Вынос дела

Дарья Донцова, 2000

Один за другим погибают сокурсники Даши Васильевой. Вылетевший из-за угла «Фольксваген» подмял под колеса переходившую дорогу Зою Лазареву. Дважды проехав по безжизненному телу, машина умчалась прочь. Кто сидел за рулем этого автомобиля? И не связан ли с этими убийствами таинственный Жок, на след которого по просьбе полковника МВД Дегтярева пытается выйти отчаянная любительница частного сыска Даша Васильева?

ГЛАВА 5

Утро принесло плохую погоду. Над городом нависли плотные, похожие на ватные одеяла серые тучи. И не поймешь — не то апрель, не то ноябрь. Зевая, я оделась, причесалась и, вспомнив безукоризненный вид Татьяны, намазала лицо тональным кремом. Не хочется выглядеть растрепкой.

В коридоре стояла тишина. Неужели все еще спят? Я поглядела на часы — одиннадцать. В столовой на самом видном месте лежала записка: «Мать, повез Машу в школу, потом встречу Зайку и отправимся в Ложкино. Отдыхай. Аркадий». Так, сын явно не хочет, чтобы мамонька занималась ремонтом. Впрочем, мне это только на руку. Терпеть не могу возиться со строительными проблемами. Нет, пусть сын и Ольга делают все по-своему, а у меня другая задача.

Через полчаса, узнав, что Олег Андреевич уехал на работу, а Таня отправилась зачем-то в город, я свистнула собак и пошла во двор. Давным-давно один мой близкий знакомый, архитектор по образованию, посоветовал:

— Если хочешь знать, есть ли в доме потайные комнаты, внимательно осмотри здание с внешней стороны. Расстояние между окнами может о многом поведать.

Снап и Банди носились по саду, аккуратно обегая лужи. Жюли и Черри осторожно бродили в кустах. Ленивый Хучик, быстро пописав, сел у моих ног и заныл. Наш мопс не большой любитель пеших прогулок. Я наклонилась, чтобы взять его на руки, и поняла, что передо мной не Хуч. Снизу вверх глядела другая собачка, чуть меньше, но такая же очаровательная.

— Ты Муля?

Песик крякнул и лег прямо в грязь.

— Ну уж нет, — возмутилась я, — вставай быстро, простудишься.

Но Муля даже не думала шевелиться. Я подняла ее и принялась разглядывать окошки. Мопсик сосредоточенно сопел на руках, потом принялся извиваться. Отпустив песика, я вздохнула. Пока ничего не говорило о каких-то скрытых помещениях. Окна расположены на одном расстоянии друг от друга. Впрочем, есть еще подвал, чердак, домик садовника, да и комнаты как следует не разглядела… Кстати, ну где же эта калитка, через которую в дом попал Жок?

Так ничего и не обнаружив, я пошла в дом. Надо позвонить Зое Лазаревой и сообщить про смерть Вани.

Зоя немедленно начала причитать:

— Нет, подумать только, какой ужас! Не знаешь, жене сообщили?

— А у него есть жена?

— Есть, — усмехнулась Лазарева, — да ты ее видела. Это Рая Скорина. Красная Шапочка наша.

— Ты ничего не напутала? — изумилась я. — Они держались весь вечер как посторонние, да и домой она без него собралась…

— Абсолютно точно, — заверила Зоя, — у них и телефон один, а почему так странно себя ведут?.. Да пес их знает.

— Дай координаты Раи, — попросила я.

Зоя с готовностью продиктовала номер и добавила:

— Ты там поинтересуйся, может, помощь нужна, все-таки похороны…

Скоркина схватила трубку сразу:

— Алле!

— Раечка, — робко завела я, — как дела?

— Ну ничего себе, — воскликнула бывшая супружница, — хороший вопрос вдове задаешь!

— Ты уже знаешь?

— Конечно, — бодро ответила Рая, — кстати, если хочешь, можешь помочь. Честно говоря, деньги нужны. Да, мне Зойка звонила, сказала, ты теперь у Таньки живешь. Приезжайте вдвоем.

