Павшие Земли

Грей (2022)

Том II. Прямое продолжение приквела «Темный Союз». В то время как назревает новая война после сотен лет мира, а Варлаг и его соратники оказались в самом эпицентре грядущей бури, на Той Стороне пробудилось зло, которому нет дела до королевств и их границ, притязаний обладателей и их стремлений — благородных и скверных. Судьба свела их вместе… Конксура, который уничтожит обладание. Эскурида на краю пропасти тьмы. Калидита, что обратит все в выжженную пустыню или ледяную тундру. Ваккара, чье существование противоречит догмату Вер. Шидита, в чьем омуте предательства ты неизбежно сгинешь… Перед тем, как мир падет. Включает портреты персонажей, новые карты и прочие иллюстрации. Содержит экспрессивные высказывания.

Пролог. Пробуждение

Где-то в Хадвинне

Она открыла глаза. Тьма окружала ее слишком долго. Сколько времени прошло? Слишком много, должно быть. Забвение, бесславие, отлучение — худшие из казней. Особенно для тех, кто живет веки вечные, проживая круги страданий снова и снова среди этих кошмаров. Ты: недвижимый, погруженный в пучину мрака и голода — пленник вечности.

Она уже не ощущала тела и не понимала — где оно начинается и заканчивается. Казалось, вся каменная полость и есть ее тело. Она вросла в это логово, заполнила его лишь одинокими думами. Ее мысли походили на сны — в них тебя никто не замечал, как будто ты и не существуешь.

Существовать, есть, пить… В чем вообще смысл жизни? Зачем за нее цепляться, если тебя в конце концов ждет это… Нечто хуже смерти.

Попытка вспомнить свое имя не увенчалась успехом. Память — вязкая и тягучая точно паутина и слизь, обволакивающие здесь все кругом, не желала раскрыть ей всю картину, позволяя прикасаться лишь к малой толике обрывочных воспоминаний. Эти рассыпанные кругом крупицы не принадлежали ей одной, ими владел кто-то еще: бесчисленное и беспощадное воинство. Это их стремления и желания охватили ее. Или…

Все не так. Напротив, ее чувства стали частью их сознания, ее желания направляли их. Они действовали подобно целому — как рой насекомых. Это скопище подчиняется ей? Или ими правит кто-то еще?

Кьонт — это имя всплыло в ее разуме, кто-то подсказал, подбросил ей нужный кусочек. Так называли ее мать и отец. Так давно, так давно! Трудно поверить в реальность этих прошедших лет. И в ее иную жизнь тоже верилось с трудом. Не в этом месте, а где-то далеко отсюда — не среди камней и душных пещер, наполненных скользкой влагой, плесенью и тленом. Не в этом громоздком и уродливом теле, а в другом — легком и послушном.

Кьонт. Кьонт. Кьонт.

Она попыталась произнести свое имя вслух, но услышанное повергло ее в ужас:

— Крс, с-к-с-р, крес, кренис…

Только это ей и удалось. Ведь безо рта, языка и зубов ничего не выйдет. Ушных раковин у нее тоже нет, глухой звук слабыми вибрациями ощущался всем телом. А еще запахи… Они не хуже речей говорили о многом. Сейчас чувствовался сладковато-приторный запах смерти, разложения, хвори. Не ее громоздкое тело, а само это место больно.

Кьонт ощутила какое-то необычное движение в области рта, когда попыталась заговорить — это оказались мощные жвалы. Они-то и издавали звуки, но обратить их в речь не могли.

Тогда она просто подумала. Теперь ясность ума возвращалась, будто мать разбудила ее на рассвете и позвала с собой на луга, чтобы посмотреть, как пасутся афиды, а она в полудреме отмахнулась от нее, хоть и осознавала — пора пробуждаться. Наступил новый день, он будет полон событий и даже приключений. Сегодня ее ждет встреча с тем, при одном виде кого, сердце бьется чаще, а мысли уносятся прочь…

Немосус…

Нем…

Немосус!

Звучал ее отчаянный зов, оставаясь без ответа.

“Я здесь совершенно одна. Уже нет его на белом свете… А вдруг мир тоже более не существует?”

“Нужно выбраться. Нужно посмотреть!”

Холодок обласкал ее. Сюда, в это сырое гнездилище, откуда-то проникал ветер. Он приносил запах соли и моря, свежести и жизни. С его потоками в это удушливое царствие гнили и прели возвращалась слабая надежда.

