Ледяная дорога. Исторический роман

Глеб Карпинский

«Ледяная дорога» – это историческая драма. История непростых отношений офицера Вермахта Рудольфа и еврейки Сары, жены богатого итальянского инженера. Учитывая разные социальные статусы и мировоззрение, они находят в себе силы любить друг друга, не взирая на опасности, которые неминуемо их ждут в будущем. Действия происходят в Италии и Австрии в 1938—1943 гг.

2. Разговор с мужем

Вилла Джузеппо или Сasa di Ingegnere (дом инженера), как называли ее местные жители, располагалась на скальной, обласканной солнцем возвышенности вблизи Риомаджоре. Она выделялась на фоне живописных террас и разноцветных деревенек Лигурии особой отчужденностью и даже серостью и больше походила на опустевший средневековый замок. К вилле вела одна единственная извилистая дорога, мощенная из камня, и по ней поутру можно было наблюдать, как ползет, тарахтя на каждом изгибе, поднимаясь в гору, древненький Isotta Fraschini, везущий свежую рыбу и корреспонденцию для Джузеппо. Правда, были и другие малоизвестные тропы через скалы, уходящие к мелким, труднодоступным пляжам, но Сара ими не пользовалась, опасаясь нападения со стороны разбойников — потомков сарацин, прячущихся от карабинеров и поныне.

Сара еще издалека услышала гудок Антонио, водителя Джузеппо и остановилась, ожидая приближение машины. Это был молодой, компанейский парень, которого ее муж присмотрел еще в порту пару лет назад.

— Прыгайте, сеньора! — крикнули ей, не сбавляя скорость на подъеме, и женщина на ходу с поразительной легкостью запрыгнула в приоткрытую для нее дверь.

Зазвучал мощный рев мотора, и машина в клубах дыма вышла на финишную прямую. Почти сразу благоговейно подул встречный ветер, и Сара про себя отметила комфортность передвижения на автомобиле. Несколько крестьян в оливковой роще почтительно сняли шляпы, завидев хозяйку, и провожали машину долгим, каким-то внимательным взглядом.

— Сегодня будет жарко, сеньора, — улыбнулся Антонио, целуя нательный крестик, так как каждый раз при подъеме боялся заглохнуть и опрокинуться в пропасть. — Я бы даже сказал, что будет, пожалуй, пожарче, чем в печи у тетушки Костанцо.

Сара улыбнулась. Не было ни одного человека в мире, кто не пробовал бы выпечки этой прославленной тетушки, чье имя давно стало нарицательным не только в Риомаджоре, но и за его пределами.

— Да уж, — согласилась она, отлепляя с колен кружева своего платья. — Хорошо, что ты появился, Антонио, а то я вся взмокла.

Дорога под палящим солнцем, действительно, утомила ее. Для удобства она даже сняла туфли.

— А Вы никак опять ходили на бульвар влюбленных, сеньора, — заметил водитель и кивнул на газету в руке своей хозяйки. — Ох, уж достанется Вам от мужа.

В его голосе явно было сочувствие. Все знали деспотический нрав Джузеппо, не требующий особого пояснения. Вот почему Сара вздохнула и решила промолчать. К тому же, водитель стал отчаянно жать на клаксон, медленно подъезжая к вилле, так как ворота явно не спешили открывать.

— Вот набрали Вы прислугу, сеньора, — ругался он, намекая на то, что Джузеппо слишком часто меняет работников. — Ну, куда годятся для этой работы крестьяне? Им бы коз выращивать да просить милостыню на паперти у Иоанна Крестителя. O Святая Дева Мария! Легок на помине!

Наконец, через приоткрывающуюся щель выскочил кокер-спаниель цвета нежного шоколада и сразу с радостным лаем бросился к двери, где сидела его хозяйка.

— Тише, тише, Капучино! — засмеялась Сара. — Автомобиль оцарапаешь. Твой папочка не простит тебе такого!

Но собака не слушалась, лаяла, бегала кругами и чуть не сбила Антонио, который вышел из машины и пошел к новому «дворецкому», как он иронично называл бывшего пастуха Абеле, непутевого парня, лентяя и тунеядца. Они стали на повышенных тонах выяснять друг с другом отношения и громко ругаться, активно жестикулируя.

— Еще раз не откроешь ворота, болван, я тебе всю бороду выщипаю! — пригрозил Антонио. — Ты видишь, какая жара! Дорога каждая минута! Что скажет хозяин, когда будет есть тухлую рыбу?

— Если он что-то и скажет, — отвечал «дворецкий», не уступая Антонио в гоноре, — то скажет это мне, а не тебе, сукин сын. Ты так со своими портовыми шлюхами трепись. Или твоя Марта опять прокатила тебя с Марио…?

Сара с собакой прошла мимо ругающихся друг с другом слуг, едва сдерживая смех. Такая забавная сцена немного отвлекла ее от тревожных мыслей. К тому же, она прекрасно знала, что до драки у них дело не дойдет. Покричат, спустят пар и пойдут вечером в обнимку в одну кафешку заливать тоску дешевым вином.

