Магия Пернатого Змея

Джеймс Уиллард Шульц, 1924

Четверо индейцев – два старика и два юноши – совершают далекое путешествие, чтобы обрести магию, которая привлечет бизонов на их земли

Глава

I

Было это в мое семнадцатое лето — тогда наши братские племена, сиксики и кайна, и мы, пикуни, поставили лагерь на реке Старика, и там, соблюдая посты, с молитвами и песнями, мы построили большую священную хижину в честь Солнца и наполнили ее богатыми дарами, преподнесенными ему. Церемонии продолжались четыре дня, и, когда они закончились, мы разделились — сиксики пошли на север, кайна на восток, а мы на юг, чтобы там охотиться и ставить капканы предстоящей зимой. С нами было несколько вигвамов наших союзников, утсена¹. Двигались мы не спеша, ставя лагерь на несколько дней у каждой реки или ручья на нашем пути, держась ближе к подножию Хребта Мира². Я помню, что мы больше чем на целую луну остановились на реке Двух Магических Хижин, где бобры были очень многочисленны. В первую зимнюю луну наши вожди собрали большой совет и решили, что зимний лагерь мы поставим в большой долине у слияния Большой и Медвежьей рек. Туда мы пришли четыре дня спустя и поставили свои вигвамы под прикрытием большой рощи хлопковых деревьев, росшей вдоль меньшей из рек.

Пока мы спускались от подножия гор, все время у нам на глаза попадались многочисленные стада бизонов, и здесь равнина по обеим берегам реки была черной от них. Мы сказали себе, что в это раз нам не придется выживать, как прошлой зимой у холмов Сладкой Травы. Там в первую луну зимы бизоны внезапно исчезли, и мы, как ни искали, не могли их найти. Мы мучились от недостатка пищи и уже голодали, когда, в первую луну лета, поднявшись однажды утром, мы увидели, что они вновь покрывают равнину. Они были столь многочисленными и такими непугаными, что нам даже не пришлось за ними далеко ходить: мы убивали их столько, сколько нам было нужно, когда день за днем большие стада спускались к реке на водопой. Но один из наших шаманов, Черная Выдра, владевший магией Языка Вапити, однажды утром прошел через лагерь, крича о том, что этой ночью у него было видение: бизоны скоро снова исчезнут, поэтому мы должны убить их столько, чтобы мяса хватило на всю зиму. Во всем лагере, насчитывавшем десять сотен вигвамов и даже больше, нашлось не больше десяти человек, которые последовали его совету; мужчины смеялись над ним, женщины тоже — они говорили, что он так стар, что утратил дарованную ему Солнцем силу и разума у него меньше, чем у маленького ребенка.

Настала луна Середины Зимы. Теперь с севера пришел Творец Холода и принес ветер и снег, и, как обычно, Солнце сражалось с ним, и успешнее, чем обычно; долины большую часть времени были бурыми, а не белыми, а реки большей частью остались свободными ото льда. Потом, в середине той луны, мужчины, которые однажды рано утром ушли на равнину за своими табунами, примчались в лагерь с плохой новостью: нигде, насколько хватало взгляда, они не смогли увидеть ни одного бизона! Охотники сразу оседлали самых быстрых и сильных своих скакунов и разъехались во всех направлениях, а мы, оставшиеся в лагере, с беспокойством ждали их возвращения. После полудня они стали возвращаться; никто из них не размахивал плащом, спускаясь по склону долины. Не стоило даже задавать им вопросов; все же их спросили, какие новости они принесли. Некоторые говорили, что видели нескольких старых быков, и это было все. Настала ночь. Многие из охотников не вернулись, и их семьи не гасили костры в вигвамах, всем сердцем надеясь, что те, кто уехали далеко, принесут хорошие новости. Ночь тянулась; охотники возвращались по одному, по двое или по трое, и говорили все то же: за исключением нескольких старых быков стада бизонов покинули страну!

— Я предупреждал вас, но вы не послушали, — сказал старый шаман, Черная Выдра.

Настало утро. Несколько охотников снова отправились на поиски бизонов, готовясь к тому, что их поиски продлятся несколько дней, а остальные поторопились, чтобы убить хотя бы нескольких старых бизонов, оставшихся на равнине и в речных оврагах. Они со своей добычей скоро вернулись. Пять дней спустя мы узнали, что между нами и горами на западе, Волчьим горами на востоке, холмами Сладкой Травы на севере и Желтыми горами на юге бизонов нет. Антилоп тоже нет. Из всей дичи остались только олени и вапити, из группы встречались тут и там в долинах двух рек. Даже волки ушли! Большой лагерь затих: никто не пел, не танцевал, не рассказывал историй, прекратились пиры вокруг горевших в вигвамах костров — слышны были только плач детей, вой собак и ржание привязанных лошадей.

Вожди и шаманы собрались на совет, собрали тех, кто в поисках пропавших стад забрался дальше других и тщательно их расспросили. Те сказали, что нашли следы стад, ведущие прямо на восток, и следы тех, кто шел на юг, к Желтым горам, почти не останавливаясь, чтобы попастись. Похоже было, что неведомая сила — быть может, враждебные духи — гнали их прочь их этой страны. Шаманы решили, что для этого должна быть причина. Разумеется, причина была: было необычно, чтобы бизоны и антилопы зимой уходили с высоких равнин Сладкой Травы, никогда они не покидали долин Большой реки и Медвежьей реки и соседних равнин, и то же касалось и Желтой реки. Совет решил, что мы должны пойти на юг, пересечь Желтую реку и окружавшие ее горы, и двигаться дальше на юг, пока не нагоним стада бизонов, даже если придется углубиться в страну наших врагов, Ворон, чтобы найти их. Мы должны снять лагерь на следующее утро.

В середине ночи Творец Холода обрушил на нас ужасный снежный буран, и, хотя нас прикрывал лес, временами казалось, что наши вигвамы перед ним не устоят, будут сорваны с колышков и унесены прочь. На рассвете ветер стих, но снег продолжал падать так густо, что было ненамного светлее, чем ночью. И продолжал он падать день и ночь, и еще день и ночь. Пять дней спустя, когда он прекратился, глубина его была нам по грудь. Но Творцу Холода этого было недостаточно; похоже, он был в союзе с теми, кто увел наших бизонов. Погода стала такой холодной, что мы не могли выйти, чтобы поохотиться в долинах на оленей и вапити. День за днем воздух был заполнен инеем, так что солнце едва светило сквозь него. Лед на реке стал толстым; деревья с громким треском лопались от холода. Потом снова пошел снег, и, когда небо, наконец, стало чистым, мы увидели, что с далекого севера прилетели белые совы. Это были птицы Творца Холода; их прилет означал, что холод продержится еще долго. Нам пришлось оставить все мысли о том, чтобы пойти на юг в поисках бизонов. Ведь лошади наши не могли бы пройти по такому снегу; сейчас они разбрелись по склону долины, где им проще было раскопать копытами снег и добраться до травы. На равнине и в долине они этого не могли. В отличие от кри и других северных племен, мы не имели плетеных из ремней снегоступов, но теперь нам пришлось их делать, чтобы иметь возможность охотиться на оленей и вапити. Мы не умели хорошо их делать: они ломались под нашим весом. Это было тяжелое время: в лагере было очень мало мяса, потому что добыча была скудной.

