Торговец воздухом

Григорий Ароновский

Джеймс Бишоп – человек, для многих ставший живой легендой. Одни называют его гением, другие – подонком. Занимаясь частной практикой в психологии, он разрабатывает специальную методику, позволяющую людям обрести раскованность, душевное равновесие и внутреннюю свободу.Его выступление на телевидении вызывает широкий общественный резонанс и скандал. Тем не менее в разное время кабинет психолога посещают четыре семейные пары, которым будет суждено испытать действие данной методики. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

Спустя 2 часа после посещения кабинета Джеймса Бишопа Фрэнком Даремом.

— Это что, шутка?

— Нет. Ты же знаешь, я не умею шутить.

— Скажи мне только одно, Фрэнк — как сильно тебя сегодня стукнули по голове, что в ней родилась такая блестящая мысль о посещении мозгоправа? — Сьюзан растянула слово «блестящая», обозначая бредовость всей ситуации.

— Не истери, Сьюзан, — высказал просьбу Фрэнк. Он пытался развязать свой галстук, но у него не получалось.

— Фрэнк, ты возвращаешься домой, говоришь, что нанес визит к этому Бишопу и… Ах, да! — Сьюзан щелкнула пальцами. — Спасибо тебе большое, Фрэнк. Спасибо. Хвала Господу, что он устроил себе кабинет в самом крупном бизнес-центре, а не где-нибудь в сарае на ферме у дяди Тома — тебя там все видели. Теперь я буду ждать, когда на меня начнут показывать пальцами на улице, потому что мой муж ходил к этому Бишопу, что устраивает оргии!

Сьюзан перевела дух.

— Ты, кажется, не закончила?

— Нет! Так вот, Фрэнк, ты сказал, что был у него, и теперь нам нужно ехать не пойми куда, чтобы поучаствовать в этих…

— Чтобы пройти курс.

— Курс. Хорошо. Назовем это безумие так — курс. Фрэнк, может, ты меня держишь за ненормальную? Нормальный человек никогда не согласится на такое.

— В том числе и на то, чтобы решить проблемы?

— Фрэнк, да, я согласна — у нас есть проблемы, но решать их надо как-то по-другому, понимаешь?

— Прости меня.

Сьюзан не смогла сразу подобрать слов в ответ на извинения Фрэнка — для нее они прозвучали неожиданно.

— Ладно, перестань, Фрэнк. Ничего страшного. Я люблю тебя, — сказала Сьюзан и направилась к своему мужу. Ей захотелось обнять его.

— Нет, прости меня, что твой муж оказался таким… неравнодушным.

— Что? — Сьюзан остановилась.

— Прости. Я беспокоюсь о нашем браке, беспокоюсь о нашей семье.

— Ты говоришь, что мне наплевать на все это?!

— Я говорю, что я неравнодушен.

— А я?

— А что ты? Я решил сделать первый шаг — сходить к специалисту и посоветоваться. И кстати, я ничего не решал за нас двоих. Я рассказал тебе, чтобы решить вместе — стоит ли нам это делать или нет.

— Спасибо тебе, что ты ценишь мое мнение, Фрэнк. Мой ответ — НЕТ!

***

— Посмотрите вокруг, — человек сделал паузу, — приглядитесь к тому, что нас с вами окружает, — вновь пауза. — Наши города превратились в одни сплошные рекламные щиты, — пауза. — А что нам рекламируют?

Джеймс Бишоп сидел у экрана телевизора. За окном давно наступила ночь, и единственное, что создавало небольшое освещение в темной комнате, так это мерцающий экран небольшого телевизора, стоящего на высокой тумбе с четырьмя выдвижными ящиками. Показывали выступление какого-то сатирика. Его голос был монотонным, но интригующим.

— Как вы думаете, что это? — выступающий взял со столика, что стоял рядом с ним на сцене, баллончик, похожий на тот, какими пользовались уличные художники, наносящие граффити на стенах заброшенных зданий. В зале все молчали. — Ну, как думаете, что это?

— Освежитель воздуха, — кто-то выкрикнул из зала, вызвав хохот среди остальных.

