Как угодно

Георгий Полоз

В книге представлены избранные стихотворения трёх московских поэтов, настолько не похожих друг на друга, что вызывает удивление, каким образом сборник не только попал в печать, но и вышел из неё. Однако что сделано, то сделано, и книга теперь доступна широкому кругу читателей. Пожелаем им приятного прочтения и напомним, что авторы не несут ответственности за те мысли, образы или намерения, которые могут возникнуть по мере знакомства с текстом.Внимание: книга содержит нецензурную брань. Книга содержит нецензурную брань.

Сергей Сазонов aka Угрюмый

Трещина

Согреет постель ледяную

дерзкое девичье тельце,

но грусть уже в сердце селится,

пепельно-серое небо

плачет дождями, сердится

на безобразную праздность,

на то, что не видишь трещины

под штукатуркой радости.

Можно уйти в листопады,

киснуть в дымах и ядах,

верить в надежность стен,

только вот знания тень,

что трещина где-то рядом,

колеблется с дрожью колен.

Напрасно ты фотоальбомы

пальчиком потным любовно

перелистал впопыхах,

входит распахнутый страх

в ум, что складировал вещи,

голосом вяжущим, вещим:

«Трещина не померещилась…»

«Трещина не померещилась…»

ноябрь 20

«Узри же богоподобное…»

Узри же богоподобное,

усаживайся поудобнее.

Бег облаков осенних —

вечности юной вестников,

гулом по лужам студеным,

по липким листьям на лестнице

старой усадьбы торжественной,

проносится с плачем жертвенным.

Здесь, где судьбы твоей остов,

ливни идут мягкой поступью,

небо ветрами порвано,

югом давно прикормлены

трели пичуги певчей.

Знаю, тебе станет легче,

просто дождись мой друг.

Будем точить балясы,

помыслы древнему Ясеню

сложим к ногам стариковским

с дымом Страны снегов.

Вот он стоит в своей асане,

ловит мгновенье ясное,

в кронах его запутались

гимны былых веков.

сентябрь 20 Д.С.

«Ты в сны зачастила мои…»

Ты в сны зачастила мои,

но я избегаю и взгляда,

и разговора,

я помню твой яд, отлив чешуи,

издерганный жался в косые дожди,

ворот подняв до упора.

Но утро, вливая из турки в стакан,

Рассвет златотканный, смешной мальчуган

нас голыми ждал на балконе,

в своем затрапезном алькове

оставшихся дней барабан

крутили с печальной улыбкой…

август 20

Юнец

В альбоме старом,

где юности цветущий папоротник,

ее лицо на память.

Весенний мальчик — март на паперти,

под кожей времени оставленное жало

напрасно тщится выдавить стеклом.

Уже изрезан весь, приходит весть,

что солнце забежало

в Акулово к поэту на поклон.

Очнись, дурной, пока ты пел капелью,

сосед мой дрелью прогонял похмелье,

жирел от ливней розовый июль…

июль 20

Жара

В жару — лежи,

пускай трещат стрижи,

своими мантрами пытаясь вызвать дождь.

Ты — краснокожих вождь,

попыхиваешь трубкой,

следишь как скво твоя

расстегивает юбку,

являя миру безупречно-звонкий круп,

она всегда нова и норов крут

и вмиг лишит ума, неровен час,

однако ты рычишь вальяжно: «Не сейчас!»

осколки хрипа несомненно режут слух,

смотри, как ненасытный женский дух

уходит в комнату банальных подозрений,

подумать только… думать лень

Ни то, что мало — ничего не надо,

Открытию такому удивлен,

И за балконом отдыхает старый клен,

И вечер дарит долгожданную прохладу.

июль 20

«Цветущий влажный луг…»

Цветущий влажный луг —

иллюзия Железной Бодхисаттвы,

что на фарфоре оставляет лопухи,

любуйся, друг, ведь именно они

смывают горечь неуместной клятвы,

вплетая в мысли летние стихи.

Приятель старый просится из ножен,

Но ты сегодня тих и осторожен,

И в ровном жаре нижнего котла

Сомнений вечных крутится зола.

июль 20

Досужее

Залетела в открытую дверь

Перфоратора нежная трель,

И уносит несущую стену

Племя въедливых дюбелей.

С телевизора льется елей,

Скоморохи отведали морок,

В стуке сердца (как стукнет за сорок)

Хрип тумана с осенних полей.

Возлежит подопрелая зрелость

В мошкаре, что под лампой согрелась,

Но пока облака-корабли

Заплывают в бокалы твои.