Шаманы собрались на совет, и там решили, что все они, один за другим, должны достать свои священные трубки, молиться Солнцу и другим богам, приносить им жертвы и просить их о том, чтобы они направили стада бизонов обратно к нам. Так они и сделали. Черная Выдра, владевший трубкой Языка Вапити, был первым. Перо Красной Птицы, владевший трубкой Бобра, был следующим; за ними поочередно следовали двенадцать оставшихся, и, наконец, мой дед, Крик Ворона, владевший древней и сильной трубкой и магией Гром-Птицы. Моя мать — его дочь — и я жили с ним, потому что мой отец ушел в Песчаные Холмы: он был затоптан насмерть, когда лошадь сбросила его во время охоты на бизонов. Так что я присутствовал при том, как мой дед молился и приносил жертвы богам, прося их вернуть нам бизоньи стада.

Среди других шаманов в нашем вигваме в то время жил старик из племени утсена, Раскрашенные Крылья, близкий друг моего деда. Когда церемония закончилась, и дед убрал священную трубку вместе со шкурками птиц и зверей, которые к ней прилагались, мама поставила перед жрецами еду — каждому по небольшому куску мяса оленя, которого я добыл, и, пока они ели, разговор вернулся к священным вещам — талисманам и их силе. Кто-то сказал, что очень сомневается в том, что кто-то из шаманов нашего племени способен вернуть нам бизонов. Разве не пытались они сделать это прошлой зимой и у них ничего не вышло? Что нам было нужно, сказал он, так это магия более сильная, чем любая из тех, которыми мы сейчас обладаем. Разумеется, где-то в большом мире, быть может на юге, в стране Вечного Лета, такая магия есть, и надо ею как-то завладеть.

Старик утсена сказал (он хорошо владел нашим языком):

— Давно, очень давно, я с несколькими мужчинами нашего племени ходил далеко на юг и провел зиму у наших сородичей, племени арапахо. Я слышал разговоры о том, что есть человек, владеющий сильной магией, в племени дальше на юге. Они называли ее магией Пернатого Змея. Говорили, что магия эта так сильна, что тот, кто владеет ею, может заставить богов сделать все, что он попросит.

— Да, да! Я слышал об этой магии, — воскликнул мой дед. — Когда я был еще мальчиком, я слышал, как о ней говорил мой дед. Он говорил, что во времена его юности посетивший их арапахо рассказывал о магии Пернатого Змея, которой владело племя, живущее далеко на юге, это племя было родственно с племенем Змей. Наш гость говорил, что владеющий этой магией может с ее помощью призывать бизонов, и они идут к нему издалека, да, за много дней пути через горы и равнины.

— Ха! Хорошо было бы сейчас нам владеть такой магией, — сказал старый Черная Выдра.

— Айя! Мы должны ее получить! — ответил мой дед.

Его друзья доели скромное угощение, выкурили с ним последнюю трубку и разошлись. Потом нам оставалось только ждать, приведут ли обратно бизонов молитвы с трубкой Гром-Птицы. День за днем, утром и вечером, наблюдатели забирались на вершину ближайшей возвышенности и осматривали покрытую снегом равнину. Ничего, кроме снега, они не видели, даже ни единого темного пятна — одинокого старого бизона. Миновала луна, и еще одна, а бизонов все не было. Мой дед и все остальные шаманы не имели достаточно силы для того, чтобы вернуть нам стада. К тому времени мы уничтожили всех оленей и вапити в округе, почти всех зайцев и куропаток, и начали голодать. Мужчины начали поговаривать о том, что нужно резать лошадей, чтобы накормить женщин и детей. Мой дед вел себя очень странно: день за днем он сидел, глядя на огонь, и не произносил ни слова, даже не отвечал, если мы его о чем-то спрашивали. Наконец однажды вечером моя бабушка шепотом сказала маме:

— О, дочь моя! Я боюсь, что он сошел с ума. Можем ли мы что-то для него сделать?

Хоть и говорила она очень тихо, он услышал и повернулся к ней.

— Нет! Я не сошел с ума, — сказал он, и впервые за несколько последних лун голос его был громким и твердым. — Я долго думал, и теперь принял важное решение.

Он повернулся ко мне, назвал меня по имени, которое означало Стрела, и сказал:

— Апси, внук мой, — приказал он, — пойди и скажи моему другу, Раскрашенным Крыльям, прийти ко мне.

Когда я привел старика в наш вигвам и он удобно уселся, дед сказал ему:

— Ну что же, друг мой, наши молитвы и наши жертвы не привели к нам бизонов.

— Нет. И теперь я утратил веру в свою магию. И твоя магия Гром-Птицы, магия Бобра, магия Языка Вапити — все магии вашего племени и моя — что смогли они? Ничего! Все, как одна, они подвели нас. Мы можем просто бросить их в реку, отдать Подводным Людям, и забыть, что когда-то ими владели!

— Нет! Не так! — воскликнул дед. — Все эти магии сильны! С их помощью мы получаем доброе расположение богов! Только сейчас, с бизонами, они нас подвели. Я много об этом думал. Я вспоминал их историю и знаю, что это так. И вот несколько ночей я видел повторяющееся видение: я видел себя, идущего по тропе в далекую чужую страну, и я понял, что это значит: я должен отправиться на поиски магии, которая сильнее бизонов. Друзья, я пойду. Я намерен пойти на юг и попытаться овладеть этой магией Пернатого Змея, которая, как говорят, может управлять бизонами, и хочу, чтобы вы пошли со мной.

— Ха! Ты полагаешь, что мы с тобой все еще юноши. А ведь каждый из нас видел больше шестидесяти зим! Мы слабы; ноги наши так плохо гнутся, что, когда мы идем, они хрустят; мы не вынесем трудностей этого далекого пути…

— Мы ослабли и потеряли гибкость от собственной лени, — перебил его дед. — Столько лет и зим, что я не могу их сосчитать, мы ничего не делали, только ели, курили и спали, и ездили на медленных спокойных лошадях от одного лагеря до другого. Стоит нам только захотеть, и мы вернем прежние силы. Не нужно идти долго в первый день, и во второй и третий, но скоро мы почувствуем, что сильны, как прежде. Ну, говори, пойдешь ты со мной?

Раскрашенные крылья выпрямился и громко хлопнул в ладоши.

— Да! Я пойду с тобой! — крикнул он. — И мы наберем сильный отряд из молодых людей, которые будут нас сопровождать!

— Нет! Это не будет военный поход! Я подумал об этом! Нас будет только четверо — ты со своим внуком, Отахой (это имя значило Белая Ласка), и я со своим внуком, Апси, вот с ним. Вчетвером мы пройдем незамеченными через вражеские земли и доберемся до конца своего длинного пути.

— Возможно, так будет лучше, — согласился тот. — Если мы возьмем с собой воинов, они захотят воевать, и мы не сможем их обуздать. Так когда же мы пойдем?

— Когда равнины покроются свежей зеленой травой.

— Хорошо! Если только мы не умрем от голода прежде, чем это произойдет.

