«Союз нерушимый…»

Георгий Комиссаров, 2021

«Мировой Союз» пришёл на смену СССР и мировой системе социализма. Разрушена Берлинская стена и Железный занавес. Произошло объединение Германии, которая стала одним из Регионов Мирового Союза. США погрязли в беспорядках и безвластии, в следствии непризнания итогов выборов Президента и разгрома толпой Белого Дома и Капитолия. Удастся ли новому Союзу стать единственной супердержавой? Сможет ли он помочь США выйти из кризиса или наоборот, покончит с «врагом № 1» раз и навсегда? Это и многое другое Вы узнаете из этой книги. Представляю Вашему вниманию продолжение цикла «За СССР», в который уже вошли книги: «Чехословакия 1984 года», «21-84, ах, как хочется вернуться…или свернуть», «Вы за обновлённый СССР?», «Мы наш, мы новый…». Герои прежние и новые. Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно. Содержит нецензурную брань.

Глава 4. «Весна идёт, весне дорогу…»

— Интересно, есть ли на Земле места, где календарная весна совпадает с погодной? — размышлял Саныч по дороге с площади Дзержинского, где он работал, на Старую площадь. Куда он решил пройтись пешочком.

Была уже вторая половина марта, признаков весны не наблюдалось. Напротив, была нормальная морозная, снежная зимняя погода. Вернее, обычный морозный московский зимний вечер.

— Может предложить на зиму переезжать всему правительству и руководству в тёплые края? — очередная нелепая мысль пришла ему в голову.

— А, что? Товарищ Сталин несколько лет прожил в Гаграх. Правда это было после Войны. И он там, как бы «почивал на лаврах». Даже некоторые утверждают, что самоустранился от руководства, — скатились мысли Саныча в историю.

— Мы тоже имеем полное право на «почивать на лаврах». Враг повержен и умоляет о пощаде. Вот только нужно найти место. В Гаграх и зимой не очень. А сейчас в марте вообще мерзко. «Плавали — знаем», — вспомнил Саныч одно событие.

— А сейчас, у нас есть места получше. Южно-Европейский Регион Мирового Союза. Средиземноморье. Вода и воздух зимой не опускаются ниже +17 градусов Цельсия. А, в солнечные дни все +20. Для зимы просто замечательно, — вспомнил Саныч, — это конечно не Карибский Регион и не Юго-Восточно-Азиатский, где зим вообще нет, но и не сильно, территориально, в отрыве от Центра Мирового Союза.

С такими, можно сказать, отвлечёнными мыслями, Саныч пришёл в известное место на Старой площади, а именно в здание ЦК компартии Мирового Союза. На регулярное заседание «малого Политбюро», как неофициально называли рабочее совещание, при участии дуумвирата и приглашённых товарищей. Чаще всего, его Саныча и пары тройки узких специалистов, из областей, по которым будут вопросы, в связи с повесткой.

Повестка была всегда разная. Но вопросы безопасности, анализ и прогноз событий, были всегда в повестке таких совещаний или как их ещё называли «сверка часов».

— Ну, что Саныч ты на это скажешь?, — спросил Романов.

— Нужно соглашаться. Однозначно. Мы и так все лимиты исчерпали. Обратную реакцию или, если хотите, контрреволюцию мы прогнозировали, как раз на это время, — ответил Саныч.

— В Минобороны согласны тоже. Мы, честно говоря, на такое и не рассчитывали. А как и пристало военным, готовились выполнить свой долг до конца, то есть до «ядерного рассвета», как говорят наши «лирики», — чётко высказал мнение военных их представитель в звании генерала армии.

— Да, никто не рассчитывал, что американцы так обвалят своё военное присутствие за рубежами США. Выведут личный состав военных баз и флоты назад к себе. Порежут большую часть крылатых ракет, малой и средней дальности, почти всю стратегическую авиацию. Ну, тут конечно без нашей помощи не обошлось. В экстренном порядке были нами созданы десятки мощных «гильотин» и «секаторов», которые кромсали фюзеляжи ракет и самолётов круглые сутки прямо в местах их дислокации и на их стоянках. Острословы прозвали их там «Сибирские цирюльники», а более сведущие и патриотичные, ближе к действительности, «Серпом по яйцам», — добавил Саныч весело.

— А, что ты там говорил про контрреволюцию?, — спросил Щербицкий.

— Ну так, зашевелилось их «дип стейт». И отсюда их предложение вернуть им контроль над их ядерным оружием на территории США, которое находится в шахтном варианте базирования, — ответил Саныч.

— То есть, мы их не додушили?, — переспросил Первый Секретарь Юго-Западного Региона Мирового Союза, один из членов дуумвирата реальной власти в стране, товарищ Щербицкий.

— Кого смогли, из старого состава, тех «исполнили». Особенно «ястребов». Остальных убирали их коллеги и даже ЦРУ, — коротко ответил Саныч.

— Так, а откуда опять они взялись?

— Они поэтому и зовут себя «глубинным государством», что они там есть всегда. Одних убрали или они по естественным причинам уходят, другие тут же сразу практически и появляются. У них нет чётко выраженной идеологии. Как правило, это чистый капитализм. То есть желание, как можно больше заработать и как можно меньше кому то отдать или заплатить. Естественным врагом их, являемся мы. Так как ратуем за человеческое отношение к людям, за повышение их благосостояния, за ограничение доходов богатых и наоборот, постоянно поднимаем планку минимальной заработной платы, уменьшаем рабочие часы. Вот ввели 36-ти часовую рабочую неделю, вместо 40-ка часовой. А всего то пол века назад, обычным делом была 60-ти часовая, а то и 80-ти часовая. Да, что далеко ходить. Всего то 15 лет назад у нас в СССР была шестидневка, то есть 48-ми часовая рабочая неделя с одним выходным днём. И к этому всему мы снизили пенсионный возраст до 50 и 55 годам, женщинам и мужчинам, соответственно. При увеличении продолжительности жизни до 72 лет в среднем. Ввели, с прошлого года, выплату всем совершеннолетним гражданам, безусловного базового дохода, в размере 50 рублей в месяц. Правда не наличными, а с целевым назначением. В «массажный салон» с ним не пойдёшь, ха-ха, — рассмеялся Саныч.

— Саныч, ты прямо, как с трибуны Партсъезда тут отчитываешься перед народом. Мы всё это лучше тебя знаем. И чего это нам стоит, тоже. Ты лучше по своей части нам ответь: — не шарахнут они по нам?

— Товарищ Щербицкий, я ответственно заявляю, что даже если такое решение кем то там и будет принято, его реализация не сможет пройти для нас незамеченной. А значит будет сделан упреждающий удар, в соответствии с нашей новой доктриной. Они там это знают и учитывают.

При этих словах представитель Минобороны чётко поддакнул: «Так точно!»

— Но это, так скажем, то, что на поверхности, — продолжил Саныч, — вторым слоем идёт наш полный контроль их каналов подачи команд и ввода кодов пуска баллистических ракет. Третьим слоем идёт вывод из строя большей части их ядерного арсенала нашими специалистами при их последней инспекции. То есть ядерный заряд банально не взорвётся или ракета взорвётся на старте в шахте.

— Это, хорошо, Саныч, что ты так уверен. Ну зачем то он попросили вернуть им контроль?

— Товарищ Романов, я наверняка знаю, что это всё их внутренняя политика. Как я уже говорил, это естественная реакция. Сейчас маятник качнулся в другую сторону и оппозиция стала обвинять правящую команду в сдачи национальных интересов и тому подобном. Мы формально уже не имеем повода удерживать ядерный арсенал США под своей охраной и контролем. У них там всё уже успокоилось и властям вполне под силу обеспечить его надёжную охрану. Поэтому, считаю целесообразным согласиться и как можно скорее.

— Хорошо, Саныч. Так и поступим, — согласился Щербицкий, а Романов кивнул в строну вояк и мидовца.

— Саныч, скажи нам, что там в Китае?

— Неожиданный вопрос, товарищ Романов. Но попытаюсь на него кратко ответить. Там сейчас начались беспорядки. Они спровоцированы, если честно, то формально, нашей политикой открытости, либерализмом в экономике, плюрализмом в политике и обществе. Китайские коммунисты горячо это всё поддержали и у себя. Но в обществе там появились деструктивные элементы и тенденции, с которыми нам удалось тут у себя совладать, выявив агентов влияния Запада, да и просто агентов. А им у себя этого не удалось. И проведённые недавно выборы в наш Верховный Совет и в их Народное собрание на альтернативной основе, уже показали разницу в качестве, так скажем, альтернативных кандидатов. У нас обычно проигрывал заслуженный, но к сожалению, так назовём, закостенелый или попросту говоря, зажравшийся партработник, молодому и инициативному комсомольцу или беспартийному, с хорошими рекомендациями с места работы, от комсомола и коммунистов. А у них в высший орган пролезли популисты и горлопаны прозападной ориентации.

— Это тебе, Саныч не напоминает события в Венгрии, Чехословакии и Польше?

— Если и напоминает, товарищ Щербицкий, то только отдалённо. Всё таки там Запад и ЦРУ не действовали так нагло. А тут они пользуются тем фактом, что КНР не является членом ВД и не входит в Мировой Союз. Да и отношения наши только недавно нормализовались…

— Ясно, Саныч. Что предлагаешь?

— Не вмешиваться. Это если коротко. А если более развёрнуто, то быть готовым ввести войска в приграничные районы КНР. Прежде всего в Манчжурию. Скорее всего КНР распадётся. Как это уже было не раз в истории Китая. Нам нет смысла сейчас гадать по какому принципу это будет в этот раз. Нам нужно обезопасить свою территорию и не только на севере, но и на юге. На границе бывшего Вьетнама, а сейчас нашего Юго-Восточно Азиатского Региона. Поэтому, Манчжурию есть смысл полностью включить в зону наших интересов, а с другими прилегающими территориями, которые начнут процесс отделения, закрепить принцип нейтралитета и невмешательства. Особо хочу остановиться на их ядерном потенциале. Несмотря на его малочисленность и несовершенство носителей, я считаю необходимым быть готовым к его немедленной эвакуации к нам или разрядке боеголовок на месте.

