Нечаянный богатырь

Дарья Кожевникова, 2020

Отце-генерал мечтал вырастить из сына вояку себе под стать. Но сын, по его настоянию окончивший престижную военную академию, совсем не был расположен командовать и соблюдать воинскую дисциплину. В результате он оказался сослан в самый неблагополучный поселок во всем уезде, на должность участкового. Но Павел Павлович Павлов, получивший среди населения прозвище Трой, не воспринял свою ссылку как наказание. Сам далеко не ангел, он сумел навести порядок в селе и завел немало друзей, среди которых оказалась и баба Яга, и леший Жажила, и даже четверо разгульных волков, вместе с Троем веселящихся по кабакам в те дни, когда удавалось удрать от жен. С волков, внезапно пропавших после очередной веселой попойки, и начались злоключения Троя. Оказалось, что над всем населением нависла угроза, потому что в уезде начал орудовать пришлый колдун, черный маг из другого мира, похищающий жителей. А чтобы Трой не мешал ему в этом деле, маг оклеветал и его, и даже Ягу. Теперь этим двоим ничего другого не остается, как вступить с магом в неравный бой, за своих похищенных друзей и за свое доброе имя. Но они не одни! На их стороне еще остались звери и птицы, лешаки и кикиморы. И даже невеста, которую вынудили приехать в поселок, чтобы выдать замуж за дурачка-участкового Павлика.

7

Новостей мне в кабаке не сообщили, разве что рассказали про Хлою с подругами, которые от брани и праведного гнева на загулявших муженьков перешли к тревоге и опасениям за них же. Говорят, искали меня, чтобы узнать, как ведутся поиски.

— Делаю все, что могу. Теперь Ягу на подмогу ждем, — ответил я внимающим мне ушам, зная, что в скором времени все будет передано волчицам. Потом принял от Акима заказанную кружку пива и продолжил: — А пока наша главная задача заключается в том, чтобы не допустить новых исчезновений, поэтому большая просьба к населению…. — не отходя от барной стойки, я прочитал краткую лекцию на тему того, что все сейчас обязаны быть бдительны и не должны болтаться черт знает где, особенно поодиночке. Я понимаю, что в некоторых особях эта потребность сидит хуже болезни, но пока придется обуздать свою жажду странствий, если нет желания допутешествоваться до полной потери обратного адреса.

Я как раз закончил свою лекцию, с чистой совестью приступив к употреблению пива, как в бар зашла новая посетительница. Вот так раз! Незнакомая мне девушка-гуманоид, да еще объявившаяся в поселке в это-то смутное время! Непорядок! Надо к ней подойти, официально представиться и выяснить, кто она такая, откуда и к кому приехала. Но я решил, что, минуту назад выполнив свои обязанности участкового по разъяснительной работе с населением, теперь имею право на небольшой перерыв. Потому что пиво очень холодное и вкусное, а девушка, похоже, отсюда не торопится уходить. Наоборот, судя по объему заказанной выпивки, намерена здесь обосноваться очень надолго. Так что я продолжил употребление живительного хмельного зелья, пока просто присматриваясь к незнакомке, тоже расположившейся у стойки неподалеку от меня. Лет двадцати с небольшим, невысокая и ладненькая, но явно не красотка. Хотя виной тому, возможно, были не природные данные, а чрезмерное увлечение алкоголем в последние дни. Уж я-то мог судить об этом, как специалист, потому что сам не раз по утрам после перепоя мужественно подходил к зеркалу, решаясь в него взглянуть. И видел там примерно то же самое, что и сейчас предстало передо мной, только по соседству: опухшее и хмурое лицо да синяки под глазами. Только, в отличие от меня, довольно коротко стригущего волосы, девушка могла похвастаться прической, смахивающей на разметенную ветром копну соломы. Что ее, разумеется, тоже не украшало, как и остатки косметики, размазанной по лицу. Хорошо еще, что хоть подкрашивалась девушка не густо, и этих остатков было немного. В общем, мое впечатление о незнакомке очень точно выразил уже изрядно набравшийся барсук Табарум, когда из своего угла протянул на весь зал:

— О, гляньте, какое чучело к нам пожаловало!

