О всех созданиях – мудрых и удивительных

Джеймс Хэрриот

В издании представлен третий сборник английского писателя и ветеринара Джеймса Хэрриота, имя которого сегодня известно читателям во всем мире, а его произведения переведены на десятки языков. В этой книге автор вновь обращается к смешным и бесконечно трогательным историям о своих четвероногих пациентах – мудрых и удивительных – и вспоминает о первых годах своей ветеринарной практики в Дарроуби, за которым проступают черты Тирска, где ныне находится всемирно известный музей Джеймса Хэрриота. В книгу вошли также рассказы о том, как после недолгой семейной жизни молодой ветеринар оказался в роли новоиспеченного летчика Королевских Военно-воздушных сил Великобритании и совершил свои первые самостоятельные полеты. На русском языке книга впервые была опубликована в 1985 году (в составе сборника «О всех созданиях – больших и малых»), с пропуском отдельных фрагментов и целых глав. В настоящем издании публикуется полный перевод с восстановленными купюрами.

И кто из нас коновал?

Я боюсь стоматологов.

Но еще больше я боюсь незнакомых стоматологов, поэтому, перед тем как отправиться служить в ВВС, я убедился, что с зубами у меня все в порядке. Все говорили мне, что к зубам летчиков предъявляют особые требования, и я не хотел, чтобы кто-то посторонний копался у меня во рту. А говорили, что нельзя оставить ни одной дырки.

Поэтому перед призывом я отправился к старому мистеру Гроверу в Дарроуби, и он тщательно сделал все, что нужно. Он прекрасно справлялся со своей работой, был предупредителен и осторожен, поэтому не вызывал во мне того ужаса, который внушали другие стоматологи. Входя в его кабинет, я не испытывал ничего, кроме сухости в горле, дрожания в коленях, а если учесть, что глаза я все время держал закрытыми, то мой поход к нему закончился вполне удачно.

Мой страх перед стоматологами уходит своими корнями в начало двадцатых годов, когда я впервые познакомился с ними. Еще ребенком меня отвели к ужасному Гектору Макдарроку в Глазго, и он следил за моими зубами вплоть до моей юности. Друзья моего детства говорили мне, что он и в них вселяет такой же постоянный страх, и я полагаю, что не одно поколение жителей города испытывало то же самое.

Конечно, нельзя было в этом винить только Гектора. Оборудование в те дни было примитивным, и визит к врачу-стоматологу превращался в настоящее испытание. Правда, Гектор, с его раскатистым смехом, габаритами и мощью фигуры, делал его еще тяжелее. А ведь он был очень милым человеком, веселым и добродушным.

Электрическая бормашина еще не была изобретена, а даже если и была, то в Шотландию не добралась, и Гектор сверлил зубы устрашающего вида машинкой с ножным приводом. У нее было огромное колесо с кожаным ремнем, которое сообщало вращение бору, и, когда вы лежали в кресле, перед вашими глазами мелькали два предмета: колесо, крутившееся возле самого уха, и огромное колено Гектора, истово ходившее вверх-вниз прямо перед вашим лицом.

Он приехал с севера и на шотландских фестивалях наряжался в килт со спорраном, а бревна швырял как спички. Он был так велик и силен, что я всегда оказывался безнадежно запертым в его кресле, а он наваливался на меня всей своей массой и сверлил зубы машиной, нажимая на педаль. Он только что не прижимал коленом мою грудь, но и без того владел мной полностью.

Его не беспокоили мои придушенные крики, когда он добирался до особенно чувствительных мест зуба, он в любом случае доводил работу до конца без каких-либо церемоний. У меня сложилось впечатление, что Гектор считал боль проявлением слюнтяйства, а страдания — средством укрепления духа.

Как бы то ни было, с тех пор я отдавал явное предпочтение нежным стоматологам типа мистера Гровера. Мне было приятно думать, что в случае драки у меня есть хороший шанс на победу или побег. Мистер Гровер также понимал, чего боятся люди, и это помогало ему в работе. Я помню, как он посмеивался, рассказывая мне об огромных фермерах, которые приходили к нему, чтобы удалить зуб. Он рассказывал мне, что подходил к стоявшему в той же комнате шкафу с инструментами, а когда оборачивался, обнаруживал, что кресло опустело.

