Мечта о Мексике. Весёлая история

Глеб Карпинский

«Мечта о Мексике» – это весёлая история о том, как самодостаточный и имеющий на все свое собственное мнение пенсионер из России, устав от надоедливых родственников и нерешенных проблем, решил исполнить свою давнюю мечту – полететь в Мексику. Что из этого получилось, Вы узнаете из этой книги.

Бар открывается только на высоте семь тысяч метров

— Пожалуйста, не занимайте проход, — улыбнулась ему стюардесса в белоснежной блузе с длинными рукавами и желтой, бросающейся в глаза, юбке.

Анатолий Петрович почесал затылок, растерянно оглядываясь по сторонам. Раньше он никогда не летал на таких самолетах. Разве что иногда в Минск, когда был мальчишкой, пиво дешевое попить. Там оно стоило в разы дешевле, а разница с лихвой покрывала затраты на билеты. Паспорта не требовались. Время полета занимало обычно часа полтора, так что приходилось прогуливать уроки, а к обеду уже быть дома, по дороге поливая каждый куст.

«Эх, было время…», — вздохнул он с ностальгией.

— Какое Ваше место? — разбудила его от дум стюардесса и, осторожно выхватив из его медвежьей лапы билет, указала в сторону хвоста самолета. — Вон туда, пожалуйста. У иллюминатора. Проходите, проходите! Скоро взлетаем.

Она все еще улыбалась, но видно было, что медлительность и неповоротливость Анатолия Петровича раздражали ее. Он действительно вел себя, как слон в посудной лавке, наступая незадачливым пассажирам на ноги и задевая их ручные клади.

— Pacta sunt servanda, — загадочно погрозил стюардессе указательным пальцем Анатолий Петрович.

— Я не понимаю, — виновато улыбнулась она и невольно шмыгнула напудренным курносым носиком, пропуская Анатолия Петровича мимо себя.

— Pacta sunt servanda, — повторил он опять уже громче, и, видя недоумение пассажиров, с одолжением перевел: «Договора должны соблюдаться».

Где он слышал это латинское изречение, он не помнил, но оно прекрасно подходило его солидному, никуда не спешащему виду.

Протискиваясь вперед, он задел стюардессу своим животом, обходя ее со спины, и явно смакуя ее недовольное кряхтенье. Ее упругая попка напомнила ему теннисный мячик.

«Где их таких подбирают? — подумалось ему, и он представил себя размахивающим ракеткой на корте и вдруг нахмурился.

На той стороне, через сетку, его ждала с бигуди на голове, упершись кулаками в бока, Людка из Сыктывкара.

«Блин, поиграть что ль нельзя…», — оправдывался он, пытаясь развеять навязчивый образ и подавал подачу.

По пути к своему месту, он почему-то кивнул неказистому священнику, облаченному в длиннополую черную одежду. У того только-только начинала курчавиться бородка и расти пушок на бакенбардах, а он уже имел степенный вид страдальца, повидавшего многие виды. Его глаза были наполовину закрыты роскошными, пушистыми ресницами. Казалось, молодой священник уже парит в облаках, отсчитывая своими четками минуты встречи с Богом. Он бросил вялый, отрешенный от всего мирского взгляд на Анатолия Петровича, кивнувшего ему и как бы склонившемуся в услужливом поклоне, и слегка приподнял правую руку, скорее по привычке, для благословения или поцелуя. Но Анатолий Петрович, будучи заядлым атеистом, сделал останавливающий знак ладонью и шепотом произнес:

— Больше ни-ни!

Затем, словно распознав в темноте привидение, он отмахнулся от священника, чем вызвал на безмятежном лице того легкую блаженную ухмылку уголком рта.

— Тьфу ты, думал, зять младшей померещился, — оправдывался перед народом Анатолий Петрович. — Того тоже передернуло как-то, когда обпился. Спрашивает, верю ли я в Бога. Ну, я ему кулак показываю. Чего? Чего ты несешь, черт! Иди, опохмелись. В какого Бога? Это Тот, кто допускает избиение младенцев? А когда бьют, говорит — терпи?

— Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую, — уточнил елейным голосом священник, все еще находясь в нирване.

Слова у него вылетели также, по привычке, словно на зазубренном уроке в семинарии.

— Чего? — возмутился наш герой, выпучив глаза, и, понимая, что продолжение разговора с религиозными фанатиками бесполезно, продолжил путь.

— Утешайся Господом, и Он исполнит желание сердца твоего, — промолвил сочувственно священник уже вдогонку и перекрестил «заблудившегося в бездне».

— Вот-вот и я о том же… — икнул Анатолий Петрович. — Pacta sunt servanda.

Юрасика, бывшего зятька младшей, Анатолий Петрович ценил больше всех на свете. И все это шло от какого-то семейного мазохизма, неизбежного и непонятного здравому рассудку положения, ибо сам Юрасик, побывав однажды в горячей точке, окончательно слетел с катушек и делал всегда то, что хотел, не неся при этом никакой ответственности. Результатом такой философии стал дуэт дико орущих погодок, постоянные шатания молодоженов от любви до ненависти, да последующий за этим бракоразводный процесс, за время которого родилась еще одна девочка, а также планировались и другие. Все это Анатолий Петрович видел наглядно, так как младшая дочь с детьми жила у него в соседней комнате, а зять был приходящим и уходящим с самого первого с ним знакомства.

Конец ознакомительного фрагмента.