— Прекрасно выглядите, сеньора! — раздался со ступенек виллы звонкий забористый голос.

— Привяжи собаку! — приказала она выбегающему к ней двенадцатилетнему мальчишке. — И скажи Джузеппо, что я иду плескаться в бассейн.

Она не хотела сегодня встречаться ни с мужем, ни с кем-нибудь еще, предпочитая провести время до вечера в меланхолии скучающей женушки. Положив газету и туфли на столик, женщина быстро сбросила с себя взмокшее платье и с нескрываемым удовольствием вошла в прохладу бассейна. Ее обнаженный, переливающийся в лучах солнца профиль с откинутыми назад распущенными волосами вызвал восторг у повара Беттино, который наблюдал за ней через узкое окошко своей кухни.

— Une polpetta con formaggio e uovo…! (Фрикаделька с сыром и яйцом) — поднес он восторженно три пальца к жирным губам и поцеловал их с чмоканьем.

Тем временем его соблазнительная хозяйка спокойно поплыла, совсем никого не стесняясь, перевернулась на спину, и какое-то время ее красивая грудь возвышалась над бирюзой, точно два островка надежды для тех, кто терпит кораблекрушение.

— Ай-ай, что творит, что творит! — приговаривал Беттино, и тут же схлопотал по шапке от Терезы, его жены весом не менее в два центнера, тоже работающей на кухне.

— Идиот, болван! — ругалась Тереза. — Когда же сеньор Джузеппо выколет тебе глаза!? Смотри, лук подгорел!

И пока шипящие сковородки остывали в бочке с водой, а лающая, как цепная собака, Тереза лезла за новой корзиной лука, у Беттино возник соблазн закрыть свою сварливую жену в погребе, и только директива хозяина, что нужно срочно приготовить обед на несколько персон и поварской долг перед собственным именем, а Беттино считался лучшим знатоком своего дела во всей Лигурии, не дали свершиться преступлению. Ему только что привезли протухшего тунца, и он размышлял, чем его приправить, чтобы скрыть неприятный запах.

В этот момент на кухню подошел вездесущий Джузеппо и стал давать распоряжения, нетерпеливо постукивая по паркету набалдашником своей трости.

— Тереза, достань самое лучшее вино и варенье из грецких орехов! Да не забудь еще сыр, что привез Антонио на прошлой неделе, он в бумажной обертке.

Это был невысокий сеньор, средних лет, с аккуратной бородкой, всегда являющийся на публику в деловом двубортном костюме, сильно напоминающем военный френч, и в лакированных ботинках, начищенных до безупречного блеска. Пожалуй, его знали все чистильщики обуви Италии. Самодовольное лицо его, изъеденное оспой, всегда выражало какую-то чрезмерную значимость, и когда его о чем-то спрашивали, он не спешил сразу с ответом и хмурил брови так, что вводил окружающих в ступор или по крайней мере в смятение. Джузеппо по профессии был инженером газового оборудования — очень перспективного и инновационного направления, поэтому был довольно богат не только для здешних краев, но и для Рима, и многих погоревших на кризисе дельцов того времени даже ссужал незначительными суммами. Правда, давал он их не всем, а только политически перспективным. Недавно он вернулся из деловой поездки из Восточной Африки, где провел долгих шесть месяцев, работая над секретным правительственным заказом, и, судя по всему, прекрасно справился с работой.

Сегодня к успешному инженеру приезжали важные гости, среди которых был свой человек из Правительства, и хозяин самой роскошной виллы во всей Лигурии не хотел ударить в грязь лицом. Все понимали и чувствовали важность события. Даже слуги назойливыми мухами крутились вокруг Джузеппо и уточняли его приказания, сыпавшиеся на них, точно манна небесная, а он, как всегда, хмурился, постукивал своим набалдашником и сердито повторял, что рассчитает всех к ядреной матери к заходу солнца.

Все это время Сара нежилась в тени высокого тиса, лежа на гамаке, сотканным из шелковых нитей, и, казалось, спала. Легкий ветерок, прокравшийся с гор, осторожно обдувал ее обсыхающее тело, словно убаюкивал, как ребенка. Ни звон посуды, ни ругань толстушки Терезы, ни вечное ворчание на слуг хозяина виллы не трогали струн ее сердца. Но все это была видимая безмятежность кошки, готовой при подозрительном шорохе мгновенно выпустить когти. В забытьи Сара вдруг улыбнулась. Ей снова почудился ее таинственный Агапета. На этот раз он не обнимал ее сзади, а обхватил ее лицо руками и смотрел прямо в глаза, и от этого проникновенного взгляда у нее подкашивались ноги и кружилась голова…

Наконец, она услышала приближающиеся шаги мужа и приподнялась, гневно сверкая глазами. Джузеппо не подошел к ней близко, не рискуя попасть под горячую руку, а, откинув назад шлицы своего пиджака, присел поодаль за столик, где лежали утренняя газета и туфли жены.

