Статус: бывшая

Дарья Сойфер, 2019

Он приехал за ней пусть не на коне, но со свитой, вывел в свет и показал весь мир – так видела Таня свои отношения с известным лайф-коучем Ником Байгозиным. Настоящая сказка!.. Которая закончилась спустя четыре года, когда Таня узнала, что таких «особенных» и «единственных», как она, еще с полсотни. Униженная и оскорбленная, девушка решает мстить. Но, как оказалось, собрать армию обманутых не трудно, трудно – не превратиться в нового идейного лидера и не использовать для своего отмщения телохранителя Байгозина, который, кажется, в Таню влюблен…

Правило 3

Заставь других уважать тебя

— Нет, она в конец берега попутала! — Стоило Тане пересказать свой короткий разговор с незнакомкой, как Люська вскочила из-за стола, воинственно сжимая вилку.

— Да ладно… Может, пошутил кто. — Таня сама в это верила слабо, но становиться Люськиной соучастницей не хотела. С холодным оружием, с огнем в глазах и в желудке она могла бы с легкостью переступить через несколько статей Уголовного кодекса.

— Ага, то-то я смотрю, ты смеешься! — Люська сердито засопела. — Давай звони своему. Спрашивай, что за шмара.

— У него же дела…

— Тандыр! Звони, кому говорят!

У Тани при себе не было ничего, кроме вежливости. У Люси — вилка. Таня справедливо рассудила, что вежливостью глаз не выколешь, а потому послушно взялась за смартфон и ткнула в фотографию Байгозина. Она заранее знала, что он ответит. Мол, бред это все, не надо верить сумасшедшим — и все в таком духе. Однако ничего подобного Таня не услышала. Один звонок, другой, третий… Трубку Коля так и не поднял.

— Наверное, занят. — Таня робко покосилась на соседку.

— Отлично, — выдала Люська. — Дай мне пять минут.

— На что?

— На сборы. Поедем, поглядим, чем он там таким занят.

— Может, я лучше завтра у него сама спрошу…

— Нет. Сегодня — и никаких его тухлых отмазок. Сами посмотрим.

Пока Таня придумывала, как бы от этой затеи отказаться, Люся уже ретировалась с кухни, и спустя мгновение из ее комнаты раздался скрежет старого шкафа-купе.

— Зараза! Починить надо… — Люся это говорила каждый раз, когда открывала или закрывала скрипучую дверцу, но дальше ругани дело не доходило.

Эта перебранка Люси с мебелью стала традицией, своеобразным ритуалом. В деревне люди просыпаются под крик петухов и кудахтанье кур, Танины же дни начинались со скрипа, глухого удара по древесине и Люськиного фирменного «Зараза!» И пусть сейчас этот набор звуков донесся до Татьяны на ночь глядя, она не сомневалась: спать ей уже не придется, потому что Люська выходит на тропу войны.

Танина соседка принадлежала к числу тех счастливых людей, которые принимают решения быстро, не изводя себя муками выбора, и всегда твердо знают, что и как делать. В детстве Люська руководствовалась принципом «бей первой». Когда в третьем классе учительница объявила о появлении новенькой и представила детям пухленькую девочку со смешными тугими косичками, Таня внутренне съежилась и подумала: «Вот бедолага! Сейчас такое начнется…» Слишком хорошо знала своих одноклассников, в особенности — компанию задир-хулиганов, для которых толстушка была по определению жертвой и поводом поупражняться в нехитром детском остроумии. Насчет бедолаги Таня ошиблась, а вот в остальном попала в точку: «такое» действительно началось. Уже на второй перемене Славку Вахрушева привели в медпункт с разбитым носом, а после уроков мама Димы Мальцева обнаружила, что у ее ненаглядного чада недостает целого клока волос. Самих драк Таня не видела, мальчики жаловаться не стали, но с того дня до самого выпускного Люсю никто не решался дразнить.

После школы Таня не встречалась с бойкой одноклассницей пару лет, а когда перебралась в Москву, то обнаружила, что ничего не изменилось. Люся упрямо шагала по жизни, а всех, кого в ней что-то не устраивало, скручивала в бараний рог и заставляла себя уважать. К примеру, прошлой весной Люсе стукнуло в голову, что неплохо бы научиться водить. Таня ужаснулась: Москва! С ее трафиком, бессмысленным и беспощадным! Тут ведь и пешеходом-то быть небезопасно, какая машина?! Но Люся купила подержанный «УАЗ Патриот», упрямо села за руль, и московские дороги сдались под ее натиском. А если кому-то хватало беспечности крикнуть в окошко свои соображения на тему женской манеры вождения… Что ж, эти несчастные не ведали, что творят.