Я оторопело уставилась на аппарат. Ну, Лазарева, ну актриса! Передо мной изображала полное неведение, чуть не зарыдала. А сама, оказывается, давно все знает. Откуда? И кто ей рассказал, что мы гостим у Тани?

В коридоре раздался командный голос хозяйки:

— Антонина, отнеси сумки в спальню.

В следующую минуту подруга всунула голову в комнату и пригласила:

— Пошли кофе пить.

Через полчаса все недоразумения выяснились. Оказывается, Зоя рано утром позвонила Харитоновым, чтобы поблагодарить за прием.

— Ну, конечно, я все ей рассказала, — блестя глазами с накрашенными ресницами, сообщила Таня. — Давай собирайся. Поедем к Райке.

Спустя два часа мы петляли по абсолютно одинаковым улочкам Вешняков-Владыкина.

— Нет, скажи, — в раздражении стукнула ладонью по рулю Таня, — ну как они гостей зовут, уму непостижимо. Этот дом 12, и тот тоже, а соседние 12а и 12б. Нам какой?

Оказалось, что первый. Маленькая дверь, обитая дешевым дерматином, распахнулась, и на пороге возникла Раиса.

— Входите, — весьма весело проговорила она и отступила в коридор.

Таня глянула на меня, пожала плечами и вошла внутрь.

Маленькая темноватая прихожая выглядела отвратительно. Прямо возле входной двери источал миазмы кошачий лоток. Справа высилась гора обуви. Демисезонные ботинки, босоножки, тапочки, зимние сапоги — все вперемешку. Слева громоздилась на простых крючках верхняя одежда. Между лотком и ботиночным Монбланом сверкала свежая лужа.

— Вот дрянь, — равнодушно уронила Рая, — опять нассал в прихожей. Идите в комнату, девочки.

Мы с Таней послушно шагнули в первую дверь.

У стены разложенный диван с весьма несвежим бельем, поцарапанная стенка, явно сделанная в Болгарии, продавленное кресло и несколько шатких стульев.

— Садитесь, садитесь, — засуетилась хозяйка, — сейчас чайку хлебанем, у меня и тортик имеется, вафельный, «Причуда».

Она метнулась на кухню. Из грязных, непонятного цвета простыней выбрался огромный рыжий кот и принялся меланхолично вылизывать хвост.

— Не верю, что она зарабатывает тысячу долларов в неделю, — шепнула Таня, осторожненько устраиваясь на колченогом седалище.

Скоркина влетела в комнату. На подносе громоздились щербатые кружки, разнокалиберные ложки и обсохлый шоколадно-вафельный десерт.

Откусив твердую, совершенно несъедобную лежалую вафлю, я попробовала начать необходимый разговор:

— Мы даже и предположить не могли, что вы с Ванькой муж и жена.

— Ага, — кивнула Рая, с явным наслаждением пережевывая твердокаменную «Причуду». — Мы сразу после учебы зарегистрировались.

— Никому не сказали, — удивилась Таня и полезла за сигаретами.

Рая поставила на стол измазанную пеплом пустую консервную банку из-под сардин. Иванова покосилась на импровизированную пепельницу, но, ничего не сказав, сунула в вонючее нутро едва прикуренный «Рок» и осведомилась:

— Ну, давай, Плюшка, рассказывай, что и как. А то мы с Дашкой, честно говоря, теряемся в догадках. То про суперзарплату рассказываешь, ключами от машины трясешь и с Клюкиным весь вечер не общаешься, а потом выясняется, что он твоя вторая половина… Да и живешь, честно говоря, не слишком шикарно.

Услыхав старое студенческое прозвище, Раиса дернула носом, потом еще и внезапно в голос зарыдала, уронив на столешницу всклокоченную голову.

— Прекрати, — брезгливо поморщилась Таня.

— Да, — продолжала всхлипывать Рая, — хорошо вам с Дашкой: богатые, сами себе хозяйки.

— Между прочим, — веско сказала Иванова, — разное бывало, а ты с серебряной ложкой во рту родилась. Когда в институте учились, мы с Дашкой порой на одной гречке сидели, а ты в «Арагви» каждый день носилась.