июль 20

«Исчерпав движенье яда…»

Исчерпав движенье яда,

буровая сердца бьет,

и в сосании ее,

разорвавшимся снарядом

расцветал покоя лед.

Нагулялся в преисподней,

и в исподнем при народе

прибаутками сорил,

табачок смоля корявый,

заряжал свой локоть правый

в угловатость постных рыл.

Приукрашивая немочь,

да выцеживая мелочь

из таинственных сусек,

слыл ты парнем очумелым,

славным олухом поддатым,

завсегдатаем аптек.

И фантазий цеппелины

плыли в облаке пылинок,

навсегда предвосхитив

огрубевший в дреме миф

утонченных инсулинок.

И твой ангел, не иначе,

по ночам тихонько плача,

перебрал в настройках код —

оборот наоборот,

чтобы стал ты озадачен

путь к вопросу обозначив:

«Как я выжил, ешкин кот?»

май 20

Слежка

Я тебя выследил,

подпустил на выстрел,

приманки выстелил,

теку пластилиновый

в своем периметре.

Я тебя спрашивал

по-человечески,

не веря, что зверь ты

насмешников вечных калечил,

на пальцы

дыма колечки

напяливал,

пока ты в спальнях чужих

наяривала

без палева,

с алиби.

Щеки обидой мокнут,

окна, что смотрят в окна

в зеркале отражены,

кнут моей мести вогнут,

пьяный давно от липких

всхлипываний жены.

Дерзкой сивухи литр,

молью побитый свитер

носит скелет в шкафу,

я тебя рву,

я тебе вру,

я тебя выследил,

подпустил на выстрел —

мистика.

Что-то не так,

в тихой засаде,

кровь на спине

застыла,

кто-то мне смотрит в затылок,

чье-то дыхание

сзади…

апрель 20

Третий

О, ты прекрасна, ты река,

мягка, мокра,

упругий зад несут осанистые шпильки,

кулон на шее, губы пылки,

в ладони правой — пенис,

в левой — пенис,

надуты вены.

Проникновение двойное

в твои отверстия, дитя,

ни нечто вон — ничто иное

как завершенность бытия.

Попытка скрыть пустотность тела

в уроборической тоске.

Улов твой в сетчатом чулке

заметно скромен. Солнце село.

И не имеющих начала

концов, что чресла сладко жгут,

но сколько б раз ты не кончала —

ты просто труп. Ты просто тут.

Ты просто тут, прости, ты тут

(друзья уже созвучье оценили,

они с тобою тоже спали-пили,

пока их не уродовал уют).

Да это мысли вслух. Опух?

Тебе виднее,

но не кричи, гнев так коверкает черты,

пускай в дерьме, пускай теперь на дне я,

брань заполняет вонью наши рты.

И сразу виден выход сообразный

твоей природе вытертых колен —

никчемный вздор, болтливость эту праздную,

закроет, вероятно, третий член.

апрель 20

«Девочка волоокая…»

Девочка волоокая

облако

в тебе девять потоков,

потому не мешай,

удовольствия не лишай —

чай проливаю с утесов Уишаня.

Иди погуляй,

покорми гулей…

Гули?

А ты погугли.

Через отрицание

Ни лук-шалот, ни синий «Голуаз»,

ни глаз, остекленевший от морфина,

ни длинные новеллы без финала,

ни анфас,

ни профиль бармена, ни молодые вина.

Тебе не нужен хохот ушлых дур,

ни вид с натуры и ни юноша Артюр,

ни плющ на хрупкой стенке коллектива.

— Давай еще разок, снимаем без штатива.

Ни чибисы, ни мотыльки в стекло,

ни зло и не добро, ни запах стружки,

ни то, что мимоходом занесло,

ни плед на женщине в убогой комнатушке,

ни тяжкий грех, ни сбитые костяшки,

ни вермахта божественные пряжки.

Тебе, которому все это претит,

Увидеть и, увы, не умереть.

апрель 20

Поездка

страх высоты заглавной буквы

секиры запятых и стыд за них

в сверкающих мензурках подсознанья

редактор роговины разминал

залез на рифму вышел на вокзал

стеклянный купол корешками сотен книг

плацкартный чад проник пока ты успокойся

плевался где тут синтаксис такси

везет тебя по Лиговке-иголке

в парадной (боже упаси) коты встречают

трением о ноги

ну проходи чего стоишь ждала устал с дороги

ну обними мосты разведены

апрель 20

Северный этюд

Череп — зубчатые башни,

Вены рек и мышцы пашни,

Занимается заря.