— О, мы выживем; для этого нужно всего несколько кроликов и куропаток, — сказал дед.

И таким образом все было решено.

Но не успел Раскрашенные Крылья покинуть наш вигвам и отправиться к себе, как мои бабушка и мама словно взорвались. Мой дед спятил, говорили они. Он слишком стар, чтобы совершить такое путешествие, а я слишком молод и неопытен. Два старика и два мальчика — да нас просто уничтожат, прежде чем мы дойдем даже до Лосиной реки, которую потом назвали Йеллоустоун. И в любом случае, кричала мама, она не позволит своему сыну отправиться в такое длинное путешествие.

Внезапно дед поднял руку, требуя тишины; его глаза горели огнем.

— Вы, женщины, — сказал он, — что касается этого дела, закройте свои рты и держите их закрытыми! Завтра вы начнете шить нам много пар мокасин! Нам их много понадобится для такой длинной дороги!

И они начали плакать.

— Оставим их, пусть плачут, пока не закончат, — сказал дед, и мы вышли навестить своих друзей и не возвращались, пока они не легли спать.

Уже на следующее утро над лагерем с криком пролетела стая гусей, направлявшаяся дальше на север. Все мы выбежали из вигвамов, смотрели на них и кричали:

— Лето приближается! Лето скоро наступит!

На закате внезапно задул черный ветер (чинук, теплый ветер); он словно обжигал наши лица. Он дул всю ночь, и к утру все вокруг было залито водой, и еще до наступления следующей ночи все овраги на равнине превратились в бурные реки. На следующее утро мы сняли лагерь и переправились через Большую реку, и, едва мы поднялись на равнину по крутому склону, как лед взломался и огромные льдины с грохотом поплыли вниз по течению. Мы шли целый день, и уже ближе к вечеру остановились на ночь на склоне хребта, пересекавшего равнину, в пустынной местности, где не было никакой пищи и даже дров.

На следующий день мы добрались до ручья Стрелы, и там наши охотники, которые ушли вперед, встретили нас с несколькими оленями, вапити и толсторогами, которых им удалось добыть. Впервые за несколько лун наши охотники, женщины и дети смогли поужинать настоящим мясом, хоть его было и немного. На рассвете следующего дня наши охотники сели на лучших своих лошадей и отправились на юг. Солнце было уже высоко, когда мы сняли лагерь и последовали за ними, не торопясь, потому что наши лошади были очень слабы. После полудня, когда солнце уже склонялось к западу, одинокий охотник появился на вершине хребта, недалеко от нас, и, увидев нас, стал размахивать накидкой, привлекая наше внимание: он то опускал, то поднимал накидку, то размахивал ею. Мы не верили своим глазам: знак был слишком хорош, чтобы быть правдой.

Но это была правда. Бизоны нашлись, тут, на юге, недалеко от нас! Мужчины, женщины и дети подняли крик; шум был подобен грому. Мы смеялись, пели, подстегивали тощих усталых лошадей, заставляя их пойти вскачь, направляя к вершине хребты, где ждал нас одинокий всадник. Мы посмотрели вниз, на широкую долину Желтой реки; вся она, вверх и вниз, полна была оленями и антилопами! Поперек нее с горных склонов спускались другие стада! Прямо под нами, у подножия хребта, наши охотники окружили стадо, убили много коров и свежевали их! На вершине хребта нас собралось больше пятисот человек. Мы все замолкли, увидев это зрелище; даже дети не хныкали.

Внезапно старый Черная Выдра затянул песню Бизона — «Моя пища, мой дом, моя одежда», и все мы присоединились к нему. Женщины плакали; мужчины поднимали руки к солнцу и благодарили его за сделанное нам добро. Мы стали спускаться со склона, продолжая петь, и пришли туда, где наши охотники разделывали свою добычу. Вожди кричали, что мы должны делать, и мы повиновались. Пока одни остановились, чтобы помочь охотникам разделать несколько сотен коров, другие прошли через долину и поставили лагерь в том месте, где Теплый ручей впадает в Желтую реку — поставили вигвамы и стали собирать дрова. Прежде, чем настала ночь, мы уже лакомились жареными языками, жареными ребрами, жареными ломтиками печени; время голода закончилось. А потом, когда стало темно, вновь начались песни, танцы и шутки, снова стали рассказывать истории, собравшись вокруг костров. Хай, хай! Мы вновь были счастливыми людьми!

— А теперь, женщины, — сказал дед, — принимайтесь за работу над мокасинами; для меня и Апси их понадобится много!

Такой же приказ дал Раскрашенные Крылья своим женщинам, и все они принялись за работу, пока мы и Отахом охотились.

Отах, молодой утсена, был, наверное, на две зимы старше меня. Я зал его давно, хоть и не очень хорошо. Как и его дед, он хорошо говорил на нашем языке. Сейчас, когда мы ехали вниз по долине, он сказал, что будет счастлив, если мы вместе отправимся в это долгое путешествие на юг и сделаем то, что задумано. Он говорил очень правильно. Я согласился со всеми его предложениями. У него, как и у меня, было гладкоствольной кремневое ружье, лук и колчан со стрелами, большой нож, кремень и огниво. Мы много трудились, ставили капканы на бобров несколько зим и лет, чтобы иметь возможность купить все это у торговцев Красных Курток на Кривой реке. Всего несколько юношей моего возраста владели ружьями, у некоторых даже ножей не было. Это было потому, что у них были отцы. Отцы ставили капканы и продавали шкуры, чтобы купить то, что нужно было им. Мы с Отахом, не имея отцов, хорошо заботились о своих матерях, дедах и бабушках, и о себе не забывали. В первую нашу совместную охоту мы с помощью лука и стрел добыли бизониху, на следующий день добыли еще несколько бизонов, нескольких вапити и антилоп. Как только мы приносили мясо домой, наши матери резали его на тонкие ломти и сушили, и за короткое время его набралось столько, что хватило бы на много лун.

Наконец настала луна Новой Травы. Солнце поднималось все дальше и дальше к северу и грело все сильнее. Долины, равнины и горные склоны стали зелеными; на деревьях появилась листва, заквакали лягушки, птицы пели, пока вили новые гнезда. Нам пора было отправляться в путь. Наши старики хотели идти пешком, но мы с Отахом уговорили их ехать верхом. Так что однажды на рассвете в середине луны мы покинули лагерь, сидя на хороших лошадях, с хорошим запасом всего, что могло понадобиться в долгом путешествии. Запасная лошадь несла мешки с мокасинами, пемиканом, одеждой, половиной вигвамной обшивки для укрытия, священными трубками и военными нарядами стариков. Летний плащ моего деда, сделанный из шкуры бизоники, был украшен знаками его магии — Гром-Птицей, окруженной семью звездами, обозначавшими Семерых — все было сделано из игл дикобраза, окрашенных во все цвета радуги. Плащ Раскрашенных Крыльев был украшен большим, ярким, тоже вышитым иглами, диском, символом Солнца. Наша белая вьючная лошадь была разрисована красными кругами; издалека можно было понять, что мы — отряд путешественников, выполняющий священную миссию, связанную с Солнцем, и это должно было заставить врагов не трогать нас. Тем не менее мы намеревались по возможности не попадаться им на глаза — мы собирались двигаться по ночам, а днем прятаться самим и прятать лошадей.

