Дезертир из рая

Дарья Донцова (2024)

Богиня исполнения желаний наконец-то добралась до письма, которое Тараканова отправила ей много лет назад. Вилка получила то, о чем всегда мечтала — стала ведущей телевизионного шоу! Но нигде покоя нет. Прямо во время съемок в гримерную врывается женщина, падает на колени и молит новоиспеченную ведущую о помощи. Ее рассказ ввергает Вилку в величайшее изумление. Дама утверждает, что ее сына Игоря Морозова убил Иван Зарецкий, владелец издательства, где Вилка выпускает книги под псевдонимом Арина Виолова. И к тому же Иван является братом Игоря. «Убил его, как Каин Авеля!» — блажит посетительница. Ну это уже ни в какие ворота не лезет. Нет у Зарецкого никакого брата Игоря, и не было никогда. Пришлось Таракановой разбираться, откуда взялась эта чокнутая тетка и ее фантазии. В конце концов Виола с командой раскопали такое, чему уже и сама заказчица была совсем не рада…

Глава четвертая

— Ужасный, жестокий, отвратительный человек! — простонала Елизавета.

— Каким образом Михаил Петрович сделал это? Нас интересуют факты, — остановил «плач Ярославны» Степан. — И мы до сих пор не понимаем, зачем вам понадобились.

— Дайте спокойно договорить, — прошептала Морозова. — Надо изложить все подробности, иначе и не поймете.

— Слушаем вас внимательно, — кивнула я и подлила гостье чай.

Елизавета глубоко вдохнула и продолжила говорить, мы со Степаном молча слушали ее. Если отбросить вздохи и жалобы на тяжелую жизнь, то суть такова.

Утром Лиза, понятия не имея о смерти Раечки, явилась на работу, как всегда, к восьми утра, начала уборку. Через некоторое время к ней подошла бледная до синевы Фаина и процедила сквозь зубы:

— В раздевалке грязь жуткая, наведи там порядок!

Ручкина поспешила туда, где переодеваются ткачихи, Зарецкая отправилась с ней. Когда женщины вышли на лестницу, Фая воскликнула:

— Нам на третий этаж!

— Раздевалки же на первом, — возразила Лиза.

— Мы идем к директору. Про грязь я для отвода глаз сказала. Шевелись!

У Лизы затряслись ноги, она поняла, что случилось нечто нехорошее.

Михаил Петрович встретил юную подчиненную неласково. Фае он улыбнулся, предложил устроиться в кресле, а на Ручкину глянул волком, заявил:

— Ты постоишь, беременным много сидеть не рекомендуется. — А затем обратился к Фаине: — Расскажи этой шалашовке^[1], что случилось! Когда завершишь, разъясню, какая жизнь ее ждет!

Кто такая шалашовка, Елизавета не знала, но сообразила, что ее не похвалили.

Информация о самоубийстве Раечки упала Лизе на голову, словно топор палача. У девушки в прямом смысле слова подкосились ноги, она осела на ковер. Думаете, директор вскочил, помог ей подняться? Или Фаина бросилась к Лизе? Как бы не так! Михаил Петрович брезгливо поморщился.

— Нечего тут цирковое представление затевать! Когда с чужим мужем лежала,…., хорошо себя чувствовала!

— Любишь кататься — люби и саночки возить, — прибавила Фаина. — Собирайся!

— Куда? — насмерть перепугалась Елизавета.

Михаил Петрович встал.

— Туда! Шагай с Зарецкой! И помни: попробуешь удрать — непременно тебя,…, поймают!

Фаина привезла девочку на вокзал, там они долго сидели в зале ожидания, потом Зарецкая посадила беременную на поезд Москва — Ташкент. Удивительно, но билет давал право проезда в купе «СВ». Ручкина до того момента еще ни разу не ездила в таком вагоне, но знала, что там много-много людей.

Сейчас она оказалась в небольшом пространстве с двумя полками, на одной сидел хмурый Федор. Лиза оторопела, а Зарецкая криво усмехнулась.

— Федька все объяснит. Дорога длинная — хватит времени поболтать. Купе запрут снаружи. Выходить сможете только в туалет. Нажмете на эту кнопку, появится проводник и отведет куда надо. Завтрак, обед и ужин сюда принесут. И чай еще. Ясно?

Лиза только моргала, а Федор молча кивнул. Фаина ушла.

Елизавета схватила любовника за руку.

— Милый…

Створка отворилась, показалась Зарецкая. Она улыбнулась.

— Забыла пожелать вам от всей души, чтоб счастья ни одному, ни другой не видать! Чтоб ребенок ваш на горе родился! Чтоб всем вам болеть и сдохнуть в мучениях! Чтоб Раечка вам каждую ночь снилась!

И захлопнула дверь.

— Федя, — заплакала Елизавета, — мне страшно! Что случилось? Ничего не понимаю!

Мужчина дернулся, полился рассказ.

В тот день, когда Раечка выпрыгнула из окна, муж не ночевал дома. Он наврал жене, что после обеда уезжает в командировку в Иваново, вернется на следующий день к полуночи, а сам провел ночь с Лизой. Утром Павлов, как всегда, отправился на работу, в тринадцать часов решил купить себе вместо обеда плюшек в булочной. Вышел из проходной на улицу, подумал, что погода дождливая, но это хорошо. Они с Лизой сходят в кино, потом пошалят немного в ее комнате, и муж вернется из «командировки» к жене.