Я привычно напрягся: ох уж эти мне пьяные правдорубы! Ну разве обязательно высказывать свои мысли, пусть и правдивые, вслух? И создавать скандальную ситуацию, разруливать которую входит в почетные обязанности участкового? Хотя тут я и просто как мужчина посчитал бы нужным вмешаться. Но только я поставил свою кружку на стойку и рот открыл, чтобы призвать Табарума к порядку, как девица взялась ему ответить сама. Сделала от стойки пару шагов в его сторону, окинула его взглядом сверху донизу, а потом ткнула в него пальцем и мстительно изрекла:

— Да ты завтра с утра таким же будешь, если не хуже!

Табарума этот аргумент сразил наповал! Он так и замер с раскрытым ртом, словно уже ощутил на себе первые раскаты грядущего наутро похмелья. А девица в полной тишине невозмутимо вернулась обратно, на свое место и к своей кружке. Почувствовав на себе мой взгляд, встретилась со мной глазами. Я молча приподнял свою кружку с пивом, предлагая ей чокнуться. Она приняла приглашение. Наши кружки звякнули, после чего мы сделали по глотку.

— Что, проблемы в жизни? — сочувственно спросил я, нарушая молчание. Не то чтобы сам этого не видел, а просто надо было как-то начать разговор.

— Ой, не то слово! — отхлебнув пива, девица подперла голову облокоченной о стойку рукой, запустив пальцы в свои всколоченные кудряшки. — Но ты этого не поймешь.

— Я? Не пойму? — странно было такое слышать! Обычно, наоборот, все несли свои проблемы прямо ко мне, считая, что я должен не только понять с полуслова, но и быстренько во всем разобраться. — Это ты с чего так решила?

— С того, что ты мужчина. Тебя, кстати, как зовут?

— Трой. А тебя?

— Аланая. Так вот, мужчине моего горя понять не дано.

— Ого! Даже горя? А давай попробуем, вдруг у меня все-таки получится? — я вместе со своей кружкой пододвинулся к ней поближе.

Она вначале поколебалась, но потом махнула рукой — чего уж там! — и выдала:

— Меня принудили приехать сюда, к маминым дальним родственникам, потому что замуж хотят отдать!

— Вот уж засада! — посочувствовал я вполне искренне, вспомнив, как и моя родня меня пыталась женить после того, как разлучила с Лагутой. Типа, чтоб я так быстрее ее забыл! — Мои тебе соболезнования! Когда со мной пытались провернуть тот же фокус, я торжественно поклялся, что вместо этого либо запишусь в Иностранный легион, либо уйду в монастырь — в зависимости от того, что мне в тот момент к душе будет ближе.

— Да? — еще раз оторвавшись от кружки, Аланая взглянула на меня с проснувшимся интересом. Потом вздохнула: — Девушек в легион не берут. А в монастырь как-то саму не тянет. Да и ты, я уверена, тоже бы туда не пошел. Не та у тебя харизма.

— Насчет харизмы не знаю, давно ее под этим углом не разглядывал, — усмехнулся я. — Но что касается монастыря, то ты права, не пошел бы. Разве что совсем бы меня перемкнуло, и я бы сделал это бате назло. Но потом быстро бы об этом пожалел и сбежал бы при первой возможности.

— Вам, мужчинам, проще живется, — Аланая печально повертела кружку в руках, что-то обдумывая. — Никто за вами так не следит, как за девушками, никто к вам такого внимания не проявляет, в случае побега организовывая погоню, никто вопросов столько не задает, куда бы вы ни пошли. Одним словом, за вами тотального контроля нет, а свободы выбора все-таки больше.

— В каждой шкуре есть свои колючки, — ответил я ей известной поговоркой. Проще нам живется! Как же! Когда, например, у волчиц пропали мужья, эти женщины не кинулись на их поиски! Нет, они вместо этого дали пинка мне, мужчине, и пошли по домам дожидаться результатов! И таких примеров я еще десятки могу привести! Ну, и кому из нас после этого проще живется? Про свободу выбора я и вовсе молчу.