Она попробовала сдвинуться с места, но не смогла, ощутив бремя чрева. То, пульсируя студнем, ползло вглубь пещер. Казалось, оно и не ее часть, а живет само по себе точно гигантский червь, личинка или гусеница, которая присосалась к ее слабому и ничтожному тельцу.

Покрытое прозрачной пленкой с сосудистым узором, пульсирующее и переваливающееся, скользкое и белесое брюхо пробудилось вслед за хозяйкой.

В нем полно яиц. Они уснули вместе с их матерью. А теперь ее дети, услыхавшие отголоски ее пробуждения, готовы прийти на этот свет. Готовы родиться.

Пробиваясь через скорлупу челюстями, они — бледные, слепые и рыхлые — выползали, перебирая лапами, прямо во чрево. Ей показалось это мерзким и пугающим, но таково рождение — и сия чужая мысль несколько успокаивала. Боль ее не тревожила, это происходило так естественно, являясь частью цикла, через который она уже не единожды проходила.

Кьонт попыталась вырваться из плена собственных телес, и утроба ее послушалась, отпустила почти легко и быстро. Нужно только захотеть. Что-то менялось и в ней, и в ее продолжении. Тело-червь покрылось пузырями, лопалось от потуг ее собственных и движений существ, находящихся внутри нее.

Кьонт медленно двигалась вперед, думая о свободе и желании увидеть свет солнца. Ей нужно понять, что Ойра еще жива, зелена и прекрасна.

Слизь и кожа тянулись за ней шлейфом, а она рванулась еще раз. Соки утробы истекали на пол, а конечности ее скользили. Сил оставалось мало, но ей это удалось.

Гигантский комок остался позади. Она сделала еще пару шагов, пошатываясь, едва не падая, но сделала. Покров утробы образовал будто подвенечное платье — прозрачный, легкий и тонкий наряд, волочащийся за ней. Или это ее саван? А она не невеста, а усопшая?

Она оглядела пещеру и ее своды: замершее брюхо, которое привязало ее к этому подземному миру, странные существа и больше ничего. Ей чудилось, а может так и есть, но теперь она видит все: спереди, сбоку, сверху и даже позади. Будто у нее много глаз, а мир подземья теперь предстал перед ней круглым, куполообразным. А мрак — более для нее не преграда. Солнечного света тут почти нет, он проникал лишь жалкой каплей в отверстие, через которое ранее ощущалось свежее дуновение извне. Но свет ей не нужен для зрения.

Тогда Кьонт глянула на них, пытаясь разглядеть получше маленьких чудовищ. Дети ее прогрызали себе путь наружу, поедая плоть родительницы. Доносились их мысленные желания, точнее, инстинкты, а они чуяли и ощущали ее. Наевшись, они устремлялись к ней, дабы поприветствовать свою мать и королеву.

“Ты пробудилась”. — Голос испугал ее и обрадовал.

Тут есть некто, кто может говорить! Оглянувшись, Кьонт замерла от ужаса и досады. Перед ней возникло чудовище: многолапое, бурое и мерзкое, как и те детеныши. Перед ней создание, перебирающее жвалами, отростками и щупальцами, именно ими наполнен рот этой твари. Оно не могло говорить, как и она сама. Чудовище думало, и его мысли звучали в ее голове. Но эти глаза… Они остались прежними. Их невозможно не узнать из тысячи глаз джархи.

“Это я… — Вновь прозвучал голос, теперь он казался знакомым. Как такое вообще возможно? Это же мысль! — Немосус”.

“Что с нами случилось?” — Кьонт смотрела на него и вновь замирала от ужаса, вот какое чувство ее возлюбленный сейчас внушал.

“Мы стали совершенными”.

“Мы чудовища! Что ты натворил?!” — Кьонт изучила чешуйчатые руки, напоминающие белых скорпионов, пальцы, покрытые панцирями, наростами и острыми волосками. Они еще плохо слушались, но это ее конечности, как и другие, пришедшие в движение следом. Четыре пары рук. Она такая же, как и он. Но такой не рождена, а стала похожа на кренис. Нет, теперь она и есть кренис — огромное и безобразное насекомое.

“Я спас нас от нее!” — Немосус кружил вокруг.

От кого? Кьонт не могла вспомнить, а он это почувствовал, как и новорожденные. Ненависть наполнила разум. И их умы тоже. Сознание теперь стало общим для всех этих созданий, для нее и Немосуса.

