Питомцы апокалипсиса

Григорий Володин, 2020

Он – шестнадцатилетний парень с суперсилой эмпата. Она – инопланетный гиперпилот. Их близость грозит миру гибелью. Их самоотречение погубит одного из них. В детстве Стаса похитили и отдали в рабство Юлирель, апатичной голубокожей девушке. Каждый день ему вкалывают «сыворотку любви». Каждый день он служит юной хозяйке как преданный щенок. Сердце Стаса промыто химией, настоящие его чувства – одна из великих тайн мироздания. Но наступает день, когда нужно выбрать, чья судьба Стасу дороже: Юлирель либо всего человечества.

Пролог

От мамы и сестренки у Стаса не осталось ничего, кроме воспоминаний. Ни одной фотографии. Ни одной из дешевых пластиковых заколок-рыбок — их Лена разбрасывала по всей квартире, и даже в школьном портфеле Стаса всегда валялось штуки три-четыре. Ни одного из брелоков «Мстители», подарков мамы. Будто никогда и не было у Стаса семьи на Земле.

Он помнил, как сонным воскресным днем гулял во дворе с сестренкой. Лена рисовала мелками на асфальте кривую рожицу кролика, а сам Стас сидел на качелях, лениво отталкиваясь ногой от земли, и не замечая носившихся вокруг детей.

Ему тогда было десять, его сестренке — шесть.

Ярко светило летнее солнце, обжигая детям макушки, в голове мальчика гудело от жара, но детскую площадку ему не хотелось покидать.

А идти надо было. Сначала домой — отвести Лену, — затем снова в больницу. Снова к маме.

Быстрое облако сползло с солнца, и Стас прикрыл глаза от освобожденного ослепительного света. Скрипела под рукой горячая веревка качелей.

Две девочки того же возраста что и Стас, со смехом покатились с горки «паровозиком». Девочка спереди пыталась выпрямить белые коленки, чтобы не повалиться на бок, но вторая за них держалась и не отпускала. Почти у самой земли обе перевернулись и упали чуть ли не к самым ногам Стаса.

Мальчик протянул руку и помог девочкам подняться, а когда они, отряхиваясь, начали благодарить его, просто отошел в сторону.

— Грубиян! — крикнула одна из девочек в спину Стаса.

— Лиза, какой же он грубиян, раз помог нам?

— А кто еще помогает и сразу убегает?

— М-м…супергерои?

— Да нет же? Грубияны!

На крики сзади Стас так и не обернулся.

Нет, в юном возрасте наш герой не считал девочек вампирами, с которыми стоит только заговорить, как они тут же гипнозом заставят пригласить их домой и съедят всю твою семью. Казановой он, понятно, не был, но общался охотно со всеми сверстниками. Только в тот день — у Стаса нутро чуяло — случилось что-то непоправимое. Что-то страшнее вампиров.

В любой другой день кроме воскресенья, Стас, возможно, подружился бы с теми девочками. Или играл бы с друзьями в футбол. Или завалился бы на диван перечитывать любимые потрепанные комиксы. Или смотрел бы боевик по ящику.

Но сегодня было воскресенье. А значит: снова через силу переступать порог забитой больными людьми раковой палаты. Снова считать третью от двери подушку и натыкаться взглядом на розовую лысую голову мамы. Снова ее дрожащая рука в пятнах экземы погладит его по лицу. Снова смотреть, как мамы под больничной рубашкой стало еще меньше по сравнению с прошлым визитом неделю назад.

А сегодня вдобавок точно нагрянет что-то новое неизбежное.

— Сегодня я пойду с тобой к маме, — заявила Лена.

— Ты еще мелкая, тебя не впустят в больницу, — отмахнулся мальчик.

Лена выпрямилась и уперла кулачки в бока.

— И когда же я стану не мелкой?

— Когда…когда все твои молочные зубы выпадут, — придумал на ходу Стас. Лена недоверчиво глянула на него.

— А твои что ли все выпали?

Стас ощерил рот в широкой улыбке:

— Конечно, смотри сама, — соврал мальчик. На самом деле, три задних «молочника» никак не хотели вываливаться, хоть Стас время от времени усердно шатал их языком.

Лена нахмурилась, совсем как взрослая, но все же сдалась.

— Ладно, но пообещай не выдавать маме, что я смотрела «Рыжую Принцессу» допоздна.

— Если только пообещаешь больше не смотреть свою «Принцессу» допоздна, — сказал мальчик, заглядывая сестренке за плечо.

На асфальте Лена нарисовала желтый выпуклый круг. Очень похоже на обручальное кольцо в маминой шкатулке. Даже две пересекающиеся царапины на ободке такие же.

На памяти Стаса мама никогда не носила кольцо. Видимо, обручальные кольца — штуки очень неудобные. И, нося их, люди вынуждены блюсти некий тяжкий обет, как Зеленые Фонари в обмен на кольца силы клянутся защищать жизнь во Вселенной.