И сейчас, забираясь на пассажирское сиденье Люсиного броневичка, Таня молилась только об одном: чтобы Байгозин был действительно занят работой. Она не любила скандалов и разборок и, если бы не этот странный звонок, ни за что бы не подпустила Люсю к своему кавалеру. Но если уж та вбила себе в голову, что Байгозина надо проверить на вшивость, то лучше в эту секунду находиться рядом. Хотя бы в качестве бампера.

«Патриот», будто предчувствуя недобрый настрой хозяйки, жалобно закряхтел, не желая заводиться.

— Зараза! — Люся ударила по рулю. — Опять свечи?

— Вот видишь? Давай лучше завтра я сама, а ты отгонишь в сервис…

— Переплачивать этим жуликам? Да щас! Что я, свечи не поменяю?

Таня не знала наверняка, способны ли машины испытывать страх, но «Патриот» завелся в ту же секунду. И в податливом бормотании двигателя Тане на мгновение послышалось: «Тише, тише… Только не под капот…»

Они подъехали к дому Байгозина уже через полчаса.

— Выходи, — скомандовала женщина-скорость.

Таня вылезла в прохладный июньский вечер, и спину обсыпало мурашками. Некоторые боятся неизвестности, Таня же подсознательно боялась правды. Куда комфортнее прятаться в уютном коконе заблуждений! Ни тебе трудных решений, ни гадких, изматывающих эмоций.

Нет, наверное, ни одного человека, который бы за всю жизнь ни разу не слышал анекдота из серии «муж вернулся из командировки на день раньше». Кто-то даже находит подобные истории смешными. А что делать с такими открытиями, если они случаются с тобой? Как поступить? Таня не знала, сможет ли пережить предательство человека, который последние четыре года был для нее всем. Простить? Слишком трудно. Забыть? Невозможно. Но и бросить мужчину, ради которого она отказалась от прошлого… Как?! Расписаться в собственной никчемности? Осознать, что все, что она делала, было зря?

Нет, нет и нет. Он просто работает. Он предан своему делу. Та женщина — одна из шизанутых фанаток. Байгозин не может так поступить с Таней. Он — хороший.

Таня повторяла это про себя как мантру снова и снова, заходя в подъезд, нервно вдавливая кнопку лифта. Люсе легко, это ведь не ее судьба разлетится, как стройная композиция кеглей в боулинге. Она просто зашвырнет тяжеленный шар — и завтра, как ни в чем не бывало, отправится делать кому-то дизайн ногтей. А Таня? Ей-то куда идти?

Люся уверенно шагнула из лифта и обернулась к подруге:

— Где?

Хорошо хоть вилку дома оставила.

Вздохнув и отчаянно пытаясь настроиться на позитивный лад, Таня кивнула на черную железную дверь. Люся нажала на кнопку звонка, и из квартиры Байгозина послышалось мелодичное бульканье.

— Там кто-то есть. — Приложив ухо к двери, Люська задумчиво прищурилась. — Вот паскуда! Не один!

— Здесь такая слышимость. — Таня сцепила замком ледяные пальцы. — Может, соседи…

— Да хватит уже! — зашипела Люська и с новой силой атаковала звонок. — Может, то, может, се… Ты откроешь сегодня или нет?

Байгозин либо не слышал звонка, либо попросту отсутствовал, потому что к двери так никто и не подошел.

— Я лучше гляну с улицы, горят у него окна или нет…

— Сразу не могла посмотреть?

— Не подумала как-то… Я сейчас… — И Таня уже спустилась на пару ступенек, подсознательно оттягивая время, как птичку в рогатке из «Angry Birds», но вдруг услышала голос Байгозина и будто вросла в заплеванный бетон.

— Кто? — В этом недовольном окрике трудно было узнать тренера номер один, но Таня бы ни с чем не спутала этот тембр, за четыре года ставший родным.

— Соседка! — ничтоже сумняшеся, отозвалась Люська. — Вы нас заливаете!