— Один мой друг тоже так подумал, когда впервые увидел, — сказал сатирик. — Нет, это не освежитель воздуха. Я привез это из Японии. Человек, владелец магазина, в котором продаются такие штуки, заработал на этом целое состояние. Видели бы вы, как эти баллончики расхватывают с полок. Хотите узнать, что это? — сатирик услышал несколько «да». — Если верить надписи, то тут содержится воздух, кислород с подножья горы Фудзияма. Забавно, правда?

Сатирик выставил вперед руку с баллончиком, показывая его зрителям в зале. Кто-то из операторов направил камеру прямо на него, и каждый, кто в этот поздний час был у экрана, мог рассмотреть, что было изображено на этом баллончике: заснеженная гора — Фудзияма.

— Вот сюда вставляется специальная маска для вдыхания, она идет в комплекте. Я ее прихватил с собой. Смотрите, — сатирик вставил маску в баллончик и прижал ее ко рту. Сверху он медленно начал надавливать на баллончик, создавая внутри его давление для выхода воздуха. Сатирик сделал два вдоха. — Ну вот. Сейчас я побывал у горы Фудзияма. Подышал. И что?

В зале раздался легкий смех.

— Если честно — я не почувствовал никакой разницы. Может, вы подумали, что я начну рассказывать, какой я ощутил приятный запах цветущей сакуры вместе с прохладой? Вынужден вас расстроить — ничем подобным тут не пахнет. Простой кислород. Я сейчас выйду на улицу и почувствую то же самое. Вы не представляете, каких только там не было запахов в этих сраных баллончиках. А как вы думаете, какой запах самый дорогой?

— Запах из борделя, — выкрикнул рябой мужчина с пивным животом, надеясь, что его сочтут остроумным в зале. Опять раздался смех.

— Нет, — сказал сатирик, — но и такие там были. А еще я видел запах с улицы красных фонарей, что в Амстердаме.

— Запах чьей-нибудь подмышки, — появилось другое предположение.

— О, я думаю, это хорошая идея. В следующий раз, когда буду в Японии, я заскочу к этому бизнесмену и предложу ему запах своей.

Зал впал в истерику. Джеймс смотрел, как показывали людей с раскрытыми ртами. Из их глоток вырывался нездоровый смех. У некоторых выступали слезы.

— Нет, правда, зайду такой к нему, подниму руку, пальцем буду тыкать в подмышку и голосом самурая, вызывающего на бой другого, прокричу: «Ты! Какова цена?!»

Новая волна взорвавшихся воплей. Еще сильнее.

— А он, как суетливый желток, подбежит ко мне, принюхается и скажет: «М-м-м-м-м-м-м-м-м-м, сто пятьдесят!»

Рябого мужчину не стало видно. В эйфории он скатился с кресла, оказавшись в ногах дамочки, сидевшей с ним по соседству.

— А потом я повернусь к нему спиной, спущу штаны, нагнусь и, как отважный ниндзя: «А отсюда?!»

Публика провалилась в нечто, напоминавшее агонию. Джеймс заметил, что картинка на телеэкране стала потряхиваться — на оператора тоже нашел смех.

Состояние полной расслабленности еще долго не уходило. Никто ничего не говорил. Сатирик смеялся вместе со всеми, но его смех можно было назвать смехом нормального человека, в то время как зрители в зале потеряли рассудок, и вместо смеха извергался рев.

— Так вот, — продолжил сатирик, увидев, что зал немного успокоился, — самым дорогим воздухом оказался так называемый запах трущоб Йоханнесбурга. Ну, это уже для неизлечимых извращенцев, что нюхают обоссанное нижнее белье.

Вновь усиливающийся смех, но не настолько сильный, как прежде.

— Все это, конечно, очень смешно, — заметил сатирик, — если бы не было настолько грустно, — на удивление Джеймса сатирик убрал свою вечную ухмылку с лица и сделал серьезный вид.