— Спасибо Саныч, так и поступим. Но, как ты считаешь, почему американцы туда полезли? Неужели думают сменить ориентацию Китая и направить его на нас?

— Всё возможно, товарищ Романов. Но это не так быстро сделать. Я думаю, дело тут немного в другом. Как это не фантастически звучит, но они свято верят, что наш фильм «Лихие-90-е» это прообраз реального Мира, который нам с Вами удалось поменять на нашу реальность. То есть, они считают, что раз мы их переиграли, зная будущее, то и они должны тоже этими знаниями воспользоваться.

— Саныч, погоди. Ты это серьёзно? Нет, фильм, конечно, отличный и я бы даже сказал, своевременный. Многим, что называется, проветрил мозги. Наш Генсек после каждой новой серии уходит в запой. В пору киношников просить показывать их не чаще одного раза в месяц. А когда тот напивается, то кричит: «Это я во всем виноват!», «Судите меня!», «А, они обещали НАТО не расширять!», и всё в таком духе. Но при чём тут Китай?

— Товарищ Щербицкий, они считают, что Китай нужно сдерживать. Нам они пока ничего сделать не могут. А вот, Китаю напакостить могут.

— Это, Саныч, понятно. Но чем им Китай не угодил? США по размерам экономики на втором месте после нас. А Китай, дай Бог на сороковом, а по ВВП на душу вообще сто какой то.

— Так, товарищ Романов, в нашем фильме Китай, как раз начал свой подъём. Там есть сюжет о «челноках», которые начали везти в бывший СССР из Китая всё. Китай стал там «фабрикой Мира». И быстро, за 10 лет, вплотную приблизился к лидерам. А тем более, что СССР исчез, а Россия там скатилась сама на надцатое место по ВВП.

— Ну так, это же выдумка? Или нет? Саныч, ты нам чего то недоговариваешь?

— Товарищи, я прошу не здесь Вам ответить на этот вопрос.

— Нет, давай здесь и сейчас. Товарищи приглашённые, Вы все свободны, — обратился к остальным Романов.

Все, кроме Саныча и двух Первых Секретарей, поспешно вышли. А Саныч, как опытный контрразведчик, выглянул в коридор и приказал охране самой отойти на три метра от дверей зала заседаний и никого к ней не подпускать.

Затем он достал прибор из своего саквояжа и совершил с ним обход помещения, потом нажал на нём что-то и из него начал литься шум или даже смесь шумов, что не позволяла на расстоянии расслышать, что говорит человек. А также этот прибор издавал помехи на всех радиочастотах, что полностью исключало прослушку и запись их разговора.

Когда все манипуляции были закончены, Саныч подтянул свой стул поближе к дуумвирату, присел на него и тихо начал:

— Товарищи, то, что я сейчас Вам расскажу не просто тайна или суперсекрет, это прежде всего невероятная история на грани фантастики. Я сейчас рискую быть признанным невменяемым и посаженым в психушку.

— Саныч, переставай «наводить тень на плетень», — не выдержал Романов, в то время, как на лице у Щербицкого было кое-какое понимание.

— Хорошо, тогда слушайте…

Саныч давно готовился к этому и его рассказ о невероятных событиях четырёхлетней давности и что потом за ними последовало, много времени не занял.

Когда он закончил, в зале стояла полная тишина. Ни разу, за время его рассказа, его не перебили и сейчас, два самых могущественных человека на Планете, сидели молча с отрешёнными выражениями на лицах.

— Можете меня проверить с помощью «полиграфа», «сыворотки правды» или «гипнозом», — подсказал Саныч методы проверки его искренности.

— Ты говоришь, что кроме тебя и Генерала, пухом ему земля, никто об этом не знает?, — первым вышел из оцепенения Щербицкий.

— Я раньше думал, что он и Вам, товарищ Щербицкий, об этом поведал. Вы же тогда нас так во всём поддерживали… — начал Саныч, но был прерван.

— Да я с Генералом через такое прошёл… Поэтому он просто говорил мне: «Поверь мне, так надо», — ответил Щербицкий.

— Ну, тогда кроме меня и Вас теперь, достоверно знает директор ЦРУ и может его ближайший друг полковник Гровс…

— Ну, ни х..я себе!, — не выдержал Романов. При этом было не ясно, это его запоздалая реакция на рассказ Саныча или на известие о том, что самый главный секрет СССР, а теперь Мирового Союза, знают их злейшие враги.

Саныч поторопился сгладить ситуацию и пояснил: — он узнал слишком поздно и не от своих агентов и шпионов, а от своих аналитиков и… от нас.

— Оху…ть!, мы же всё им и выдали, — это уже не выдержал Щербицкий, — они же этого парня могут убить или выкрасть, просто в отместку…

— Ничего с ним не случится. У нас с ними «пакт»…

— Какой ещё, нах..й, «пакт»?, — возмущённо спросил Романов.

— Ну, это договор о неприкасаемых лицах с их и нашей стороны. Подписали ещё при «хруще» после «выстрелов в Далласе», чтобы избежать войны, — пояснил спокойно Саныч.

— И, кто в том списке?, — уже сдержано спросил Щербицкий.

— Если коротко, то Вы оба и ещё несколько человек. Могу Вам его предоставить для ознакомления.

— Не нужно. Хотя, как ни будь принеси, глянем для интереса, — сказал Романов.

— Хорошо, — согласился Саныч, с облегчением в мыслях констатировав, что «буря прошла».

— То есть, всё в этих «Лихих» правда?, — перешёл к конкретике Романов.

— В общих чертах, да, правда. То, как оно могло бы быть, — уточнил Саныч.

— Ну, бл..дь. Теперь и сам буду напиваться после каждой серии, как наш «Меченный», как его там в фильме «приложили», — в сердцах бросил Щербицкий.

— Может его запретить?, — задумчиво произнёс Романов.

— Ни в коем разе!, — почти хором возразили ему Щербицкий и Саныч.

— Пусть все видят, из какого гов…а мы страну вытащили, — продолжил Щербицкий, — а если бы «удалась» антиалкогольная компания? Бюджет рухнул бы. Мы же надеялись на доходы от нефти и не знали о сговоре США с саудитами по обвале цен на неё. Хорошо, мне Генерал принёс «типа разведданные» об этом и заключения аналитиков на ЭВМ.

А Ромнов, продолжил: — да, кто бы тогда мог об этом подумать. А, как всё красиво было? «Пора покончить с «пьяным бюджетом!», — кричал в ЦК Мишка, — потери компенсируем нефтью и газом!». Тряс выкладками. А когда перестали алкоголь продавать, то вообще всех «под плинтус загнал» цифрами об уменьшении в десятки раз преступлений в состоянии алкогольного опьянения. Правда, тогда никто их не перепроверял, и цифр об отравлении разными суррогатами и палённой дрянью, что народ вынужден был пить, вместо магазинной водки, тоже никто нам не предоставил. Я уже не говорю о взрывном росте нарко-мании и этой, как её, в глотку ей ежа, то-кси-ко-мании, — почти по слогам произнёс последнее название Романов.

— Да, что там «сухой закон» и нефть. Выкрутились бы. Затянули бы пояса и выкрутились бы. А вот авария на АЭС под Киевом и недавнее землетрясение в Закавказье, «там» бюджет и похоронили. И пошли мы к капиталистам с протянутой рукой, тьфу, — горько высказался Щербицкий.

— А точно, это не диверсия была на АЭС?, — встрепенувшись спросил Романов.

— Точно. Я лично с этим разбирался. Обычное наше головотяпство. Вот после проверки «закрутили гайки» во всей атомной отрасли, сразу в разы происшествий стало меньше. Можно сказать вообще нет, — ответил Саныч.

— Да, помню какой Вы там в Киеве «шухер подняли». Даже в намерении «отделиться» Вас тогда заподозрили. Правда, громче всех кричали именно сами «воры», как всегда. Вовремя мы их разоблачили…, — задумчиво произнёс Романов.

— А с землетрясением, ты нас, Саныч, славно всех «развёл»…,ха-ха, — хохотнул Щербицкий.

— Почему «развёл»? Я и сам точно не знал, природным оно было, или это наши вояки или американские что-то учудили, — деланно возмутился Саныч, — ну с нашими я всё быстро выяснил и решил эту тему «качать» в сторону сейсмо-оружия США. Ведь красиво получилось?, — спросил Саныч у «ареопага».

— Да, не скроем. Всё «в масть легло». Особенно переселение от туда людей. Если и были тогда недовольные, то сейчас таковых нет. Завалили ЦК письмами благодарности. Да и «роль места жительства» социологи стали по другому воспринимать. Раньше этот фактор не считался определяющим. А сейчас наоборот, — согласился с Санычем, Романов.

— Ну, а всё же. Что будут предпринимать американцы? Как думаешь?, — спросил Щербицкий.

— Думаю, что ничего неожиданного не будет. Нам удалось напихать в их Администрацию людей, на которых у нас есть железный компромат. Конечно, приказ взорвать там что ни будь они вряд ли выполнят. Но вот об обстановке, мнениях, настроении и даже о проектах решений мы знаем достоверно из разных источников, что сводит на нет, как и игру на продвижение к нам дэзы, так и на внезапность чего либо вообще, — ответил Саныч.

— Ну, а что директор то?

— Да ничего. Сидит, как «собака на сене». Решает к кому ему с этим пойти. Ну и самостоятельно пока начал несколько своих операций. Вот одну мы наблюдаем в Китае. В других регионах тоже. Но это всё так называема «серая зона». Напрямую наших интересов не затрагивает.

— И всё же, как нам помочь Китаю? Не чужие ведь?, — спросил со вздохом Романов.

— Ну кроме того, что я уже озвучил, можно им бесплатно предоставить право показа у себя наших «Лихих». Если там хоть кто-то остался из понимающих, то прочитает между строк и прихлопнет эту вакханалию, как было у них в той реальности. Не побоялся там один Генерал и прокатился по недовольным на танках. Конечно, воя в Мире было, но ничего. Через 10 лет всё прекратилось, так как страна сделала рывок. ВВП вырос в десятки раз!, — ошарашил всех Саныч.

