Зов неизвестности

Герберт Грёз

Жил-был художник. И одной серой холодной осенью с ним случилось что-то непонятное. Все, что осталось в качестве ключа для разгадки его тайны – альбом с карандашными рисунками.

Глава 4. Место и время

Дождь заметно ослаб, но ехать было все равно неприятно, потому что из-под колес других машин то и дело поднимались грязные тучи мелких брызг. А еще пришлось очень нервно искать заправку, ругаться с бывшим шефом по телефону, заливать стеклоомыватель, короче говоря, путешествие становилось все более захватывающим.

Берт же почти весь путь предавался каким-то размышлениям и лишь изредка издавал неопределенные междометия. Наконец, уже перед самым выходом на финишный отрезок, он повернулся ко мне и спросил:

— Виктор, а вам не было страшно там, в доме Карла?

— Страшно? Ничуть. А чего там было страшного? Голос за стеной? Это ерунда. Вот если бы крыша не дай Бог рухнула, или еще что похлеще…

— То есть, вы боитесь только рациональных опасностей? Это и хорошо, и плохо сразу. Конечно, если напротив тебя стоит дурак с ножом, пожалуй, это повод немного испугаться. Но недооценивать силы более высокого порядка неразумно. Вы что-нибудь слышали о полтергейсте?

— Только про барабашку в детстве. Тогда им по телевизору пугали. Вроде как даже документальные съемки были.

— А, я так и знал… Впрочем, я не призываю вас бояться потусторонних явлений, а лишь хочу предупредить, что попадаются среди них и такие, к которым необходимо относиться серьезнее.

— Берт, вы шутите. Я не уверен в существовании этих явлений в принципе, а вы уже пытаетесь рассказать мне об их свойствах!

— Ладно, значит, время еще не пришло. Спешу, как обычно.

После этих слов Штольц опять погрузился в свои мысленные катакомбы и разжег трубочку. А я смотрел на дорогу и кое-как справлялся со своими раздумьями. Скажи мне кто-нибудь неделю назад, да что там, еще позавчера, что я буду ехать в одной машине с сумасшедшим искателем приключений и аномальных явлений, и более того, сам буду принимать участие в поиске всего этого! Да я бы даже не посмеялся. Просто сделал бы вид, что я стенка.

— Да, Берт, хотел спросить, а какое у вас ученое звание?

— Профессор, — скромно ответил тот. — По возрасту не скажешь, правда? А вы?

— Даже не доцент. Бросил кафедру раньше представления к званию.

— Зря. Хотя нет, не зря. Ведь тогда бы мы не встретились. Если хотите, я подготовлю представление сразу же после вашего оформления в университет.

— А на кой черт эти ярлычки нужны?

— Э… Тут вот какое дело. В обывательской среде можно объявить себя хоть академиком кислых щей и затирать народу любую муть. Но в кругах науки без этих бумажек никто никого не будет слушать. Хоть ты триста раз вещай истину. Такова реальность. Поэтому нам больше поверят как профессору и доценту, нежели чем профессору и абы кому.

— Понятно… Вы так говорите, будто меня уже оформили в университет.

— Остались только формальности, уверяю вас. Все уже в курсе, что на нашей кафедре скоро будет новый сотрудник.

Вот тебе и новости. Ладно, разберемся. Тем временем мы подъехали к развилке, один указатель на которой был новенький и свежий, а второй являл собой настоящий артефакт из далекого прошлого. За новым дорога буквально красовалась недавно положенным асфальтом, а за старым коробилась и скалилась рытвинами и ямами.

— О, я надеюсь, нам по этой старой? — оживился Берт.

— А то как же!

Скорость наша заметно снизилась: машину приходилось беречь. Конечно, лучше бы я смотрел на заросшие мхом стволы вековых деревьев, которые, словно обнявшись своими кронами, загораживали небо где-то сверху. Или любовался бы таинственной романтикой меняющегося придорожного рельефа, который то падал глубокими оврагами вниз, то вздымался холмиками, обсыпанными камнями, словно пасхальные куличи цветными бусинками. Но все эти красоты достались Берту, а я сражался с тем, что в России принято считать дорогой.

— Обстановочка что надо, — удовлетворенно хмыкнул профессор. — Ну просто декорация. Так и тянет сделать пару снимков.