— Сама эта идея японского желтка… то есть, японского бизнесмена, выглядит просто — продажа воздуха, и одновременно — гениально. И вот это мое представление о гениальности в данном случае пугает меня больше всего. Я подумал: «А что мне помешало съездить к этой горе Фудзияма? Я ведь был в Японии! Почему я купил этот баллончик, вместо того, чтобы пойти и реально постоять возле этой горы, подышать этим воздухом?» Меня это сильно ошарашило. Этот торговец воздухом набил свои карманы деньгами благодаря своей идее, и, так как эта идея сработала, мы готовы повесить на нее ярлык «гениально». Другими словами — она гениальна, потому что она направлена на мракобесие людей. Что такое мракобесие? Это отвержение прогресса. Какого прогресса? Неужели научного? Нет, не научного, а умственного! Уже завтра мне задницу будет подтирать робот, который будет еще и готовить мне на кухне. А потом, упаси Боже, у меня возникнуть чувства к… роботу. Его запрограммированная забота о людях околдует меня — существо с эмоциями и чувствами. А потом что? Мысли о роботе, пока засыпаю? Секс с железом, напичканным проводами? Реальный секс? Невежество и мракобесие — вот что погубит нас! Невежество в незнании самих себя, мракобесие в отвержении понимания того, что нам нужно измениться, что нам нужно навести порядок в наших головах, что нам нужно сменить регресс на прогресс в наших мозгах. Я ненавижу того человека, который сказал, что новая хорошая идея состоит из двух хорошо забытых старых. Это утверждение исключило возможность человеческого мозга думать о чем-то действительно новом, о чем-то таком, что ново не только внешне, но и внутренне, в самой ее сути! Оказывается, нам не нужно ничего действительно нового — я хочу дышать воздухом. Где мне его взять? Сколько он стоит? Приятель, все здесь. Ты уже им дышишь. За него не надо платить. Не обманывай себя! Не дай другим обогатиться за счет твоего незнания. Знай! Знай, что запах Йоханнесбургских трущоб не только в этом баллончике, но он и тут, прямо тут, где ты стоишь, и в твоей голове. Исправь это! Уничтожь старый Йоханнесбург с его жилыми массивами, построенными друг на друге домами, где в одном из них несчастная мать работает на трех работах, чтобы прокормить своих детей, а в доме, что сверху, приезжий турист из, так называемой, цивилизованной страны ласкает десятилетнего мальчика, пока его мамаша отчитывает деньги, что тот заплатил за такую возможность. Потом этот турист вернется, кто знает, может к нам, после райского отпуска снова сядет в кресло банковского клерка, каких тысячи, и вы придете к нему, чтобы выпросить одобрение на получение кредита для ремонта своего дома. А вместе с трущобами Йоханнесбурга уничтожь и трущобы Дели, Мехико, Рио-де-Жанейро, да вообще всех городов. И американских тоже. Только сначала позаботься о тех людях, которые вынуждены там жить. Дай им временный дом. Разрушь эти рухляди. Отстрой новые, красивые дома, где один не похож на другой. Где каждый дом — произведение искусства! И всели туда этих людей. Вот что действительно новое! Вот вам стремление к прогрессу не в техническом плане, а в общечеловеческом. Понимаете? Ч-Е-Л-О-В-Е-Ч-Е-С-К-О-М.

Завороженные зрители в зале слушали, что рассказывал им сатирик, плавно перешедший от низких, пошлых шуток к философским размышлениям о жизни, которую он видел вокруг себя. Два качества — низость и благородство, такие не похожие друг на друга, присутствовали в сатирике, «жили» по соседству в нем.

Джеймс резко открыл глаза и выпрямился в кресле. Выступление сатирика по телевизору сменилось выпуском ночных новостей. Он сам не заметил, как стал дремать, но ничего из сказанного шоуменом не прошло мимо его ушей. В полудреме он услышал мнение, каких и так было не мало, о мироустройстве человека и о его ценностях. Каждый для себя мог интерпретировать эту информацию, как ему хотелось. «Торговля» и «воздух» — эти слова крутились у дремавшего Джеймса в голове.

«Торговец воздухом» — последнее, что успело всплыть в его разуме, прежде, чем он снова погрузился в сон, в этот раз глубокий. Шел третий час ночи.

