Статус: бывшая

Дарья Сойфер, 2019

Он приехал за ней пусть не на коне, но со свитой, вывел в свет и показал весь мир – так видела Таня свои отношения с известным лайф-коучем Ником Байгозиным. Настоящая сказка!.. Которая закончилась спустя четыре года, когда Таня узнала, что таких «особенных» и «единственных», как она, еще с полсотни. Униженная и оскорбленная, девушка решает мстить. Но, как оказалось, собрать армию обманутых не трудно, трудно – не превратиться в нового идейного лидера и не использовать для своего отмщения телохранителя Байгозина, который, кажется, в Таню влюблен…

Правило 2

Не верь людям на слово

— Ты правда веришь в этот бред? — Байгозин посмотрел на нее поверх очков тем самым взглядом, каким обычно смотрят на постоянного клиента телемагазинов.

Таня моргнула. Нет, она не считала себя такой уж наивной и полагала, что к двадцати трем годам научилась худо-бедно разбираться в людях. И она привыкла общаться с хейтерами, которые плевались на курсы Байгозина в Интернете и называли его шарлатаном. Мир не без идиотов, с этим трудно поспорить. Но женщина, которая буквально накинулась на Таню сегодня с утра, слабоумной не казалась. Ее боль… Не зависть, не озлобленность, а именно боль исходила ощутимыми волнами и поражала, как излучение урана.

Все началось с того, что Таня, вооружившись бумажным стаканчиком кофе и злаковым батончиком, взялась за настройку очередной контекстной рекламы. «Стань хозяйкой своей жизни» — и все в таком духе. Не обратила внимания на звонок дверного колокольчика, машинально настраивая географию и возраст аудитории. И лишь когда с воплем «Где он?!» к столу подлетела взлохмаченная женщина лет пятидесяти и швырнула на клавиатуру хозяйственную сумку, Таня поняла: этот день запомнится ей надолго.

— Кто, простите? — Байгозин учил ее всегда быть вежливой и разговаривать на тон тише собеседника.

— Этот… Этот… Ублюдок чертов!

Кроме Тани, в офисе находились всего двое: Красков отошел по нужде, а в кабинете шефа возился приглашенный настройщик принтера. Но раз уж в коридоре висел широкоформатный портрет Байгозина, справедливо было предположить, что именно по его душу явилась голосистая дама.

— Если вы про Николая Артемовича, то его пока нет. Присаживайтесь, возможно, я смогу вам помочь.

— Да чем тут поможешь! — по инерции крикнула женщина, но в следующее мгновение будто постарела лет на десять, осунулась и послушно опала на стул. — Прячется за вашей юбкой, да? Как и все они…

Тане понадобилось несколько минут, чтобы все-таки выудить из странной гостьи причину ее прихода. Странной — потому, что на обычных клиенток Байгозина она не походила совершенно. На курсы толпами валили те, кто еще хотел чего-то добиться в жизни, изменить себя, найти состоятельного мужчину. Не просто выйти из девок, а сразу перепрыгнуть в категорию статусных женщин. А эта… По ее лицу, по краске для волос со свекольным отливом и дешевой синтетической блузке, глядя на которую так и слышишь голос рыночной продавшицы: «Ой, ну как на вас шили!», Таня могла без навыков экстрасенса считать и наличие внуков, и шести соток с парником, и мужа, который на своей «ласточке» должен возить рассаду в этот самый парник. Подобные дамы скорее пойдут на концерт Стаса Михайлова или лекцию о пользе чайного гриба, чем к Байгозину. Так что она тут забыла — и чем Ник умудрился заочно ее разозлить?

— Моя дочь… — вздохнула женщина, вынула из сумки носовой платок и промокнула пот над губой и под крестиком, в том обгоревшем от однообразных декольте треугольнике, по которому, как по кругам древесины, можно безошибочно распознать возраст. — Она ходила на эту вашу… Ерундистику…

— И? — Таня с трудом удержала на лице вежливую улыбку.