Первой ночью мы пересекли проход через Желтые Горы, а днем устроили лагерь в густом сосняку у подножия их южных склонов, рядом с небольшим родником. Отах развел маленький костер и поджарил немного мяса, пока я привязывал лошадей, а потом готовил спальные места для стариков. Мы поели, а потом я остался дежурить, пока остальные спали.

С опушки леса я осмотрел равнины Медвежьей реки Другой Стороны; они были черны от бизонов, которые стадо за стадом медленно двигались на запад к горам Ремня. Я не понимал, где же они зимовали. Я очень хотел понять, что за злая сила увела их от нашего зимнего лагеря, обрекая нас на голод, и от этих мыслей мне стало дурно. Я подошел к роднику и напился. Я сказал себе, что не буду больше об этом думать, оставив это занятие старикам, и мне стало легче. В полдень Отах сменил меня, и я лег спать. На закате мы поужинали, оседлали и нагрузили лошадей и пустились в путь по долине.

Три ночи спустя, перед рассветом, мы добрались до Лосиной реки и переправились через нее у Головы Бобра — скалистого островка, торчавшего из воды и формой похожего на голову бобра. Мы переправились вброд ниже островка, поднялись по широкому, с отвесными стенами, поросшему густым лесом ущелью, и там остановились. Там было много мертвых хлопковых деревьев, из которых можно было развести не дающий дыма костер. Мы так и сделали, поджарив ребра антилопы, убитой накануне, и закончили есть, когда настал день.

После этого я поднялся на склон ущелья, чтобы до полудня наблюдать за окрестностями. Подъем был таким крутым, что я с большим трудом его одолел. На четвереньках я добрался до верха и стал осматривать берега Лосиной реки выше устья ущелья, и вдруг мое сердце едва не выскочило из груди: в верхнем его конце я увидел большой лагерь, несколько сотен вигвамов; несомненно, это были Вороны, наши злейшие враги!

Глава

II

Я скользнул обратно в ущелье, обрушив по пути множество камней и глины, которые с грохотом покатились по склону и подняли облако пыли, что сразу было замечено Воронами, некоторые из которых пасли лошадей недалеко от того места, где я находился. Я прорвался через заросли шиповника, прибежал в лагерь и, едва дыша, прошептал о том, что увидел.

Старики посмотрели друг на друга и ничего не сказали.

— Если даже те, кто пасет лошадей, не пойдут посмотреть, почему падают камни, то все равно кто-то из врагов, проходя здесь в течение дня, наверняка заметит тут наших лошадей и поднимет воинов, которые придут сюда, окружат нас и уничтожат, — сказал Отах.

— Ай! Так они и сделают, — согласился мой дед. — И подумать только, нас окружат и уничтожат на том самом месте, где три зимы назад наши воины уничтожили отряд Ворон!

— Давайте отвяжем лошадей, возьмем священные трубки и военные наряды и уйдем вверх по ущелью, а там спрячемся в самых густых кустах, какие сможем найти, — предложил Раскрашенные Крылья.

— Нет! Здесь всего лишь узкая полоса леса и кустарника; нас наверняка найдут и уничтожат, или же мы умрем от голода. Нам остается только одно: оседлать лошадей и отправиться прямо в лагерь Ворон, показывая знак мира, когда будем к ним приближаться, — сказал дед.

— Нет! Нет! — крикнул Отах. — Давайте спустимся по ущелью, к реке, откуда мы пришли, а потом свернем на юг, перейдя реку Толсторога. Сейчас еще рано, охотники пока сидят в своих вигвамах, мы вполне сможем скрыться от них.

— Не нужно так думать, наши лошади слишком медленные. Давайте оседлаем и навьючим их как модно быстрее, — сказал дед, и мы побежали за животными.

Старики поторопились к вьючной лошади и погрузили на нее все наши вещи, пока мы с Отахом седлали остальных. Едва мы закончили и сели в седла, как услышали топот копыт и, посмотрев вверх, увидели всадника, который скакал по западному краю оврага и смотрел на нас, а потом развернулся и отправился к своему лагерю.

— Они хотят привести воинов, — сказал Отах.

— Да. Я был безумен, когда высказал свое предложение, — ответил тот. — Я должен был знать, что спасения нет.

Дед, бывший впереди, окликнул нас:

— Послушайте, юноши. Не показывайте страха, когда мы приблизимся к лагерю Ворон. Если они нападут на нас, будьте уверены в том, что вы убьете кого-то из них, прежде чем убьют вас, и тем докажете, что вы настоящие пикуни! Настоящие утсена!

Мы ничего не ответили, поэтому Раскрашенные Крылья обернулся и спросил:

— Вы слышали его?

— Да.

Больше ничего не говорилось. Мы выехали из ущелья в долину, выстроили лошадей в ряд и пустили их рысью, вьючная лошадь была впереди. Она увидела большой лагерь, ее уши поднялись, и она побежала в том направлении. Когда мы вышли из ущелья, всадник, который нас заметил, был уже недалеко от лагеря, он подгонял лошадь и кричал, зовя своих. Мы слышали ответные крики, все громче и громче, женские вопли, детский плач. Мужчины бежали за своими лошадьми, садились на них, и скоро на нас мчалась большая группа всадников, с оружием в руках, распевавших песню войны. Зрелище было ужасным. Я похолодел и задрожал. Я крепко держал свое ружье, лежавшее у меня на коленях, готовый в любой момент поднять его и выстрелить.

Дед и Раскрашенные Крылья подняли правые руки и затянули песню мира. Я сказал себе, что они напрасно напрягают легкие, и что вместо того, чтобы петь, им следовало бы взять свои луки и быть готовыми к тому, чтобы сражаться и умереть.

А потом — я едва поверил своим глазам — всадник, командовавший отрядом, который атаковал нас, велел своим воинам остановиться. Они сразу прекратили свою военную песню и натянули уздечки; лошади с галопа перешли на рысь, потом на шаг, потом остановились. Потом передний всадник громко что-то крикнул, из строя выехали четверо, присоединились к нему, и он повел их к нам.

Мы же в это время не останавливали лошадей, и Раскрашенные Крылья с дедом не прекращали петь песню мира и демонстрировать знак мира, пока все мы не оказались лицом к лицу с пятерыми врагами, и только тогда остановили лошадей.

Тогда их предводитель — высокий, хорошо сложенный, с приятным лицом воин в возрасте примерно сорока зим — знаками сказал нам:

— Кто вы такие, и куда направляетесь?

— Мы пикуни. Мы направляемся далеко на юг, в землю Вечного Лета. Будьте милостивы; не делайте нам вреда, — также знаками ответил дед.

— Вы люди Солнца? — спросил другой, глядя на нашу разрисованную лошадь и на сверток со священной трубкой, которые она несла.

— Да. А я владею магией Гром-Птицы, — ответил дед, развернув свою накидку, чтобы были видны вышитые на ней знаки. — Солнце послало мне видение; оно сказало, что я должен делать, поэтому мы и идем на юг. Будьте добры к нам.

— Твои слова хороши, — сказал вождь Ворон. — Мы будем друзьями; вы все будете есть, курить и спать в моем вигваме.