— У меня все краны закрыты…

— Вот пусть аварийники приедут, дверь вам взломают и смотрят, закрыто или нет! — Люська виртуозно импровизировала. — У меня ремонт свежий, я с этим в суд…

Да, не родился еще человек, который не капитулировал перед Люськиным напором. И не успела она договорить, как замок щелкнул, и на лестничной клетке стало подозрительно тихо.

Танино сердце трепыхалось, как ленточка, привязанная к вентилятору. Ноги онемели, страх какое-то время боролся с любопытством, но из первого же раунда вышел безоговорочным победителем. Оторваться от ступеньки, сделать несколько шагов, чтобы заглянуть в лицо реальности, Таня не смогла. Кляла себя за малодушие, но так и не пошевелилась.

Пару месяцев назад она шла домой с работы и увидела неподвижное тело мужчины неподалеку от подземного перехода. И по идее, ей следовало подойти и узнать, в порядке ли он, жив ли. Но гаденький голосок изнутри зашептал: «А если труп? Ты потом сможешь это развидеть? А спать по ночам?» И Таня, ненавидя себя за трусость, прошла мимо. Вот и сейчас ей овладело то же чувство, только теперь оно не гнало ее прочь, а парализовало.

Изо всех сил она вслушивалась в то, что происходит чуть выше, и готова была уже сползти по стенке в небытие, как Байгозин наконец заговорил снова.

— Ты? — озадаченно спросил он. — Ты-то здесь что забыла?

— Шмара твоя что забыла! — парировала Люська. — Значит, работает он, да? Это что за девка там?

— Не собираюсь я тут выслушивать всякий бред…

Судя по звукам, Байгозин попытался закрыться: до Тани донеслись шорохи, скрипы, сопение борьбы, невнятное «пусти», но хлопка двери так и не последовало.

— Это чьи туфли, а? — напирала Люська, чуть запыхавшись. — Ах ты…

— Ник, это кто там? — услышала Таня третий, незнакомый ей женский голос.

— А ну иди сюда! Иди! Зараза… Глаза она на меня выпучивать будет… Таня! Таня! Иди, курицу эту фаршировать будем!

Но Таня была уже далеко. Появление посторонней девицы подействовало на нее, как выстрел стартового пистолета, и она ломанулась вниз, едва попадая по ступенькам. Вылетела из подъезда, по инерции добежала до ближайших кустов и, согнувшись пополам, распрощалась со скудным офисным обедом.

— Вот проститутки! Совсем стыд потеряли! — изрекла из приоткрытого окна не в меру наблюдательная бабка и тем самым поставила точку в нравственном падении Татьяны.

Возвращаться наверх было бессмысленно. Как, впрочем, и вообще жить дальше. Пошатываясь от бессилия, Таня доковыляла до «Патриота», плюнув на любимое черное платье, облокотилась на пыльный бездушный капот. Где-то вдалеке слышалась музыка, приправленная нестройным гомоном пьяных голосов, у парковки цвела сирень. Лето, романтика.

Таня плохо понимала, сколько времени она уже вытирает «УАЗ», когда Люська наконец злая и под завязку накачанная адреналином появилась на горизонте.

— Ты совсем, что ли? — выдохнула она, уперев руки в бока. — Да мы бы вдвоем ее на раз ушатали!

— А смысл, Люсь? — Таня даже не подняла головы. — Что бы это изменило?

— Как что? Ты ведь не собираешься ему это спускать?

— Я сама виновата…

— Э нет! — Люська дернула подругу за локоть и развернула к себе. — То есть… Тебе, конечно, все говорили, но сейчас не об этом. Он ноги об тебя вытирал, гнида! Такое прощать нельзя!

Таня открыла рот, чтобы возразить, но слова слиплись, перемешались в неудобоваримую жижу, и рот пришлось захлопнуть. Что тут скажешь? Да, вытирал. Да, она вошла в длинный список наивных женщин, которых мужчины держат за дур. Ведь чувство собственного величия, наверное, плохо колосится, если нет на заднем плане невзрачной мямли. Но разве Байгозин виноват в том, что Таня — бессловесная мышь? Он не делал ее такой, просто подобрал, обогрел — и заставил поверить, будто она что-то собой представляет. И она с такой готовностью заглотила эту розовую пилюлю! Сама! Завиляла хвостиком, радостно разинула рот и распахнула уши. Лей туда, Коленька, все, что хочешь! Так ей и надо теперь. Он был прав в одном: никого лучше она себе не найдет.