Мне и по сию пору не нравятся походы к стоматологу, но должен признать, что современные врачи работают прекрасно. Когда я прихожу к своему врачу, я его почти не вижу. Так, белое пятно халата, и все — остальное делается из-за спины. В моем рту появляются и исчезают пальцы и инструменты, но даже тогда, когда я осмеливаюсь открыть глаза, я ничего не вижу.

С другой стороны, Гектор Макдаррок, казалось, находил удовольствие в демонстрации своих ужасных приспособлений: он наполнял раствором шприц с длинной иголкой прямо у меня под носом и несколько раз картинно брызгал кокаином в потолок, перед тем как сделать мне инъекцию. Более того, перед тем как удалить зуб, он долго копался в жестяном ящике, вытаскивая страшнейшие щипцы, пристально рассматривал их и со свистом убирал назад, пока не находил нужные.

Вспоминая обо всем этом, я сидел в длинной очереди среди летчиков, дожидавшихся предварительного осмотра. Я был благодарен мистеру Гроверу за то, что он полностью проверил все мои зубы. В дальнем конце длинного кабинета стояло зубоврачебное кресло, и стоматолог быстро проверял молодых людей в голубых кителях, а потом диктовал санитару за столом результаты осмотра.

Меня забавляло наблюдать за выражением лиц парней, когда он оглашал свой приговор: «Три пломбы, два удаления!», «Восемь пломб!». Большинство из них выглядели удивленными, другие — чуть не плакали. То тут, то там кто-то пытался спорить с человеком в белом халате, но толку в этом не было: их не слушали. Время от времени я едва удерживался от громкого смеха. Конечно, я понимал, что злорадствую, но, в конце концов, им некого было винить, кроме себя. Если бы они проявили способность предвидеть, как это сделал я, им бы ни о чем не пришлось беспокоиться.

Когда прозвучала моя фамилия, я поспешил к креслу и, напевая себе под нос, беззаботно опустился в него. Стоматологу не понадобилось много времени. Он решительно покопался в моих зубах и рявкнул:

— Пять пломб, одно удаление!

Я замер и с удивлением уставился на него.

— Но, но… — я начал заикаться, — я же только что проверил зубы…

— Следующий, пожалуйста, — проворчал стоматолог.

— Но доктор Гровер сказал…

— Следующий! Да поживее! — крикнул санитар, не выказывая ко мне ни малейшего интереса.

— Явитесь завтра утром в Риджент-Лодж на удаление, — сказала мне девушка из женского вспомогательного отряда ВВС.

Завтра утром! Боже, они не теряют времени! Но что все это значило? Мои зубы были в полном порядке. Только на одном была слегка повреждена эмаль, но мистер Гровер сказал, что это не доставит мне неприятностей. На этот зуб ложился чубук моей трубки, но не могло же это быть причиной такого диагноза.

Но затем возникла малоприятная мысль о том, что мое мнение никого не интересует. Когда мои робкие протесты были проигнорированы — там, в кабинете, — меня впервые поразило то обстоятельство, что я больше не являюсь гражданским лицом.

На следующее утро грохот крышек мусорных баков не мог заглушить мрачные мысли, которые лезли мне в голову. Мне сегодня предстояло удаление зуба! При этом довольно скоро. Следующие несколько часов, которые были заняты утренним построением и марш-броском на завтрак, моя тревога только нарастала. Даже омлет из яичного порошка и тосты были не так вкусны, как обычно, а серый день еще не успел начаться, когда я подходил к Риджент-Лоджу.

Поднимаясь по ступеням дома, я почувствовал, что мои ладони покрываются потом. Я не любил сверления зубов, но удаление было куда как страшнее. Что-то восставало внутри меня при мысли, что из меня силой вырвут некую часть моего организма, пусть и безболезненно. Я шел по гулкому коридору и уверял себя в том, что больно не будет, в наши дни больно не бывает. Так, небольшой укольчик, и все.

