превратились в дежурство на посту, где я защищаю «Гранд-отель» в Скарборо от вторжения любых чужаков. При мрачном взгляде на мир мое занятие казалось нелепо комичным, и, топча землю на своем коротком маршруте часового, я все время убеждал себя сохранять чувство юмора. Справа от меня была стена высотой с мой рост, и при каждом моем движении вдоль нее я хмуро размышлял о том, как забавно выглядит со стороны мое занятие. Вдруг в какой-то момент я посмотрел на стену, и она напомнила мне пса мистера Бейлса по имени Шеп. Вот уж кто, несомненно, был наделен чувством юмора. Дом мистера Бейлса стоял посреди деревни Хайберн, и, чтобы попасть во двор, приходилось ярдов двадцать идти по проулку между оградами почти в рост человека — соседнего дома слева и сада мистера Бейлса справа, где почти весь день околачивался Шеп.

Это был могучий пес, гораздо крупнее среднего колли. Собственно говоря, по моему твердому убеждению, в нем текла кровь немецкой овчарки, ибо, хотя он щеголял пышной черно-белой шерстью, в его массивных лапах и благородной посадке коричневой головы с торчащими ушами было что-то эдакое-некое. Он разительно отличался от плюгавых собачонок, которых я чаще всего видел во время объездов.

Я шел между оградами, но мысленно уже перенесся в коровник в глубине двора. Дело в том, что корова Бейлса по кличке Роза мучилась одним из тех неясных расстройств системы пищеварения, из-за которых ветеринары лишаются сна. Ведь при этом так трудно поставить диагноз! Эта корова два дня назад начала покряхтывать и давать все меньше молока, и когда я осматривал ее вчера, то совсем запутался в возможных причинах. Проглоченная проволока? Но сычуг сокращается как обычно, и в рубце хватает нормальных шумов. Кроме того, она хотя и вяло, но жевала сено.

Завал?.. Или частичная непроходимость?.. Несомненная боль в животе и эта подлая температура — тридцать девять и два… очень похоже на проволоку. Конечно, вопрос можно было бы разрешить сразу, вскрыв ей желудок, но мистер Бейлс придерживался старомодных взглядов и не желал, чтобы я лазал во внутренности его коровы прежде, чем поставлю точный диагноз. А поставить его мне пока не удалось — таков был единственный бесспорный факт.

Как бы то ни было, я приподнял ее, поставив передними ногами на половинку двери, и закатил ей сильное масляное слабительное. «Держи кишечник чистым и уповай на Бога!» — сказал мне однажды умудренный годами коллега. Совет очень недурной!

Я прошел уже полдороги по проулку, теша себя надеждой, что найду свою пациентку на пороге выздоровления, как вдруг в мое правое ухо, словно бы из ниоткуда, ударил оглушительный звук. Опять этот чертов Шеп!

Ограда была, как нарочно, такой высоты, что пес мог подпрыгнуть и залаять прямо в ухо прохожему. Это была его любимая забава, и он уже несколько раз ее со мной проделывал — правда, впервые столь удачно. Мысли мои были далеко, и пес получил возможность так хорошо рассчитать свой прыжок, что лай пришелся на высшую точку и клыки лязгнули совсем рядом с моим лицом. А голосина у него был под стать телосложению: рык, басистый, как мычание быка, подымался из глубин могучей груди и вырывался из разверстой пасти.

Я взвился в воздух на несколько дюймов — сердце у меня колотилось, в голове звенело, — а когда снова опустился на землю и в ярости поглядел за ограду, то, как обычно, успел увидеть только мохнатый силуэт, стремительно исчезнувший за углом дома.

Конец ознакомительного фрагмента.