— Открой машину. — Таня нетерпеливо дернула за ручку.

— Просто сбежишь, да? — угрожающе нахмурилась Люська.

Но поскольку ответом ей было молчание, все же смирилась и, поворчав, достала из сумки ключи. Таня села, пристегнулась, уставилась невидящим взглядом перед собой. Белая голубиная клякса на лобовом была тем единственным, что связывало ее в эту секунду с реальностью.

— Я понимаю, тебе хреново. — Люська влезла на водительское сиденье и зашвырнула сумку назад. — Но так тоже нельзя! По щам ему, чтоб неповадно было! Я б ему, гаду, своими щипчиками все, что можно, отстригла… Но дело твое.

Месть. Когда дело касается кого-то другого, люди обожают размахивать кулаками, сыпать проклятиями и придумывать варианты казни. Иной раз с трудом верится, что говоришь с человеком из двадцать первого века в цивилизованной стране. Не из аула или колумбийской деревушки, где глаз за глаз, клан на клан и прочие прелести кровной мести. Нет, самые простые мирные жители со средним или даже высшим образованием с пеной у рта рассуждают о четвертовании и острозаточенных кольях. А что бы и не порассуждать-то в самом деле, если не им потом протирать задницей скамью подсудимых? Удивительно, насколько простыми кажутся чужие проблемы. Решение всегда на поверхности: «Да пошли ты его, поставь на место, он ногтя твоего не стоит!» И куда только девается вся эта житейская мудрость, когда доходит до собственных неприятностей? Свой-то мужик — и не подонок вовсе. По пьяни с кем не бывает? Зато любит, прощения попросил, шубу приволок. Родной ведь, как его выгонишь.

Таня даже жалела, что согласилась приехать. Какие-то полчаса назад она была счастливой, уверенной в себе женщиной. Еще чуть раньше — готовилась к свиданию, мечтала о браке. Зачем? Зачем ей позвонила любовница Коли? На что рассчитывала? Она-то изначально знала, что Байгозин встречается с другой, так к чему ей такой мужчина? «Он любит меня». Ха! Любит — и поэтому спит с Таней? Хорошо, ты устранила соперницу. Радуйся. Только вот надолго ли? Думаешь, он изменится и станет верным порядочным человеком, который всегда возвращается домой к ужину, а на выходных возит тещу на дачу?

Нет, даже Таня, несмотря на свою непроходимую наивность, отлично понимала, что горбатого могила исправит. Выходит, эта девица, которую Люська с легкой руки окрестила шмарой, добилась лишь одного: испортила жизнь Тане. Но за что?! Таня-то чем успела все это заслужить?!

— Только не смей из-за него реветь! — нахмурилась Люська.

— Не буду. — Таня отвернулась к окну, потому что в носу защипало от слез.

Парадокс психологии: хочешь заставить человека плакать, скажи, чтобы он этого не делал.

— Нет, ты погляди на него! Бессмертный, что ли? — Люська вытянула шею, вглядываясь в синеватый вечер, и угрожающе схватилась за руль обеими руками.

Если кто-то в небесной канцелярии решил, что пора бы ткнуть тебя мордой в правду, то можешь сколько угодно бегать по лестницам и прятаться в соседском «Патриоте»: приговор уже вынесен, и от него не уйти. Сквозь солоноватый туман Таня увидела, как Байгозин, ее Коленька, ее наставник, любовник и первый мужчина, галантно выводит из подъезда высокую женщину в красном, вырви глаз, платье. Он смотрел на нее так же, как обычно смотрел на Таню, правда, снизу вверх, а не наоборот. Что-то вещал с улыбкой, и хоть Таня не слышала, что именно, но почти не сомневалась: примерно это он говорил и ей тоже. И кто знает, скольким еще глупышкам.