— А то вы не знаете! Все! Как подменили! От мужа ушла, на семью… — На шее задрожала дряблая кожа. — Да как так можно-то? Судьбы людям ломать? А?!

Таня пока не услышала ничего конкретного, но чувствовала: женщина не просто не врет, но еще и с трудом держится, чтобы не расплакаться перед чужим человеком. На такой случай Байгозин никаких инструкций не давал, а блюсти кодекс стюардессы перед живыми эмоциями Тане казалось издевательством. И потому она молчала, не зная, как реагировать.

— Вот вы тут все сидите такие… Ага… А внука теперь мне поднимать? — Женщина снова начала заводиться, раскачивая децибелы. — Я не железная, я тридцать лет от звонка до звонка на швейном предприятии… Большего она достойна! А я? Сидит такая достойная, палец о палец не ударила! Этот ваш, — она ткнула пальцем в брошюру, — про олигархов ей насвистел. Каким олигархам-то она беременная сдалась?

— Мы обычно не рекомендуем замужним…

— Не рекомендуют они! Вы бы своему-то балаболу не рекомендовали лучше хрен свой из ширинки вываливать куда ни попадя!

— Послушайте, он ничего никуда не… — У Тани даже язык не повернулся повторить такое непотребство. — Он уважаемый человек, психолог…

— Хренолог! — отрезала ветеранша швейного цеха. — Так и знайте, я до прокуратуры дойду!

— Николай Артемович не мог никому советовать уйти от мужа! Тем более в положении!

— Так до встречи с вашим Артемовичем моя Катя и не была в положении! Устроился! Деньги стрижет, да еще и под юбки лезет! Да за такое его бы при Сталине… — Скандалистка изобразила ножницы.

— Вы что-то путаете. Я поговорю с Николаем Артемовичем, он все объяснит. И, уверена, посоветует вашей дочери помириться с мужем, хотя бы ради ребенка.

— Обрюхатил — и мирить?! Да вы за кого меня тут!.. — Капиллярная паутинка на щеках приобрела пурпурный оттенок.

— Женщина, отойдите в сторону. — Красков появился как нельзя вовремя, и Таня впервые не пожалела, что наняла его.

— Головорезов своих на меня натравливать?! Я в прессу! На телевидение! — После каждого слова женщина жадно глотала воздух. — На «Нельзя молчать»! И пусть берут у него ДНК!

— Сюда пройдемте. — Краскова, казалось, ничто не может выбить из колеи.

Даже если бы сейчас баламутка начала плеваться шаровыми молниями, он бы с той же пуленепробиваемой миной достал огнетушитель. Вел себя так, словно каждый день только и делает, что выводит из зданий особо буйных людей.

Когда в кабинете от незваной гостьи остался только флер духов «Парижанка», Таня нашла в себе силы заговорить снова:

— Ты ведь не думаешь, что прокуратура найдет здесь состав преступления?

В любой другой ситуации она бы и не подумала интересоваться, что там думает Красков, но сейчас тишина слишком давила на нее, а после обвинений где-то глубоко внутри остался неприятный осадок.

— Спать с чужими женами Уголовный кодекс не запрещает, — равнодушно изрек Красков.

— Да ну… Он не мог с ней спать!

Фраза прозвучала настолько неуверенно, что не убедила даже саму Таню.

— Это как-то касается нас?

— При чем здесь… Просто Ник так не поступает. И он… — Таня хотела было сказать «встречается со мной», но оправдываться перед Красковым? Нет. Она вообще ни перед кем не должна оправдываться, разве не этому ее учил Байгозин?

Красков, впрочем, от дискуссии отказался. Дернул плечом, мол, тебе виднее, и углубился в чтение с экрана смартфона, и Таня решила, что вопросы следует переадресовать Нику. И вовсе не потому, что она снова в нем засомневалась или поддалась губительному чувству ревности. Просто как всякая ответственная ассистентка должна была выяснить, чем подобные объявления грозят начальству — а вместе с тем и всему бизнесу. Только и всего, ничего личного.

Байгозин не стал краснеть, ахать или возмущаться. Просто сделал пренебрежительно-удивленное лицо, взглянул поверх очков:

— Ты правда веришь в этот бред?