— Только пока папа был жив, — тихо отбивалась Рая, — а как скончался, ни одного денечка счастья не видала.

И она снова громко, слегка картинно зарыдала.

— Да уж, — ухмыльнулась Таня, — теперь вижу, что вы с Клюкиным — «сладкая парочка»: он о маме убивается, ты — о папе…

Мне надоела их перебранка, и, крепко сжав Танин локоть, я пробормотала:

— Ладно вам, лучше расскажи, Плюшка, все по порядку.

Собственно говоря, кое-что я знала и так. Раисин отец долгие годы служил председателем городского совета Скальска. Теперь подобная должность называется красивым иностранным словом «мэр». Городок расположен в Сибири, а чем дальше от Москвы, тем больше власти у местных начальников. Лев Константинович Скоркин управлял хозяйством крепкой рукой, не забывая при этом про собственное благополучие. Рая выросла в отличной квартире, в окружении нянек и гувернанток. Мама Раечки давно скончалась, Лев Константинович вдовствовал. Естественно, никаких проблем с поступлением в престижный московский иняз у Скоркиной не оказалось. Вдали от строгого отцовского глаза она радостно загуляла — веселые компании сменяли одна другую, благо для этого были созданы все условия. Жила Скоркина не в общежитии, а на съемной квартире, папа присылал огромную по тем временам сумму — четыреста рублей в месяц. Так она и проплясала до четвертого курса, раздражая женщин-преподавательниц дорогой косметикой и шубами, но в начале пятого года обучения все рухнуло.

Приехавшая из центра комиссия вскрыла в Скальске массу служебных злоупотреблений. Шли застойные годы. Как правило, подобные факты заминались, и проштрафившегося руководителя тихо отправляли на пенсию «по состоянию здоровья». Но на сей раз отчего-то решили устроить показательный процесс.

Льва Константиновича арестовали. «Нет расхитителям социалистической собственности!» — кричали газеты. Бедный Скоркин в мгновение ока оказался в См! О. Расследование начало набирать обороты, но тут у бывшего мэра приключился инсульт, и он благополучно умер до суда.

Раечке все-таки повезло. Она не превратилась в дочь уголовника, отбывающего срок на зоне, и с чистой совестью могла в дальнейшем писать в анкетах: «Отец скончался». За неимением основного подозреваемого дело прикрыли и сдали в архив.

Из института ее не выгнали, скорей всего просто пожалели. Но из отдельной квартирки пришлось перебраться в общежитие и жить на копеечную стипендию. Сокурсницы, недолюбливавшие Раису за наряды и французские духи, тихо злорадствовали.

— Как же ты за Ваньку выскочила? — поинтересовалась я.

Рая вздохнула:

— Он давно на меня глаз положил, только я на него даже не глядела. Знаешь, какие ухажеры были?

Знаю, знаю. Сливки, «золотая» молодежь. Только после истории со Львом Константиновичем все разом испарились, а Ванька остался и предложил руку и сердце.

— Деваться-то некуда! — бесхитростно признавалась Раиса. — Ну не в Скальск же возвращаться? Вот и согласилась. Если бы не мамочка его проклятая, одно имечко дорогого стоило — Гортензия Фелицатовна! — было бы сносно. И ведь она меня раньше привечала и все приговаривала: «Давай, Раечка, выходи за Ванюшу, помогу, чем смогу, деньги есть».

И это была правда. Гортензия заведовала крупнейшим универмагом, и Ванька перед экзаменами и зачетами появлялся в институте нагруженный коробками. Наши преподавательницы щеголяли в одинаковых сапогах «Аляска» и финских трикотажных костюмах. Впрочем, Клюкин не вредничал, частенько водил и нас через черный ход в магазин.

— А потом разом все переменилось, — продолжала Рая, — только Ваня заикнулся о женитьбе, она как заорала: «Не нужны нам тут лимитчицы из Скальска!»

Естественно, дочь городского головы и дочь подследственного — две разные девушки. Но маменькин сынок Клюкин неожиданно проявил твердость и отнес заявление в загс.