— Ни х…я себе!, — воскликнул снова Романов.

— Не может быть, — с недоверием Щербицкий.

— Вот и Вам есть над чем подумать: «А надо, оно нам?», — заметил с хитринкой Саныч.

— Ну, тогда пусть всё идёт, как идёт, — вздохнул снова Романов.

Они ещё немного поговорили о разных сюжетах «Лихих» и распрощались довольно озадаченные отрывшейся правдой.

***

Проведя свой вчерашний «отшельнический вечер и ночь», с очередной девушкой «для здоровья», а ею снова оказалась моя одногруппница, такая, когда то, неприступная «ледышка», а сейчас «горячий лёд», Лида из Питера, я решил «для себя» срочно смотаться «на выходные» в Ленинград. — Но не с «ледышкой», а с Василисой. Судя по всему «девочка созрела» и дальше тянуть нет смысла и опасно, так как явно от воздержания она уже готова прыгнуть на любого встречного. А это, в мои планы не входило. Я её готовил для себя, — рассудил я.

И так «решено — сделано»!

— Лиса, здравствуй, — полуофициально я обратился к Василисе, встретив её на следующий день в коридоре киностудии.

— Добрый день, Дэн, — та ответила вежливо-настороженно.

— Давай смотаемся в Питер на выходных?, — предложил я.

Василиса замерла в нерешительности и проговорила:

— Я подумаю.

А сама размышляла: — это не выпадало из её образа «неприступной крепости», но и месяца «осады» было достаточно, для «почётной сдачи» на условиях «побеждённой», а не рисковать быть «взятой штурмом» и расстаться с победителем после «трёхдневного права победителя на разграбление». А такое могло случиться в любой момент. Причём «крепость была готова пасть» при первой же настойчивой попытке любого претендента. А таких за Василисой вилось всегда довольно много. И время от времени она «давала» им… возможность заглянуть в её «внутренний мир» и там вволю порезвиться. Но и посоветоваться с подругой тоже нужно было.

Подруга Анечка без колебаний «дала ей добро» на «полную капитуляцию», но с условием «совместной жизни «без обязательств». — Мужчины всегда ведутся на эту уловку. А потом просто привыкают, — привела подруга ей «веский аргумент».

Василиса не стала «откладывать дело «сдачи крепости» в долгий ящик» и сама первая «сделала молниеносную вылазку», как только они расположились в двухместном купе вагона СВ, знаменитой «Красной стрелы».

Напрасно несколько раз к ним настойчиво, в течении часа, стучался проводник, чтобы забрать билеты. Или это стучались соседи, слыша невнятное мычание и стоны с охами и ахами? Потом их косые взгляды красноречиво свидетельствовали об их отношении к этому. Как всегда, гамма их чувств простиралась от жгучей зависти и всецелой поддержки, до тоже зависти и гневному осуждению. Последнее, обычно исходило от дам, далеко «забальзамовского» возраста.

— Ну, ты дала, — восхитился я Василисой.

— Да, я такая. Не зря прошла все отборочные и выходила в финал нескольких конкурсов. Я же рассказывала?, — с гордостью она похвасталась своей квалификацией.

— Да, пробы негде ставить, — подумал я, — мне так точно.

— Ну, что ты и вправду готов «жить со мною под одной крышей»?, — спросила Василиса игриво.

— Раз обещал…

— Только из-за этого, — возмутилась Лиса, но не по настоящему, а загадочно улыбаясь при этом, кончиками губ, как «Мона Лиза».

Она нависала надо мною, так как на узкой полке вагона СВ рядом лежать было неудобно. Для секса это не было помехой. Так как я при этом был то вверху, то внизу, а то и сзади или над, когда «принимал зачёт по устному изложению», ха-ха. Который, кстати, Василиса выполнила с высоким артистизмом и аристократизмом, под мерный стук колёс.

— Ну, что ты, Лиса? Я сам хотел предложить…

— Дождёшься от тебя…

— Так ты же сама строила из себя…

— И правильно делала. Мне на пару раз не нужно. Мне нужен постоянный партнёр. Ты же видишь мои возросшие возможности…тьфу, потребности…тьфу ты, ну ты понял. А менять постоянно партнёров и «идти по рукам», как вы, парни говорите, я не хочу, — пояснила Василиса доходчиво свою позицию, как учила её подружка Анечка.

Путешествие было приятным. Бросалось в глаза всё новое и хорошо забытое старое. Вышколенность персонала вагона СВ была заметно выше прошлогоднего уровня. Правда там был не такой «фирменный» поезд, а попроще. А тут скоростной, уже, правда и Слава Богу, не единственный в Союзе. Такие стали «бегать» в разные концы страны. Что значит рынок и конкуренция. Это ж нужно абсолютно добровольно убедить или привлечь чем то, человека ехать шесть часов из Москвы в Ленинград, когда, то же самое, но в два раза дешевле, он может совершить в три раза быстрее на самолёте.

Но вот привлекли рекламу и крутятся везде ролики. Где проводятся аналогии и связь времён, между Николаевской — Царской железной дорогой, затем Сталинской Октябрьской железной дорогой, с наркомовскими вагонами и брежневские времена со скоростным экспрессом «Красная стрела» и нашим временем. Воссоздали интерьер и внешний вид эпох. Я выбрал «Царизм». Всё в том стиле. И Василису попросил соответственно приодеться. Без панталон и кучи платьев с подюбниками обошлось, но вот корсет, пояс и чулки, шляпка с вуалью и стильные сапожки на каблучке имелись. Как там: «…гимназистки румяные…грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка». Это про Василису, ха-ха. Угодила, чертовка!

Естественно, и чай в подстаканниках и обслуживание официантами из ресторана. Но мы всё же пошли взглянуть на это чудо той эпохи. Так как такие пассажирские жд-перевозки перестали давно быть рентабельными, то Минтранс передал и разыграл на аукционе права на них, среди частников. И вот теперь весь этот пассажирский состав частный. А не как раньше, только вагон-ресторан. Нет, есть ещё направления, где бегают государственные пассажирские поезда и там только вагон-ресторан частный или в аренде у частника.

Но тут не так. И это сразу отразилось на всём. И на чистоте и на обслуживании. В ресторане была живая музыка и певичка напевала романсы того времени. Даже «массажистки», как по прежнему продолжают величать «жриц любви», были костюмированы согласно эпохи. Наличие со мною дамы не помешало им предложить нам обеим свои услуги. По лицу Василисы я понял, что «не сегодня, а так может быть…». Дамы тоже это поняли, но были вежливы и учтивы, и оставив свою визитку, пожелав «хорошего вечера и поездки», удалились в свой уголок.

Мы решили в ресторане слегка поужинать, а в купе заказать напитки и фрукты. Прекрасный чай нам подавал проводник.

Так и сделали.

Затем был опять «секс-марафон». Запросы конечно, были у Василисы «царские». Было заметно и воздержание, и потребность. Но за два часа до приезда, она таки выдохлась и мы немного поспали. Как и положено, за пол часа до приезда, нас разбудил проводник. Благо, никаких «санитарных зон» уже не было и в помине. Вернее, они может и остались, но вот «на отправление естественных надобностей пассажирами поездов» перестали влиять. Туалеты были оборудованы вакуумными сантехприборами, как в самолёте.

Большим плюсом для современных СВ было наличие отдельного туалета на два купе. А принимая во внимание, что и соседнее, смежное с туалетом, купе я тоже выкупил, то это был наш личный клозет.

Неспешно собравшись и даже попив чаю, мы, под бравые марши, прибыли в 6 утра на Московский Вокзал, города — Героя Ленинграда. Спать хотелось очень. Планируя нашу поездку, я закал нам индивидуальное экскурсионное обслуживание. Нас у вагона встречали. Это была женщина, лет пятидесяти. Типичная Ленинградка. Это выдавало в ней её слово «поребрик» и худощавое телосложение. Видимо, будучи ребёнком, пережила «Блокаду». Вернее, голодала некоторое время и потом была эвакуирована «на Большую Землю», а после вернулась в родной город. Несмотря на ранний час и темень, она была бодра, собрана и в хорошем расположении духа. Как мы потом отметили, это типичные черты всех коренных ленинградцев или тех, кто хоть год тут прожил и впитал это.

Также Питер нас встретил «дыханием весны». Была оттепель и естественно слякоть. Сказывалась близость Балтики. Хотя Финский залив и Нева были всё ещё скованны льдом. Это всё мы увидели позднее, а пока мы шли быстрым шагом к ожидавшему нас авто, в начале вдоль состава по крытому перрону, а потом по гулкому Вокзалу.

Пространство перед Вокзалом было хорошо освещено.

— Перед Вами Площадь Восстания и Невский проспект, — сообщила нам наш экскурсовод, Мария Фёдоровна, как она нам представилась в начале.

— Это, главная улица Ленинграда или Санкт-Петербурга, — добавила она.

Сев в микроавтобус, мы направились прямиком в нашу гостиницу Англетер — Астория. Да, именно так. Почему? Это запутанная история, рассказанная нам нашим гидом.

Всё, как всегда у нас, началось в Революцию. Гостиницу национализировали и назвали «Интернационал». Потом в НЭП опять акционировали и вернули прежнее название Англетер. После войны назвали «Ленинградская». Недавно её отреставрировали и объединили с рядом стоящей Асторией и вернули прежнее имя. Ну всё, как всегда.

— Я буду некоторые названия использовать советского периода, а некоторые царского, как и название самого города, — сразу предупредила нас гид.

— Почему?, — спросила она сама себя и ответил: — Ну вот пример. Все знают и помнят, что именно в Вашей гостинице Англетер останавливались Чехов, Айседора Дункан, Есенин… 28 декабря 1925 года в номере 5 был найден мёртвым и здесь было им написано его последнее стихотворение: «До свиданья, друг мой, до свиданья…».