А потом они остановились у скамейки, Байгозин и его новая пассия. Он потрепал ее по щеке теми же, черт возьми, руками, которыми ласкал Таню. И поцеловал до кучи. Так жадно, будто хотел всосать в себя целиком. Не человек — вантуз. Сколько страсти! Матросы после дальнего рейса, год не видевшие живой женщины, пожалуй, с меньшим рвением набрасываются на портовых куртизанок. Но ведь Таня с ним еще только вчера… Откуда этот голод? Неужели она, несмотря на все старания, не удовлетворила его? Или просто успела наскучить? Конечно, где уж с ней разгуляться: грудь, которая заполняет лифчик первого размера, только если последний как следует простирать в горячей воде. Попа, которой при всем желании не выйдет соблазнительно покачивать. Можно, конечно, расстараться, но будет больше похоже на вывих бедра, и привлечет это разве что травматолога. А у этой девицы, как принято говорить, все на месте. Как бы Таня ее ни ненавидела, пришлось признать: в конкурсе красоты та бы ее обскакала в два счета.

— Ты чего сидишь, а? — не унималась Люська. — Пошли, наваляем…

— Не надо, — Таня с трудом узнала собственный голос, до того жалко и безжизненно он прозвучал.

— Нет, он сам, скотина такая, напрашивается! — Люся включила зажигание и слегка пригнулась, явно намереваясь пойти на таран. — Где, говоришь, его тачка?

— Не на-до! — отчеканила Таня и схватила подругу за рукав. — Слышишь? Просто поехали домой.

Люся еще долго бухтела на тему слабохарактерности, но Таня сосредоточилась на том, чтобы не впасть в анабиоз по дороге домой. Если у некоторых людей в моменты стресса организм включает все скрытые резервы, турбины, запасные двигатели и шарашит на износ с давлением под сто восемьдесят и пульсом не меньше ста, то Таня обычно от волнения погружалась в состояние лягушки под коркой льда. Все реакции замедлялись, мозговые шестеренки вращались со скрипом, то и дело застревая. И не исключено, что если бы кто-нибудь решил в тот момент измерить Танину температуру, то с удивлением констатировал бы полное совпадение с комнатной.

Дома Татьяна отключила телефон, улеглась под одеяло, вытянувшись по струнке, и так, в позе Ленина, разве что с распахнутыми сухими глазами, провела всю ночь, а наутро с грацией робота собралась на работу.

Люся пыталась выяснить, какой вид казни Таня избрала для Байгозина и как именно собирается донести мысль «чтоб ты сдох, скотина, я от тебя ухожу», но Таня на все вопросы лишь рассеянно пожимала плечами и отвечала:

— Не знаю.

В этом она не лукавила. Она понятия не имела, что делать дальше. Силилась представить лицо Байгозина, приблизительный ход разговора, но всякий раз мозг выдавал синий экран, подобно зависшему компьютеру, и отключался. Да, по идее, она не могла больше быть с Колей. И не быть с ним тоже не могла. Просто не умела иначе. Быть, не быть… Гамлетовская дилемма, в которой каждый вариант отвратнее другого.

— Замок заело? — Спокойный голос Краскова вторгся в сознание Тани, и она обнаружила, что стоит перед офисной дверью, сжимая ключ.

— А? — Таня растерянно моргнула.

— Ясно. Веселая ночка? — И снова этот сарказм с намеком на ее неуставные отношения с Байгозиным.

Таня была уверена, что вот прямо сейчас расплачется, окончательно опустившись в глазах этой русской версии Брюса Уиллиса, но неожиданно для самой себя расхохоталась. Истошно. До слез. Смеялась так, что свело все мышцы разом, сотрясалась всем телом, как смертник на электрическом стуле, — и не могла остановиться. Представляла, как выглядит со стороны, — и хохотала еще сильнее.

— Эй! — спохватился Красков.

Надо отдать ему должное: лишних вопросов он задавать не стал. Подскочил к Тане, взял за плечи и тряхнул так, что ее голова безвольно мотнулась, словно у игрушечной собачки, которых особо креативные товарищи лепят на приборную панель. Смех заклокотал в горле и стих, а Красков обеспокоенно заглянул в Танины глаза. Склонился, что-то высматривая, и на мгновение Тане показалось, что он ее сейчас поцелует. И это чуть не вызвало новый приступ истерики: вот это аттракцион! Всего сутки прошли, а она из девушки тренера номер один превратилась в обманутую любовницу, а потом — в бабу простого охранника. И Таня бы уже не удивилась, если бы через час обнаружила себя в байковом халате на кухне коммунальной квартиры с поварешкой в руке и тремя чумазыми отпрысками у подола. Впрочем, хотя бы здесь высшие силы проявили милосердие, потому что целовать Таню Красков не стал, а вместо этого взял ее за подбородок, повернул лицом к свету и изрек:

— Наркотики?