— Но вряд ли она врет про то, что ее дочь ушла от мужа. И про беременность. — Никакой ревности! Доверие — основа любых отношений.

— Танечка, не верь людям на слово. — Он мягко взял ее руку и поцеловал в самую середину ладони. — Тебе еще встретится множество неудачников и завистников, неужели ты будешь растрачивать внутреннюю гармонию на подобные ничтожества?

Таня молчала, и Байгозин, видно, решив, что не до конца использовал свой дар убеждения, продолжил:

— Я не могу проверять паспорт у всех, кто ко мне записывается. И потом: разве можно винить женщину, которая вышла замуж по ошибке, в том, что она пытается эту ошибку исправить? Сама посуди: твой отец пил, и тебе пришлось расти в нищете.

— Не такой уж и…

— А все потому, что твоя мама, — Байгозин раздраженно повел бровью: не привык, чтобы его перебивали, — не сумела вовремя разорвать порочный круг. Если бы она поверила в себя, в свою женскую привлекательность, если бы научилась с ней работать, то давно бы нашла приличного богатого мужа, и ты бы все детство жила как принцесса. Нельзя же обо всем судить так однобоко! Да, может быть, какая-нибудь моя ученица решила развестись. И в чем трагедия? Может, она спасла и себя, и будущего ребенка от такой вот жалкой участи. А что касается смешных обвинений насчет меня… — Он усмехнулся. — Танюш, ты как будто вчера родилась, честное слово. Женщинам, особенно глубоко неудовлетворенным, свойственно приписывать себе романы со знаменитостями. В каждой деревне есть какая-нибудь фантазерка, которая убеждает всех, что у нее сын от великого актера или певца. Таков побочный эффект моей славы: мне приписывали и будут приписывать всякие нелепости. И я думал, ты научилась мыслить критически и отметать подобную ерунду на корню. Я ведь не ошибся?

— Я просто уточнила. — Таня отвела взгляд.

— И это правильно. — Байгозин приподнял ее подбородок, заставляя снова посмотреть в глаза. — Надеюсь, я развеял твои сомнения.

— Да.

— Тогда подумай лучше, что ты наденешь на наш сегодняшний романтический ужин. Имей в виду: я хочу, чтобы это был особенный вечер.

Таня сглотнула от неожиданности. «Романтический ужин», «особенный вечер» — для любой девушки, которая находится в отношениях дольше года, такие слова могут означать лишь одно: «Я хочу сделать тебе предложение». Таня мысленно призывала себя закатать губу, но рефлексы были сильнее. Ник раньше не акцентировал внимание на том, что свидание будет не простым, а тут еще и подмигнул загадочно. Разумеется, Таня не собиралась раздувать из мухи слона, трезвонить всем друзьям и знакомым, лезть на сайт со свадебными платьями… То есть ведь можно же просто интересоваться, какие фасоны сейчас в тренде? Без особой надежды? Предложит — хорошо, нет — ничего страшного. А может, он созрел наконец, чтобы жить вместе. Люся, конечно, расстроится, потому что на двоих снимать двушку куда выгоднее, чем одной — однушку, но она поймет, не может не понять! Таня представляла, как вытянется лицо соседки, когда та услышит, что Байгозин надумал перейти на следующую стадию. «Поматросит — и бросит», «у него таких, как ты, — задницей жуй»… И это только начало длинного списка фраз, которыми Люська за глаза награждала Таниного кавалера.

— Скептики повсюду, — говорил Байгозин на своих лекциях. — Но не позволяйте вам разрушать вашу веру. Только вы решаете, о чем можно мечтать, только вы строите свою судьбу, остальное — мусор у ваших ног. Отбросьте его!