Это происходило в эру отсутствия интернета. Да, когда появилась Всемирная паутина, жизнь людей стала комфортнее, но ходить налево в годы без соцсетей и мобильных телефонов было намного легче. На вопрос второй половины «почему ты мне из командировки ни разу не звякнул?» можно было ответить: «Так местный начальник не разрешает по межгороду по личным вопросам звонить, ему же счета оплачивать».

Да и работала такая связь не особо хорошо. Народ о ней слагал анекдоты. Например, такой.

Приехал в один колхоз американской журналист, его попросили посидеть в приемной. И слышит заморский гость вопль:

— Москва, Москва! Слышите меня? Москва!

Вопли корреспондента удивили, он спросил у секретарши:

— Почему ваш начальник так кричит?

Женщина ответила:

— Да ему с Москвой поговорить надо!

— Неужели у вас телефонной связи нет? — изумился американец. — Бедняга пытается до столицы доораться, но ведь Москва далеко!

Короче, настроение у Феди в тот день было замечательное, но все пошло не по плану.

Не успел Павлов дойти до угла здания, как у тротуара притормозила черная «Волга». Из нее выскочили два крепких парня, схватили бухгалтера, затолкали в салон. Потом сами сели по бокам, зажали Федю между своими крепкими телами. Автомобиль понесся по улицам.

— Эй! Вы кто? Что происходит? Помогите! — заорал Павлов.

Но вмиг получил затрещину и услышал:

— Молчать!

Сказано это было таким тоном, что Федор понял: эти мужчины шутить не станут.

Бухгалтера привезли в Подмосковье. Там хмурый мужик дал ему прочитать предсмертное письмо Раечки и сквозь зубы процедил:

— Теперь работаешь в Ташкенте. В Москву не суешься. Звать тебя по-прежнему Федор Олегович, но фамилия — Морозов. Баба твоя — Елизавета Морозова, ей девятнадцать лет. Кланяйся в ноги, что за…. с несовершенноолетней на зону не попал. Там бы тебе живо объяснили, что можно, а что нельзя делать. Сына у тебя нет. Вот документы — тебе и бабе. В Ташкенте встретит Владимир Сергеевич. Все! Уведите!

Последнее слово адресовалось хмурому парню, который молча стоял в кабинете во время разговора.

Федора запихнули в маленькую комнату без окон, заперли там. Сколько времени он провел в каморке, мужчина не знал. Потом дверь открылась, все те же два мрачных парня повезли Федора на вокзал, посадили в вагон. И вскоре он увидел перепуганную Лизу.

Морозова замолчала.

— Вы жили в Ташкенте? — уточнила я.

— Несколько лет там мучились, — ныла Елизавета. — Климат тяжелый. Боялись уезжать — вдруг накажут? Потом рискнули перебраться в Барнаул — захотелось после жары холода. Там три года провели. Не понравилось совсем. Переехали в Астрахань. Носило нас по всей стране. Когда муж умер, мы с сыном Игорьком перебрались в Москву. Супруг успеха в жизни не достиг. Плохо мы с ним жили, вечно он меня ругал, говорил: «Из-за тебя всего лишился, карьеру в Москве разбил! Сейчас бы министром стал!»

— Это вряд ли, — не выдержала я. — И отношения с вами он по своей инициативе затеял. Или вы к нему на шею вешались, так приставали, что парень решил, лучше согласиться, чем объяснять, что он не хочет с вами спать?

— Нет, — возразила Елизавета. — Но моя вина присутствует. Мы познакомились в клубе «Кому за тридцать».

— Существовали такие одно время, — улыбнулся Степан. — Их создавали, чтобы несемейные люди могли найти себе пару. Следовало приобрести билет, заполнить анкету. На входе потом давали номер столика — они все на двоих рассчитаны. Но как вы сумели попасть на вечеринку? Вроде, у гостей паспорта проверяли.

— Меня привела Римма Козлова, — затараторила рассказчица, — ей было двадцать три года. Она на входе сказала, что мы подруги, работаем вместе — это чистая правда. А дальше уже враки. Римка сказала, что мы в одном ПТУ учились, обе свободны от отношений, билет я приобрела, а паспорт дома забыла. Я всегда выглядела старше своих лет. Да еще напудрилась, глаза подвела, ресницы тушью накрасила, губной помадой намазалась. Парень на входе меня оглядел, подмигнул: «Такую красавицу впущу. Только в следующий раз документы при себе имей». Но следующего раза не случилось — я встретила Федю. Прямо обомлела, когда он за мой столик сел. Мне-то сначала другой собеседник достался. Дядька противный, зубов нет спереди, он даже лимонад мне не взял. Сразу приставать начал, говорил: «Пошли ко мне в гости! Угощу хорошо!» И вдруг Федор появился, шепнул мужику что-то, тот убежал. Новый сосед на его место сел, пальцами щелкнул, официантка к нему со всех ног: «Добрый вечер! Очень вам рады! Что хотите?» Он заказал мороженое, потом чай с тортом. Там только десерты подавали, горячего, супа и салатов не было. Я сразу влюбилась. А как устоять? Красивый, богатый, одет шикарно! До дома меня проводил, в гости не набивался, с поцелуями не лез. Предложил в четверг пойти в театр, сказал: «У меня много знакомых актеров. Ты в Большом была?» Нет, конечно! Мне в голову не приходило даже думать о таком.

Примечания

1

Ш а л а ш о в к а — слово из лагерного жаргона 30х–50х годов. Это женщина легкого поведения, которая продавала охране себя за лишнюю порцию еды и улучшение условий пребывания в лагере.