— Или, наоборот, — продолжила гид, — визитная карточка современного Ленинграда, площадь Восстания, приобрела своё название и узнаваемый вид после Революции, а прежнее её название Знаменская площадь никому уже ни о чём не говорит. Ну кроме, историков и краеведов, конечно, — добавила она.

А я начал судорожно вспоминать: — в каком нас номере поселили? Потом оказалось в 25-м, Слава Богу. Совершенно в другом крыле. И нам в гостинице, потом сообщили, что в 5-й номер особая бронь от фанатов Есенина и для этого нужно чуть ли не за год записываться, чтобы одни сутки там провести.

Это единственное, что меня вывело из полусонного состояния. А так, Лиса мирного спала у меня на плече и я вполглаза и вполуха тоже и почти не воспринимал мерное бормотание Марии Фёдоровны.

По приезде, я чуть ли не на руках занёс сонную Лису в наш номер, попросив портье оставить формальности «на потом», подтвердив наши личности паспортами.

С гидом, к её безмерному огорчению, временно распрощались. Она оставила свою визитку и я пообещал ей, как только мы проснёмся, то я ей позвоню. А она заверила, что в течении часа будет у нас.

Продрыхли мы до одиннадцати часов утра. Потом Василиса при помощи своего «речевого аппарата» привела моего «дружка» в вертикальное положение и оседлав его, отправилась на нём в получасовой заезд галопом. Попутно проверяя прочность кровати и шумоизоляцию номеров. Насладившись «твёрдостью моих намерений», убедившись в прочности кровати и напоследок испытав звукоизоляцию наших апартаментов громким стоном удовлетворения, переходящим в ультразвук, она разгорячённая свалилась в изнеможении на мягкий матрац кровати.

Я тоже получил отличный заряд бодрости, от такой разрядки в конце на блаженную улыбку Василисы.

Затем, сделав утренний моцион, я позвонил Марии Фёдоровне. Та ответила сразу восклицанием: «Наконец!», когда узнала, кто ей позвонил.

Едва мы успели по-быстрому перекусить, как с низу нам по телефону сообщили, что гид нас ожидает.

Одевшись, мы пошли на встречу прекрасному.

С гидом сразу договорились исключить пешие прогулки, ввиду мерзости погоды. Отложив их на лето. А сейчас мы хотели бы посетить сокровищницу русской культуры Эрмитаж. Ну естественно, основную экспозицию и не до изнеможения, а часа на два максимум. Затем поздний обед или ранний ужин. Возможно, послеобеденный сон и вечером в Мариинку.

Я понятия не имел, — что это? Знал от «ледышки», что это самый известный театр Питера. И там работают, тьфу, служат конечно, «в театре музам служат», то ли её родители, то ли дядя с тётей. Неважно.

Ну так вот, я там нам забронировал на вечер отдельное ложе. Конечно, как Саныч «Царское» в «Большом», мне неудалось, но «градоначальницкое» получилось.

Мария Фёдоровна, конечно посокрушалась, как мне показалось «для виду». — Тоже наверное не горела желанием по такой погоде бродить под открытым небом. Куда как приятнее в «тепле-добре», — решил я.

Ехать тут было недалеко. Но даже в этот отрезок пути гид поведала нам, что вот этот здоровенный Храм перед гостиницей, кстати виден из окна нашего номера, это знаменитый Исаакий или Исаакиевский Собор, и как жаль, что мы не хотим ходить под открытым небом, а то там такая хорошая смотровая площадка.

— А что, мы там увидим? Снег на крышах?, — съязвил я.

— Ну да, ну да, — быстро она согласилась и продолжила.

— Выполнен в стиле позднего классицизма по проекту архитектора Огюста Монферрана. Собор возводился аж 40 лет, с 1818 по 1858 годы. Достигает в высоту 101,5 метр, позолоченный купол храма видно почти отовсюду в историческом центре. По размерам купол Исаакиевского собора уступает только куполам соборов Святого Петра в Риме, Святого Павла в Лондоне и Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции…, — она нам заученно рассказывала, но была прерван вопросом Василисы.

— А, что это за мужик на коне?

Мария Фёдоровна запнулась и стала, как рыба, выброшенная на берег, глотать воздух ртом и одновременно покрываться розовыми пятнами на лице. Что говорило о крайней степени её возмущения. При чём, скорее всего всем, и бестактностью, и невежеством, и самой формой постановки вопроса. Но потом профессионализм явно в ней возобладал над личным, и она обычным своим гидовским тоном переключилась на тему вопроса:

— Памятник Николаю I начал строиться в 1856 году после смерти императора по проекту всё того же архитектора Огюста Монферрана и был открыт 25 июня, по старому стилю, 1859 года…

— А как, его большевики не снесли?, — продолжила задавать вопросы Василиса.

В этот раз реакция гидши была не такой эмоциональной и она просто ответила:

— Да, действительно, ничего хорошего, с точки зрения большевиков, Николай первый, или как его называли за строгости, Николай Палкин, не сделал. Подавил восстание декабристов, подавил восстание венгров в Австро-Венгерской империи и довёл Россию до войны с рядом стран, известную у нас, как Крымская. Хотя многие военные историки склоны её считать мировой войной. Так как она велась Россией с коалицией стран, таких как Османская империя, Британская империя, Французская империя Наполеона третьего, племянника Наполеона Бонапарта. И велась она не только в Крыму. Крым и неудачная оборона Севастополя были лишь одним из эпизодов той войны… Но это я увлеклась. Так вот, большевики хотели его снести, но он был признан шедевром инженерной мысли, это была первая в Европе конная статуя, поставленная на две точки опоры, задние ноги коня. И это его спасло от сноса, — закончила она ответ на этот вопрос и почти без перехода продолжила:

— Посмотрите на лево. Мы проезжаем Казанский кафедральный собор или Собор Казанской иконы Божией Матери, один из крупнейших храмов Санкт-Петербурга-Ленинграда. Построен в 1801-1811 годах архитектором Андреем Воронихиным для хранения копии чудотворной иконы Божией Матери Казанской. После Отечественной войны 1812 года приобрёл значение памятника русской воинской славы. В 1813 году здесь был похоронен полководец Михаил Илларионович Кутузов и помещены ключи от взятых городов и другие военные трофеи. В 1932 году превращён в Музей истории религии и атеизма.

— А сейчас посмотрите на право. Это Дворцовая площадь, с 1918 до 1944 площадь Урицкого, главная площадь Санкт-Петербурга-Ленинграда, архитектурный ансамбль, возникший во второй половине XVIII-первой половине XIX века. Площадь образуют памятники истории и культуры мирового значения: Зимний дворец, Здание штаба Гвардейского корпуса, Здание Главного штаба с Триумфальной аркой, Александровская колонна. Её размеры составляют около 5,4 гектара. В составе исторической застройки центра города площадь включена в список Всемирного наследия и является пешеходной зоной.

— И вот мы подъезжаем к цели нашей экскурсии. «Государственный Эрмитаж», до 1917 года — «Императорский Эрмитаж», с1964 года — «Ордена Ленина Государственный Эрмитаж» — музей изобразительного и декоративно-прикладного искусства. Основан 7 декабря 1764 года. Является одним из крупнейших художественных музеев в мир, — торжественно объявила нам наш гид.

Пока выходили из машины и шли ко входу в музей, а главный вход в Эрмитаж расположен на Дворцовой площади, напротив Александровской колонны, она продолжала трещать:

— Далее по ходу от Невского проспекта идёт Дворцовый проезд и расположен Дворцовый мост — разводной мост через реку Неву. Соединяет центральную часть города, Адмиралтейский остров и Васильевский остров. Длина моста — 250 метров, ширина — 28 метров. Состоит из пяти пролётов. Разведённый центральный двукрылый пролёт Дворцового моста — один из символов города…

И была снова прервана Василисой:

— А когда, его разводят?

— В час ночи, — коротко ответила гид и продолжила:

— Здание на той стороне Дворцового проезда, это здание Главного адмиралтейства…

— Ого, ещё одно, — это не выдержал уже я.

— Что значит «ещё одно»? Молодой человек, — опешив спросила меня гид.

— Ну там, возле нашей гостиницы, вроде ещё одно есть?, — ответил я ей неуверенно.

— Ах, это, — облегченно та сказала и продолжила, — это одно и тоже здание. Тут до Вашей гостиницы «рукой подать». Я просто сделала Вам небольшую обзорную экскурсию по центру города.

— И так, это комплекс адмиралтейских построек в Санкт-Петербурге на 2-м Адмиралтейском острове, расположенный на берегу реки Нева, значительный памятник архитектуры русского классицизма. Изначально построенный в качестве верфи, подвергался перестройке в XVIII-XIX веках. «Кораблик» на шпиле здания рассматривается, как один из исторических символов города наряду с «Медным всадником» и ангелом на шпиле Петропавловского собора Петропавловской крепости. Адмиралтейская игла запечатлена на медали «За оборону Ленинграда», — сообщила нам гид.

— А что, это за «Медный всадник»?, — продолжила позорить меня и себя Василиса.

Но гидша уже была на чеку и просто так её нельзя было «взять врасплох» и «вывести из себя» нашим невежеством. И она, не меняя интонации своего менторского голоса, ответила:

— «Медный всадник» — неофициальное название одного из памятников Петру I, закрепившееся за ним после выхода одноименной поэмы Александра Сергеевича Пушкина в 1837 году. Монумент, выполненный из бронзы, и находится на Сенатской площади. Там, — и она небрежно махнула в сторону Адмиралтейства, и добавила: — на обратном пути проедем мимо.

— Кто такой Пушкин, надеюсь знаете?, — вполне серьёзно она поинтересовалась у нас.

— Конечно. Он у моей пра-пра-пра-бабки двоюродной, этаж снимал тут недалеко, на Мойке, — тоже небрежно, копируя гидщу, махнула куда то в сторону Василиса.

Тут уже я опешил и открыл непроизвольно рот и посмотрел туда, куда указала подруга.