За стеной, что отделяла комнату спящего Джеймса от комнаты Рика, раздавались стоны. Рик привел очередную спутницу. Джеймс уже привык не обращать внимания на своего друга и его дела с девушками, которых он водил к ним в квартиру. Вот и сейчас Джеймса ничего не беспокоило. Он спал как младенец. Раздавались звуки, но он их не слышал.

Через десять лет Джеймс, что называется, пустится в свободное плавание — откроет свой офис и начнет принимать клиентов. Через одиннадцать лет, имея за своей спиной опыт в один год самостоятельной практики, он окончательно убедится, что мистер Мо был прав — человеческое самовнушение — штука прочная и опасная, а большинство проблем у людей такие же надуманные, как и мифические животные, что обитают в озерах.

***

— А соседу мы не помешаем?

— Нет.

— Как нет? Он же прямо тут, в соседней комнате, смотрит телевизор.

— В баре ты была посмелее, Кейт.

— Не знаю, Рик, я не могу так…

— Почему? Что тебе мешает?

— У меня чувство, что я нахожусь в борделе. Тут не хватает лампы с красным фонарем.

— И чем это моя комната напоминает тебе бордель?

— Нет, нет. Я не это имела в виду. Я не могу делать это, зная, что кто-то сейчас рядом, в соседней комнате.

— Ну что тогда делать? Пойти на лестничную площадку?

— Мог бы привести сюда проститутку, например, Руби Спарк.

Рик поморщился, услышав имя Руби. Горькие воспоминания об их встрече надолго засели в его памяти.

— Я никого сюда не привожу.

— Да, да, конечно.

— А почему ты сказала так о Руби? Она что, реально проститутка?

— Она? Она самая продажная девица, с которой мне только приходилось встречаться.

— Не знаю. По мне, так она вполне нормальная девушка.

— Нормальная девушка? Нормальная девушка не будет принимать сразу троих.

— В смысле? — Рик сделал вид, что не знает, о чем идет речь.

— Ты не знал? — удивилась Кейт. — Ее трахали сразу трое. Чак Фейлли, который с факультета журналистики, Ричард Кольт, он, вроде, тоже журналист, и этот… с факультета истории… как его… забыла. Я не помню.

— Ты что, сама видела?

— Нет. Я ничего не видела. Но в наше время трудно что-то долго скрывать. У всех есть уши. Даже у стен, — Кейт усмехнулась. — А уж если за стеной кто-то есть… — она повернула голову чуть в сторону, где за стеной раздавались звуки телевизора. — Твой сосед все время смотрит телевизор допоздна?

— Нет. Не всегда. Он и телевизор-то мало смотрит. В основном читает.

— Дай угадаю — там сидит такой худой, светловолосый, весь покрытый прыщами, смазливый мальчик. В очках с большими круглыми оправами.

— Ни разу не попала. Ну, раз уж только, если худой. У тебя такие обыденные представления о человеке, который много читает… Они ложные.

— И после подобных слов ты хочешь, чтобы у нас что-то было? — вполне серьезно спросила Кейт.

— Каких слов?

— Ты называл меня тривиальной, простой.

— Я уже и забыл, для чего мы сюда пришли. Ты любила кого-нибудь?

Вопрос как молния среди ясного неба.

— Я? — немного растерялась Кейт. — Может, ты сначала ответишь на мой вопрос? — неуверенно спросила она.

— Я не называл тебя тривиальной. Просто ты так же неверно думаешь о читающих людях, как многие другие.

— На самом деле, я сама много читаю.

— Я это понял.

— Откуда?

— По тебе видно.

— Правда? Видно? И что ты видишь?

— Начитанного человека, — Рик улыбнулся.

— Наверное, я бы спелась с твоим соседом. Думаю, с ним можно было бы обсудить многие книги.

— Думаешь? Может быть, позовем его сюда? Вы поговорите. Обсудите. А там он, возможно, присоединиться к нам… ну… в этом плане, — Рик подыграл Кейт, подергав своими глазами и сделав дразнящую улыбку.

— Я оценила твою шутку, Рик. А еще я полностью убедилась, что ты идиот. Не боишься, что я решу уйти к нему, а тебя оставлю?