— Эй, ворота отворяй!

— Прешь с мякиной в ряд калашный?

Вопрошал язык домашний —

Гдовский говор скобаря.

И в открытое оконце

Сонным шагом входит солнце,

Расползается молва

— Ты слыхал, наш голова

за добротное суконце

бор сосновый дал ливонцам,

вот те крест, его слова!

апрель 20

«в свои восемнадцать…»

в свои восемнадцать

фланируешь полный жеманства самолюбования

звездной пыли в карманах

стреляешь мелочь пишешь звенишь не спишь

влюбчивый пьешь

стрелки на брюках как бритвы

штиблеты сбивают в лужах отраженье нахала

куришь сапожником мацаешь

девичью грудь спрятав зевоту поесть не забудь

играешь в кино

мчишься на велике друга лежишь на косе

в лапах солнца

от предвкушений всесилен

бледен нелеп безразличен

как посторонний Камю

смотришь на дождь в таксофоне

март 20

«В кочевьях луны скуластой…»

В кочевьях луны скуластой

Отдыхают погонщики звезд,

Плавные и распластанные —

Вытянулись во весь рост.

Они озирают планеты,

Стенанья существ живых,

И руки, что к небу воздеты,

И речи глухонемых.

И смотрят на гнев и на скотство,

На бойни, на бег синих туч,

На мудрое руководство

Помойных зловонных куч.

Пытаются в недоуменье

Постичь эту склизкую муть,

Где день от рожденья до тленья

Сбывается как-нибудь.

Но вскоре они засыпают

Обуглившись лунным вином,

И звезды тихонечко тают

На бархатном небе ночном.

февраль 20

Сансарический этюд №4

Воскурим благовония

из человеческого жира

в агонии бардо,

на радость музыкальным инструментам,

пока еще мы слышим голоса

и те нас призывают бросить страх.

Чем дальше падаешь,

тем явственней моменты —

как будто побывал во всех мирах.

Богиня Грома с головой вороны

в руках сжимает труп младенца,

от вспышки шока запульсировал оргазм,

на внутренней поверхности бедра

царапая,

стекает семя в заусенцах,

лицо перекорежил спазм.

А дальше — больше,

ты бежишь, бежишь, бежишь,

ныряешь где поглубже,

там, где жижа,

и вроде дышишь,

снова жизнь…

свинарник чист,

подруга причиндалы твои лижет,

картофельных очистков целый таз

и глазки-пуговки уверены — экстаз!

Лежишь в соломе, в небе облака,

разлит повсюду запах формалина

и на стене бликует ножик мясника.

февраль 20

Конечно же

Прямая спина медитаций,

Выносливость, крепкое тело,

Конечно же мне хотелось

И небо коптить между делом,

И хлеба горячего мякиш

На фоне цветущих акаций.

Взирать на беспечные пары,

И рядом со мной мои парни

Ведут несусветные споры

О кинематографе Бога.

И рифма проста, и дорога —

Прибрежна, нежна, бесконечна,

Конечно же мне хотелось

Закончить вот именно так.

Но сна не хватает, я жалуюсь,

Из ног вытекает усталость,

А многоэтажки алые

К закатному солнцу льнут,

Летим же, каурка сивая!

В такси льет шансон плаксивый,

И вены жилых массивов

Стянул горизонта жгут.

февраль 20

Просто идешь

Без явств, без вещей,

без веществ,

в поисках счастья

глядя окрест

идти то туда, то сюда.

Сбиваясь и медля

петляя меж капель,

быть зазванным гостем

заброшенных капищ,

где тысячи тел

залегли посолонь,

где в лоне земли

изливался огонь.

Идти перекрестками

улиц безликих,

унылых, угрюмых,

крикливых и диких.

Идти непреклонно

и наперекор,

идти по наитию,

глядя в упор.

И пусть за тобой

жирный след борозды,

ты просто идешь

и тебе до звезды.

февраль 20

«Любезный хозяин…»

Любезный хозяин

с чаем у ночника

не может спросить о личном

лирического двойника.

Никак не идет беседа,

не вяжется разговор,

некому даже посетовать,

вымести сор во двор.

Вместе сидят уныло,

молчат, подперев бока,

луна облака умыла

до каждого лоскутка.

Заспана старая улица,

заморозком обнажена,

по ней не спеша прогуливается

гулкая тишина.