— Во-первых, Мемориальный музей-квартира Пушкина, рассказывающий о последних месяцах жизни поэта, находится вон там, — указала величественно рукой гидша в сторону, обратную от указанной Василисой, куда-то за Александровскую колону.

И продолжила вещать: — Там, в доме княгини Волконской, на набережной реки Мойки «у Конюшенного моста», Александр Сергеевич Пушкин снимал квартиру с начала сентября 1836 года. Как сказано в договоре, «…весь, от одних ворот до других, нижний этаж из одиннадцати комнат состоящий, со службами…», — дословно видимо, процитировала наша гид строку из договора-найма.

— А во-вторых, милочка, какое отношение ты имеешь к Волконским?, — вопрошала с надменностью Мария Фёдоровна, с таким видом, будто это она их наследница, а не какая то «замухрышка необразованная».

— С двух сторон прямое, — непонятно, но гордо заявила Василиса, вздёрнув подбородок и выпятив грудь.

— Это как?, — тут уже я не выдержал.

— А так. По линии мамы, мой пра-пра-пра-дед оренбургский генерал-губернатор, а она, стало быть, евонная дочь. А по линии папы, от ейного братца, героя-декабриста, в Сибирь, в Иркутск сосланного, — выложила Василиса дворянские корни своего генеалогического древа.

Тут с нашей гидшей стали происходить странные метаморфозы. Она то присела, то привстала, потом оббежала Василису, и при этом внимательно в неё всматриваясь и щурясь, как будто впервые увидала диковинку и хочет рассмотреть получше.

И в конце, с твёрдостью в голосе заявила: «Похожа, чертовка, ай похожа. Рюриковичей кровь!».

Потом, успокоившись, добавила, вздохнув: — эх девонька, документов небось нету? Так только, семейные предания. А таких, знаешь сколько тут объявляется кажен год? Ты вот Волконской обозвалась, а тут, бери выше. В Цари метят!, — и махнув рукой, как ни в чём не бывало, продолжила:

— Взгляните сюда. Это Александровская колонна. Воздвигнута в стиле ампир в 1834 году в центре Дворцовой площади, уже известным Вам, французским архитектором Огюстом Монферраном, по указу императора Николая I в память о победе его старшего брата Александра I над Наполеоном в Отечественной войне 1812 года. Барельефы на пьедестале колонны в аллегорической форме прославляют победу русского оружия и символизируют отвагу российской армии. Монолит розового гранита был изготовлен в каменоломне под Выборгом в 1830-1832 годах. С большими сложностями он был перевезён из каменоломни в 1832 году на специально сконструированной для этой цели барже в Санкт-Петербург. Монолит не закреплён и держится только силой собственного веса, — вещала гид монотонно, много раз повторяемый ею текст.

При этих её словах, нам с Василисой, одновременно показалось, что колона начала падать прямо на нас и мы заметно шарахнулись в сторону.

— Не бойтесь. Это эффект плывущих в небе облаков, — напомнила нам гид о известном нам явлении и продолжила:

— Памятник венчает фигура ангела работы Бориса Орловского.

— Колонна — один из известнейших памятников Петербурга. Нередко её ошибочно называют «Александрийский столп», по стихотворению Пушкина «Памятник»:

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастёт народная тропа,

Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа.», —

процитировала Мария Фёдоровна известные бессмертные строки.

— Вот и цель нашей небольшой пешей экскурсии, — указала она на здание Зимнего дворца, где и находился Эрмитаж.

Нам уже давно было видно огромную очередь во чрево Музея и от этого делалось не по себе. Хоть на улице и не было мороза, как в Москве, и было заметно теплее, но стоять в очереди совершенно не хотелось. Но не успел я открыть рот, чтобы высказать возражение, как наша гид заявила:

— Для вип-гостей у нас есть другой вход, через который Вы попадёте сразу в основную экспозицию Эрмитажа и уже по желанию проследуете посмотреть легендарную лестницу Зимнего дворца, по которой поднимались революционные массы, во время его штурма в октябре 1917 года, чтобы низложить временное правительство Керенского, который к тому времени сбежал в женском платье в посольство США на автомобиле английского посла, как Вы знаете.

Я при этом заметно расслабился и стал крутить головой, всё с интересом рассматривая вместе с Василисой.

— А, где ворота? — спросила та.

— Вот же, — гид указала на ворота в ограде Зимнего.

— Да не эти. А на которые люди лезли во время штурма, — уточнила Лиса.

— Ах, те, из фильма Эйзенштейна? Так вон они, — указала гид в обратную сторону от Зимнего, на другой край Площади, — то ворота Триумфальной арки Главного штаба были сняты в фильме. Хотя Вам прекрасно видно, что сюда можно было спокойно попасть со стороны Дворцового проезда, как мы с Вами и поступили.

— Так, а зачем тогда народ в ворота ломился?, — задала Василиса закономерный вопрос.

— Ну, это нужно у режиссёра спросить, — отмахнулась гидша, но тут же, спохватившись, добавила, — как оно на самом деле было, не важно. Важно то, что осталось на плёнке. Значит там нельзя было пройти и применили такую вот военную хитрость, — защитила достоверность официальной легенды героического штурма Зимнего, Мария Фёдоровна, — как она про себя подумала: «От греха подальше».

— Понятно, — сказал я, теряя к этой, скользкой идеологической, теме интерес.

— Нам туда, — указала гид дальше вдоль здания Зимнего и добавила, — там с улицы Миллионной или Халтурина есть вход в так называемый Новый Эрмитаж.

— А чего, такое название улицы?, — влезла с новым вопросом Василиса.

— «Миллионная» название царское, а «народника Халтурина» послереволюционное. Как вот Невский назвали проспектом «25 октября», а Дворцовую площадь, площадью «Урицкого», — стала пояснять Мария Фёдоровна по ходу продвижения нами к нашей цели, — но в 1944 году, в честь снятия Блокады, почти всему вернули их исторические названия и потом процесс продолжился. А сейчас вышло постановление, что можно и так и так называть. Как кому хочется. Это в рамках окончательного примирения гражданского конфликта 1917-1922 годов. Например, Ленинград вполне уместно называть, как просто Питером, так и полностью Санкт-Петербургом. Но вот Ленобласть, Петербуржской или Питерской называть неудобно и это не будет соответствовать исторической правдивости, — добавила она.

Через некоторое время гидша торжественно сообщила нам, — ну вот мы и пришли, — указывая на красивый портик Нового Эрмитажа, который поддерживали десять фигур Атлантов.

— Если у Вас есть сокровенное желание, то Вы можете заручиться поддержкой гиганта, для этого дотянитесь до большого пальца его правой ноги и загадайте, — предложила Мария Фёдоровна вполне серьёзно и сама это проделала, попутно поясняя:

— Мы ленинградцы уверены, что они охраняют город и его жителей, а также исполняют сокровенные желания. Это поверье пошло ещё со времён блокады Ленинграда, когда один из снарядов попал в Атланта, разрушив ему торс практически наполовину. Но он выстоял.

Я и Василиса тоже подбежали в след за гидом к гигантскому исполину и совершили ритуал. Я не знаю, кто что, загадывал, я всегда просил в таких случаях мира и здоровья моим родным.

Затем мы быстро прошли во внутрь. Марию Фёдоровну там знали и никаких вопросов не последовало. Разоблачившись от верхней одежды в гардеробе, наша меленькая экскурсия вышла в начало экспозиции. Не успели мы совершить и нескольких шагов, как мимо нас прошмыгнула пара котов.

На немой наш вопрос, не дожидаясь его озвучивания, ответила гид:

— Есть много легенд о Зимнем дворце. Я их Вам сегодня расскажу. Эта история, наверное, самая правдоподобная из всех. В Эрмитаже существует самая настоящая «почетная государственная служба», основными служителями которой являются коты, — торжественно она заявила и увидев наше недоверие, продолжила:

— Появилась она во времена Петра I. Тот из Голландии привез красивого, и довольно крупного кота. Позже коты были привезены также и из Казани. Во времена Екатерины II, которая была поклонницей собак, возникла даже «война кошек и собак». Собаки полностью вытеснили кошек в подвалы. Советская власть свергла не только царскую династию, но и династию царских котов. Тяжелые революционные годы коты перенесли довольно стойко, за счёт истребления крыс и мышей. А вот годы Блокады Ленинграда им пережить не удалось. Все они были съедены и Ленинград заполонили крысы. После войны сюда привезли два вагона, загруженные кошками. Проблема распространения крыс быстро решилась, но появилась другая, размножающиеся кошки заполонили дворец. Периодически музей устраивает акции по поиску хозяев для них. Надо сказать, что их очень уважают за их верную службу. У каждого из 60-ти котов Зимнего дворца есть паспорт с фотографией, их любят, кормят и лечат. Единственный минус неофициального создания этой службы — было отсутствие финансирования. Но сейчас у Эрмитажа есть средств на содержание кошек, и они живут и несут службу за счет доходов музея уже официально.

— Ничего себе, — высказались мы хором, когда гид окончила свой рассказ.

Мы шли по анфиладам и переходам залов музея. Гид пыталась нам делать пояснения, но нам после истории с котами, это было не совсем интересно. Она это заметила и снова вернулась к теме легенд Эрмитажа:

— Я вижу Вам нравятся легенды. Так вот самой популярной легендой о Зимнем дворце является присутствие тут призраков. Как рассказывают музейные работники, очень часто в коридорах, затемненных помещениях и кладовых можно встретить тени российских императоров. По ночам по залам бродят духи Екатерины Великой, вот она изображена на этой картине, — указала гид на огромное полотнище.

— Также тут бродят призраки Николая I, Александра II, а в последнее время все чаще можно встретить призрак императора Николая II, — вот их портреты, жестом она привлекла наше внимание к ним и продолжила уже более интересное повествование:

— Призраки здесь были всегда: известен факт, однажды ночью, когда царская особа уже спала, в Тронном зале появился образ женщины, точь-в точь схожий с самой Анной Иоанновной. Дежурный караул замер при виде императрицы, офицер пытается отдать честь с помощью обнаженной шпаги. Женщина ходила туда-сюда по залу, не замечая караульных, — вот и её портрет, кстати.

