Сладостное забвение

Даниэль Лори, 2018

Ее прозвали Милашкой Абелли за послушный характер. Вежливая улыбка, заботливый взгляд – неудивительно, что именно Елена стала любимой дочерью своего отца отца и идеальной принцессой мира мафии… По крайней мере, она была ею до сегодняшнего дня. Сейчас все, что она видит в зеркале, – это руки, окрашенные кровью, словно краской. Сестра Елены собирается замуж за Николаса Руссо, дона одной из пяти мафиозных семей Нью-Йорка. О его репутации наслышаны все, и она темнее его черных костюмов. Первая встреча с Николасом не оставляет у Елены сомнений: он так же груб, как и красив. Ей не нравится ни этот мужчина, ни то, что он олицетворяет, но это не мешает ее сердцу биться изо всех сил, словно дождь по стеклу, когда он рядом, а коже покрываться мурашками от одного звука его голоса. А еще он всегда рядом. Говорит ей, что делать. Он заставляет ее тело гореть, и это совсем не то, что она должна испытывать в присутствии жениха сестры. Елена, может, и Милашка Абелли для окружающих, но она начинает понимать, что ей по вкусу темнота, грубые руки и глаза цвета виски. Избежав одного скандала, она едва ли может позволить себе быть втянутой в другой. Кроме того, даже если бы Николас и принадлежал ей, все знают, что не стоит влюбляться в мафиози…

Глава десятая

Губят ли нас амбиции, наша кровь или похоть —

Как алмазы, нас режут нашей же пылью.

— Джон Уэбстер^[25] —

Елена

Оно было серебряным, крохотным и светоотражающим. Я почти могла разглядеть в нем свое лицо. Я имею в виду, конечно же, платье Джианны. Длинные серьги с перьями, зеленые туфли на каблуках и волосы, скрученные на макушке, плюс отсутствие макияжа за исключением красной помады, — таков был ее вечерний образ.

–…если соберешься так делать, то выбирай стриптизера-мужика. Поверь мне на слово. — Она разговаривала с моей пятнадцатилетней кузиной Эммой, которая устроилась на кухонном острове и со скучающим видом потягивала через трубочку пунш.

Я отошла от тетушек, обсуждавших девичник Адрианы. На другом конце стола сидела бабуля с чашкой кофе. До нас донеслась только часть разговора Джианны, фраза утонула в семейном шуме.

Я покачала головой, отчасти позабавленная, но главным образом чувствуя себя весьма неуютно. Слова, которые Оскар Перес прошептал мне на ухо, камнем лежали в животе. Он притянул меня к груди и велел улыбнуться, мол, улыбка это и есть моя дивная belleza^[26] — что бы это ни значило. Я не знаю испанского и не горю желанием учиться. Этот прекрасный язык в его устах звучал чрезмерно грубо и агрессивно.

Я ненавидела, когда меня просили улыбнуться. Как будто моя улыбка — исключительно их собственность.

Оскар не уточнил, с чего вдруг он так недоволен, что я сбежала и переспала с другим мужчиной, но я могла найти этому лишь одно объяснение: он считал, что я стану его женой. Сложно вообразить, что папа́ бы на такое согласился, особенно учитывая, что Оскар не итальянец, однако мне пришлось сидеть рядом с ним за ужином, хотя раньше ничего подобного не случалось.

— Ты несчастна.

Я подняла взгляд от царапин на деревянной столешнице и посмотрела в бабулины карие глаза, а затем покачала головой.

— Неправда. — Я бы никогда не позволила мужчине вроде Оскара отнять у меня счастье.

— Из тебя плохая врунья, cara mia^[27].

Я промолчала, не зная, что ответить.

— Мелкие проблемы кажутся такими большими, когда ты молод, — вздохнула она. — Я тоже постоянно волновалась… Прямо как ты. И что мне это дало? Ничего. Не трать время на то, что не можешь изменить. — Бабуля поднялась, опершись рукой на стол. — Я пойду спать.

— Доброй ночи, бабуль.

Она повернулась ко мне.

— Знаешь, что надо сделать, когда несчастен?

У меня не было сил спорить и возражать, что я отнюдь не несчастна, поэтому я лишь вскинула бровь.

— Что?

— Что-нибудь захватывающее.

— Например?

— Ну… как насчет покурить сигарету с красивым мальчиком?

Уф. Я не смогла сдержать улыбки. Только бабуля могла назвать Николаса мальчиком.

— Доброй ночи, tesoro^[28]. — Бабушка подмигнула мне.

