Как угодно

Георгий Полоз

В книге представлены избранные стихотворения трёх московских поэтов, настолько не похожих друг на друга, что вызывает удивление, каким образом сборник не только попал в печать, но и вышел из неё. Однако что сделано, то сделано, и книга теперь доступна широкому кругу читателей. Пожелаем им приятного прочтения и напомним, что авторы не несут ответственности за те мысли, образы или намерения, которые могут возникнуть по мере знакомства с текстом.Внимание: книга содержит нецензурную брань. Книга содержит нецензурную брань.

Старье разных лет

Пойдем?

Когда проснемся лунными, волшебными, голодными,

Плесну в росу слюны твоей горячие ручьи,

Пойдешь со мною тропами, каналами обводными,

Заваривать в золе зари тибетские чаи?

январь 11

«Одним броском, рывком, наскоком…»

Одним броском, рывком, наскоком

Тебя в осколки разобью!

Сожмет мой прочный тонкий кокон

Запястья, шею, грудь твою.

Сквозь сон и стон, и липкий воздух

Едва открыв увидишь ты,

Как твердый член сбивает звезды

С окоченевшей Пустоты.

январь 11

«От умирающих пионов…»

От умирающих пионов

Ушли пахучие жуки,

Сухие листья, стон вагонов,

Стекло бутылки у реки.

Не попросившие прощенья

Следят как плавает душа,

И лишь молоденький священник

Кадилом машет не спеша.

«Температурит…»

Температурит

теперь и ты

как все один

хрипато дышишь

от никотина

костлявый космос

под селезенкой

укрыл туманом

о, настроение

играть и дальше

сосок лимона

публично срезав

Ворон Ану

Вот ты засранец,

Ворон Ану

Чертова птица

Ворон Ану.

Может ворона ты

Ворон Ану?

Где тебя носит?

Никак не пойму.

Ну ка, лети ты,

Тебя окрестил

Силой того

Кто спасенья просил,

В окна врывайся

К девчонке моей,

Губ не целуй ее,

Виски не пей.

Ты наворуй для меня

(не кричи!!!)

Серьги, колечки,

Чулки и ключи,

Ты распугай ее

Близких подруг,

Бдительным будь

Ибо кошки вокруг.

Каркни, что встречу

В семнадцать ноль-ноль,

Ягод куплю

И смешной алкоголь.

Я же заснуть без нее не могу,

Где тебя носит, проклятый Ану.

январь 11

«Солнце веселое…»

Солнце веселое,

всеми весеннее,

тени от сосен

и высота,

синее синее

солнцесплетение

ласково рыжего

лижет кота.

Долгая отповедь

дому далекому,

к полночи мысли

полны и юны,

понаблюдай

как всевидящим оком

форточка срежет

глазунью луны.

И до утра,

растревоженный звездами,

словно в порту загулявший матрос,

будешь вздыхать

и с видом серьезным

тихо насвистывать что-то под нос.

март 06. Бабино

Хип-хоп

Они рубят ритмы и рифмы

по своим нормам

в квартирах, фирмах

наперекор

силлабо-тонике спальных районов,

стишкам местечковых газетенок,

строки которых

обезжиренный кефир.

Им не нужен

затертый до дыр

мир, не портящий борозды.

«Максимализм» —

говорят умудренные,

ибо последним

уже до звезды

куда тот катится,

мать его так.

Они рубят ритмы

бритвой

по выродку с пятью подбородками,

сдобренного баблом

за успешный прокат порнухи,

по всему, что сжирают мухи,

по торчку, зарядившего жизнь

в перманентный укус инсулинок,

завтра проносится мимо,

запах людей-личинок

насилует ноздри,

волки в овечьих шкурах

метят в козыри.

Возня из-за грязи грузит,

но здесь так дышат

шустря и шурша,

говорят: «all inclusive»

и пока не сдохнем

сохнет на ушах лапша.

Шаг за шагом

факиры речитатива

против мыла —

смело, игриво

рубят рифмы и ритмы

городов-сортиров,

их слова — абсорбенты,

бинты,

их биты — шаманские бубны

и губы не лгут.

Кожа улиц вымокла.

Пот последних поэтов.

июнь 06

«Ветер вечен…»

Ветер вечен

На Черной Речке,

Лишь по утру туман-повеса

Поведал мне, что кровь Сверчка

Текла проклятьем для Дантеса.