С этими словами он подъехал к деду, они обнялись и поцеловали друг друга в щеку. Потом вождь обнялся с Раскрашенными Крыльями. Остальные четверо Ворон довольно улыбались, мы тоже, а потом все вместе направились в большой лагерь.

Скоро вокруг нас собралась толпа всадников; один из них затянул песню, остальные подхватили, и пение продолжалось, пока мы не въехали в лагерь и не подъехали к вигваму вождя, где спешились. Женщины и юноши из вигвама приняли на себя заботу о наших лошадях, едва мы их расседлали, и мы вошли в вигвам: старики держали свои свертки с трубками, потому что никто, кроме них, не мог их касаться, чтобы они не потеряли свою силу.

Он был очень большим, вигвам вождя; в нем была красиво разрисованная кожаная подкладка, проходившая по всей окружности, лежанки из толстой мягкой кожи стояли конец к концу, между ними было много парфлешей с едой и одеждой — это говорило о том, что вождь был очень богатым человеком. Он знаком сказал старикам занять место на лежанке справа от себя; мы с Отахом сели на лежанку справа от входа и положили рядом с собой оружие и мешки с вещами.

Вошла женщина и подошла к лежанке вождя — это была его главная жена, потом вошли другие женщины, их было три, и начали готовить бизоньи ребра, чтобы зажарить их на костре. Вождь что-то сказал одной из них, и она вышла и скоро вернулась вместе со старой женщиной, седой и морщинистой, которая села на лежанку слева от входа и уставилась на нас, особенно на деда. Вождь что-то сказал ей, и, когда он закончил, она подалась вперед и сказала деду на нашем языке:

— Крик Ворона, он спрашивает, куда вы направляетесь.

— Ха! — воскликнули все мы, от удивления едва не вскочив со своих мест.

Вождь и его женщины улыбнулись, как и старуха, когда продолжила разговор.

Мой дед подался вперед и все смотрел на нее; протер глаза и снова уставился на нее, а потом с удивлением воскликнул:

— Олениха! Это ты?

— Да. Это мое имя, — ответила она, закрыла лицо накидкой и заплакала.

Мы смотрели друг на друга, потом на нее, и ничего не говорили. Ее неподдельное горе, ее горькие рыдания заставили меня тереть глаза; это было единственное, что я мог сделать, чтобы самому не расплакаться. Я видел, что Отах тоже прикрывает глаза ладонью. Так продолжалось долго. Никто не говорил; женщины у костра переворачивали жарившееся мясо и сидели неподвижно, с печальными лицами: вождь и его жена склонили головы и смотрели на землю у себя под ногами.

Наконец старуха выпрямилась, отбросила накидку, утерла слезы и сказала деду:

— Я ничего не могла с собой поделать, Крик Ворона. Когда я увидела тебя, то подумала о том, сколько прошло зим, о тех, кто умер и ушел, и не смогла не заплакать. Теперь я буду переводить для него, вождя Молодого Бизона. Он спрашивает, куда вы направляетесь.

Последовал долгий разговор. Дед сказал, что две зимы какая-то злая сила уводила от нас бизонов и нам приходилось голодать, и что теперь, следуя видению, которое послало ему Солнце, он направляется на юг, чтобы овладеть магией, которая может обладать большой властью над бизонами. Он сказал также о том, где сейчас стоит наше племя.

Потом вождь Ворон сказал, что он и его люди тоже голодали две зимы — бизоны внезапно ушли с Лосиной реки и с равнин вокруг рек Толсторога и Языка, как только лег первый снег, и вернулись весной. Но он знал, что они уходили далеко на восток, в страну сиу. Он послал отряд воинов на поиски стад, и они нашли их в Черных Холмах. Несомненно, сиу обладают магией, которая помогает им управлять бизоньими стадами в зимнее время, но теряет свою силу с приходом лета. Он предложил, чтобы с нами на юг пошел большой отряд воинов.

На это дед сказал, что нас четверо, это священное число; что он надеется на то, что Солнце охранит нас, поэтому он не хочет, чтобы нас сопровождали. Но не настало ли время для Ворон и черноногих прекратить сражаться друг с другом? Он надеется, что Молодой Бизон пошлет отряд своих людей к пикуни, с предложением мира; он уверен, что оно будет принято с радостью. На это Молодой Бизон сказал, что думает об этом много лун, и непременно это сделает.

Скоро в вигвам начали приходить лучшие люди лагеря, чтобы познакомится с моим дедом и Раскрашенными Крыльями и поговорить с ними на языке знаков, которым одинаково владеют не только пикуни и Вороны, но и все племена равнин. Разговор шел в основном вокруг разногласий между нашими племенами, как проходило то или другое сражение, и кто в нем погиб. Одна за другой вошли несколько женщин, они сели рядом с входом и молча слушали разговоры.

Через некоторое время мужчина, сидевший рядом с Молодым Бизоном, обратился к деду:

— Знаешь ли ты что-нибудь об этом: три зимы назад, в луну Падающих Листьев, мы стояли лагерем на реке Толсторога, и двадцать четыре наших воина отправились на поиски вашего лагеря, чтобы совершить на него набег. Луна сменяла луну, но они так и не вернулись. В начале лета, в луну Новой Травы, мы ушли на север и там поставили лагерь, прямо здесь, на этом месте где стоим сейчас, и в нижнем конце долины, рядом с лесистым ущельем, которое спускается с равнины к реке, мы нашли тела семерых из этого отряда. Что с ними случилось? Не ваши ли люди убили их?

— Вы нашли что-нибудь в лесу в ущелье, недалеко от его начала? — в свою очередь спросил его дед.

— Хижину, — ответил тот, — из жердей, веток и бизоньих шкур. Много костей, кусков кожи, вокруг кучки пепла, а внутри было три толстых лежанки, набитых травой.

— Ты узнаешь об этом, — знаками сказал дед. — В начале той луны, три зимы назад, сорок наших воинов отправились искать ваш лагерь, чтобы угнать из него лошадей. Предводителем нашего отряда был Маленький Волк, а его трубку носил его младший брат. Однажды утром, перед рассветом, они сделали плот, пересекли реку чуть выше Головы Бобра, отпустили плот по течению и пошли, чтобы на день укрыться в лесистом ущелье. Они собирались развести огонь и поджарить мясо, когда обнаружили вражеский отряд из двадцати четырех воинов, спускавшихся в долину по этому ущелью — они были уже рядом с рекой, искали подходящие для плота стволы деревьев — залегли там и приготовили луки и ружья. Враги, ища деревья, приблизились, и они застрелили тех, что был в кустах, а потом вскочили и убили всех остальных, и бросили тела тех, кто был на берегу, в реку…

Молодая женщина, одна из сидевших у входа, громко закричала, подняла руки к небу и что-то заговорила, глядя на нас горящими от ярости глазами. Разумеется, слов мы не понимали, но ясно было, что она призывает Солнце уничтожить всех нас. Потом она вскочила, пробежала вокруг костра, встала перед вождем и стала что-то сердито ему говорить, то и дело указывая на нас, и мы поняли, что она требует, чтобы он и его друзья убили нас прямо там, где мы сидим.