Какая прелесть! Проститутка, наркоманка… Ни дать ни взять, многогранная личность! Остатки самоуважения всколыхнулись в Татьяне, и она с гордым видом стряхнула мясистые лапы бывшего мента.

— Дайте пройти. — Одним движением отперла дверь офиса и с ходу воткнулась в ростовую картонную копию Байгозина. Ну, как ростовую… Сантиметров на двадцать выше оригинала. — Это что?!

— А Николай не предупредил? — Красков подхватил макет за секунду до его падения. — Это образец рекламы для «Синтезии».

— Почему я ничего не знаю? — Таня с упреком взглянула в отпечатанные на принтере глаза Байгозина.

— Не ко мне вопрос, — пожал плечами Красков. — Но я его понимаю: хочешь сделать хорошо — делай сам.

Таня сглотнула очередную обиду. Еще немного — и у нее внутри не осталось бы места даже для лишнего вдоха, — так много всего пришлось глотать за прошедшие сутки. Она считала себя если и не перворазрядной красоткой, то хотя бы незаменимой помощницей, правой рукой. Оказывается, правой рукой она все же была — но служила она аккурат в тех же целях, в каких пользуются правой рукой прыщавые подростки, познающие собственное тело.

Каждый шаг давался Тане с трудом, но до своего стола она все же дошла, аккуратно положила сумочку с краю и вытащила из лотка чистый лист бумаги. Села, взяла ручку и образцовым почерком вывела по центру страницы: «Заявление».

Писала не торопясь, будто на уроке каллиграфии. Буква к буковке, как говаривала учительница в начальных классах. «Прошу уволить меня по собственному желанию…» Это была ее лебединая песнь. Каждый человек, которому приходится жечь мосты, хочет уйти красиво, только вот представления о красоте у всех разные. Кто-то предпочитает устроить сцену, разбить о стену сервиз-другой или припечатать оппонента язвительной шуткой о размере мужского достоинства. Таня хотела оставить после себя образцовое заявление. Быть может, Байгозин, увидев его, осознал бы, что никогда у него больше не будет такой старательной девушки.

Что еще? Запасные колготки из нижнего ящика стола. Рабочая косметичка. Почти пустая упаковка из-под таблеток от головной боли. А, и сувенирный рыжий мышонок, который уже третий год сидел под монитором. Все. Как будто здесь никогда и не было человека по имени Татьяна Полтавцева.

— Уже уходите? — удивленно окликнул ее Красков, когда она уже перекинула сумочку через плечо.

— Слушайте, а вы хоть немного разбираетесь в телефонной безопасности? — вдруг спросила Таня.

— Так себе. А зачем вам?

— Если мне звонили со скрытого номера, я могу как-то узнать, кто это был?

— Теоретически, да. Самое простое — заказать детализацию вызовов. Если что-то серьезное, я могу проверить. Вам угрожали? — Красков будто почуял что-то неладное: напрягся, как ищейка, учуявшая след, подошел к Тане.

— Нет-нет, все в порядке, — она выдавила жалкое подобие улыбки, чем явно напугала Краскова еще сильнее. — Ах да, и передайте Николаю ключи от офиса, пожалуйста.

— Зачем?

Красков окинул ее взглядом Шерлока Холмса. Наверное, перед его глазами в это самое мгновение всплывали подсказки. Складки на блузке — собиралась второпях. Сжатые в ниточку губы — нервничает и что-то скрывает. Сувенирный мышонок, колготки, косметичка… Собирается уйти с концами?! От внезапной догадки Красков изменился в лице, резко обернулся и увидел на Танином столе заявление. Метнулся туда, схватил бумагу и, пробежав по ней глазами, ошарашенно уставился на беглянку:

— Это как?.. Подождите, а Байгозин знает? Вы предупредили?..

В любой другой день Таня бы вежливо и обстоятельно ответила на любые допросы, но сегодня от одного упоминания Байгозина к горлу подкатил тугой ком.

— Простите, — выдохнула она, бросилась вон из офиса. Так торопилась, что снова задела рекламный макет, споткнулась и выронила мышонка. Тот, звякнув, разлетелся на рыжие осколки. Что ж, покойся с миром, маленький друг.