сентябрь 05

Не знаю

Падал дождь на камни,

Капля в травах тонет,

Мы смеемся резво —

Мир в комбинезоне.

Присмотревшись в оба,

Облизнув мосты,

Впитывал автобус

Мокрые зонты.

Из-за молний вспышек,

Наважденьем вспеня,

Рыскают по крышам

Звери сновидений.

Прогрызая бреши

В облачную дверь

Ты войдешь неспешно —

Самый нежный зверь.

И в блаженной лени

Теплится рассвет,

Сядешь на колени

Лапы спрятав в плед.

Падал дождь на камни,

Ускоряя бег,

Я не знаю как мне

Нравится тебе.

июль 00

«сентябрьской ночью…»

сентябрьской ночью

ткани разрываются

кости стучат о бетон

но нам нипочем

резиновые дубинки —

портативные члены

символы мироздания

в кровоточащем анусе

холодного города

сентябрь 00

Мираж

французский поцелуй

за коробок спичек

бесподобная отреченность

пьяного эквилибриста

я прихожу к женщинам,

которые вешают мои сердца

на бельевые веревки

взамен

напиваюсь как свинья

рисую пальцем на стекле знаки внимания

слишком много глаз

разноцветных и пустых

шествие в коробках

вокруг да около

в спящих окнах шипение пластинки

кто-то жалобно смеется

в лучах разбитого стекла

лилипуты, чья армия

вяжет мои волосы

возгласы

обещали перерезать горло

если заплачу,

но я только открываю рот,

чтобы выпустить птиц, улетающих на юг

осень 00

Комната

Что мне рассказывать

комнате одинокой?

Пусто и губы сжаты.

Почти как ее окна

фосфоресцирует глаз,

что мне рассказывать?

Вместе повеселились

около ста назад,

и собирали листья,

и на бессонницу злились.

Передавили мозги

стулья, шкафы-мещане,

комната — то есть я,

пренебрегаем вещами.

Комната хитро прищурясь,

оценивая облака,

верит настырным ласкам

обычного сквозняка.

Но к женщинам незнакомым

ревнует, ревет ревмя,

я расстаюсь с ними комната!

комната — то есть я.

Нам так тосклива, дура,

выпей безумья глоток…

просто лежу понурый,

просто плюю в потолок.

июль 01

Садится солнце

День умирающей бабочкой

ложился на край реки,

и, осыпая пыльцой

юные девы вечера

и модные игроки,

может немного голые,

но увлеченные гольфом

хихикали от тоски.

Вкушали пирожное смерти,

смотрели на драку звезд,

а дальше — верьте-не-верьте

кто-то воскликнул: «поздно!»

«Поздно!» — вскричали негры,

«Поздно!» — шипел какаду,

грозный наш адмирал

крякнул: «Садится солнце»

аплодисменты ему.

сентябрь 01

Юная эстетка

«Чуть-чуть из Тютчева» —

ты прошептала тихо

восторженно любуясь томностью моей.

Засахаренность той картины

меня взбесила,

потер щетиной с новой силой

о край стола

и мысленно увел в альковы.

Ты вся дрожишь? Зачем?

Чуть-чуть Баркова.

сентябрь 01

Киник

Император спросил:

«Лучше тебе есть мясо мое,

пить вино золотое, женщин ласкать

или ползать в грязи, босиком до утра,

побираясь на рынках корками хлеба,

прозябая, кочуя в говне?»

Зевс свидетель ответил:

«По хую мне»

сентябрь 01

«Знакомился с тобой…»

Знакомился с тобой

особой ядовитой

в шестом часу,

тащились на Пруды,

затем погас в партере

(какой ужасный дым!)

В расслабленной манере

жевал в буфете колбасу,

в шампанское пускал бисквиты

и очень громко говорил

о преимуществах калорий,

мы не забыли об актере,

который кажется любил,

но только вышел весь…

довольно сплетен, будем есть,

как дразнит красная икра,

еще фужер, работничек пера

уж пьяный, сытый и неловкий,

на воздух, милая!

трамвай гонять пора,

пора орать стихи на Маяковке!