— Призрак же Николая I схож по характеру со своим прообразом, настоящим императором. Он часто задерживался вот в этом своем кабинете, где он очень много думал о судьбе России, искал пути ее развития и совершенствования способов руководства страной, — вот он тут изображён довольно скромно, кивнула гид в сторону небольшого его портрета.

Несмотря на то, что по залам, одновременно с нами ходили сотни людей и в музее было заметно жарко, нас с Василисой начало немного бросать в дрожь, а Мария Фёдоровна продолжала нашу необычную мистическую экскурсию обычным гидовским тоном:

— Привидение Николая I появляется практически всегда в одном и том же месте. Его не раз пытались сфотографировать, но все время странные обстоятельства мешали сделать качественный снимок. То какая-то неведомая сила парализовала конечности и не давала нажать на кнопку фотоаппарата. И даже если удавалось запечатлеть образ Николая, то в итоге все равно изображения получались размытыми и разглядеть что-либо на них было невозможно.

— И как с этим сейчас?, — запинаясь и оглядываясь я спросил.

— Истории о привидениях Зимнего дворца продолжают всех будоражить. Недавно тут заменили сигнализацию на более чувствительную. В результате, в первое время она срабатывала без видимых причин. Сразу появились слухи о том, что, якобы, причиной этого является передвижение по залам призраков. Сейчас сигнализация перестала срабатывать невпопад. Сразу же нашлись объяснения: призраки теперь научились обходить ее стороной, — ответила гид на мой вопрос и затем торжественно произнесла:

— Часы «Павлин» — визитная карточка Эрмитажа! Посмотреть на них съезжаются тысячи туристов со всего мира. В 1777 году их купил князь Григорий Потёмкин, чтобы сделать подарок для Екатерины Второй, у которой с ним был роман. Но сюрприз не удался: часы сильно пострадали при перевозке и ко двору попали в нерабочем состоянии. Реанимировать механизм князь поручил гениальному русскому мастеру Ивану Кулибину. Тот разобрал часы, понял их устройство, починил и заново собрал, добавив некоторые детали. Оживающий «Павлин» произвёл фурор при дворе. Когда часы заводили, птица распускала хвост, поворачивалась спиной к публике, ненадолго так замирала и возвращалась в исходное положение. Этим жестом птицы, Кулибин выразил своё отношение к царскому режиму, — пояснила Мария Фёдоровна чудачество мастера идеологической подоплёкой.

Мы с интересом рассматривали это чудо минут десять, а затем Мария Фёдоровна схватив нас под руки, потащила куда то в глубь залов музея, шепча заговорщицки: — я договорилась, сейчас там никого кроме нас не будет.

Потом мы вошли в небольшой зал, где на троне сидела фигура Петра Великого. Там действительно никого не было, кроме нас. За нами служки музея закрыли дверь и всё погрузилось в тишину. Мария Фёдоровна прикоснулась к своим губам указательным пальцем, что на всемирном языке жестов означает «тихо». А затем кивнула в строну фигуры, мол «смотрите внимательно».

Несколько минут ничего не происходило, и я уже собирался уйти, но как только я повернул голову в строну гида, чтобы ей сказать об этом, то краем глаза заметил шевеление. Я резко повернул голову в исходное положение и увидел, как Император Пётр Великий медленно встаёт со своего трона. При этом пристально смотрит на меня весёлыми глазами, улыбаясь. А встав, кланяется нам.

Я, Василиса и Мария Фёдоровна тоже инстинктивно поклонились ему, вернее, поклонился я, а они, видимо, как дамы, сделали книксен. — Где научились?, — пронеслось у меня в голове.

Затем, Император, постояв немного, рассмотрев нас внимательно, задержав взгляд на окаменевшей Василисе, усмехнулся и подмигнул ей, и потом указал на дверь и снова занял своё место.

Я не знаю сколько мы так простояли, первой очнулась Василиса и тут же спросила:

— А, так и должно было быть?

Ответила ей, тихо, но в гидовской манере Мария Фёдоровна:

— Это восковая фигура Петра Первого, которую горожане иронично называют чучелом царя. Окутана ореолом загадок. По одной из версий он оживает только по ночам, но многие утверждают, что, свели знакомство с императором днём. Как и мы, только что, — добавила она и продолжила пояснение: — По их словам, восковой правитель вставал, кланялся и указывал на дверь, видимо, хотел сказать, что пора бы и честь знать. Внутри фигуры действительно спрятаны шарниры, которые позволяют сажать её в кресло и ставить на ноги. Но никаких механизмов, которые приводили бы её в движение, реставраторы не нашли. И ещё, все эти посетители были необычными людьми, как Распутин или Вольф Мессинг, например. Я простой человек, значит кто-то из Вас. Ты Василиса, наверное. Признал тебя за ровню Пётр, — добавила она и посмотрела на Лису восхищённо.

Я про свою необычность, конечно же скромно промолчал.

Когда мы вышли, то перед дверьми скопилась приличная толпа народу. Но никто ничего нам не сказал. Видимо наш вид «полного изумления» говорил всем, что мы удостоились внимания Императора, а значит мы люди не простые, раз он нас отметил.

Музейные служки, две бабушки «божьи одуванчики», светясь, смотрели пытливо на Марию Фёдоровну. Та им только кивнула, мол «было». Те тоже с важным пониманием ответили кивками.

— Значит, копилка слухов пополнилась ещё одним случаем, — подумал я.

Переполненные эмоциями от соприкосновения с красотой и вечностью, мы покидали этот Храм искусств и истории, в надежде ещё когда ни будь снова сюда вернуться. Ведь ещё столько загадок хранит он в себе.

В машине, по дороге в гостиницу, Мария Фёдоровна обещала нам в следующий раз показать египетскую женщину-сфинкса, переносящую души в прошлое и назад, гробницу самого Гомера и даже таинственный подземный ход из Зимнего в особняк самой Кшесинской.

Женщина-сфинкс меня заинтересовала, а вот Гомер с подземным ходом не очень. О Гомере я знал мало, в основном о его исторических-легендах, про Кшесинскую вообще впервые слышал. Но сил спрашивать уже не было, ни у меня, ни у Лисы. Поэтому, мимо Петра Iна коне, прозванного «Медным», мы проехали молча, просто констатировав, что он на указанном гидшей месте.

Тепло распрощавшись с Марией Фёдоровной и заверив ту, что если нам захочется ещё куда то сходить, то мы ей непременно позвоним, мы с Василисой направились в ресторан гостиницы Астории.

Там у нас был оплачен обед. Надо сказать совершенно не дорого. Да оно и понятно. В такие шикарные рестораны обычно ходят вечером. Вот для привлечения дневных клиентов тут и ввели «дневное меню».

Нас встречал швейцар в ливрее на входе, затем гардеробщик в форменном сюртуке, выйдя из-за своей стойки, поприветствовал нас и помог нам снять верхнюю одежду и обменял нам её на номерки и на два гривенника «чаевых». Внутри зала ресторана нас встречал метрдотель. Тоже одет в форму.

Так как талоны на посещение ресторана мы предъявили при входе, то никаких лишних вопросов не последовало, и он нас провёл в одну из кабинок, из которых состояла вся правая сторона зала. Они были закрыты портьерами из бордового панбархата

К стандартному комплексному обеду я дозаказал бутылочку сухого вина.

Пока ждали заказ, сидели с Лисой и рассматривали интерьер ресторана. Он впечатлял своей вычурностью, стенами покрытыми полированным красным деревом, удивлял лепниной и херувимчиками или ангелочками, а скорее всего это были амурчики.

— Молодые люди, как Вам у нас?, — спросил нас седой усач в красной ливрее, подошедший незаметно.

— Да нормально, дедушка, — ответила равнодушным тоном Василиса.

— А Вы знаете, что оснащение «Астории» в момент её открытия в 1912 году было настолько добротное и современное, что ремонт зданию не требовался в течение десятков лет? Даже революция и блокада Ленинграда, хоть и ранили, но не убили крепкую «Асторию». Кухня ресторана оборудована по последнему слову техники. Есть даже лифты для блюд и посуды. Имеются погреба: малый — для вин на «каждый день» — и большой для хранения вина в бочках и бутылках. Сделанная на заказ посуда служит, как и стены здания, многие десятилетия. Это касается не только серебряных столовых приборов и ведерок для шампанского, но и фарфора, и хрусталя. Нашу посуду можно увидеть в фильмах о Шерлоке Холмсе, — поведал дедуля важным тоном.

Фильм о сыщике был моим одним из любимых, особенно сцены с завтраками и обедами, «…Ваша овсянка, сэр!».

Василиса с заметно большим интересом стала рассматривать ресторан, а наш добровольный гид продолжил:

— Наш ресторан был и есть одним из самых модных мест Петербурга и Ленинграда. В «Астории» встречался и обедал бомонд и довольно одиозные личности. Такие как Григорий Распутин, который вообще был частым гостем ресторана, провел как-то здесь ночь с княгиней Долгорукой, женой камер-юнкера высочайшего двора. И об этом, к несчастью для последнего, стало известно всему свету. Кстати, официанты, которые обслуживали Распутина, продержались на своей работе удивительно долго. Я один из них, — сообщил потрясающую новость этот мастодонт ресторанной истории, чем вызвал у нас к его рассказу неподдельный интерес.

— А, что ещё интересного тут происходило?, — спросила Василиса с искренним любопытством, понимая, что снова прикоснулась к истории.