Вождь прервал ее и знаком приказал ей выйти. С громким криком, полным ненависти, она выхватила нож и набросилась на деда, но вождь дотянулся до нее и схватил ее за щиколотку, она упала, и нож выпал из ее рук. Прежде, чем она смогла подняться, бывшие в вигваме женщины окружили ее, протащили мимо нас и вытащили, орущую и отбивавшуюся, прочь из вигвама.

Когда входной полог опустился на место, Молодой Бизон знаками сказал деду:

— Ее муж был вождем этого уничтоженного отряда. Со дня его смерти она тоскует по нему и просит помочь отомстить за его смерть.

— Ай! Так бывает. Это хорошие женщины, сильные, они вырастят сильных и храбрых детей. Я восхищаюсь ими, — ответил дед.

— Ты хочешь сказать… — сказал другой.

— Да. В этом сражении, в конце ущелья, нога Маленького Волка была перебита выстрелом. Его люди собирались отнести его домой на бизоньей шкуре, но он сказал, что не может переносить эту боль, поэтому они сделали хижину для него и его младшего брата, выше этого места, в начале ущелья, и оставили их там, а сами вернулись к нам, на некоторое время остановившись на Большой реке, ниже устья Лосиной. Была уже зима, лег снег, реки замерзли. Когда они приближались к нашему лагерю, их заметили, все бросились им навстречу и узнали, что с ними произошло, и что случилось с Маленьким Волком. Его женщина ничего не сказала. Ночью, когда все спали, она нагрузила еду, шкуры, необходимые для работы с кожей вещи, нитки и иголки на маленькую травуа, запрягла в нее свою большую собаку и отправилась к своему мужчине. Много дней она шла через снег и холод. Дважды она видела врагов и пряталась от них. Она съела все свои запасы и голодала. Наконец она появилась здесь, позвала своего мужчину, и упала прямо у порога его хижины. Младший брат подтащил ее к огню, скоро она пришла в себя, и все было хорошо. Так эти трое прожили всю зиму. Нога Маленького Волка зажила и обрела прежнюю силу. Настала весна. Они увидели, что ваши люди пришли в долину и ставят вигвамы. Уже темнело. Когда стало совсем темно, он подобрались к вашим табунам, взяли пять хороших лошадей, привели их к своей хижине, положили на них седла, которые сделали за зиму, погрузили все свои вещи, сели в седла и отправились в путь по равнине, и спустя десять ночей прибыли к нам. Вот! Я все вам сказал.

При этом все Вороны, сидевший в вигваме, в знак удивления хлопнули себя ладонями по губам, а Молодой Бизон громко расхохотался.

— У нас действительно пропало пять лошадей, — знаками сказал он. — Две из них были моими. Какой же отважной была эта женщина, совершившая это долгое зимнее путешествие! Когда мы заключим мир с пикуни, я сделаю все, что могу, чтобы уговорить ее стать моей женщиной.

Разумеется, это была просто шутка. Гости засмеялись, потом встали и стали расходиться.

Вечером мы пришли в вигвам Оленихи, и там познакомились с ее мужем — красивым, длинноволосым мужчиной в возрасте более шестидесяти зим, и двумя ее сыновьями, наполовину Воронами, которые уже имели свои вигвамы, жен и детей. Мы были удивлены тем, что они приветствовали нас на нашем языке, на котором говорили так же хорошо, как и мы. Олениха заставила их выучить его, когда они были еще детьми. Ее муж его понимал, как и она понимала язык Ворон, но никто из них чужим языком не пользовался; они говорили друг с другом на двух языках. Вначале мы решили, что это оттого, что они друг друга ненавидят, но, когда первая трубка прошла по кругу, поняли, что это не так: они любили друг друга всем сердцем.

— Ну что же, Олениха, ты здесь, — сказал дед, — а мы много зим считали, что ты мертва, что тебя убили, что тебя утащил медведь в тот день, когда ты пошла собирать ягоды с моей сестрой и другими женщинами. Они слышали, как ты вскрикнула, ужасно испугались и поспешили домой. Мы все вернулись, чтобы найти тебя, но не нашли. Лес за ягодником был очень густым и заваленным буреломом. Мы решили, что медведь утащил тебя туда, два дня обыскивали его, искали медвежьи следы, а твоих следов не нашли, поэтому решили, что ты мертва, и прекратили поиски. Хай! Как же рыдала по тебе твоя мать!

— Она, конечно, уже мертва?

— Уже давно! Давно! — ответил дед.

Олениха склонила голову, закрыла глаза ладонями и немного погодя сказала:

— Не стоило об этом спрашивать. Я давно была уверена в том, что ее тень ушла в Песчаные Холмы.

— А теперь послушайте, что было со мной, — продолжала она, выпрямившись и улыбнувшись своему мужчине. — В тот день, на ягоднике, я отошла далеко от остальных. Внезапно кто-то сзади схватил меня. Я вскрикнула, но чужая ладонь сразу закрыла мой рот. Я развернулась и увидела, что это он, этот старый медведь, схватил меня. Он поднял меня, перенес к верхнему краю ягодника, положил перед собой на свою лошадь и мы уехали — весь день мы двигались на юг, вдоль края леса, растущего у Барсучьего ручья. Настала ночь, и мы остановились у ручья Спинного Сала. Я сидела и смотрела, как он разводит огонь и жарит мясо. Он предложил часть мне, но я отказалась. Он медленно ел, часто поглядывая на меня и улыбаясь, а потом знаками спросил:

— Ты будешь моей женщиной?

— Нет! Я выцарапаю тебе глаза, едва ты коснешься меня! Я умру, но не стану твоей! — знаками ответила я ему.

И как ты думаешь, что он на это ответил? Он улыбнулся и знаками сказал:

— Я не собираюсь касаться тебя. Я буду вести себя, как твой брат, пока ты, может быть скоро, а может быть много времени спустя, сама не скажешь мне, что хочешь стать моей женщиной.

На это я ничего не ответила. Я сказала себе, что когда-нибудь он уснет, и тогда я убегу от него. Лошадь была привязана рядом; может быть, у меня получится вскочить на нее и ускакать. Мужчина лежал с одной стороны костра, я с другой. Когда я решила, что он уснул, то стала отползать от костра в темноту. Я отползла немного, вскочила и побежала к лошади, и тут подбежал мужчина, схватил меня за руку и отвел обратно к костру. Прежде чем Семеро показали, что настала полночь, я трижды пыталась бежать, но безуспешно. Потом я устала, сама уснула и не просыпалась до утра. Я села и увидела, как мужчина жарит мясо. Он снова предложил мне, и я взяла, потому что знала, что мне нужны будут силы, если я собираюсь убежать от него. День за днем мы двигались на юг, по ночам я пыталась убежать от него, но безуспешно. И так, много ночей спустя, мы добрались до лагеря Ворон, который тогда был южнее этого места, там, где находятся горячие источники, один из которых иногда высоко выбрасывает воду. Там мужчина привел меня в вигвам, в котором было четыре человека: его отец, мать и две младших сестры. Он поговорил с ними, и его мать попыталась обнять меня и поцеловать. Я оттолкнула ее с такой силой, что она едва не упала, но она только улыбнулась и приветливо заговорила со мной — слов я понять не могла, потом указала на лежанку и знаками сказала, что я буду делить ее с одной из ее дочерей. Я села на нее и заплакала, и тогда эта девушка подошла ко мне, обняла и прижалась к моей щеке своей, и я не оттолкнула ее, хоть она и была из племени врагов. Я говорила себе, что должна ее оттолкнуть и ударить. Не смогла. Ее объятия, ее мягкая щека рядом с моей — все это было так приятно, так мирно.