июнь 03

«Словно огня ночь…»

Словно огня ночь

не заметила

контуры многоэтажек

голову внутрь

обожгла

ошиблась

выпила кислые сумерки

с ветераном луны

так пахнет пустыня

глупость и воровство

сексуальное извращение

новый учебник истории

чашка, купленная в Париже

придуманный мир моей любви

я выхожу на балкон

освещенный солнцем

катаю машинки по мостовой

курю и ухмыляюсь

ты сидишь в кафе напротив

хлопаешь в ладоши,

обнаружив в спальне изысканную радость

тебе больно за меня:

притворяешься

успокаиваешь

невнятные экивоки о том,

чего видимо не произойдет никогда

на Китай-городе

комом в горле

застревает нахальная влюбленность самолета

в отражение доброй реки

Минута молчания

Имел место быть

имел имя

иней

неон

кинематограф

именно

осенняя охра

терминальная дрожь

даже дождь в падучей завис

свечи трещат —

воск вниз.

Пусть у жизни вставная челюсть,

что тебе челядь, имевший блеск?

насмешку кинул

у мира мол горб

насмешки гордого брошены в гроб

не быть это слабость?

вымысел?

имел смелость

выбором

выдернуть

раму

ранить рано

бравада иль правда

путь Дориана?

коли брешу, то поправь меня

красивый

на фотографии

глазами сцепились

ливень отпел

любимый

имевший

всех отымел.

И год уже канул

и черен твой камень

и как мне теперь терпеть?

Вином и виною

октябрь изводит

и осень со мною

от боли в блевоте

день сгинул, я сник

уповая на сны,

а с ними твой стынущий тонущий стыд

я верю, реву

недорезанным боровом,

что жив ты и там,

и что там тебе здорово

ответишь спокойно:

«Все блеф и игра,

я жив, а ушел, потому что пора»

имел место быть

и имеет свой вес

минута молчания.

октябрь 03

памяти Василия

«Бей, Арлекин…»

Бей, Арлекин

Требуют крови,

Волю в кулак,

Кулак по лицу,

Лица дымятся

Лепешкой коровьей,

Сын станет Духом

На зависть Отцу.

Тех, кто по центру,

Напротив, в сторонке,

С нами, снаружи,

Тех, кто внутри,

И вылетают зубные коронки,

И освещают глаза фонари.

Бей, Арлекинище,

Друг краснорожий,

Ты бесподобен в кулачном бою,

Просто ударь, чтоб от боли я ожил,

И уничтожил ухмылку твою.

апрель 03

Это ведь ты

Небо — твое,

отвоеваны смертью облака,

звезды в копне волос.

Мне видно как чешут бока

подъемные краны,

тот любопытный пес

тоже ведь ты —

вылитый!

Ты — лето,

ты — ветер,

ты — вечность,

ты — лепет и губы,

блеск металлической спицы,

слепящей глаза,

зачем я забыл

языки спелых трав,

наречья деревьев,

пусть время назад…

пусть медленно время назад возвратиться

вить в памяти гнезда,

ведь ты — это птица,

взлетевшая ввысь до лучей пустоты…

вот дождь постучался,

это ведь ты?

июнь 03

памяти Василия

Девочка

Казалось, та девочка метит в девяточку,

приподнимаются волосы ушки,

запахи сонные, белая пяточка,

сочные фрукты-игрушки.

Мягкая девочка смотрит с оглядкой,

временно ветрена в тридцать,

боль заметелится, метит в девяточку

и без души веселится.

Зябко без денежек девочке нежненькой,

мелкий с утра моросит,

губки все ниже, жаром прошепчет:

«Дай мне, пиит, на такси»

август 03

«Утроба-гроб…»

Утроба-гроб

Аборт и баста!

До старта доли,

Быстрый взлет,

И врач с ужимкой педераста

Мамаше руку подает.

Едва семнадцать

Море солнца,

Снимают, смотрят и суют,

Сперматозоиды-марафонцы,

Послеоргазменный уют.

Нам нет причины раздражаться,

Определяют бытие —

Твое желание влюбляться

И легкомыслие мое

январь 04

«быть отражаясь…»

быть отражаясь

знать но не видеть

это так дурно

даже безвкусно

словно слепые

рыщут травою

пальцы осоки

ключ от окраин

выбрали сами

тропы лесные

камни поляны

сок ежевики

я не в ответе

мир не корежу

луч через крону

сядем пенечком

встретим знакомых

чудищ небесных

ласковых тяжких

парнокопытных

сплетни в корзине

долгие танцы

очень нам пусто

городом полным

ждать безнадежно

только сегодня

завтра другое

собственно лучше

коли забудем

что мы за боги

время подскажет

автоответчик

и заершится

день самородком

ветер натравит

мазать загаром

так постепенно

я превращаюсь

в отзвук ботинка

стоптанный детством.