Я лелеял эту удобную мысль, когда вошел в огромный зал ожидания, в который выходили двери кабинетов. Здесь сидело около тридцати летчиков с различными выражениями на лицах: от болезненной улыбки до напускной бравады. В воздухе стоял удушающий запах антисептиков. Я нашел себе стул, сел и приготовился ждать. Я уже достаточно давно находился в армии, чтобы знать, что здесь приходится долго ждать всего, и я не видел причины, почему посещение стоматолога должно в этом отношении чем-то отличаться от всего остального.

Когда я садился, человек слева приветствовал меня легким кивком. Он был толст, и на лоб ему падали грязные черные волосы. Он сосредоточенно ковырял спичкой в зубах, но, окинув меня оценивающим взглядом, обратился ко мне на чистейшем кокни:

— Ты в какой кабинет, старина?

Я посмотрел в карту.

— В четвертый.

— Иди ты! Значит, попался! — Он вытащил спичку изо рта и зловеще улыбнулся.

— Попался? Что вы имеете в виду?

— А ты что, не слышал? Там же работает мясник.

— Кто? Какой мясник? — У меня задрожал голос.

— Да так называют стоматолога, который там работает. — Он широко улыбнулся. — Он настоящий убийца, этот тип.

Я сглотнул.

— Мясник?.. Убийца?.. Перестаньте! Все они одинаковы, я уверен.

— Не верь этому, старина. Есть те, что получше, и те, что похуже, но этот тип — настоящий убийца. Ему нельзя было позволять работать врачом.

— А откуда вы знаете?

Он беспечно помахал рукой.

— Я здесь бывал уже несколько раз и слышал ужасные крики из этого кабинета. К тому же я разговаривал с парнями, которые там были. Все они называют его мясником.

Я потер руки о грубое голубое сукно брюк.

— Да я и сам слышал такие рассказы. В них все преувеличено.

— Сам увидишь, старина. — Он вновь начал ковырять в зубах. — Только не говори, что это я тебе сказал.

Он говорил еще о многом, но я слушал его вполуха. Фамилия его была Симкин, и он не был курсантом летной школы, как мы, а служил в регулярных наземных частях, работая на кухне. Он с презрением называл нас рядовыми необученными и подчеркивал, что нам придется «как следует послужить», чтобы оказаться достойными звания летчиков Королевских военно-воздушных сил. Впрочем, я заметил, что, несмотря на долгие годы службы, он был младшим пилотом, как и я.

Прошел почти час, который я просидел с колотящимся в груди сердцем, прежде чем дверь с номером четыре открылась. Должен признаться, все молодые люди, выходившие из этого кабинета, выглядели довольно растерянно, а один чуть ли не выполз оттуда, держась за щеку обеими руками.

— Боже! Ты только посмотри на этого несчастного дурака! — Симкин не пытался скрыть свое удовлетворение. — Стукни меня! Он отмучился. Как я рад, что нахожусь не на твоем месте.

Я чувствовал, как напряжение во мне растет.

— А в какой кабинет идете вы? — спросил я.

Он тщательно обследовал спичкой рот.

— Номер два, старина. Я там уже был. Там работает отличный парень, один из лучших. Никогда не сделает больно.

— Что ж, значит, вам повезло.

— Да нет, везение тут ни при чем, старина. — Он помолчал и, наставив на меня спичку, продолжил: — Я знаю, как здесь и что. Есть разные пути и средства.

Он резко опустил глаза.

Разговор внезапно прекратился, поскольку ужасная дверь открылась и из нее вышла девушка из вспомогательного женского отряда.

— Младший пилот Джеймс Хэрриот, — сказала она.

Я встал на дрожащие ноги и глубоко вдохнул. Я еще не сделал и шага, но заметил, что на лице Симкина играет выражение невыразимой радости. Он получал явное удовольствие.