Но ночь приоткроет ставни,

тайны, что каждый знал,

свет ее дальний, давний

всегда с языка слетал.

И вот уже снов сиянье,

и слов ненасытных рой

без умолку мнут расстоянья

пиит и его герой.

Ведь им же, бродягам отважным

осматривать город с вершин,

где утром топорщатся важно

усы поливальных машин.

февраль 20

Ее слова

Вспрыгнул на подножку

первой строки

и мысли бегут вразброд.

Бесстыдно нагой блокнот

нагонит уже в дороге,

ведь стынет глагол в прологе,

опомниться не дает.

А просто слова ее,

той женщины, что уходит,

по сердцу бредут и бродят

и топят февральский лед.

февраль 20

Ворон

Глаза стремительны, осматривает зябь,

Границы двух миров припрыжкою чертя

Проворный ворон царственно спокоен,

Кинжальным клювом в сумрачном настое

Сбивает спесь с дотошного червя.

Другие птицы топчутся поодаль,

В тумане у земли отходят воды

И новых всходов-выдохов не счесть,

Наш черный жрец разносит эту весть,

Окрашивает небо свежей сажей,

Презрев и Хель и сельские пейзажи

Летит в подбрюшье белых облаков…

декабрь 19

«Я дикарь и сухарь…»

Я дикарь и сухарь,

отказавшись от светских утех,

словно хмеля росток проползу по отвесной стене,

а недавно как все

принимал суету за успех,

и был преданным зрителем этого театра теней.

Мне казалось, что пятница день возлияний и сна,

Ведь гашиш безупречен, ведь водка предельно вкусна,

А теперь пустословлю, наверно прогневал богов,

Что и исповедь эту не спрятал в семнадцать слогов.

декабрь 19

С 9 до 6

С девяти до шести, с девяти до шести,

Мой привычный маршрут, чтоб с ума не сойти,

Испытание духа на долгом пути,

Через небо и твердь, через смерть взаперти.

Как обычно я утром спускаюсь в метро,

Я ныряю в его кровяное нутро.

От подземных ветров загудят тормоза,

Пассажиры напротив закроют глаза.

И нам снится в тоннеле мерцающий свет,

То в конце бог-проктолог меняет пинцет,

То звенящие звезды скользят по стеклу,

Разгоняя московскую мглу.

декабрь 19

На Маяковке

Самогоном душистым, ушастым

Словно птицы друзья зацвели,

Переулками плыли и шастали

Как космические корабли.

Как степенные, сонные бонзы

На ветру у подземки стоим,

Отвернулся Володя бронзовый,

Да и хер бы наверное с ним.

ноябрь 19

Лирическое отступление

Завывает с утра,

то камлание ветра.

Ты же веришь ветрам?

Я да.

Вот тебе и с небес вода,

нет опоры в текучем мире,

сирый пес в коммунальной квартире,

с листопадом бегут года.

Помнишь март и кораблик-спичку?

Талый лед в уголках ума?

От разлук и до случек,

до вредных привычек

ты врывался в свой текст «избегая кавычек»,

погружая в туман дома.

Был в компаниях пьян и едок,

скоморошничал так или эдак,

и, пожалуй, едва замечал,

как сползает под тиканье стрелок

позолота со статуэток.

Непрочитанные тома

безнадежно дымятся дремой,

только ливень густой и ядреный,

только будущая зима.

сентябрь 19

«Я жду давно непрошеных гостей…»

Я жду давно непрошеных гостей,

которые как в детстве бестолково,

настойчиво звонили в двери, теребя

на языке своем приветственное слово,

да, впрочем, помнишь сам таких ребят,

это сегодня смотришь ты сурово

в прищуры одноглазых новостей.

Я жду давно непрошеных гостей,

ведь в келье тела стало тесно от костей,

а сердцу дорого, что выльется спонтанно,

где мы лишь капли путаных фонтанов,

подвижники бесчисленных путей.

сентябрь 19

Сегодня

Когда у тебя вдруг провалится нос,

Откажет за органом орган,

Ты горько поймешь, что тропа на утес

Была лишь дорогой к моргу.

Родная твоя — это ветер в ночи,

Сбивающий пламя агоний,

И простынь простит недержанье мочи —

Теплее холодным ладоням.

Последние образы: вот Новый год,

И жизнь пузыречек в бокале,

И кто-то его поднимает и пьет,

Танцует в прокуренном зале.