Но лучше бы он этого не делал, потому что свекровь просто стала сживать молодую невестку со света. Сначала не дала разрешение на постоянную прописку на своей жилплощади.

— Разведешься с шалавой через три месяца, а она квартиру делить заставит, — бурчала Гортензия Фелицатовна, — голодранка, нищенка, лимитчица… Разве я такую жену Ванечке хотела?

Рая помалкивала, думая, что свекровь в конце концов свыкнется и успокоится. Но через пару лет стало только хуже. У Гортензии неожиданно нашли рак. Придя из больницы, Клюкина вытянула вперед руки и трагически произнесла, указывая на Раю:

— Ты виновата, вся онкология от нервов, убирайся из моего дома.

Рая беспомощно глянула на Ваню, а тот только переминался у двери, бормоча:

— Ну ладно, ладно, уж извини мать, больная ведь!

Умирала свекровь мучительно и отошла в мир иной с проклятиями на устах.

Рая решила, что несчастьям пришел конец. Куда там! Теперь начал выделывать фортели Иван. Каждый день в доме разгорался скандал.

— Чего же ты от него не ушла? — удивилась я.

— Куда? — воскликнула Рая. — На улицу?

— Ну почему, — сказала Таня, — квартиру бы разменяла.

— Ха, — выкрикнула Скоркина, — да он не давал мне разрешения на постоянную прописку! Только год тому назад квартиру в равных долях приватизировали, и то потому, что он испугался. Сказала ему: или со мной жилплощадью делишься, или больше из запоя выводить не стану, подыхай в блевотине.

— Он пил? — тихо поинтересовалась Таня.

Рая кивнула и толкнула дверь в смежную комнату:

— Во, глядите.

Большая спальня была почти пуста. У окна валялся на полу комковатый ватный матрас, подушка без наволочки, драный плед. В воздухе воняло кислым.

— Любуйтесь, — тонким голосом произнесла Рая, — все подчистую вынес. И книги, и посуду, и мебель. В других помещениях не лучше. Жрал ханку, как верблюд воду, и ведь не помирал никак! Во здоровье имел! Запоями страдал. Два месяца ни капли в рот не берет, потом бац, три недели упивается.

— Где же он работал? — удивилась я.

— А нигде, — пояснила Рая, — сначала в Библиотеке иностранной литературы, потом в Нм м, следом в институте преподавал, потом в школе… Отовсюду выгнали. Ну кому пьянь нужна? Ну уж потом совсем вниз покатился — дворник, грузчик, стеклопротирщик… Да и там не удержался. Вещи стал продавать, у меня из сумки воровал.

— Сама где служишь? — прервала поток жалоб Таня.

— Сейчас нигде. На инвалидности, астма у меня, — пояснила Рая, — вторую группу имею.

В комнате повисло напряженное молчание. Мы сидим тут почти два часа, а Скоркина даже ни разу не кашлянула. По-моему, с такой формой астмы следует искать службу. Очевидно, та же мысль пришла в голову и Тане, потому что Иванова сказала:

— Неправда, будто сейчас нельзя найти работу. Да, министром не возьмут, но полы в супермаркете мыть — сколько угодно.

— Небось сама за мужниной спиной живешь, — оскорбилась Райка, — а мне в уборщицы советуешь.

— Зачем же вы всем врали на вечере, — поинтересовалась я, — и потом, Иван был хорошо одет, с золотыми часами, ключами от машины тряс!

— О господи, — закатила глаза Скоркина, — да когда Зоя позвонила, он как раз второй день как из запоя вышел. Поехал к двоюродному брату, тот в театре работает, взял для нас костюмы…

— А часы? — не успокаивалась я.

— Оттуда же, муляж, правда, сделаны здорово, — пояснила Раиса.

— А машина? — не унималась я.

— Ну и дура, ты, Дашка, — неожиданно обозлилась Раиса. — Нет и не было никакого автомобиля! Пыль в глаза пускали!

— Зачем? — в один голос воскликнули мы с Таней.