Пройдя в кабинет, я ощутил, как мое чувство обреченности усилилось. Мясник был очередным Гектором Макдарроком: под два метра ростом, с огромными руками, которые раздували рукава его халата. У меня мороз прошел по коже, когда он, весело смеясь, подошел к креслу.

Усевшись в кресло, я решил предпринять последнюю попытку.

— Это вот этот зуб? — спросил я, коснувшись пальцем единственного подозреваемого.

— Именно он, — рявкнул мясник, — как раз этот.

— Но, знаете ли, — начал я с легким смешком, — мне кажется, я смогу вам объяснить. Произошла ошибка…

— Да-да… — пробормотал он, заполняя шприц перед моими глазами и брызнув в воздух несколькими веселыми струйками.

— Но на нем же только откололся кусочек эмали, и мистер Гровер говорил…

Девушка наклонила кресло, я оказался в полулежачем положении, а надо мной наклонилась белая туша.

— Видите ли, — попытался я в отчаянии. — Мне нужен этот зуб. Я зажимаю в нем…

Сильный палец прижал мою десну, и я почувствовал, как в нее входит иголка. Я решил покориться судьбе.

Когда этот гигант сделал местную анестезию, он опустил шприц.

— Теперь посиди пару минут, — сказал он и вышел из кабинета.

Как только за ним закрылась дверь, девушка на цыпочках подошла ко мне.

— Этот тип — придурок! — прошептала она.

— Придурок? Что вы имеете в виду?

— Болтун! Сдвинутый по фазе! Он не умеет удалять зубы!

— Но… но… он же стоматолог, не так ли?

Девушка криво усмехнулась.

— Это он так думает! Но не умеет ничего!

У меня не было времени, чтобы оценить эту бодрящую информацию, поскольку дверь отворилась и гигант вошел в кабинет.

Он взял ужасные щипцы, я закрыл глаза, а он стал разминать руки.

Должен признаться, что я ничего не чувствовал, пока он манипулировал с моим зубом, пытаясь его раскачать: местная анестезия делала свое благородное дело. Я уже говорил себе, что все скоро кончится, как вдруг услышал резкий хруст.

Я открыл глаза. Мясник удивленно уставился на обломок зуба, зажатый в щипцах. Корень по-прежнему оставался в десне.

Стоящая у него за спиной девушка многозначительно кивнула мне, как бы желая сказать: «А что я говорила?» Она была миловидной и невысокой, но, боюсь, любые сексуальные проявления у молодых людей, появлявшихся в этом кабинете, исчезали немедленно.

— Черт! — проворчал мясник и начал копаться в железном ящике. Я тут же перенесся в дни, когда Макдаррок выуживал из своего ящика одну пару щипцов за другой, открывая и закрывая их, как бы примеряя ко мне.

Однако никакого успеха он не добился, и по прошествии некоторого времени я стал невольным свидетелем постепенной перемены его настроения — от сердечности к молчанию, а затем к чему-то похожему на панику. Было видно, что мужик явно пришиблен. У него не было ни малейшего представления о том, как вытащить корень.

Он пытался достать его и так и эдак в течение получаса, когда его внезапно осенила идея. Отбросив все щипцы в сторону, он почти бегом выскочил из кабинета, но вскоре появился снова, держа перед собой поднос, на котором лежали долото и металлический молоток.

Он подал знак, и девушка положила кресло совершенно горизонтально. Видимо, процедура ей была хорошо знакома, потому что она рассчитанным движением взяла мою голову в руки и замерла в ожидании.

Я не мог поверить своим глазам, когда этот мужик всунул долото мне в рот и замахнулся молотком, но все сомнения рассеялись, когда железо ударило по остаткам зуба, а голова откинулась на упругую грудь девушки. И тем не менее пытка продолжалась. Я уже потерял счет времени, а мясник все бил и бил, и моя голова ходила ходуном в девичьих руках.

В моей голове крутилась мысль о том, что мне всегда было интересно: что чувствуют молодые лошади, когда я выбиваю им волчьи зубы. Теперь я это знал.