— В вашей шкуре их точно меньше! — безапелляционно заявила мне девушка, так как я, разумеется, не стал ничего говорить ей вслух. — У вас, у мужчин, шире поле деятельности, больше возможностей! Ты вот, к примеру, мог бы в крайнем случае все-таки записаться в свой легион. А я?

— А у тебя просто нет возможности совершить такую глупость, на твое же счастье. Странное у тебя понятие о свободе, если ты считаешь, что она у тебя в армии может быть. Да это контракт почище супружеского! С той только разницей, что ты точно знаешь, на сколько лет он заключен. И после его окончания можешь со спокойной душой свалить оттуда. Но пока он действует… милая моя, да если твои командиры потребуют, то ты даже дышать по приказу будешь! Или вообще не дышать, если только прикажут! Я уж не говорю обо всем остальном.

Наверное, отвращение ко всему этому «остальному» так явно проступило у меня на лице, что, глядя на меня, Аланая спросила:

— Ты военный?

— По настоянию папаши заканчивал военную академию. Мне хватило. Так что я вскоре после этого свою военную карьеру решил завершить. Не люблю ни сам на кого-то давить, ни беспрекословно подчиняться жесткому руководству.

— Понимаю. Я тоже такая, — наверное, решив, что мне все-таки можно доверять, Аланая пододвинулась еще поближе, почти голова к голове, и, понизив голос, поинтересовалась: — Скажи, а ты такого Павла, местного участкового, случайно, не знаешь?

— Случайно знаю, — ответил я, удивленный резкой сменой темы разговора. — А тебе он зачем так внезапно потребовался?

— Мне он вообще не нужен! А спрашиваю только потому, что он, говорят, тоже когда-то учился в твоей академии, а еще это именно за него меня выдать хотят.

— Вот это да! — услышав такое, я чуть пивной кружкой не подавился от неожиданности! Значит, батя опять подсуетился! Мечтающий о внуках с тех пор, как не смог сделать бравого вояку из сына. Потому что без его ведома никто бы такие вопросы решать не стал! А девушка квасит с горя именно по той причине, что уже поставлена перед фактом своего скорого замужества…

— Что «вот это да»? Говори уже конкретнее, — нетерпеливо потребовали от меня.

— Не повезло тебе, девонька, — я вздохнул и принялся резать правду: — Этот Павлик раздолбай, каких мало, а еще лентяй, бабник и пьянь. Да что там! Его сюда, в эту глухомань, просто выперли из столицы, потому что он ни на что другое вообще не способен, кроме как болтаться по кабакам да сплетни всякие собирать, — тут я, конечно, уже привирал, но у меня после кружки пива вдохновение разыгралось. — Ну, разве что еще может мирить местных кумушек, когда им надумается разодраться из-за прошлогодней кадушки с капустой или из-за того, что муж одной из них к другой на порог похаживает.

— Короче, полный дебил! — подытожила Аланая.

— Именно так, — согласился я, вспомнив оставленную самому себе дома записку. Ту, что про кофе.

— Я его уже ненавижу! — девушка припечатала кружку донышком к стойке, а в голосе у нее послышались слезы.

— Погоди, рано еще отчаиваться, — я легонько, по-дружески приобнял ее за плечи. — Время еще есть, раз даже о помолвке пока не объявили. Может быть, нам с тобой совместными усилиями еще удастся избавить тебя от этого сомнительного счастья.

(«И меня заодно!»)

— А ты что, мне поможешь? — спросила она, основанием ладошки вытирая глаза.

— Конечно, помогу! — заверил я под ее шмыганье носом. Дотянулся до барной салфетницы, достал одну салфетку и сунул ей в руку, чтоб уж оптом все вытерла, а не размазывала по лицу. — Разве я могу не помочь, видя такое искреннее горе?