— И шь вы какие, — прошипела Скоркина, — сами в загородных домах проживаете с прислугой, в брильянтах ходите, а нам, значит, в бедности расписаться? Нет уж, хотели с Клюкиным, как все, быть богатыми…

— Что же не разговаривали друг с другом? — продолжала удивляться Таня.

— А чего нам обсуждать? — пожала плечами Раиса. — Я только и ждала, когда Клюкин помрет от пьянки. Ну, слава богу, отмучилась. Теперь эту квартиру продам, себе куплю поменьше, жизнь пойдет!

Мы потрясенно молчали.

— Так как, девчонки, — поинтересовалась Раиса, — дадите денег на похороны? У меня только двадцать рублей в заначке.

Не успели мы открыть сумочки, как зазвенел телефон. Скоркина схватила трубку и недовольно буркнула:

— Алле.

По мере разговора ее лицо вытягивалось, щеки начали бледнеть, губы, наоборот, стали темно-бордовыми. Наконец она выдавила из себя:

— Хорошо, завтра в десять.

Потом положила трубку на рычаг допотопного аппарата и пробормотала:

— Откладывается.

— Что? — изумилась я.

— Похороны.

— Почему?

— Из милиции звонили, тело пока не отдадут, оно им пока что требуется для исследования.

— Зачем? — ничего не поняла Таня. — У меня, когда отец от инфаркта умер, сразу после вскрытия отдали.

— Так то был инфаркт, — просипела Рая, наливая в щербатую кружку светло-желтую заварку, — а тут, видишь, дело какое.

— Какое? Да говори по-человечески! — закричали мы в унисон.

— Такое, — нудила Рая, — в желудке нашли стрихнин, отравили Ваньку.

Таня быстро глянула на меня. Я вздрогнула и посмотрела на Раису. Вновь повисло гнетущее молчание. Потом Скоркина, заикаясь, спросила:

— Чего на меня уставились?

— Да так, — ответила Таня.

— Да вы чего, девчонки, — забормотала Рая. — Ванька мне, конечно, нервы измотал, прямо ждала, когда помрет, но я его не травила. Не верите?

— Верим, верим, — закивали мы обе головами, подвигаясь поближе к двери.

— Как можете так думать? — завизжала Рая. — Да, ненавидела, но не убивала!

Таня, резко повернувшись, вышла в коридор.

— Слышь, Иванова, — крикнула Раиса, — сдается, Ваньку в твоем доме отравили! Знай, так и заявлю в милиции. Пусть потрясут вас, депутатов! Обокрали народ, теперь на наши денежки гуляете.

Таня, ничего не отвечая, пыталась открыть замок. Я подошла и быстро щелкнула ключом. Мы вылетели на грязную площадку и побежали по лестнице.

— Эй, Иванова, — продолжала орать Скоркина, перегнувшись через перила, — знаем, знаем про тебя правду! Придушила ночью харитоновскую первую жену, чтобы самой за него замуж выскочить. Так что нечего меня обвинять, у самой рыло в пуху.

Не глядя под ноги, мы выскочили на улицу.

— Дашка! — раздался над головой голос.

Я невольно поглядела вверх. Раиса стояла на балконе.

— И про тебя правда известна! Прибила своего мужа-француза, а теперь фу-ты ну-ты баронесса. Убийцы вы обе, убийцы!

На крик начали стекаться соседи. Дрожащими руками Таня открыла «Мерседес», и мы юркнули в кожаный салон.

— Вот дрянь! — в сердцах воскликнула Иванова, выруливая на шоссе. — А нам — это наука. За двадцать лет человек может здорово измениться. Хотя Скоркина и в студентках противной была. Со мной сквозь зубы здоровалась.

Минут через пять, успокоившись, она поинтересовалась:

— Что с твоим мужем произошло?

— Не с моим. Убили Жана Макмайера, супруга Наташи.

И я рассказала, каким образом наша семья получила богатство.

— Нет ничего хуже сплетен, — вздохнула Таня, — Валентина скончалась от какой-то непонятной болячки. Сначала думали, туберкулез, потом рак легких. А когда умерла, выяснилось, что онкологии не было. Так причину и не установили. Ну а народ рад стараться, давай обмусоливать — умерла странной смертью. Только на самом деле у нее СПм ‑ был.