Раньше мальчику иногда грезилось, как однажды в дверь их квартиры громко постучат. Стас сразу бросится открывать дверь. Может, кто-то из одноклассников хочет поиграть в футбол или сгонять на велосипедах на озеро?

Стоявший за порогом высокий незнакомец посмотрит на Стаса сверху вниз. Глаженый синий мундир с серебряным шитьем, увешанный золотыми медалями, зазвенит на мужчине, когда тот молча войдет в прихожую.

— Вас не впускали! — возмутится Стас. Но мужчина только взъерошит ладонью ему волосы. На безымянном пальце поднятой руки сверкнет гладкое золотое кольцо. Лена из комнаты увидит мужчину и закричит:

— Ма-а-а-а-ам! Кто-то пришел.

Стас уже занесет ногу, чтобы пнуть по сверкающему черному сапогу наглого дядьку. Но тут выйдет из кухни мама, вытирая руки о фартук. Она будет уставшей после готовки мясного рулета, но все равно красивой и не больной раком. Увидев незваного гостя, мама побледнеет, спрячет левую руку в карман фартука и бросится в спальню.

— Вы ее напугали, — возмутится Стас, решая все же пнуть чужака. Но мама уже вернется, и золотое кольцо с двумя царапинами сверкнет на ее пальце в тусклом свете прихожей. Мама бросится на грудь незнакомца и одновременно заплачет, и засмеется. Высунется на шум Лена. И гладя маму по никогда не выпадавшим в грезе мальчика волнистым волосам, незнакомец улыбнется Стасу и Лене. Старые обеты засияют с новой силой.

И тогда мальчик передумает пинать гостя за то, что тот вломился к ним. Ведь хозяин не должен спрашивать разрешения войти в собственный дом.

Стоило мальчику бросить взгляд на меловый желтый обод на раскаленном асфальте, как давняя греза снова вцепилась ему в глаза зубами. И не отпускала почти весь день, до самой больницы.

Когда перед запруженной больными палатой, словно свиньями загоном, уборщица, моя пол, сказала мальчику: «Твоя мама умерла, сынок, нечего тут топтать, иди домой», он решил, что ему померещилось. Но, увидев на третьей от двери подушке розовую голову незнакомой женщины, Стас сел прямо на порог, в горле его набухло нечто огромное, давящее, столь страшное, что он вдруг, не выдержав, расплакался. Кто-то из пациентов спросил его, в чем дело и, не дожидаясь ответа, отвернулся к стене. А Стас лишь мотал головой, и снова и снова пересчитывал подушки от двери. Первая, вторая, третья…первая, вторая, третья…

Когда мама умерла у Флеша, его любимейшего героя комиксов, мета-человеку в красном трико ничего не стоило отмотать время вспять. Но сегодня мама умерла не у Флеша — у Стаса.

Врачи и медсестры, перешагивая через Стаса туда-сюда, громко возмущались: «Чей это ребенок? Чей это ребенок?», пока уборщица не согнала его с порога шваброй: «Блин, чего ты как маленький».

Он отбежал в угол коридора, туда, где уборщица еще не елозила шваброй, и смотрел через открытую дверь на десяток обреченных людей в раковой палате. Кто-то читал газету, кто-то копался в телефоне, кто-то сопел во сне. Никто не ныл.

«Чего же я как маленький?»

И он рванул прочь от палаты. Его дешевые кеды быстро топали по зеленому наливному полу мимо медицинских каталок. На поворотах его маленькая голова и худые плечи едва не сшибали кадки с пальмами. Медсестры и пациенты в больничных рубашках с криками и руганью оглядывались на мальчика. А мальчик ни за что не хотел оглядываться. Ни за что, ни за что.

Он спешил домой к сестренке.

Стас уже видел, как в их дом врываются злые дядьки из службы опеки. Как его и сестренку увозят в разные детские приюты. Как их разлучают.

По телевизору иногда крутят фильмы о ребятах в детдомах: сиротам там очень несладко. Жесткая черствая пища, жесткие железные кровати, жесткие кожаные ремни в руках надзирателей — жизнь не должна быть настолько жестокой!

Срочно домой — забрать Лену, скрыться с ней в лесу за городом. Они найдут чистую реку, наловят жирных зайцев и белок, наготовят из них вкусные бургеры, и вообще: заживут не хуже, чем в городе. Выдрессируют волков по утрам приносить тапки в их шалаш. Маугли разрыдается от зависти.

Мальчик домчался до лестницы, занес ногу над обколотой плиткой на ступеньке и…

И наступил на гладкий железный пол. Яркий свет брызнул в глаза. Мальчик заморгал, огляделся.