Старик приосанился от внимания к нему юной нимфы и как бы скинул со своих плеч ещё с десяток лет, в добавок к тем, от которых его бережёт оберег таинственного Распутина и начал свой рассказ:

— Благополучный период «первой жизни» ресторана и отеля, неотъемлемой частью которого он является, длился всего четыре года, да и то был омрачен первой Мировой войной. Тогда «Астория» стала военной гостиницей и принимала только высших офицеров. В Февральскую революцию здание было расстреляно пьяными солдатами. Собственно, на весь 1917 год, взрывы, выстрелы и солдатня стали обычным явлением для «Астории». Летом, например, здесь разместился штаб Корнилова, и большевики предприняли кровавый штурм гостиницы. После Революции страсти поутихли. Вожди «нового мира» превратили «Асторию» в респектабельный «Первый Дом Петросовета» и зажили здесь в комфорте со своими семьями. В 1926 году «Астория» снова стала гостиницей, перешла под управление общества «Интурист». Здесь тогда останавливался фантаст Герберт Уэллс. Своим повышенным интересом к дамам Уэллс был известен не меньше, чем «Войной миров». Так что его проживание в «Астории» не обошлось без амурных историй и даже любовных треугольников. Одним из их участников угораздило стать даже пламенного Буревестника и меня. Но это отдельная история, — хмыкнул в свои усы рассказчик.

— Ну пожалуйста, хоть немножечко, — заканючила слезливо Василиса.

Семёныч, как он представился, нехотя согласился и продолжил:

— Мурка её звали, дворянка по происхождению и разрушительница мужских сердец по призванию, была секретаршей и любовницей нашего Буревестника. Она изменила ему с Уэллсом еще в первый его приезд в Россию в 1920 году. Причем случилось это прямо в доме великого пролетарского писателя. Многоугольники Мурки, Буревестника и Уэллса продолжалась 16 лет, до смерти писателя. За это время она успела завести еще несколько романов…, тут снова дедушка хмыкнул, — и затем она вышла замуж за одного эстляндского барона и уехала в Америку.

Рассказ на время прервался, а мы смотрели на человека в ливрее, как будто в саму историю.

Он для вежливости кашлянул, чтобы вывести нас из ступора и продолжил:

— Во время блокады Ленинграда в отеле устроили госпиталь для писателей, художников и музыкантов. Откармливали у нас в ресторане, чтобы сберечь от гибели цвет нации, как тогда говорили. Направление сюда можно было получить только у заведующего Ленгорздравотделом. Одна из самых известных историй про «Асторию» такова: Гитлер собирался устроить здесь банкет по случаю своей победы. Даже распорядился напечатать пригласительные билеты. Так или иначе, но «Асторию» немцы во время своих авианалетов на Ленинград не бомбили. После войны, в наспех отремонтированном здании, снова начали принимать постояльцев. «Астория» стала престижной советской гостиницей и рестораном с соответствующим набором обитателей: фарцовщиками, интердевочками, номенклатурными командировочными и секретарями всяческих творческих союзов. Но и по-настоящему интересные люди хранили верность «Астории». Например, Александр Вертинский…

Тут Семёныч прервался и говорит:

— Вам уже несут обед, а мне пора…

Мы непроизвольно посмотрели в сторону кухни через просветы в шторах, а когда взглянули на старика… то на том месте, где он стоял, только бархатная шторка колыхалась.

— Да, шустрый старик… Это ж сколько ему лет то должно быть?, — задумчиво спросила Василиса.

— Должно быть не меньше девяноста, а по виду больше шестидесяти не дашь, — с сомнением я ей ответил.

Тут нам и действительно принесли наш обед и вино, и мы принялись отдавать должное кухне знаменитого ресторана.

Я с удовольствием констатировал, что под таким непрезентабельным названием, как «комплексный обед», скрывались настоящие шедевры кулинарного искусства. Вроде бы и названия обыденные: салат «Витаминный», мясная солянка, шницель «по — министерски», жаренная картошка. Но это были «произведения искусств и с виду, и по вкусу. Салат был из свежих огурцов и помидоров с зеленью, но так вычурно нарезан и разукрашен, что просился на холст, в виде натюрморта. Не говоря о запахе тмина и кукурузного масла. Солянка была настоящей, то есть на мясном бульоне, с обжаренными кусочками почек, копчёностей и дольками сосисок, с маслинами и лимончиком, с ложечкой сметаны. Шницель ни чем не напоминал столовскую котлету, а наоборот, сам собой в мозгу вызывал это кулинарное название — шницель. Даже приставка «по — министерски» его не испортила, вернее, он в ней просто не нуждался. Жаренная картошка, была по настоящему картошкой и по правильному пожаренной. Вроде ничего сложного. Но вот в других местах у них выходит такая себе пригорелая мягкая субстанция. А здесь с хрустящей корочкой каждая её соломка и внутри рассыпчатая сладкая мякоть. Даже хлеб был свой, то есть, вот только с пода печки. А соус к шницелю можно было подавать отдельно, и свободно съесть с ним хоть газету.

По общему согласию с Василисой, обед был оценён нами на пять с плюсом. Но десерт мы решили заказать у себя в Англетере, тоже не менее легендарном ресторане нашей гостиницы.

Уходя, я спросил у гардеробщика, который помогал нам облачиться в наши одежды:

— А, куда поделся пожилой официант в красной ливрее?

— Какой пожилой, да ещё и в красной ливрее? Нет у нас таких, Вашбродие, — удивился тот.

— Да мы с ним разговаривали. Разве Вы не видели? Он стоял возле нашего кабинета. От сюда вон видно, — не унимался я.

— В ливрее красной?, — уточнил метрдотель, который слышал наш разговор.

— Да. А Вы его видели? Возле нас стоял, — обрадовался я.

— Нет, мил человек. Не видел. Но знаю его, — ухмыльнулся тот.

— А, как так. Видеть не видели, а знаете?, — удивился я.

— Дааа, повезло значит Вам товарищ-барин и Вам мадмуазель, с самим Семёнычем знакомство свести, — закрутил себе усы метрдотель, от чего очень стал походить на Чапая из фильма.

— А, что тут такого?, — с лёгким пренебрежением спросила Василиса.

— Так это ж привидение!, — с ходу нас огорошил уже швейцар, который подошёл к нам и прислушивался к разговору.

— Как привидение? Мы с ним минут десять говорили, как вот с Вами. Он нам разные истории рассказывал про «Асторию», — с недоверием и подозрением на розыгрыш я переспросил.

— Дааа, давно он не являлся, — протянул метрдотель. — Последнему этому, как его. Шахматисту, чемпиону нашему. Даже в шахматы с ним играл, — продолжил удивлять нас он.

— Потом тот прибегал и его искал. Всё повторял, что старик ему «габит» какой то показал, как разыграть, и он поэтому выиграл. И не верил, что с приведением играл, — добавил швейцар.

— Да, даже директора пришлось звать, чтобы тот подтвердил про приведение, — вспомнил подробность метрдотель.

Потрясённые ещё одной встречей с духами Питера мы пришли к себе в номер. Там всё было убрано за исключением одной мелочи. На прикроватном столике лежала салфетка. На салфетке была строка:

«Василиса, Василиса, ты искусная актриса

И Волконской ты под стать…

Император Всероссийский соизволил даже встать…»

Ни я, ни Василиса не обратили ни неё внимание. Внимание на неё обратил официант, который принёс нам кофе, десерт и фрукты.

— Оооо, давно Серёжка никому стихов у нас не посвящал, — сказал он, подмигнул нам и вышел, улыбаясь.

На его слова мы тоже не обратили внимание. Я лично подумал, — что каком то местному ловеласу Серёже понравилась моя Василиса и он через горничную оказал ей внимание таким вот престарелым образом.

После сытного позднего обеда, мы решили немного вздремнуть перед походом в театр.

Проснувшись в шесть вечера, мы заторопились в следующий пункт нашей программы «Мариинку» или «Кировский».

Чтобы не бродить по сумеркам и не заблудиться, мы вызвали, через дежурного гостиницы, такси. Хотя тут идти, если знаешь куда, десять минут. О чём нам сообщил недовольный таксист. В Ленинграде действовала европейская система службы такси. То есть, ты сообщал при заказе только адрес, от куда тебя нужно забрать, а место назначения сообщал уже при посадке непосредственно воителю. Таксист не имел права отказать, если он не хотел лишиться разрешения на работу. Его можно было лишиться и за меньшее. Например, если набирал мало балов, которые зависели от оценок, что выставляли тебе пассажиры.

Так вот, через три минуты мы выходили перед знаменитым Питерским театром. Я понятия не имел чем он так знаменит и что сегодня тут будут для нас демонстрировать. Но толпы людей вокруг него и тут же посыпавшиеся на нас с Василисой вопросы «нет ли у нас лишнего билетика?» говорили сами за себя. То есть и театр высший сорт и дают тут сегодня не туфту.

Наш путь лежал к служебному входу, где нас ожидали и должны были провести небольшую экскурсию и затем в наше ложе. Для этого мы обошли толпу у центрального входа и с правой стороны обошли сам театр. Ну так мне представилось, где этот служебный вход должен быть.

Стоило нам завернуть за угол обратной его стороны, как мы оказались на пустынной улице, а на обратном фасаде театра призывно для нас горел довольно тусклый светильник над служебным входом. Куда я и Василиса быстро направились. Так как время поджимало. Вошли с улицы в предбанник, тоже довольно тускло освещенный. Вернее, свет там давала только настольная лампа на столике при входе, за которым сидела благообразная старушка-билетёрша, — так по крайней мере у меня всплыло в голове от её вида.

— Опаздываем молодые люди, опаздываем, — удручённо она нас по доброму пожурила, рассматривая внимательно своими чуть озорными глазками.

— Добрый вечер, — почти одновременно с Василисой мы с ней поздоровались.

— Добрый, добрый. Вот, возьмите программки, — и протянула нам яркие буклетики.

— Бинокли не желаете? Не дорого, по пятаку за штуку. Но с возвратом. Тут оставите. Если меня не будет, — предложила нам билетёрша.

— Конечно, — я согласился и протянул ей гривенник за два бинокля.

— Приятного просмотра, — проговорила она нам в след и как будто из колодца, долетел её голос. Но мы внимания не обратили, так как уже быстрым шагом шли в фойе очередного Храма искусств, помятую, что театр начинается с вешалки, а продолжается в буфете, ха-ха.

Уже почти у гардероба нас нагнал лысоватый мужичок в несколько потёртом фраке.

— Вы из Англии?, — спросил он нас, запыхавшись.