— Я буду за него только рад. Нет, я, конечно, впаду в депрессию, но за Джеймса буду рад.

— Почему? — спросила Кейт, ощущая что-то похожее на комплимент.

— Потому что буду знать, что ему досталась действительно хорошая девушка. Он ведь мой лучший друг, а лучший друг должен получать все лучшее.

— Вот ты лис! Все надеешься, что я растаю?

— Количество принятого тобой алкоголя сегодня позволяет мне так думать.

— Уже все выветрилось.

— Так как насчет группового секса?

— Уже все выветрилось, — повторила Кейт.

— А если бы не выветрилось, ты бы согласилась?

— Нет.

— Почему?

— Ты же меня назвал хорошей девушкой, Рик. Хорошая девушка не будет участвовать в групповом сексе.

— Да, но среди хороших парней не может быть плохой девушки.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что я и Джеймс действительно хорошие парни, и твое участие в групповом сексе с нами не делает тебя плохой.

— Мы знакомы всего несколько часов, Рик. За такое короткое время нельзя определить — плохой человек или хороший.

— Определить нельзя, а почувствовать можно, — Рик достал из кармана джинсов пачку сигарет. Предложил одну Кейт, та отрицательно повертела головой, и тогда он спросил: — Ты не против, если я покурю?

— Не против. А хозяева квартиры не против?

— Не знаю. Я у них не спрашивал.

Рик встал у окна и открыл его. Закурив, он сделал глубокую затяжку и выдохнул дым, направив струю на улицу.

— Что ты любишь читать? — спросил он.

— Классику. Гюго, к примеру.

— Джеймс тоже любит Гюго.

— Уже два — ноль в пользу Джеймса, Рик.

— Ну, как минимум, два — один.

— Откуда ты взял один?

— Ты ко мне пришла, — развел руками Рик, держа сигарету в зубах. — Прости за откровенность, Кейт, но мы сейчас бы уже давно занимались сексом, если бы не тот факт, что в другой комнате сидит человек.

— Теперь ты обвиняешь во всем Джеймса?

— Я никого не обвиняю. Я просто констатирую факт.

— С чего ты взял, что я пришла к тебе ради секса?

— А ради чего же еще?

— Пообщаться. Посмотреть, как ты живешь.

— В два часа ночи? Кейт, не пытайся мне запудрить мозги. Когда мы пришли, ты сказала: «Я не могу этим заниматься, когда рядом кто-то есть». Ну, или что-то подобное, но слова «этим заниматься» точно присутствовали. Скажи, что ты имела в виду, говоря «этим заниматься»?

— Не ломай себе голову, Рик. Женскую логику понять труднее всего.

— О-о, ты самокритичная. Я тоже.

Кейт и Рик замолчали. Они только смотрели друг на друга, а их лица излучали застенчивые улыбки. Рик не был пропитан только одними мыслями о сексе с Кейт — он думал еще и о ее красоте, такой настоящей и скромной. У него зарождалось что-то еще, кроме простого желания совокупиться. Что-то по-настоящему чистое и светлое. Что-то доброе.

«Что эта девушка делала в этом грязном баре?»

«Неужели она была готова залезть ко мне в постель?»

«Но ведь она пришла сюда ради этого…»

«Может, я так сильно охмурил ее? Еще и этот чертов алкоголь…»

«Чертов алкоголь?! Чертов?! Алкоголь?!»

Рик впервые возненавидел алкоголь. До этого алкоголь являлся для него эффективным помощником, средством в достижении своих целей. А сейчас он думал не о том, на что способен человек под воздействием спиртного, а что делает спиртное с человеком. Образ его мышления сменился в эту ночь.

«Сколько же таких, как ты, Кейт, красивых и чистых, погубило это дерьмо! Сколько девушек превратилось из наивных ангелочков в грязных шлюх?! Я ненавижу алкоголь! Будь ты проклят! Все это — дерьмо! Я — дерьмо! Мне двадцать пять лет, и я — дерьмо! То, что произошло с Руби Спарк — дерьмо! Все эти бесчувственные траханья — дерьмо!»

— Рик, ты в норме? — с заботой спросила Кейт. Рик поник, а его тело еле держалось на ногах.