Той ночью я решила, что буду делать: буду помогать в домашней работе, буду хорошо есть, притворяясь, что я счастлива и не помышляю о том, чтобы вернуться к своему народу. Возможности уйти у меня так и не появилось. Луна шла за луной, и меня никогда не оставляли одну. Прошла зима, и, когда снова настало лето, я уже не думала о том, чтобы попробовать вернуться к своему народу. Я видела, что все обитатели вигвама — мать, отец, брат и сестры любят меня, так же как друг друга. Все они были добры ко мне, и я наконец полюбила их. То и дело, когда мы оставались одни, этот старый медведь, вот он, спрашивал меня:

— Когда же мы поставим, наконец, свой вигвам?

И я каждый раз отвечала:

— Никогда!

И он просто улыбался и уходил.

Снова настала зима. Одна за другой две его сестры ушли от нас. В тот день, когда последняя ушла, чтобы жить со своим мужчиной, он опять спросил меня:

— Когда?

— Сейчас! Сегодня! — ответила я, и как же счастлива я была! И он тоже. Все эти зимы мы были очень счастливы.

— Мы много раз ходили в военные походы против разных племен, но никогда против племени нашей матери, — сказал один из ее сыновей.

— Хорошо. А теперь ваш вождь, Молодой Бизон, собирается заключить мир с нами и братскими нам племенами. Вы двое, наполовину пикуни, могли бы стать его посланцами, — посоветовал дед.

— Я так на это надеюсь, так об этом молюсь! — воскликнула Олениха. — То, что мои сыновья, отнесут моим соплеменникам трубку мира — о, это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

Разговор перешел на другие темы. Олениха начала жарить для нас мясо, ее муж набил трубку и передал ее Раскрашенным Крыльям, чтобы тот ее зажег. Когда он уже хотел положить на табак горящий уголек, в дальнем конце лагеря раздался женский плач, такой громкий, что мы его услышали. Потом громко заговорили мужчины. Потом плач и разговоры прекратились, когда женщина обратилась к толпе, и ее голос становился все громче, пока не перешел в крик.

Мы с Отахом понимающе посмотрели друг на друга. Голос был нам знаком — он принадлежал той самой женщине, которая хотела зарезать моего деда. Прежде, чем Олениха заговорила, мы поняли, что происходит.

Она сказала:

— Несколько Ворон были убиты военным отрядом пикуни, и эта вдова призывает остальных отомстить за их смерть, убив вас четверых!

— Мы оставили свое оружие в вигваме вождя; нужно бежать туда, — сказал я.

Едва я это сказал, как мы услышали, что вся толпа бежит туда.

— Оставайтесь здесь! — сказала Олениха и стала гасить костер в вигваме, засыпая огонь пеплом.

— Мы будем сражаться за вас! Если они схватят вас, то только переступив через наши мертвые тела! — сказал один из ее сыновей, и в тусклом свете мы увидели, как его отец знаками сказал нам:

— Я тоже буду вас защищать!

Мы слышали, что толпа собралась вокруг вигвама вождя. Внезапно их крики замолкли: они поняли, что нас там нет.

Вождь заговорил с ними, но успел сказать всего несколько слов, когда женщина, стоявшая радом с нашим уже темным вигвамом, что-то им крикнула.

— Песья морда! Она сказала, что вы здесь, — прошептала Олениха.

— Давай пролезем под задней стеной вигвама и убежим, — предложил Отах.

— Мы не можем бежать, я и Крик Ворона, — сказал Раскрашенные Крылья.

— Мы умрем здесь! Мой нож при мне; один из Ворон почувствует это, прежде чем моя тень уйдет в Песчаные Холмы, — пробормотал дед.

Толпа снова начала орать, уйдя от вигвама Молодого Бизона; топот множества ног становился все громче, приближаясь к нам, пока не стал подобен грому. Я задрожал. Я сказал себе, что это конец нашего пути, и вытащил из ножен свой большой нож.

Глава

III

Хотя Олениха присыпала огонь пеплом, мы все же могли рассмотреть друг друга, потому что ночь была лунная, и лунный свет проникал — конечно, смутно — через обшивку вигвама и через дымовое отверстие в верхней его части. Муж Оленихи и двое их сыновей встали у входа; каждый держал в руке боевую дубинку с каменным набалдашником, а мы с Отахом стояли за ними, вытащив ножи, а женщина и оба старика тем временем следили за задней стеной вигвама, готовясь дать отпор любому, кто попробует поднять обшивку и пролезть внутрь.

Потом, словно ураган, появилась толпа, и передние под напором тех, кто был сзади, навалились на вигвам. Его обшивка вдавилась внутрь, шесты затрещали. Дверной полог отлетел в сторону и, воя от злобы, вдова во главе своих последователей ворвалась внутрь. Один из сыновей схватил ее за волосы, другой и их отец — за руки и за ноги, они оторвали ее от земли и мощным броском выбросили наружу, в толпу, ногами вперед. Потом сами они вышли наружу, и отец стал кричать, что (как я потом узнал) они будут сражаться за нас четверых и, если понадобится, жизни не пожалеют. Одновременно началась возня у задней стенки вигвама, и мы с Отахом повернулись в ту сторону. Олениха убирала покрывала с лежанок в задней части вигвама и отодвигала парфлеши.

— Не бейте их, — сказала она. — Это Молодой Бизон и его воины пришли, чтобы защитить вас.

Мы услышали, как колышки выдергивают из земли, покрытие и внутренняя обшивка приподнялись и Молодой Бизон, с ружьем в руках, пролез внутрь, и за ним еще несколько человек. Они остались с нами, а он вышел через входной проем и крикнул, как объяснила мне Олениха:

— Дети мои, вы собираетесь сделать то, что делать не должны! Я принял этих четверых в своем вигваме, выкурил с ними трубку и обещал, что в моем лагере они будут в безопасности. Расходитесь по своим вигвамам и успокойтесь!

— Но они — пикуни и утсена! Это их соплеменники убили моего мужа и еще десять человек из нашего племени! Мы должны снять с них скальпы! — завопила женщина, и вся толпа закричала, что не уйдут, пока не покончат с нами.

— Хорошо! Давайте, убейте их, но вначале вам придется убить меня и десятерых моих советников: они сейчас в вигваме. Ну, живее! Некоторые из вас умрут прежде, чем вы покончите с ними! Ну что, начнем сражаться и покончим с этим!

— Да! Давайте! Кому интересны его разговоры? Теперь я веду вас! Идите за мной! Он не решится стрелять в вас! — завопила эта ужасная вдова и попробовала прорваться через наших защитников, а толпа за ее спиной бесновалась и орала, что с нами нужно покончить.

На это один из сыновей Оленихи ударил ее своей дубинкой, и она упала. Молодой Бизон приложил ружье к плечу.