— Зачем?

— Для поднятия настроения и вдохновения на работу в какое-нибудь мерзкое февральское утро, когда приходится тащиться невесть куда вместо того, чтобы закутавшись в плед, сидеть у камина и думать.

— Вы много думаете, Берт.

— Никуда не денешься, это у меня с детства. А вы? Вот, например, вы думали, что мы будем делать, когда прибудем на место? И, допустим, нам улыбнется удача, и мы найдем локации, нарисованные в альбоме. Так что дальше?

— Э…

— Вот именно, «э». А я думал.

— Ну, мы будем искать.

— А что именно искать? Не знаете? То-то же. Я полагаю, что нам потребуется сопоставлять рисунки и реальность. Как в детской игре на поиск отличий. Только сдается мне, что альбом был создан не вчера, а посему кое-что из нужных нам вещей будет не на своем месте. А что-то наоборот, окажется лишним. Важно будет подмечать каждую деталь, не упускать из виду ничего, и ко всему относиться очень серьезно. Вот, например, вы видели, что я сегодня утром положил в свою сумку шкатулку с отломанной крышкой? Как думаете, зачем? Ага, я не сомневался. А теперь смотрите! На этом рисунке она есть, но почему-то валяется рядом с руинами сарая. Мало похоже на дом Карла, но шкатулка-то та же самая! Вот тут-то и загвоздка. Как понять, что важно, а что нет? Что приведет нас к разгадке смерти старика, а что будет мешать этому?

— Мда… Кстати, а как именно он умер?

— О, это запутанная история, ну просто как провод от наушников. Он почил у себя в доме, можно сказать, на ровном месте. Как раз в это время у него гостил мой дядя Ник, который и написал то письмо. Он сообщил мне — я ему звонил, когда получил депешу — что дядюшка вдруг ни с того, ни с сего повалился на пол и запричитал что-то вроде «они нашли меня», «они здесь» и тому подобное. Резонно полагая, что старик лишился разума или же впал в горячечный бред, Ник вызвал врача. Тот повертел беднягу в разные стороны, посмотрел что-то во рту и глазах, но видимо, ничего достойного своего внимания там не нашел. Они переложили Карла на кровать, откуда тот вскорости упал, причем выражение лица у него было такое, словно он спасался бегством. Тогда врач и Ник справедливо решили, что дядюшка точно тронулся и вызвали психбригаду. Однако за то время, пока скорая переплыла Атлантику и наконец-таки добралась до них, старик успел совершить побег. Его нашли в какой-то из комнат, не помню, в какой именно. Карл сидел на полу и бормотал что-то про свой альбом и каких-то неустановленных личностей, которых он называл «они». Психиатры было взялись за дело, но тут старик взял да и отдал концы. Парни быстро заявили, что это не их больной, ибо от помешательств напрямую не умирают, составили заключение о параноидальном бреде и удалились, оставив Ника и врача созерцать упокоившегося дядюшку. Тогда доктор отвез тело Карла на вскрытие, но там их ждал очень большой сюрприз: старикан оказался здоров, как хоккеист. Они, естественно, написали, что смерть произошла от чего-то там с сердцем, но истинной причины они не знают. Ее нет. Вот так.

— Ну просто сюжет для дешевого американского ужастика.

— Ага. Поэтому-то мы и здесь. Ибо мы не в сюжете, дружище. Это суровая реальность.

Да, она надвигалась. Мы въехали в местечко, о котором знали только очень немногие. И я бы не знал, если бы мне в свое время на глаза не попалась одна заметка, которую написал мой старый знакомый, любитель археологии и истории. Он в составе какой-то там экспедиции искал захоронения времен войны, но вместо этого они наткнулись на странную покинутую деревню, в которой все выглядело так, будто ее сначала разрезали, как пазл, а потом собрали, но неправильно. Не знаю, как это еще можно описать, но все было совершенно не на своих местах.

Берт выскочил из машины и забегал вокруг, как кот около миски с курицей. Ни слова не говоря, но размахивая руками и что-то высматривая, он производил впечатление мима-комедианта.

— Мы на месте, и мы вовремя, — наконец изрек он. — Спасибо, Виктор! Я в который раз говорю себе, что не ошибся в вас!