И Таня отбросила. В тот день она готовилась к вечернему свиданию так тщательно, как другие собираются на награждение в Кремль. Отчего-то вдруг ей особенно сильно захотелось доказать и Нику, и самой себе, что она заслуживает его любви. Она — лучше других девушек, потому что они могут только фантазировать о таком мужчине, а у нее, у Тани, мечты становятся явью. И если бы Красков увидел ее сейчас, в этом утонченном маленьком черном платье, такую хрупкую — и вместе с тем элегантную и уверенную в себе, то не стал бы источать сарказм насчет похождений Ника. И пусть он не произнес вслух, что Таня — наивная простушка, которая верит в мужскую моногамность, но ведь подумал же! Наверняка подумал, в этом нет никаких сомнений. А все потому, что из-за офисного дресс-кода считал ее серой — ну, или рыжей — мышью, которая в рот заглядывает своему шефу и в упор не видит, что он спит с другими. Байгозин вот разглядел в ней нечто особенное, значит, это особенное и правда есть. И вместо того, чтобы изводить себя ревностью, надо радоваться, что он выбрал ее одну.

Ник даже позвонил ей аккурат в ту секунду, когда Таня о нем подумала. Спешно сунула ноги в туфли на каблуках, прижала локтем клатч — и только потом ответила на звонок, готовая уже кинуться к лифту, — Ник ведь, наверное, уже сидит внизу в такси и ждет ее.

— Все-все, бегу, — выпалила она, напоследок оглядев свое отражение в зеркале: перед свиданием это никогда не бывает лишним.

— Танечка, — Байгозин протянул это таким голосом, что Таня застыла в шаге от двери. — Видишь ли, тут такое дело… У меня изменились планы. Ты ведь еще не успела нарядиться?

— Не-е-ет, что ты. — Она прислонилась к стене и сбросила туфли, мгновенно потеряв десять сантиметров роста и все радужные надежды на вечер.

— Очень хорошо, что ты у меня такая копуша. Я бы предложил тебе сходить куда-нибудь поужинать одной, можно даже за мой счет, но раз уж ты все равно не готова… Отдыхай. Иногда очень полезно просто побыть в тишине, это дает тебе возможность заглянуть в себя.

И Таня заглянула. Потому что смотреть на себя снаружи ей уже не улыбалось. Увиденное не воодушевляло: где-то внутри обиженно дулась маленькая, никому не нужная девочка. Показывать кому-то еще, что она все еще существует, Таня не хотела. Ведь чем сильнее тебя жалеют окружающие, тем больше соблазн начать жалеть себя, а это прямой путь к депрессии и зажору. Поэтому, нацепив самое спокойное из своих лиц, Таня направилась на кухню к Люсе.

— Твой-то что, опять соскочил? — Люська облизнула палец, с которого дегустировала подливку, и сыпанула в кастрюлю еще перца.

Глядя на Танину соседку, можно было предположить, что она заядлый любитель мучного и сладкого, но Таня знала: это не так. С виду плюшево-зефирная, как дочка игрушечного медвежонка и советской куклы из стихов Барто, Люська была истинным поглотителем огня. По-другому Таня не могла назвать ту жидкую лаву, которую обычно готовила ее подруга. Кайенский перец, васаби и прочие порошки и приправы занимали целый кухонный шкаф. И порой Тане казалось, что если собрать их все в железный ящик, то вышла бы не хилая такая взрывчатка. Поэтому, когда Люська из вежливости предложила разделить трапезу, Таня молча мотнула головой.

— Значит, продинамил опять. Паскуда! — Люська плеснула красно-рыжее варево в тарелку.

— У него дела.

— Знаем мы такие дела, — Люська недвусмысленно похлопала ладонью по сжатому кулаку.

— Так про каждого можно сказать. Коля еще не давал мне повода сомневаться.

— Тю! Не давал он! Да он весь — один большой повод сомневаться. Говорю тебе: залезь к нему в телефон — и все! Ох, хорошо пошло, — последние слова относились уже не к Байгозину, а к мясному рагу.