Пора расставаться Мальчиш-Кибальчиш,

Сегодня пришли за тобою,

И нет твердых слов, ты бессильно кричишь,

Визжишь, как свинья на убое.

сентябрь 19

Водяной дед

Там, где заросли крапивы,

Там, где раньше пели пилы,

Выбегают из оврага

Два серебряных ручья.

То живой водой поправят,

То подарят холод Нави,

Два ключа в миру подлунном

Вырываются ворча.

Ты за каменный мосточек

Приходи, увидишь ночью —

Сквозь мерцанье белых капель

Смотрит старый сонный дух.

Дед в воде сидит как жаба,

Мысли праздных ловит жадно,

Борода его как сети,

А в усах лебяжий пух.

Пустословить здесь негоже,

Будь учтив и осторожен,

И, конечно, двум истокам

Поклониться не забудь.

Стариковская улыбка

Лишь намек, что тело зыбко,

Но несет успокоенье

Тем, кто встал на Шуйный путь.

сентябрь 19

Сила

Я помню, что летали

как всполохи огня

нечеткие детали

нескладного меня.

Из детства проносились

и высились грядой

сказания о силе,

отмеченной судьбой.

То Бог о силе духа

в течение ста лет

нашептывал на ухо

на кухонном столе.

Где я метал закуски

и ложки снизу грел,

выплясывал по-русски

да выпрыгнуть хотел.

август 19

Смотрю

За выброшенные слова

теперь только воздух в ответе,

как лава течет голова

на площадь, где митинга петтинг.

Петляя в глазах бунтарей,

смотрел, как и должно эстету,

на тех, кто плевал на царей,

на тех, кто набрасывал смету.

На каждого, кто бил ключом,

на лужи босыми ногами,

на мальчика с параличом,

складывающего оригами.

август 19

«Качающимися проводами…»

Качающимися проводами,

падающей водой,

детскими голосами,

растревоженными игрой,

я был средоточием звуков

и руки прикладывал к уху,

все слушал, как сумерки комкали

от мебели душную комнату,

как старый закат с юным месяцем,

присев на пожарную лестницу,

с успешной охотой поздравили

дворовых поджарых котов.

май 19

«Будь здесь…»

Будь здесь.

Неторопливо пей стихи,

притихни вместе с ними

и иди,

куда глаза глядят,

куда летят пылинки.

Сбей ветра яростную спесь,

пусть от улыбок прорезаются морщинки.

Будь здесь.

май 19

Романтик

Мальчик румяный готов уколоть

Женскую тонкую топкую плоть,

Бьет из ладоней фонтан хризантем,

Гасит либидо сигналы антенн.

Игры гормонов на детском лице,

Гордый от лести, что пестик в пыльце,

Мнется у сада зазнобы своей,

Мир представляя как россыпь огней.

Дум пережеванных черный изюм,

В книгах слащавых, что выели ум,

Губы спешат за бегущей строкой —

«вдруг у нее появился другой!?»

Здесь бесполезно вдогонку кричать,

В чате сердечки — течки печать,

Лярва устало подернет плечом,

Мальчик румяный уже обречен.

апрель 19

«Так и лежит у меня на раскрытых книгах…»

Так и лежит у меня на раскрытых книгах

нагая Ядвига

ногами двигая.

Шелестит страницами-бритвами

и слова ее словно рытвины

на шоссе тишины.

В турке пенится кофе турецкий,

взгляд прохладный, жестокий, детский,

как движенье реки под снегом

наполняется чем-то иным.

апрель 19

Попрошайка

Попрошайка шибко смелый,

Извиняясь на ходу,

Пересчитывает мелочь,

Что я ссыпал на беду.

«Ты подкинь еще мне рупий,

На достойный закусон…»

Сизый нос укутан в струпьях,

Голос весел, невесом.

Перегар замешан с потом,

Приоткрыт гниющий рот,

То, что дружен был со спортом

Плавность шага выдает.

Да видать не получилось

Удержаться на коне,

Слабость, сданная на милость,

Сила, скисшая в вине.

Настреляет на бухлишко,

Накидается и спать,

А во сне его мальчишка

Станет горы покорять.

В предвкушении момента

С пол пинка побьет рекорд,

И посыпятся монеты

Из дырявого трико.