— СПм ‑?!

— Ага, Олег не хотел ненужных разговоров. Прикинь, какая жирная добыча для газет. Жена депутата Харитонова — спидоноска. Вот и раздал целое состояние, чтобы врачам рты заткнуть.

— Где же она его подцепила?

Танюша покрепче ухватилась за руль.

— Пес ее знает, любовник небось наградил. Она и Олега этим держала. Говорила: «Разведешься со мной, опубликую результаты своих анализов и сообщу, что ты меня заразил». Понимаешь теперь, отчего мы столько лет не могли пожениться?

Я потрясенно молчала.

— Ладно, — буркнула Таня, — только не говори никому. Сама не понимаю, что это я разболталась.

Остаток дороги мы мирно обсуждали последние новинки фирмы «Шанель» и во двор въехали спокойными, по крайней мере внешне.

Но неприятности продолжались. Возле крыльца стоял милицейский «Форд».

— Вот, — вздохнула Татьяна, — начинается. Мало не покажется. Расследование, допросы… Жуть. Ну зачем только согласилась устраивать эту вечеринку! А все Зойка. Уж она меня уговаривала, уговаривала…

Мы прошли в гостиную. Там сидели два милиционера и врач.

— Чему обязана? — сухо поинтересовалась Иванова.

Мое сердце тревожно сжалось. Милицейские были в звании полковников. Я плохо разбираюсь в погонах, но у Александра Михайловича на парадной форме тоже на плечах красуются точь-в-точь такие значки отличия. Слишком высокий чин для простых следователей. Хотя, если учесть особое служебное положение Харитонова… Но при чем здесь доктор?

— Сядьте, Татьяна Михайловна, — ласково попросил один из полковников, — вот сюда, в креслице.

Врач встал, открыл чемоданчик и достал какую-то ампулу.

— Может, укольчик сразу?

— Что случилось? — побелевшими губами спросила Таня и добавила: — Олег?

— Ну-ну, — мягко взял ее за руку доктор, — не волнуйтесь, все обойдется.

— Он жив? — выдавила Таня.

Полковники уставились в пол. Врач воткнул в предплечье хозяйки иголку, но Иванова, спокойно закрыв глаза, стекла из кресла на пол.

Поднялась суматоха. Пока ее приводили в чувство, я налетела на милиционеров, требуя объяснений. Узнав, что перед ними не родственница, а всего лишь подруга, те стали разговорчивыми.

В обеденный перерыв Олег Андреевич отправился зачем-то в район авторынка. Машина остановилась возле хозяйственного магазина, но депутат не успел выйти. Раздался оглушительный взрыв. Сила его была так велика, что почти на всей улице вылетели стекла, а остатки «Мерседеса» и кровавые ошметки человеческого мяса собирали потом в радиусе около двухсот метров.

Я молчала, не в силах произнести ни слова.

— За Татьяной Михайловной есть кому приглядеть? — осведомился врач. — А то медсестру пришлем.

— Хорошо, — прошептала я, — мы оплатим ее услуги.

Антонина и Емельян осторожно повели наверх плохо соображающую вдову. — Кто это сделал? — спросила я.

— Следствие покажет, — заявил милиционер, выделявшийся своей тучностью.

— Оперативно-разыскные мероприятия ведутся, — быстро добавил второй и спросил: — Не знаете, у Владимира Кострова родственники есть?

— У кого? — удивилась я.

— Владимир Костров, шофер Олега Андреевича, — пояснил первый.

— Он тоже погиб? — глупо спросила я.

Милиционеры переглянулись и кивнули. Стало совсем нехорошо. Скорей всего, Харитонов, удачливый адвокат и известный депутат, перебежал кому-то дорогу, за что и получил взрыв тротила в машине, но бедный шофер! Вот уж кто попал, словно курица в бульон! Небось ни сном ни духом не подозревал о хозяйских делишках, хотя иногда прислуга бывает более чем осведомлена о всех проблемах.