Таню передернуло: и от рагу — раз уж самой Люсе хорошо пошло, то у простого смертного в желудке бы давно зияла выжженная дыра, — и от предложения. Лазить в чужих телефонах? Это как-то… Нет, есть люди, которые не гнушаются искать бесплатную еду в просрочке, списанной в супермаркете. Есть журналисты, которых не грызет совесть с пеной у рта продвигать пропартийную агитку. И есть жены, которые не просто самозабвенно копаются в мужниных гаджетах, взламывают аккаунты в соцсетях, пишут с фейков, чтобы проверить на верность, а под капот машины цепляют GPS-трекеры. Стать такой же? А что потом? По ночам лезть мужу в трусы и тайком брать мазок на весь спектр венерических болячек? Ревность — наркотик едва не сильнее остальных и вдвое опаснее, потому что для нее не нужен рецепт и ее не лечат в специальных диспансерах.

— Я уважаю его личное пространство. — Таня поджала губы.

— Ты даже говоришь как он! — с набитым ртом возмутилась Люська. — Задвигаешь всю это хренотень! Самой не противно?

— Я говорю не как он, а как правильно.

— Слушай сюда, Тандыр! — Люська со стуком бросила вилку на стол. — С мужиками надо просто: либо ты со мной, либо пошел топтать другую курицу. Не женился за четыре года? На кол его!

— Ты так рассуждаешь, как будто мужчины — какие-то…

— Кобели? А так и есть. Природа, тут хоть в лоб, хоть по лбу. Просто какие-то умеют головой думать, а какие-то за фигулькой своей тянутся, как за путеводной звездой.

— Но Коля-то умный…

— Коле твоему голова нужна только для того, чтобы под свои кобелизмы подгонять научную базу. Вот и все. И тебя он морочит, чтобы ты за него грязную работу делала.

Байгозин постоянно говорил Тане, что ей завидуют. И сейчас проще всего было бы списать Люськины слова на зависть. Еще бы: у самой уже полгода никого нет. Маникюрит чужие ногти — вот и вся карьерная лестница. Но что-то Тане подсказывало, что Люська сейчас куда счастливее. По крайней мере, выглядела она вполне довольной и на Байгозина восторженные взгляды не бросала. А если она не завидует, если не хочет сделать подруге гадость из соображений классической женской дружбы, то зачем тогда говорит такие вещи? Почему из раза в раз упорно убеждает Таню бросить своего единственного кавалера? Может, где-то и бывают девушки, которым нравится одиночество, но Таня-то точно к таким себя не причисляла. Мечтала о крепком мужском плече, о браке, о статусе жены. Разве есть в этом что-то плохое? Она ведь не строила коварные планы, как охомутать олигарха, просто мысль быть нужной кому-то всегда ее воодушевляла.

Да, теперь даже она понимала, что отношения с Байгозиным далеки от идеальных. Четыре года назад она была на седьмом небе, но пыл поугас, радужные обещания так и зависли в воздухе, а предложения обменяться кольцами не последовало. И даже бог с ними, с кольцами. Хотя бы жить вместе! Допустим, Коля не изменяет ей. Таня готова была отказаться от низменных проявлений ревности. Но почему же он до сих пор держит ее на расстоянии вытянутой руки? Не пускает в свою жизнь — и элементарно, в свою квартиру! Таня — она ведь компактная. Полтора метра с кепкой, тридцать шестой размер обуви. Не женщина, а во всех отношениях удобный походный вариант. Не храпит, не ходит по дому в трусах, не ест сухари в постели. Все это Байгозин наверняка успел узнать за четыре года. Так что в ней не так?

Таня уже собиралась пойти переодеться и порефлексировать на голодный желудок, но телефон зазвонил снова, и на сей раз вместо фотографии Байгозина на экране высветилась загадочная надпись «номер скрыт».

— Да? — ответила Таня, готовая услышать автоматический голос, расхваливающий новую кредитную программу или очередной выгодный тариф.

— Он тебя не любит, поняла? Он — мой! — выдохнула в трубку какая-то женщина.

«Ей бы озвучивать злых королев в голливудских фильмах», — промелькнуло у Тани в голове. Но вместо этого она просто переспросила:

— Кто?

— Ник спит с тобой из жалости! А женится на мне!

— Простите, а кто это?

— Его любимая женщина! Оставь его в покое, дрянь! — И звонок сорвался.