март 19

Поэт

…тряпье на бельевых веревках

опасные бритвы раскрытые

взвешенный, а навзрыд ревет

выплеснул крови корыто

скользит по кафелю с мебелью

по кайфу запить кониной

вешки расставив медленно

вешается на пуповине

болтает ногами бодро

но ясен пень точит лясы

мол мясо на женских бедрах

и ангелы златовласые

февраль 19

«Прочитаю на бегу…»

Прочитаю на бегу

След подошвы на снегу,

В нем кусочки мертвой рвоты —

Ужин, отданный врагу.

С проспиртованной судьбой

Мальчиши летят гурьбой,

С нескрываемой досадой

Крутят шарик голубой.

Набивать костяшки рук

Поручил им друг-физрук

И погожими деньками

Брать прохожих на испуг.

Испугался, значит врет,

Что в гармонии живет,

Перочинный пацаненок

Под ребро ему войдет.

Сокрушительный поддых,

Кутерьма снежинок злых,

Разрушение иллюзий

Непоседливых, седых.

февраль 19

«Пар прошлого в письме-смятении…»

Пар прошлого в письме-смятении,

Пронзили стол рапиры солнечных лучей,

Пылинки светятся и вертится плетение

Замочной скважины под натиском ключей.

Ты в дверь войдешь,

вспугнув скулящих чаек,

поставишь чайник…

октябрь 18

Сруб

Пока волк выл

по реке плыл,

а как влез в лес

поубавил пыл.

В том лесу сруб

задушил дух,

там стоит труп,

отгоняет мух.

Обходи, друг,

обходи сруб,

не сойдет с рук,

не спасет круг,

не вертай взад

да еды не грей,

завяжи глаза,

уходи скорей.

сентябрь 18

Начало двадцатого (декаданс-сюита)

Кокаин на распродаже —

Три кило за два рубля,

Какаду мой стал плюмажем,

Талисманом корабля.

Я иду к друзьям-поэтам

С чистым томным порошком,

Издеваться над сонетом

Русским матерным стишком.

Там, за Лиговкой наш замок,

Там берем мы в оборот

Куртуазных куртизанок

И слоняющийся сброд.

Нам не нужно революций,

Наше счастье часть причин,

Захлебнуться от поллюций

И преставиться в ночи.

Косоглазых сгинул фетиш,

При жандармах морды бьем —

«За Цусиму мне ответишь!

Кто ты в городе моем!?»

Боль смотрелась благородно,

Все, что вспомнил невзначай,

Как на Балтике холодной

Согревал балтийский чай.

Как весной Нева трещала,

Как с веревкой лез на стул,

Как ты встречу обещала,

Уезжая жить в Стамбул.

Все. Устал. Плясать не буду,

И пока кипит отвар,

Помогаю лилипуту

Помочиться в писсуар.

сентябрь 18

Момент

На ярмарке поэтов

мясные ряды звуков

уводили коптить небо

заезжих жонглеров.

Мой обет молчания

дверь с другой стороны

вой ветра

падающая вода,

ушел от пустословия с духами

исключив спиртное…

Дерганый паяц доедает микрофон

мокрые бедра дам

уже на его плечах,

татуированных сгоряча.

Ковыряя в тарелке скуку

сонный аптекарь

скрыл в морщине

многозначительность момента.

сентябрь 18

«О, муза, ты присела на колени…»

О, муза, ты присела на колени,

Ты слушаешь движенье вешних вод,

Растет живот и верные олени

Уже давно не водят хоровод.

Зазноба юности в засаленном халате,

В шестой палате, что налево до конца,

Пускает шептунов на автомате

Пока я мнусь у мокрого крыльца.

сентябрь 18

Маленькая смерть нарратива

Руки бороду теребят,

и под крики ребят во дворе

слышу сонные слезы фонтана,

растворяющиеся в жаре.

Два смешных шерстяных пятна

морды спрятали в лапы, спят,

на асфальте арбузные реки,

руки бороду теребят.

В этом мареве города море

бестолковый и плотный мираж,

персонажи курортной истории —

ожидаемый ажиотаж.

Мракобесы живут бесконечно,

хочет выпороть дядюшка Сэм,

ну а плюс это минус, конечно —

БДТ или БДСМ.

ЧВК, челноки, чебуреки,

тчк, зпт, многоточь…

на асфальте арбузные реки

и невеста как бестолочь ночь.

Руки бороду города моря

да герою Георгия крест,

и как скажут французы — «don’t worry»

и под крики ребят манифест.

сентябрь 18

В матрице

Раб встал раком,

его мозг трахают

через желудочно-кишечный

тракт.

В анальном канале

мертвая пища

старых подписчиков

чин-чин.