— Все хорошо, Кейт.

Он повернулся к окну и выбросил окурок. Тлеющая сигарета прочертила в ночном воздухе огненную линию, а столкнувшись с асфальтом, разбилась на десятки маленьких, быстро погасших красных «фонариков». Вместе с ними погасло и последнее желание Рика закурить. Это была его последняя сигарета в жизни.

— Пойдем. Я отведу тебя домой. Поздно.

— Ну… хорошо, — проговорила Кейт. Что-то ее тут держало. Что-то ей словно нашептывало: «Останься».

— Где твоя куртка? У тебя не было куртки? — Рик обвел взглядом комнату. Кейт молчала. — Вот, надень мою.

— Рик, не нужно. Тут идти-то всего ничего…

— Надень! — настоял Рик. — Пойдем.

Они вышли в коридор. Из комнаты Джеймса раздавался сильный хохот. Телевизор все так и работал.

Рик и Кейт спустились с третьего этажа. Выйдя на улицу, оба почувствовали резко наступившую приятную ночную прохладу. В воздухе ощущалась свежесть.

Пара шла по хорошо освещенному чистому тротуару вдоль дороги. Город спал. Огни в домах были погашены. Тишина и покой. Только шелест листьев.

— Здесь совсем недалеко. Дом, где я живу, относится к тому же жилому комплексу, что и твой.

— А где бы ты хотела жить в будущем?

— В будущем? В смысле, территориально?

— Ну, нет, в большой квартире или в собственном доме?

— Вилла тебя устроит? — спросила Кейт и рассмеялась.

«Какой искренний смех», — подумал он.

Рик промолчал. Он только улыбнулся.

— Мы пришли. Стоило ради пяти минут выходить тебе на улицу?

«Стоило».

— С кем ты живешь? — спросил Рик.

— С подругой. С кем же еще?..

— Я прослежу, чтобы ты зашла в квартиру.

— Не нужно, Рик…

— Пойдем.

Они зашли в подъезд дома. Здесь он ничем не отличался от того, в котором жили Рик с Джеймсом. Поднявшись на второй этаж, Кейт достала ключи из сумки и как можно тише открыла дверь.

— Кейт?

— Да?

— Ты бы хотела еще раз встретиться? Может, сходим куда-нибудь?

— Да! — обрадовалась Кейт. — Давай прямо завтра? Я буду дома около семи.

«Завтра… около семи… это так долго…», — с сожалением подумала она.

— Тогда… в семь? Или…

— Нет. Давай ровно в семь.

— Ладно…

Рик стоял у открытой двери в квартиру, на порог которой зашла Кейт. Никто из них не хотел прощаться.

— Тогда я, наверное, пойду…

— Да, то есть, может быть…

«Зайди ко мне…»

— Пока, — решился Рик.

— Пока, — еле проговорила Кейт. Она вспомнила про куртку и, сняв ее, отдала ему.

Рик развернулся и спустился по лестнице. Преодолев один пролет, он обернулся. Кейт до сих пор не закрыла дверь, только немного прикрыла ее, а сама смотрела на Рика. Их взгляды опять столкнулись, вызвав детские улыбки.

Рик вернулся домой. Счастливый от встречи с Кейт и расстроенный от их расставания, пусть и не такого долгого, он подумал зайти к Джеймсу. В его комнате все еще работал телевизор. Тем не менее, Рик передумал и пошел в свою комнату.

«Кейт…»

Звонок в дверь.

«Кейт! Нет, не может быть…»

Рик быстро подошел к двери и открыл ее. Это была Кейт. Его Кейт.

Впервые он почувствовал настоящую страсть. Кейт не была его очередной девушкой на ночь, она была человеком, с которым Рик познал истинную красоту любви и блаженства. Человек познает настоящее через фальшивое. Он познает радость через горечь.

Они занимались любовью. Рик, до этого не раз вступавший в половой контакт с девушками, понимал, что все, что он до этого чувствовал — ничто. Да и чувствовал ли тогда по-настоящему?

Через три месяца Рик познакомил Кейт со своими родителями, а еще через месяц они поженились.