“Юбхмаа… — напомнил он. — Ты так долго спала и позабыла ту, кто изгнал нас из Джархаара. Юбхмаа — вот имя истинного зла! Она принесла в жертву каждого, кого мы любили, лишь бы не дать нам быть вместе!”

“Юбхмаа…” — повторила Кьонт, вспоминая это имя и поступок его носителя.

“В этот раз мы одолеем ее!” — Слова Немосуса — монолит.

“Ты хочешь битвы с ней? Разве она жива? Сколько вообще лет минуло?”

“Сотни иль тысячи. Мы надолго впали в забытье, — отвечал Немосус. — И твоя сестра жива, поверь мне. Смрад от ее туши доносится даже сюда”.

Кьонт ощутила запах, который он явил ей силой разума. Вонь от скверны. Как же ее называли? Кажется, эскура…

Ей вспомнилось еще кое-что — самое важное; то, о чем напрочь позабыла.

Сила. Обладание! Оно и сделало их теми, кем они являлись.

“Да, — продолжил он, глядя на Кьонт и подползая ближе. — Ты вспомнила!”

Обладание!

Обладание!

Обладание!

Вторили голоса детенышей. Они уже окружили родителей. Их первое слово, которое они запомнили и мысленно произносили.

“Мы можем вернуть наш первозданный облик?” — уточнила Кьонт, испуганно глядя на этих созданий.

“А зачем? Мы самые совершенные существа как Ойры, так и луны Клиндор!”

Немосус застыл, но его конечности нетерпеливо зашевелились — будто он паук, приготовившийся схватить добычу и ожидающий подходящего мига.

Затем по его голове и телу пробежали волны, кожа вздулась, лопнула, обнажив острые наросты. После он так и остался недвижим, а на его спине затрепетали крылья. Они росли с невероятной скоростью, и вот он уже воспарил над Кьонт и ее детенышами.

“Очень скоро ты вспомнишь. И научишь этой силе наших детей!”

Он спикировал вниз к чреву и жадно впился в него, отрывая кусок за куском и отправляя мясо в пасть.

“Тебе нужны силы, поэтому ешь!”

Есть то, что совсем недавно являлось твоим же телом? Но Кьонт слишком оголодала, а еще устала от явленной ей действительности, ей вновь хотелось спать. Уснуть и больше не просыпаться. Но голод уже начал двигать ее тело в сторону туши. Собственный запах казался таким сладким и манящим. А мысли о том, чтобы пожрать Немосуса или кого-то из детенышей, Кьонт загнала в самый отдаленный закоулок сознания, туда, где ее собственный голос никто не слышал. Он что-то ей кричал:

“Помогите! Помогите…”

Но ей так хотелось есть! Королева кренис уже не слушала тот слабый отголосок себя прежней. Слюна наполнила ее рот, обильно стекая на камни жемчужными ожерельями. Кьонт жадно припала к брюху рядом с Немосусом и начала есть — с хрустом, чавканьем и скрежетом. Она ела, пока не набила желудок, покуда не утолила вековой голод.

***

Пища (если так можно именовать часть собственного тела) быстро кончилась. Кьонт боялась снова уснуть и больше не проснуться, поэтому не спала совсем, наблюдала за жизнью гнезда днем и ночью. Просто замирала и оставалась таковой. Если меньше двигаться, то голод не такой страшный…

Вслед за ней и Немосусом пробудились старшие. Когда-то они зарылись глубоко в землю, покрыли тела оболочками, в которых сохранили питательные соки — это и дало им возможность выжить. Теперь, услыхав мысли прародителей, они пробудились.

Они не походили на Кьонт или Немосуса, ведь никогда не являлись джархи. Эти создания уже родились такими — измененными.

Им нужна еда. Еще больше. Иначе они погибнут. Следует отыскать что-то. Пора покинуть это место. Они должны найти себе новый дом. Мать, отец и полчища детей разрыли землю и вышли на поверхность.

Луна и звезды по-старому сияли на небосводе, но вот твердь переменилась. Больше нет тут зеленых, полных живности лесов, как и городов с их обитателями. Ничего. Одни голые камни и снег, простирающиеся до самого Севера.

Неужто такова их судьба — пробудиться, затем пожирать друг друга, сгинуть насовсем в этом белом и пустом мире? В землях, павших задолго до рождения ее детей…

Тогда Кьонт обратила взор и нюх на Юг. Там что-то есть, немного, но хотя бы! Запахи жизни. Голод становился сильнее. Его ощущал каждый из них. И рой, движимый им, из последних сил устремился туда.