Когда он наконец остановился, я открыл глаза и, хотя к тому времени я уже был готов ко всему, с удивлением увидел, как он вдевает в иглу шелковинку. Он взмок, и, когда наклонился надо мной, в его глазах светилось отчаяние.

— Просто пару шовчиков, — хрипло пробормотал он, и я снова закрыл глаза.

Когда я встал с кресла, меня охватило очень странное чувство. Голова кружилась, а кончики швов щекотали язык. Уверен, что, выходя из кабинета, я качался из стороны в сторону и инстинктивно прикрывал рот рукой.

Первым человеком, который попался мне по дороге, был Симкин. Он сидел там же, где я и оставил его, но теперь он выглядел иначе, с волнением вглядываясь в мое лицо. Я прошел мимо, и он ухватил меня за рукав.

— Ну и как ты, старина? — сказал он, заикаясь. — Мне сменили кабинет и назначили четвертый. — Он сглотнул. — Ты довольно ужасно выглядишь после визита туда. Что случилось?

Я посмотрел на него. Возможно, не все еще потеряно и этим утром я увижу свет. Я сел рядом с ним и застонал.

— Боже, вы еще шутите! Я ничего подобного раньше не видел. Он чуть не убил меня. Его не зря назвали мясником!

— Почему?.. Что?.. Что он сделал?

— Да ничего особенного. Просто выбил мне зуб с помощью молотка и долота, только и всего.

— Черт! Ты меня разыгрываешь! — Симкин попытался улыбнуться.

— Честное слово, — сказал я. — Как бы то ни было, сейчас мимо пронесут поднос с инструментами. Увидите сами.

Он уставился на девушку, которая уносила ужасные приспособления, и побледнел.

— Иди ты! А что?.. Что еще он сделал?

Я подержался за челюсть.

Еще он сделал такое, чего я раньше не видел. Он сделал в челюсти такую дыру, что пришлось накладывать швы.

Симкин решительно замотал головой.

— Нет, я не верю! Я не верю тебе!

— Что же, — сказал я, — а что вы скажете про это?

Я наклонился к нему и оттянул губу, чтобы показать в непосредственной близи огромную дыру и кровавые концы швов, торчащие из раны.

Он отшатнулся от меня, его губы затряслись, а глаза расширились.

— Боже, — застонал он. — О боже!

Тут из-за двери выглянула девушка и крикнула:

— Младший пилот Симкин!

Он подпрыгнул, как будто его ударил электрический разряд. Затем, понурив голову, зашаркал в кабинет. В двери он оглянулся, с отчаянием поглядел на меня, и больше я его не видел.

Этот опыт усилил мой ужас перед предстоящими мне пятью пломбами. Но мои страхи оказались напрасными, это были просто вполне тривиальные манипуляции, которые безболезненно и эффективно выполнили стоматологи Королевских ВВС, сильно отличавшиеся от мясника.

И уже после многих лет, как закончилась война, человек из четвертого кабинета протянул ко мне свою длинную руку из прошлого. Я стал чувствовать что-то странное во рту и отправился к мистеру Гроверу, который сделал мне рентген челюсти и показал милую картину того рокового корня, который оставался сидеть на своем месте, несмотря на молоток и долото. Он удалил его, и сага получила свое окончание.

Мясник оставил по себе яркую память, поскольку, мало того что он подверг меня такому испытанию, он постоянно напоминал о себе опасным болтанием чубука трубки, который я никак не мог зафиксировать в бесполезной дыре между зубами.

Но все-таки небольшое утешение я в этом нашел. Покидая кабинет номер четыре, я подыскал слова, которые принесли мне некоторое удовлетворение. Я обернулся и обратился к великану, который готовился принять очередную жертву.

— Кстати, — сказал я, — а ведь я выбил столько зубов именно таким способом, как вы только что.

Он повернулся и уставился на меня.

— В самом деле? Вы что, стоматолог?

— Нет, — ответил я через плечо. — Я коновал.