Кодеин

Хрустнула наличка,

Прибавляет газу,

К черту на кулички,

У Христа за пазухой

Скомкана ирония,

Кажется оказией,

Тут одностороннее,

Там однообразие

И не хватит смеха,

Ничего иного,

Просто надо ехать

От себя, родного

Убираться в лоно,

Все равно пока,

То, что крест зеленый

Вместо маяка

Режет постепенно,

Падая ничком,

Широту вселенной

Суженным зрачком.

февраль 04

Подруги

Подруги мои — лакомки,

Ласковые обманщицы,

Луна на глазах заплаканных

В окна мои таращится.

Полеты сложены за спину,

Заложницы крыльев снежных,

И на сердцах затасканных

Блеск ощущений свежих.

Бросаетесь в неизведанное

Не думая да не глядя,

Все вы чему-то преданы,

Все вы немного бляди.

Дерзость слезам подарена,

Дурью мужской изгажена,

Рвется наружу разваренная

Самокопаний каша.

А следом — невыносимая

Тоска в отраженье хмуром —

Кому я нужна, красивая?

Зачем я такая дура?

«Заспанные трамваи…»

Заспанные трамваи

пугают голубей,

слиплись в ком соития

рассветные глазки

около шести

вышел нелепый,

смешной, больной,

кровоточащий молчанием,

выпил свою суть,

разжевал сознание.

В сложенных крыльях

ростки падения

ибо еще ниже —

до корневищ,

до унижения,

а иначе как?

Стоит, пошатывается

существо на ножках,

вспенились игриво

дрожжи мыслей.

Ничего нет,

только тени,

тайны босяцкие,

монетки разменные,

лучи-волосинки

на черепе солнца.

И тому рад,

хвала Всевышнему!

запевайте гимны

заморыши-дурачки,

он светит вам

сквозь сутулость свою,

сквозь усталость и призрачность.

Свежо.

И величав вид

ослепшего пройдохи

до коликов в животе,

но все слезки зачем-то,

тянет выблевать

мертвечину родненькую,

здесь, на остановке,

во имя прохожего

или нелепого,

смешного, больного,

тянет и тянет.

А давай ка вместе, любимейший!

крохотный мой сучок,

в рот пальчики —

зазывать спазмы,

сожрем друг друга,

слижем с асфальта

тело Христово,

утолим жажду

бензиновой лужей,

ляжем голенькие

в баки помойные,

попробуй, сосчитай

книжные мурашки.

Поди знать хотел,

а знать нечего,

да хотеть нечего,

почто нам отщепенцам,

мясным божкам.

Колосится рожь,

крутит мельница

древние облака,

идут на выгул

синие ливни.

И я вышел

около шести,

нелепый, смешной, больной,

кровоточащий молчанием,

сказочный стишок,

детская песенка,

выпил свою суть

на краю прощального поцелуя.

Свежо.

июнь 04

На страницах не будет скрипок

Влажный лес окружил музыкой

сел и вылез,

вошел позолотой зари

в пуповину,

я лечу по верхушкам,

слушаю кровь —

забурлила.

Вскрою артерию,

моя траектория

непредсказуема,

эти испарения красного кипятка

заживут облаком

у твоего окна.

Пока не выбелит время —

вкушай ливни мои!

июнь 04

«Необходимо лишь отвагу…»

Необходимо лишь отвагу

Постичь собачьему уму,

А тот затих и смотрит влагой,

Скулит протяжно на луну.

Ну что поджал ты хвостик куцый?

Устал тебе я повторять,

Здесь не скулят, здесь в случках трутся,

Кидаю палку, ну-ка взять!

Давай! Запрыгивай! О, Боже,

Какие танцы у куста,

Быть может, ты, кобель, и сложен,

Природа, мать ее, проста.

Язык сочится, пес зевая,

Осознает теперь всерьез,

Как запах течки раздувает

Его горячий черный нос.