* * *

Пламя плясало на кончике свечи, отдаленно напоминая о фальшивых улыбках под гипнотизирующим оранжевым светом. Прозрачные занавески развевались на легком летнем ветерке, лампа отбрасывала мягкий свет на ряды книжных полок. Из-под двери в библиотеку просачивались еле слышные звуки песни Фрэнка Синатры, да так тихо, что они вполне могли быть просто отголосками схожего вечера полувековой давности.

Я сидела в кресле у камина, поджав ноги и положив книгу на подлокотник. Даже осилила пару страниц, прежде чем сдаться и рассеянно уставиться на свечу с ароматом лаванды. Туфли лежали покинутыми на полу, белые ленты струились по красному узорчатому ковру.

Некоторое время назад я сбежала из кухни так быстро, как только смогла. Мамины разговоры о свадьбе превратились в раздражающие возгласы, которые делались все громче и громче, пока мне не стала жизненно необходима тишина. Дело уже было даже не в Оскаре Пересе, а в невысказанных словах и неясном будущем.

Милашка Абелли защищала настоящую меня от внешнего мира, как твердая кокосовая скорлупа. Ее нельзя разломить без крепких инструментов. Опустить барьер означало обнажить ту часть меня, которую мало кто видел: часть меня, обладающую чувствами. Уязвимую меня. Я не знала, почему продемонстрировала свое истинное «я» Николасу Руссо. Может, из-за его равнодушия мне показалось, что ему не станет интересно меня разламывать.

До ушей донесся щелчок открываемой двери, и я подняла взгляд: Николас переступил порог библиотеки, словно призванный моими мыслями.

Когда он оторвал глаза от пола и заметил меня, то резко замер. На секунду мне почудилось, что он развернется и уйдет, ни проронив ни слова. Взгляд его был безразличным, надменным — как будто он заявился в свою библиотеку и обнаружил в кресле служанку. Этот человек не хотел иметь со мной ничего общего. Он мне, в свою очередь, тоже не нравился. Если честно, по большей части именно потому, что я не нравилась ему.

Николас прищурился.

— Почему ты не на вечеринке?

— Почему ты не там? — выдала я.

Он провел рукой по галстуку и задумался, взвешивая плюсы и минусы моего общества. Похоже, плюсов было немного.

Что-то решив, он закрыл дверь и направился к мини-бару, так и не ответив на мой вопрос. Налил себе выпить, а я попыталась притвориться, что здесь никого нет, хотя Руссо заполнял своим присутствием всю комнату, сбивая поток моих мыслей. А затем я украдкой принялась наблюдать за ним, за каждым отточенным движением, с которым он наливал в стакан виски.

Кожа зудела, как провод под напряжением, платье мигом отяжелело, по плечам пробежал ветерок из открытого окна. Когда Николас прошел мимо меня, я сделала вид, что целиком и полностью поглощена мелкими черными буковками на страницах, хотя в действительности не могла прочесть ни единого слова об убийстве Джона Кеннеди. История и факты всегда заставляли меня чувствовать себя лучше, особенно когда я была в смятении, поскольку напоминали, что однажды и я стану воспоминанием, как все они.

Николас сел в кресло у окна и достал телефон, наклонился вперед, опершись локтями о колени. Он расстегнул пиджак, и я увидела черный жилет, облегающий плоский живот. Галстук повис криво, после того как Николас ослабил узел, и я внезапно подумала: «Значит, так он выглядит с утра, когда еще не привел себя в порядок?»

Я сглотнула.

Костюм он, может, носил как джентльмен, но красные, разбитые костяшки пальцев, державших телефон, свидетельствовали, что это лишь ширма.

Подбородок Николаса покрывала легкая щетина, а волосы были такими же черными, как его костюм, густые и растрепанные на макушке. Он пугал тяжелой энергией и прожигающим взглядом, но когда на его лице появлялось мягкое, спокойное выражение, как сейчас… Ему и смотреть на меня не надо: внутри уже вспыхнул огонь.

Он поднял глаза и поймал мой взгляд.

— Тебе бы поработать над привычкой пялиться.

Пульс подскочил куда-то в горло, я покраснела.

Он уставился на мои щеки.

А потом сделал то, чего я точно не ожидала. Может, от удивления, а может, посчитав меня нелепой, я не знала, да и плевать, но он рассмеялся. Мягко, мрачно. За таким смехом не скрываются добрые намерения. Такой звук не забывают стены.