Раб лезет в бар

бухать этанол,

смотреть под юбки,

блевать под стол.

В шорах конторы

с утра до шести

лучшей дороги домой не найти.

Дома супруга

(упруга пока)

она «нитакая»

она на века,

поскольку наш раб

накидался в дрова,

сегодня для долга

болит голова.

Теперь телеящик —

потоком ток-шоу,

и раб настоящий,

и все хорошо!

август 18

Волосы Солнца

По путям железнодорожным

Мчалось солнце, цепляя сосны,

Его рваные рыжие космы

Не ухожены и невозможны.

Вплетены в сухожилья вагона,

И в окно и в огонь самогона,

Перемешаны с пылью на коже,

Не уложены и непохожи.

Их не срезать прибрежной осокой,

Пальцы месяца в небе высоком

Крутят косу готовой к ожогу

И все молятся, молятся Богу.

сентябрь 18

«Воет пес и воет…»

Воет пес и воет,

Ищет чей-то след,

Влажный нос под снегом —

Никого здесь нет.

Синие сосули

Облепили хвост,

Острый месяц с крыши

Дышит в полный рост.

Заходи, пропащий,

Посидим вдвоем,

Коль не встретил счастье,

То забудь о нем.

март 18

Сновидец (Лжегуру)

Никотин из ушей, печень в пене,

Молвит брат об обратном дыхании,

Что всем нужно скрестить колени,

Видеть ауру в колыхании.

И пока он здесь чавкает мясом,

Обжигая текилой живот,

Наше пьяное счастье санньясы

Даже в собственных снах не живет.

ноябрь 17

В портовом городе

От летнего томления на сердце маета,

Портовых кранов щупальцы щекочут сухогруз,

Все кажется отчетливым и видно неспроста

Струится нежной свежестью расколотый арбуз.

Матросы белозубые бульварами идут,

Редут любовный пройден, считают этажи,

В их честь сегодня радостно акации цветут,

Над снегом бескозырок пикируют стрижи.

Почти галлюцинация, но видно вдалеке

Девчонки загорелые на пирсе ловят бриз,

Их угловатость наглая и мысли налегке

Рисуют для приезжего изысканный эскиз.

ноябрь 17

«Полушутя, полуиграя…»

Полушутя, полуиграя,

Полжизни в праздности порхая,

Он понял вдруг, что опустел,

Что поседел на почве флирта

И мир не мирт, а литр спирта

Что расхотел.

ноябрь 17

«Весь день сегодня поливает…»

Весь день сегодня поливает,

Везде трясутся в беготне,

Но дождь, конечно, понимает —

Все совершенно похер мне.

Для всех поэтов, горечь сплина

Мужицкий способ разузнать,

Что самка самодисциплины

Не будет мозг тебе сношать.

Идем, качаемся и дышим,

И пишем, что мол за окном,

Отполированные крыши

Уходят в космос за вином.

ноябрь 17

Приморцы (Рыбаки Севера)

Стул заскрипел —

оглохли автострады

луна хрупка.

Ее рука

сама трезвонит в рынду.

Трал полон рыбы,

рытвины морщин

определяют опыт

на глазок

на закусь

под педали,

что попадали

под седалища мужчин.

Пакетик чая —

чань морей открытых,

маяк тревожен

беспокойством о забытых,

луна хрупка,

на мостике покой.

Оформив груз

аппортом в порт приписки,

от солнца блики,

лица близких,

самых близких —

к ним прижимаются

соленою щекой.

ноябрь 17

«В капюшоне хорошо…»

В капюшоне хорошо,

Снега мокрого пушок

Пролетает мимо,

Медленно, лениво.

Саперави кружка ждет,

Утром в лужах будет лед

Отражать полеты

Птиц и самолетов.

ноябрь 17

Там, где умирают поезда

Мы прошли по утренней росе,

И тропа, виляющая змейкой,

Оборвалась где-то на косе,

В почве сочной, в паутине клейкой.

Ивняка тугие плети на плече

Просят поклониться водоему,

Пыль висит на солнечном луче,

Придавая значимость объему.

Если проползти еще едва,

То трава раскроется немного,

Там, где начинается вода —

Старая железная дорога.

сентябрь 17

«В твоем уме, что и вчера…»

В твоем уме, что и вчера,

все то же самое —

ходячий автомат.

Почистив зубы, ходишь на работу,

ты так рад,

что наступает пятницы хмельная передышка.

В твоем уме все то же самое,

бегущая строка,

и у любви, как у больного старика —

за придыханием последует одышка.