Я не стал уточнять, что имею в этом деле свой собственный интерес. Помочь это ничем бы не помогло, а навредить было вполне способно, потому что, узнай она, кто я такой, наши с ней отношения наверняка бы резко испортились. Нам же для исполнения задуманного нужен был на ближайшее время прочный дружественный союз. Так что, надеюсь, в будущем, когда моя недомолвка все-таки вскроется, Аланая сумеет меня понять и простить. А пока… Пока что я придержал ее руку, когда она, опустошив предыдущую кружку, собралась новую ко рту поднести. Жениться-то я, может, и не хотел, и девушка мне, предположим, не нравилась внешне, но это был не повод желать ей зла. Тем более что на характер она была, по-моему, как раз вполне себе ничего, хорошая девчонка. Поэтому из гуманных соображений я решил остановить ее на пути к завтрашней жестокой расплате за перепой. Но поздновато за это взялся. Потому что Аланая сюда уже не в трезвом виде пришла, здесь успела изрядно добавить, а закалка у нее в этом деле была явно не такой, как у меня с волчарами. Если вообще имелась. Одним словом, она поспорила со мной, поупиралась и назло мне все-таки несколько раз щедро отхлебнула из кружки. И все это словно специально ради того, чтобы посреди жарко произносимого лозунга о женской эмансипации и равноправии полов вдруг умолкнуть без всякого постороннего вмешательства. А потом обмякнуть и со сведенными в кучу глазами начать оседать на пол.

— Эмансипация, равноправие… — проворчал я, успев ее подхватить. И продолжил, закидывая бесчувственное тело себе на плечо: — Не дай боги дожить до того, чтобы на ком-то из женщин вот так вот болтаться! А вы ж и за это боретесь в том числе? Или я не прав?

Проворчавшись и загрузившись, я выпрямился. Оглядел заинтересованно притихший зал. И спросил у общества, для наглядности шлепнув чуть повыше упругой попки, свисавшей теперь мне на грудь:

— Кто-нибудь из вас знает, куда мне это нести?

— Да неси уже сразу к себе в койку, всего и делов! — подсказал какой-то умник с задних столиков.

Я очень вежливо поблагодарил за добрый совет, потом сообщил шутнику, что бесчувственные бревна меня в постели не прельщают. И повторил свой вопрос, попросив отнестись к нему серьезнее, потому что им хаханьки, а мне тяжелый физический труд. Которого я в принципе не люблю. После этого моего опрометчиво сделанного уточнения некоторые глумливые рожи стали диктовать мне адреса в самых дальних концах поселка, причем, в противоположных, с уточнениями типа «А вот если и там не признают…». И слушая весь этот стеб, я понял лишь одно: если сейчас среди этих поганцев найдется хоть один порядочный человек, который знает и сообщит мне настоящий Аланаин адрес, я все равно ему уже не поверю. Так что выход оставался всего один. Точнее, два, но второй — бросить девушку на произвол судьбы — был для меня в принципе неприемлем. Поэтому я под свистки и шуточки направился с ней к дверям, собираясь действительно отнести ее к себе. В койку. Но только совсем не с теми целями, которые мне тут расписывали. И, естественно, афишировать я этого вовсе не собирался, чтобы не подрывать репутацию девушки. Поэтому перед тем, как выйти за дверь, я развернулся к гогочущей публике и, одарив ее мрачным взглядом, заявил:

— Если сдохну к утру посреди очередной пройденной улицы, это будет на вашей совести. И чтоб вам потом на моих поминках икалось так, что рюмку было не выпить.

— Уцелеешь, Тройчик! С веслом же не сдох! — подбодрили меня перед выходом.

И уже из-за закрывающейся двери, сквозь поднявшийся ржач, донеслось:

— И вообще грех сдохнуть, имея такую попку возле щеки!