— Милая, — сказал он, не глядя на Сару, рассматривая свой маникюр, — хотя бы ради приличия оденься и выйди к гостям в самом лучшем своем наряде. Мне нужно торжество, блеск, шик! Думаю, то платье, в котором ты блистала на Пасху, будет лучшим вариантом… И надень мое колье… Нет, лучше диадему. А, черт! Лучше и то, и другое.

Она посмотрела на него безучастно и прикрыла ладошкой зевоту.

— Я понимаю, — продолжал он, по-прежнему рассматривая свой маникюр, — наши отношения сейчас переживают не самые лучшие времена, но я прошу тебя, Сара… Умоляю! Хочешь, я встану перед тобой на колени? Ну, хоть раз войди в мое положение! К нам приезжают наши немецкие друзья, настоящие герои, будущие боги Большой Италии! Их сопровождает правая рука самого дуче, сеньор Джиорджино. Для тебя, дорогая, не секрет, что именно он спас мою фирму от банкротства, и именно благодаря ему у меня есть работа, а ты имеешь все, что пожелаешь…

Видно было, что мужчина пытался держать себя в руках. Слова у него выходили через сильно сжатые губы какими-то обрывочными, жесткими фразами. Часто во время сцен с женой он переходил на крайности и даже в последний раз ударил ее в пылу неконтролируемой горячности при слугах. Сара знала, что сейчас не в его интересах показывать гостям разлад в семье, и поэтому вела себя чрезмерно вызывающе, отыгрываясь на прошлых неудачах.

Сейчас она, замотавшись широким полотенцем, презрительно фыркнула и подошла к столику, где сидел муж.

— Сеньор Джиорджино? Это не тот ли старый вонючий сводник, поставляющий нашему лучезарному дуче из провинции молодых девок? Что он забыл в наших краях? Разве ни для кого не секрет, что в Риомаджоре благодаря нашествию сеньоров офицеров еще два года назад не осталось ни одной приличной девственницы, не считая, конечно, нашей тетки Костанцо?

— Сара, прекрати! — даже побледнел, а потом покраснел Джузеппо, стиснув со всей силой трость. — Ты не справедлива к сеньору Джиорджино. И если так будет продолжаться дальше, то не обижайся на меня… — тут он запнулся и фальшиво закашлял, понимая, что перегибает палку.

— Ты хотел сказать, милый, что если так пойдет дальше, то меня придется изолировать в твоем семейном склепе, как твою предыдущую женушку? — подначивала мужа Сара, ухмыляясь.

Инженер схватился за голову.

— Бедная, бедная Ульрико, — простонал он. — Пожалуйста, сколько раз я просил не упоминать ее ангельское имя всуе.

— Не делай вид, что тебе так невыносимо больно при упоминании о ней, Джузеппо! Уж мне-то можешь не врать, я тебя насквозь вижу. Эта миланская шлюха, если бы вовремя не перевернулась в лодке с двумя абиссинскими матросами, разорила бы тебя в пух и прах, — продолжала жалить Сара.

— Сара, прошу! — умоляюще воскликнул Джузеппо. — Ты жестока, как никогда…

— Я жестока? Это мир жесток, милый! Вот полюбуйся, к чему все движется! — и Сара бросила свой гневный взгляд на «Il Popolo d’Italia» на столике. — Настоящий позор Италии! Они теперь официально объявили себя высшей кастой.

— Позор Италии? Заметь, я этого не говорил! — выдавил он из себя сдержанную улыбку и с каким-то одолжением взял в руки газету.

Затем инженер развернул ее, и при этом позволил себе закинуть ногу на ногу, слегка покачивая ею. Сара с отвращением посмотрела на этот начищенный до блеска мысок ботинка.

— Скоро ты будешь стыдиться меня, Джузеппо, как своего прошлогоднего сифилиса после полугодичной командировки в Африку, — добавила она. — Читай, читай!

— Потише, Сара, умоляю! Кругом уши! — оторвался от чтения муж и шепотом добавил. — К тому же, это был не сифилис, а обычная аллергия на черепашье мясо, и доктор Когенман выдал мне справку…

— Боюсь, что скоро справки, выданные доктором Когенманом, не помогут и ему самому.

— Дорогая, ну что ты! Ты все это сильно преувеличиваешь. Все эти расовые законы нашего обожаемого дуче одна профанация. Они никогда не коснутся евреев, пока всем этим заправляет Царфати. Да, безусловно, сама статья написана грамотным журналистом и, безусловно, я не отрицаю, попахивает антисемитизмом, но это все сделано больше по соображениям политическим. Просто мы собираемся дружить с фюрером, и следует…

Но Сара не стала дослушивать слабые аргументы Джузеппо. Она оставила его у бассейна, а сама с грациозной гордостью кошки босиком стала подниматься к себе по внешней лестнице на второй этаж. Ничего, ничего! Она еще покажет всем этим ненормальным воякам, зацикленным на превосходстве своей расовой исключительности. Широкие бедра женщины с каждой новой ступенью покачивались в каком-то гипнотическом танце, и у повара Беттино, подглядывающего через окошко, казалось, вот-вот лопнут глаза от натуги, а в рот уже залетела ни одна муха, и снова на кухне запахло горелым.