Его окружила толпа высоких взрослых в плотных костюмах цвета гранатовых зерен или свежей крови на скотобойне. Острые лица и длинные руки обтягивала странная синяя кожа — точь-в-точь как у смурфиков. Незнакомцы смотрели желтыми глазами лесных дымчатых рысей из «Дискавери».

Кислый прелый запах больницы исчез, повеяло свежестью и чистотой, как после дождя. Словно воздух процедили через десяток кондиционеров.

— Не бойся, — сказал один из взрослых, странно коверкая слова. К мальчику протянулась большая синяя ладонь. — Мы не обидим.

Ребенок медленно взялся за ладонь взрослого, и его куда-то повели. Перед глазами стелились обитые блестящим металлом узкие коридоры. Стальной пол тихо звенел под туфлями. В редких круглых окнах сияли звезды. Ни земли, ни облаков: только звезды и чернота.

— Где мы? — спросил мальчик. — Как будто в небе над Землей.

Синий взрослый глядя в сторону покачал головой.

— Намного дальше, — сказал взрослый. — В небе над твоим новым домом.

Стена коридора вдруг отъехала в сторону, они вошли внутрь. В небольшой каморке неподвижно стояла странная девочка того же возраста, что и мальчик. Нитки на ее красной одежде торчали во все стороны. Короткие черные волосы взъерошились, бледно-голубое нежное лицо застыло, словно его выбили из холодного сапфира оттенка летнего неба.

— Юлирель, — сказал взрослый. Девочка повернулась.

Взрослый отпустил ладонь мальчика и слегка подтолкнул его:

— Иди к Юлирель.

Маленький пленник неуверенно шагнул вперед. Его будущая хозяйка смотрела на него желтыми глазами с жутковато-узкими зрачками.

— Привет, — сказал мальчик и попытался улыбнуться. Девочка молчала.

— У тебя нитка торчит, — сказал мальчик. Его рука сорвала с плеча девочки красную нитку, на ощупь гладкую и скользкую. Глаза Юлирель округлились. Маленький сирота коротко посмеялся.

— По правде, их много торчит, — сказал он. — Эта больше всех просто, вот и вырвал ее. А вообще, тебе не мешало бы переодеться.

Юлирель вдруг протянула руку, и щипнула футболку на плече мальчика.

— Нет, у меня нитки не торчат, — сказал мальчик и повернулся к синему взрослому. — Пожалуйста, верните меня в больницу. Мне нужно к сестренке. Она еще маленькая и неумеха совсем.

Рука Юлирель легла мальчику на плечо и крепко его сжала.

— Твой дом теперь здесь. На семь лет, — ответил синий взрослый. — Юлирель — теперь твоя семья.

Мальчик прикусил нижнюю губу.

— Хорошо, но мне нужны мои вещи. Там зубная щетка, одежда, любимая мочалка, — сказал маленький пленник. — Отпустите меня ненадолго домой, я мигом вернусь.

Взрослый молча отвернулся.

— Я ведь когда-нибудь вырасту, — закричал мальчик. — И тогда я уже не буду маленьким и слабым. Вы поднимите голову и увидите героя — героя для других! — но для вас я буду только мстителем. Если вы не отпустите меня, лично для вас я буду только злодеем.

Взрослый вышел из комнаты, стена сразу же задвинулась обратно, закрыв проход.

Маленький пленник скинул с плеча руку девочки, бросился к стене. Кулаки его забарабанили по твердому металлу.

— Откройте! — кричал мальчик. — Пожалуйста, поймите! У вас что, нет сестры?

Мальчик звал синего взрослого и бился о стену, пока его костяшки не разбились в кровь.

Упав на колени, и глядя на гладкий металл стены, закрывшей узкий коридор, закрывшей путь домой, мальчик плакал.

Горячие слезы затекли в рот. Горло ошпарили горькая щелочь, уксусная кислота, перец с солью. Трудно стало глотать.

Холодная рука коснулась мокрого лица мальчика, мягкие пальцы вытерли ему щеки. Пленник поднял голову.

Девочка с желтыми глазами нависла над ним, и прошептала незнакомые мелодичные слова. Бледно-голубые пальцы положили что-то в ладонь мальчика.

Это была длинная красная нитка. Ее растрепанные концы свисали до пола. Нить Ариадны, оборванная, ведущая в никуда.

В тот день до мальчика начало доходить, что надежда — просто этап детства, очередная фаза, из которой рано или поздно вырастают. Как из горшка. Как из глупых диснеевских мультиков. Как из сказки, что твой отец — посмертный герой войны, поймавший вражескую пулю в грудь. Светлое будущее поблекло, как пух чертополоха на солнце.

Мальчик сжал красную нитку в кулаке. Кровь капала с разбитых костяшек. Серая стена громоздилась над ним как могильная плита. Как крепость.

«И чего я весь день как маленький?»

— Да, — прошептал мальчик. — Эта нитка намного длиннее.

В тот день — последний его день на Земле — Стас стал питомцем Юлирель.