Жар свернулся в самом низу живота, и я продолжила смотреть на Николаса не в силах ничего поделать. У него были белые зубы и острые клыки, как злодею вроде него и положено. Когда он с каким-то сумрачным весельем покосился на меня, между моих ног вспыхнул целый костер.

— Иисусе, — прошептал он и провел ладонью по волосам.

Я откинула голову на спинку кресла, закусив нижнюю губу. Он снова бросил на меня взгляд, и его смех утих, а веселье растворилось в напряженной атмосфере, в которой, кажется, летали искры. В окно ворвался очередной порыв ветра, и я поежилась.

Не знаю, как долго мы сидели в одной комнате, в тишине, совсем недалеко друг от друга. Время перестало существовать. Новый момент отмечался каждым его движением, когда он поднимал глаза от телефона, делал глоток из стакана, посматривал на меня, когда я переворачивала страницу или откидывала волосы с плеч.

Я была уверена, что неплохо справлялась и перелистываю страницы со скоростью человека, который по-настоящему читает, но сбилась, когда он оторвался от телефона. Глаза Николаса замерли на моем лице, а затем скользнули к моей обнаженной шее и плечам. Я затаила дыхание, когда его взгляд очертил контур моей груди и живота. Вспыхнула, когда он прошелся по моим бедрам и спустился еще ниже, остановившись на розовых ногтях, выглядывающих из-под края платья.

Теперь пялился Николас, но мне не хватало смелости его подловить. На меня сызмальства глазели, и я научилась это игнорировать, но еще ни разу чужие взгляды не вызывало у меня подобных ощущений. Жарких, зудящих, перехватывающих дыхание.

Из-под двери донеслась песня «Я всегда буду любить тебя»^[29] в исполнении Уитни Хьюстон и голос громко подпевающего Бенито. Он всегда первым начинал караоке и, что иронично, предпочитал вести отсчет с классических любовных песен. Однако кузен не спал с одной и той же девушкой дважды, если только у нее был не пятый размер груди. В последнем он признался мне лично.

Когда Бенито облажался со следующей строфой, я негромко засмеялась и даже позволила себе бросить взгляд на Николаса, ожидая увидеть улыбку, но смех быстро угас, когда выяснилось, что он уже смотрит на меня. Тьма в его глазах сгустилась и, казалось, отбрасывала тень на бесстрастное лицо дона.

Музыка и голоса за дверью слились в невнятную какофонию, заглушенную шумом крови в моих ушах. Николас встал, поставил недопитый стакан виски на столик и направился к выходу, но сбавил шаг, очутившись возле моего кресла. Дыхание окончательно сбилось, когда он погладил меня по щеке большим пальцем — одновременно невесомым и легким, как атлас, и грубым, как его голос.

Николас взял меня за подбородок и развернул мое лицо к себе.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд, но они тянулись как минуты.

— Не ходи с мужчинами в темные места. — В его глазах сверкнул огонек, а голос смягчился, когда он провел пальцем по моей нижней губе. — В следующий раз можешь не вернуться живой. — Предупреждение повисло в воздухе, а он убрал руку от моего лица и покинул комнату, больше не прибавив ни слова.

Я вжалась в кресло и сделала нормальный вдох впервые с того момента, как Руссо вошел в библиотеку. Я не понимала, что со мной творилось, почему, когда Николас находится рядом, под кожей будто звенят оголенные провода, но не хотела ни в чем разбираться. И я точно знала: это не сулит ничего хорошего.

То, из-за чего не можешь дышать, не бывает хорошим.

Взгляд упал на стакан с виски.

Я сходила с ума.

Я горела.

Я была в огне.

Закрыв книгу, я поднялась с кресла. Обогнула столик, повертела в пальцах стакан, стоявший на лакированном дереве.

Алкоголь плескался на дне, золотой и позабытый.

Мне никогда не нравился виски.

Но я поднесла стакан к губам… И осушила до дна.

Примечания

25

Английский драматург (1578–1634). Цитата из драмы «Герцогиня Мальфи», написанной в 1612–1613 годах (акт V, сцена 5).

26

Красота. (исп.).

27

Дорогая моя. (итал.).

28

Сокровище. (итал.).

29

I Will Always Love You (англ.) — песня американской кантри-певицы Долли Партон (род. 1946); выпущена в 1974 году. Американская поп-соул-певица Уитни Хьюстон (1963–2012) перепела композицию в 1992 году для фильма этого же года «Телохранитель» (The Bodyguard [англ.]), в котором сыграла главную роль (режиссер — Мик Джексон).