Толпа отхлынула назад, женщины побежали, несколько из них подхватили упавшую стонущую вдову.

— Убирайтесь! Убирайтесь, женщины, если хотите утром увидеть солнце! — крикнул вождь, и его воины один за другим вышли из вигвама и разошлись. Потом вошел он с мужем Оленихи и ее сыновьями. Она раздула огонь и все уселись вокруг него. Вождь улыбался — впрочем, не особо радостно.

— Моими детьми иногда непросто управлять, — сказал он, и Олениха перевела нам его слова.

— Мы живы. Ты добр к нам. Что же до убийства твоих людей — я уверен, что это сделали не наши люди, потому что, когда мы уходили от Желтой реки, ни один военный отряд не покидал лагеря, — сказал дед.

— Нет сомнения, что это были либо кайна, либо сиксики, либо утсенв — близкие вам племена. Вы все относитесь к нам одинаково, — ответил вождь и продолжил: — Друзья мои, после того, что случилось, вы, как и я, поняли, что сейчас мне не время говорить с моим народом о мире с вашими племенами. Я думаю, нужно дождаться вашего возвращения из страны Вечного Лета и отправить вестников мира вместе с вами.

— Ты прав. Сейчас они не станут нас слушать, — согласился Раскрашенные Крылья.

— На обратном пути мы попробуем найти ваш лагерь и устроить мирную встречу между твоим племенем и нашими, — сказал дед.

— Когда вы будете уходить, вам понадобится защита. Мы с братом об этом позаботимся: мы отправимся с вами вместе, пока не уйдем достаточно далеко от лагеря и не будем уверены в том, что какие-нибудь горячие головы из нашего лагеря не пошли за вами, — сказал один из полукровок.

— Да. И мой мужчина тоже пойдет, — сказала Олениха.

Наши старики беспокоились за свои магические трубки, поэтому мы вернулись в вигвам Молодого Бизона, сопровождаемые вождем и сыновьями Оленихи. По пути мы никого не встретили; если не считать женского плача по новым покойникам, в лагере было тихо. К счастью, толпа не повредила священные трубки, когда налетела на вигвам.

Все мы ночью спали — кто как. Рано утром Молодой Бизон послал своего табунщика привести наших лошадей. Его долго не было, а вернувшись, он сказал, что не смог их найти. Вечером, приведя их с водопоя, мы с Отахом тщательно стреножили их ремнями из сыромятной кожи, так что было ясно, что их украли, и сделал это кто-то из лагеря, потому что остальные лошади были на месте.

Молодой Бизон очень рассердился, когда конюх ему это сказал, велел ему поесть, а потом оседлать лошади и ехать искать пропавших животных. К нему присоединились сыновья Оленихи и еще несколько человек, на которых вождь мог положиться. В полдень все вернулись, и без лошадей; даже следов они найти не смогли. Мы снова убедились в том, что в лагере у нас есть враги, и что они собираются заставить нам пойти пешком, чтобы иметь возможность догнать нас и убить. На душе у нас было тяжело.

Немного позже Олениха послала одного из своих сыновей пригласить нас и Молодого Бизона в свой вигвам. Пока мы шли, встретившиеся нам люди смотрели на нас глазами, полными ненависти. Мужчины ничего не говорили, но некоторые женщины плевали нам вслед и называли нас дурными словами. Когда мы в вигваме уселись, и трубка пошла по нашему маленькому кругу, наши друзья немного поговорили; Олениха говорила только на своем — на нашем — языке, ее мужчина переводил на язык Ворон, так что мы знали, что за вопрос они решают — речь шла о том, что мы должны будем покинуть лагерь ближайшей ночью, на их лошадях: Молодой Бизон даст нам двух лошадей, Олениха и ее семья — еще трех. Они были добросердечными и щедрыми людьми.

Настал вечер. Мы вернулись в вигвам Молодого Бизона. Пришли гости, его друзья, чтобы покурить и поговорить с ним и с нами на языке знаков, потом они разошлись; никто из них не узнал, что мы собирались сделать. Пришла Олениха со своим мужчиной, принесли большой мешок свежего пеммикана с ягодами и парфлеш, наполненный вяленым спинным салом и сушеным мясом, которое они приготовили для нас. Ее мужчина сказал, что, судя по тому, что он слышал о стране Вечного Лета, ни бизонов, ни других травоядных животных там не было, так что эти припасы помогут нам поддержать силы, когда мы будем идти по этим пустынным землям.

— Не ведите себя, как дети, с этими припасами, говоря, что только попробуете, а потом набьете ими животы до самого горла. Даже не смотрите на них, пока не станете голодать и не будет у вас иной возможности добыть пропитание, — посоветовала Олениха, с улыбкой, но твердо надеясь, что мы ее совету последуем.

— Но мы не дети, — ответил дед.

— Все мужчины — дети, потому что не могут обуздать в себе свои желания; это могут только женщины, — объяснила она.

— Боюсь, что так оно и есть, — согласился он.

Мне казалось, что никогда вечер не тянулся так долго, но, наконец, огни в лагере погасли и все уснули. Когда стало совсем темно, сыновья Оленихи привели лошадей для седел и поклажи, в лес в верхнем конце долины. Потом мы собрали свои вещи — часть их взяли Молодой Бизон, его женщины, Олениха и ее сыновья, и пошли туда. Наши старики были рады, увидев, что вождь дал нам белую лошадь, а сыновья Оленихи раскрасили ее красными кругами — это священный цвет. Я оседлал ее, и они погрузили на нее свои священные трубки и прочие вещи. Скоро мы были готовы к отъезду.

— Кай! Добрые друзья, мы отправляемся! — сказал дед.

— Идите! Мы будем молить Солнце, пусть оно сбережет вас! — ответила Олениха.

Ее сыновья повели нас, и скоро мы поднялись на равнину и направились к реке Толсторога. Мы двигались всю ночь, не останавливаясь, и почти все время лошади шли рысью. Настал день, и мы остановились на отдых на южном склоне высокого хребта, поели немного жареного мяса, которое дали нам женщины Молодого Бизона. Посмотрев назад в вершины хребта, мы убедились в том, что никакие наши враги из лагеря Ворон нас не преследуют. Как только наши лошади вдоволь наелись свежей травы, которой были покрыты склоны хребта, мы сели на них и отправились дальше, уклоняясь к востоку. Куда ни посмотри — везде паслись бизоны и антилопы. Отвечая на вопрос моего деда, наши друзья, сыновья Оленихи, сказали, что они пришли с востока в середине прошлой луны. Всю зиму равнины были пусты, и Вороны, стоявшие на реке Толсторога, умерли бы с голода, если бы не олени и вапити, оставшиеся в речной долине. Как и мы, они сделали снегоступы, чтобы можно было ходить по глубокому снегу, и убили всех животных, до которых смогли добраться, и начали голодать. Многие из них умерли бы от голода, если бы Солнце не победило Творца Холода и не растопило снег, после чего стало возможным переместить лагерь вниз по реке, на новые охотничьи угодья. А теперь, совершенно неожиданно, огромные стада бизонов вновь наводнили страну.

Конец ознакомительного фрагмента.