ноябрь 04

«Бирюльки адские…»

Бирюльки адские,

агатовые глазки,

самодостаточная спесь,

и кожа — шелк,

вошел к ней без опаски

да видно вышел весь.

март 05

«Спаси, коль опасен…»

Спаси, коль опасен,

стану твоею сукой,

если гавкну чего —

изнасилуй!

Милый, я уже шелк,

вот твоя водка,

хочу чтоб вошел,

чтобы пенис в пену,

до каления белого

заколи!

Пусть зыркают,

с тобою трусь,

все эти уси-пуси:

человечки-овечки,

лодочки,

листики,

издерганные онанистики —

спаси!

Я во истину баба-солнце,

Я богиня,

Я мясо,

руби с плеча!

Без тебя подпирает

лицо оконце

и как угли в камине

печаль горяча.

Из поклонников сделай покойников,

на всех койках с тобой ночевать

я готова,

но ты успокой меня,

разревелась вдруг, слез не унять.

Мне под ухом синяк — награда,

мне за счастье — поддых ногой,

просто рядом, но глянь как рада,

что ты ешь,

что ты есть,

что ты мой!

июнь 05

«Все на заскоках…»

Все на заскоках,

в поиске,

мы — люди-вывески,

вымышленные,

спящие,

лишние,

за глоточек горького личного

вычтем,

вычеркнем

из телефонного справочника.

Мы разговоры других,

себя подслушиваем,

гнемся,

лопаемся от усердий

казаться лучше.

Нам легко удариться в тяжкие,

новое втащим,

пока переплет его пахнет глянцем —

не оглядываемся,

нужна изнанка,

вся подноготная,

нагие, удобные,

вершители богоугодных дел

мы привыкаем к телу,

к теплу, к тембру,

к амплитуде толчков,

к молчанию, плачу —

вчера было смачно,

сегодня скучно,

посматриваем на часы

наученные,

называем опытом

покой нарушенный,

половое влечение

превращая в дружбу

и наоборот,

торчит для незнакомцев

на бухих аллеях

крохотный страх:

«Может быть я не тот?»

Старое солнце

слоняется по пустым спальням,

все ищут, чтобы в одном

и ветошь святого

и картечь опального,

горечь и мед,

неймется,

отвлечься,

лечиться.

Люди-личинки

Роют рылом мякоть подушек,

жаждут крова,

крыльев сакральных,

прочно застряв

в том, что засрали,

выстрадали

скукоженным смехом

наедине с собой.

июнь 05

Шейк с девушкой-жонглершей

Их вело по закоулкам наискось,

От них веяло «Особой Московской»,

Откуда столько синих выискалось,

Вывелось по закоулкам наискось.

Люстры строгие гомерическим,

Гирлянды комнат без права вылазки,

Всему этому предпочту —

Эксцентричный парный танец!

Либидо лайкры, на юбке перышки,

Какой ход мыслей шалава-умница,

Гвоздевый шейк,

Шейк с девушкой-жонглершей,

Без права вылазки, на главной улице.

сентябрь 98

Сигнализация, разбудившая мою улицу

ввысь-ввысь-ввысь-ввысь

криво-криво-криво-криво

удивляемся-удивляемся

это гром — это гром — это гром

морда-морда-морда-морда

морда моргом морда моргом

удивляемся-удивляемся

ввысь-ввысь-ввысь-ввысь

пялит-пялит-пялит-пялит

трут утром трут утром

ввысь-ввысь

делю-делю-делю-делю-делю

люди!

догма дога прийти на финиш быстрее пуделя

будем будем будем будем

вместе вместе вместе вместе

не отчаиваемся

удивляемся-удивляемся

кнопка!

ноябрь 98

Дождь сейчас

небо затрясет ушами

лохматый дождь-хрусталь

как славно умирают капли

и словно раздирая череп

лохматый дождь сейчас

больней всего лететь на север

со всеми вместе неба реверс

и нет уже тебя

больней всего со всеми вместе

вместить всего на север громче

и нечего терять

мой полуночный макияж

киносценарий созерцанья

в кабине света и воды

приятный мой на всех

автомобили — пузо рыбы

бывает даже чистый рынок

остановили ливни зубы

индустриальных забияк

случится завтра непоседа

продвинув в щель глаза-мозги

увидишь: пусто от восхода

и на асфальте лужи прячут

белые следы велосипедов

декабрь 98