сентябрь 17

Вино

После каждого глоточка

Говорю себе я — точка,

После каждого глотка

Говорю — наверняка,

После выпитой пиалы

Допускаю, что не мало,

А прикончу бутылек,

Посмотрю на потолок,

Без раздумий устремляюсь

К магазину со всех ног.

март 17

«На капающий город…»

На капающий город

навязчивый сквозняк,

отращивая бороду

стращаю молодняк.

Плетусь из подворотен

к ближайшему метро,

и бесы на излете

вонзаются в ребро.

февраль 17

Кредо

Льстить любимым музам,

Выглядеть нахалом,

Хохотать от пуза,

Обходиться малым.

Быть всегда причастным

К звукам тонкой лиры,

Наблюдать бесстрастно

Ускользанье мира.

Боевым искусствам

Верить без причины,

И с особым чувством

Ожидать кончины.

декабрь 16

«Сон лучистый, снег пушистый…»

Сон лучистый, снег пушистый,

От иконы мягкий свет,

Мужичонка неказистый

У окошка пьет рассвет.

Электрички подпевалы

Дружно выстроились в ряд,

И вороны у вокзала

Говорят и говорят.

декабрь 16

«когда два дракона в море…»

когда два дракона в море

резвятся, бросая чешуи,

твоим небесам понятно,

что это чаинки в гайвани.

охвачен врасплох покоем,

омоет листву к третьей страже

стремительный синий ливень,

улитки упругий сок.

июль 16

«мимо облаков, дерева, реки…»

мимо облаков, дерева, реки

рама велосипеда

синий мальчик Кришна

развесил пухлые губы

так хочется петь и танцевать

по-дурацкому

с цацками лам

браслетом месяца

в полотне степи

бороться с калмыком

во имя Всевышнего

кожу изодрав

и потом, чтобы лечь с тобой,

вымыть голову кислым

молоком.

май 16

«Разбрюхатилась весна…»

Разбрюхатилась весна —

Ой ведь дура, ой красна,

Побежала по задворкам,

По сусекам, по столам,

Перегаром по пригоркам,

Всем алейкум, всем салам!

Говорит — теперь я баба,

Маслянистая услада,

Ой ведь дура, ой красна

Возвращенкою ткана.

Выпей мягкую сосульку

И пока качаешь люльку,

Навий день благодари,

Что молчат монастыри.

январь 16

«Так где же ты был…»

Так где же ты был,

когда тебя не было?

За сетью созвездий

небесного невода?

В тени подозрений

и сводчатых арок?

В мерцании айсберга?

В капельках пара?

Ты строил дворцы

досточтимых отцов,

стал сочною шлюхой,

вождем кузнецов,

тряпичником, воином,

поэтом, ученым,

скрипичным ключом,

воскресеньем прощеным,

горою и городом,

гулом турбин,

и голым рабом,

что несет паланкин,

Ганешей, конечно,

Иисусом и сном,

и днем белоснежным,

и красным вином.

Поэтому к черту

стихи бытия,

стихия уверена —

я — это я!

январь 16

Оставаться одному

Подумать только —

оставаться одному,

смотреть в окно,

в обои и обиды,

не соблюдать режим,

не строить виды,

не верить беспокойному уму.

Померкнув

между первой и второй

от жгучих губ

вечнозеленой феи,

плениться музами

да музыкой Орфея,

и как паяц заигрывать с хандрой.

январь 16

Тревога

А помнишь, было иначе?

Та панорама —

окно в никуда,

Там мы,

томные мальчики,

раскидывали на года —

пагоды слов,

институты,

парки, водку, луну,

невозмутимость Будды,

телеэфиры…

и тут ты,

всасываешь

что к чему

ноябрь 15

«Сирота Ясунари в пожаре заката…»

Сирота Ясунари в пожаре заката

Пасту чая неспешно обдаст кипятком,

Выдох трех крепостей — безупречная ката,

Но в заставах застыл мироздания ком.

Так в дыму криптомерий цветет Камакура,

Разрывает монаху коана нарыв,

На бумаге его тень хмурой фигуры,

И бездонное море, и стоны горы.

октябрь 15

«В длинной бороде дня…»

В длинной бороде дня

дети пронизаны лучистой водой

сухой палкой

они выуживают желтые листья.

Ветер запутался в кронах

в его пальцах раскидистые ветви

раскачивают хрупкий

оберег неторопливого шага.

сентябрь 15