Ну, не поганцы ли, в самом деле? Ладно, вот встречусь я еще с каждым из вас, когда между нами будет лежать заполняемый протокол! Мне для этого только подождать остается, сами по очереди прибежите искать защиты и правды у участкового, когда обстоятельства в очередном оскале вас цапнут за хвост. А что так и будет, я даже не сомневался, потому что хорошо знал эту публику и весь ее образ жизни. То ли здесь творилось, когда я сюда только пришел работать! Тогда тут вообще дым стоял коромыслом, этот поселок считался одним из самых неблагополучных во всем уезде! Воровство, грабежи и пьяные драки с увечьями были повседневной приправой нормального быта. Но я, даром что сам не ангел, с течением времени все-таки сумел ввести этот неуправляемый поток в мирное русло. А может, мне как раз поэтому все удалось? Потому, что я сам в своих дурных наклонностях недалеко ушел от этого контингента. Кому морду набил, доказав, что мастер этого дела, а с кем просто вовремя выпил, завязав хорошие отношения. А кому в ходе небольшой силовой операции помог вернуть злополучную кадушку с капустой. В общем, вскоре меня в поселке начали уважать. И пусть не упускали случая поржать надо мной в неофициальной обстановке, зато, когда я был при исполнении, вели себя тише воды, ниже травы.

Сделав полуоборот с Аланаей на плече, я оглянулся назад, проверяя, не надумал ли кто от кабака проследить, куда я пойду. Но на кабацком крыльце не было ни души. Значит, сидят все в зале и продолжают ржать, в очередной раз перемывая мне косточки. Ну вот и чудненько! Я снова вернулся на нужный курс. Скосил глаза на Аланаину попку, действительно обосновавшуюся не так уж далеко от моей щеки. И в самом деле, очень аппетитную. Если бы мне показали такую, не демонстрируя при этом лица ее хозяйки, я бы, может, даже подумал о том, чтобы все-таки жениться. Хотя, разумеется, дальше мыслей дело все равно бы не пошло. Потому что Лагута осталась в прошлом, и никому меня больше так не зажечь. А еще потому, что я стал убежденным холостяком после того, как насмотрелся на семейные жизни других. Знаете, как я с волками познакомился? Думаете, в кабаке? Ошибаетесь! С первым из них, с Дафнисом, я познакомился, когда по зову дежурной сороки прибыл на квартирный вызов в высокий и добротный терем, тем же Дафнисом и построенный. Вызвали меня туда на семейный скандал, Хлойка с ее мамой. Типа, Даф их пьяный терроризирует и почти что готов убить! Я на этот вызов летом летел, боясь, что не успею спасти двух несчастных слабых женщин от жестокой расправы матерого пьяного мужика. И что же я увидел, сориентировавшись по шуму и вбежав в светлицу на четвертом этаже терема? Я увидел, как разъяренные жена с тещей выбрасывают Дафа в окно! Он был уже по ту сторону подоконника и отчаянно цеплялся за него и за свою жизнь, потому что полет из терема, с четвертого-то этажа, оставил бы ему мало шансов на спасение. А тем временем Хлойка пыталась разжать его судорожно сведенные пальцы, тогда как теща, «вторая мама», перегнувшись через подоконник, чем-то его колотила по голове. Думаю, не надо уточнять, кого я бросился спасать, увидев такую картину? О том, что и мне тогда перепало, тоже, наверное, не стоит говорить? Ощущая на себе ярко выражаемый бабский протест, я кое-как втянул чуть живого Дафа обратно в светлицу. А потом мы с ним просто удрали на лестницу, успев запереть обеих фурий в комнате до полного их остывания. Вот там, сидя на ступеньках, мы и познакомились под грохот выламываемой двери. Дверь, к счастью, выстояла. Фурии, к счастью, остыли. Хлойка потом еще долго меня благодарила за то, что не дал ей стать убийцей и, по совместительству, вдовой. Но мне эта сцена, понятное дело, не прибавила желания изменить свой семейный статус. А ведь были еще и другие сценки, порой и похлеще… И у кого-то после этого еще рука поднимается в моих хозяйственных записочках приписки всякие делать про женитьбу!.. Кофе, кстати, так и не купил. И не куплю уже, поздно сегодня. Значит, завтра снова встречать рассвет без него.