— Из Аглетера, — поправил я его, удивлённо.

— Ну да, ну да. Добрый вечер! Рад приветствовать дорогих гостей. А, как Вы прошли?, — спросил он озадаченно.

— Добрый вечер, — хором мы с ним поздоровались и я ответил:

— Так через служебный вход, — и кивнул в сторону, от куда мы пришли.

Он удивлённо тоже туда глянул и говорит:

— Вы что-то путаете, молодые люди. Тот давно уже не работает. У нас есть прекрасный, светлый, новый служебный вход, слева от главного, — и кивнул в противоположную сторону.

— Да ничего мы не путаем, — начал я насторожено.

— Вот и программки с биноклями, — подключилась ко мне Василиса и протянула их нашему новому знакомому.

Он посмотрел на них и взял одну программку и бинокль в руки и усмехнувшись сказал загадочно:

— Опять бабка Соня шутит. Вот гляньте на год.

И протянул мне программку назад. Сейчас она не выглядела так ярко, как там. И было видно, что ей место в музее или архиве. Надпись на ней вообще бросила в дрожь: «изд. Ленпечать ноябрь 1941г.».

— А, кто такая бабка Соня? И что это у неё за шутки такие?, — спросила вполне резонно Василиса.

При этих словах наш новый знакомый спохватился, принял ровную осанку и молвил хорошо поставленным голосом конферансье:

— Извините. Разрешите для начала представиться, заворг «Кировского театра» Леопольд Казимирович…

— Ха-ха-ха, — рассмеялась совершенно некстати Василиса и ещё и добавила, — как кот из мультика.

Я тоже не смог удержать улыбку, так как ко всему ещё и разглядел довольно внушительных размеров повязанный у того на шее театральны бант. — Ну вылитый Леопольд, — подумал я.

А Василиса не остановилась и продолжая хохотать, произнесла известную фразу:

«Ребята, давайте жить дружно!».

От задорного смеха Лисы наш Леопольд тоже улыбнулся и неудобный момент был пройден.

— Да, наградили имечком родители. Кстати, известные питерские театралы…, — начал Леопольд явно длинный рассказ о генеалогическом древе своей семьи, но был бесцеремонно прерван Василисой.

— Леопольд Казьмирыч, — так именно она его обозвала, обрезав отчество на свой манер, — расскажите нам наконец про бабу Соню.

— Кхм, не нужно так кричать о ней. Она, как бы это чётче выразиться. Бестелесная субстанция. Вот кто, — произнёс он полушепотом.

— Какая суб что?, — опешила Лиса.

— Привидение то бишь, — уточнил театрал.

Немая сцена. Мы стоим с открытыми ртами и смотрим то на Леопольда, то в темноту коридора, от куда мы пришли. Люди вокруг начали на нас оглядываться.

— Да Вы не волнуйтесь так. Она мирная и тихая. Вот кто ей понравится, то тому является и пускает без билета. Программку даст и бинокль за пять копеек тоже. У нас в музее берёт. Но ни разу не ошиблась. Вот и сегодня у нас действительно «Евгений Онегин», — начал нас успокаивать работник, тьфу, служитель Мельпомены.

— А кем она была до, так сказать…, — спросил я.

— Билетёршей, и на своём посту и умерла… в Блокаду, — грустно ответил Леопольд и тут же добавил, — но она весёлая, в день снятия Блокады в январе 44-го, который был последним рабочим днём театра перед ремонтом, она в конце представления вышла на сцену, таща на верёвке ящик настоящего французского шампанского, да и потом, когда захочет, то по бутылочке его дарит. Видно, тут есть погребок, который она только знает. Ведь из музея то программки и бинокли таскает…

В этом месте нашей беседы прозвенел первый звонок.

— Ой, а я Вам про наш театр так и не успел ничего рассказать. Я быстро…

И он начал свой краткий экскурс в историю «Мариинки»:

— Сегодня Мариинский или Кировский театр является визитной карточкой Санкт-Петербурга то бишь Ленинграда, его заслуженно причисляют к старейшим и лучшим мирoвым теaтрам oперы и бaлетa. А берёт он своё начало от Большого театра, основанного в 1783 году по приказу императрицы Екатерины II, которая абсолютно не думала, что он будет выполнять такие функции. Поначалу на его сцене ставили музыкальные и драматические спектакли. Πocле того, как построили нoвoе здaние в 1859 гoду, театр решили назвать Μapиинским в честь супpуги Алексaндpa II — импеpaтpицы Μapии Алексaндpoвны. С 1935 года он также носит название — Ленинградский ордена Ленина и ордена Октябрьской Революции академический театр оперы и балета имени С. М. Кирова, часто сокращённо — Кировский театр. Прижились оба названия и используются в зависимости от описываемых событий его истории, — уточнил Леопольд и продолжил:

— Первый театральный сезон в новом здании открылся 2 октября 1860 года оперой Михаила Глинки «Жизнь за царя». Изначально опера имела название «Иван Сусанин». Но один из государственных министров, посетив репетицию, посоветовал переименовать оперу и назвать её — «Жизнь за царя». Михаил Глинка долго не соглашался. Для него важен был героизм Сусанина, это он хотел поставить во главе угла, сделать тему подвига центральной. Тогда было предложено и другое название «Смерть за царя». Однако, после рассуждений и дискуссий, выводом которых стало убеждение в том, что «за царей» надо только жить, закрепилось название «Жизнь за царя». И композитор согласился. Сейчас опера снова идёт под первоначальным названием «Иван Сусанин». Царей то нет!

— Кстати, для царской сeмьи в тeaтpe былa пoстpoeнa oтдeльнaя poскoшнaя лoжa. А в ней, есть пoтaйнaя двepь. И ведёт онa пpямo в гpимёpки apтистoв. Это было сделано для того, чтoбы любой из монархов мoг пoблaгoдapить арстистов пoслe выступлeний. Бытует легенда, чтo потайной дверью нередко пoльзoвaлся импepaтop Никoлaй II, чтoбы «особенно поблагодарить» свою любовницу бaлepину Μaтильду Кшeсинскую.

— Ааа, понятно теперь зачем к ней подземный ход прокопали из Зимнего, — прервала рассказ о театре, Василиса.

— Да, есть такая легенда, но я продолжу:

— За всю свою долгую и успешную деятельность Мариинский театр подарил миру многих великих артистов: здесь служил выдающийся бас, основоположник российской исполнительской оперной школы Осип Петров, оттачивали свое мастерство и достигли вершин славы такие великие певцы, как Фёдор Шаляпин, Иван Ершов, Медея и Николай Фигнер, Софья Преображенская.

На сцене блистали артисты балета: Матильда Кшесинская, Анна Павлова, Вацлав Нижинский, Галина Уланова, Рудольф Нуреев, Михаил Барышников. и многие, многие другие.

— Кстати, о привидениях. Если Вам явиться тут Шаляпин и станет гневно требовать ему доплатить или хотя бы налить выпить, то гоните его на ху…, тьфу, прочь. А то он потом орёт всю ночь и сторожей, то пугает, то спаивает, — закончил свой рассказ о театре Леопольд, аккурат под второй звонок.

— Пройдёмте в буфет, — предложил он, — по старой театральной традиции, перед представлением непременно нужно выпить коньку, закусив это лимончиком, а даме позволительно и шоколадом, — пояснил Леопольд.

Так и поступили. Там как раз все уже разошлись занимать места. — Нам тропиться было некуда. Ложа наша от нас никуда не убежит и её никто не займёт, — заверил нас наш театральный гид.

— По пятьдесят самого лучшего, — скомандовал Леопольд буфетчице.

Та, заискивающе улыбаясь, метнулась исполнять со словами:

— Сей момент Липольд Казьмирыч будет спольнено.

Вторая товарка за стойкой проворно, тем временем, нарезала лимон. Через минуту, со словами: «Сив ю пле», на наш столик были буфетчицей водружены три рюмашки с янтарной благоухающей жидкостью, блюдце с лимончиком и плитка шоколада «Ленинградский». И со словами: «Шоб не бегать», ею также была поставлена початая бутылочка «Шустовского», с аббревиатурой КС, то есть «коньяк старый, выдержка не менее 10 лет». — Одесский завод коньячных вин возобновил его производство, прерванное Революцией, — вспомнилось мне.

— Вот молодец, так молодец, — похвалил Леопольд работницу общепита и подкрепил свою похвалу нежным поглаживанием аккуратной попы буфетчицы. Которая была явно не против и расплылась в улыбке, что сделало её лицо ещё более приятным.

Толчок локотка в мой бок со стороны Василисы, вернул меня к «суровой реальности», оторвав от разглядывания заманчивых прелестей «театрально-буфетной Сирены», которые, как известно из легенд Гомера, очень опасные женские существа, особенно обитающие у буфетов.

Совершив театральный обряд, мы ведомые Леопольдом заспешили в нашу ложу. Тот захвалил с собой всё нами недопитое и несъеденное.

В нашу ложу вела отдельная дверь из коридора, которую Леопольд открыл своим ключом и запустил нас во внутрь.

Мы попали в небольшую комнату. С диванчиком, столиком с тремя стульчиками вокруг. Никаких особых изысков не было. Наш театральный друг споро поставил всё унесённое им из буфета на столик. Затем вручив нам свежие программки взамен раритетов и пожелав приятного просмотра удалился, сославшись на дела и обязанности, правда указал на телефонный аппарат и справочник внутренних номеров и добавил: «Если что, звоните».

Как только за ним закрылась дверь, из-за другой двери донеслась музыка, которая, одновременно с третьим звонком, оповестила нас о начале оперы.

Мы поторопились туда. Выйдя за дверь, мы оказались почти перед самой сценой, с лева от неё. Внизу была оркестровая яма. На сцене разворачивалось первое действо.

Из театральной программки мы узнали, что «Евгений Онегин» — лирическая камерная опера в трёх актах, семи картинах, на музыку Петра Ильича Чайковского, на либретто Константина Шиловского, по одноимённому роману в стихах А. С. Пушкина.

Я оглядел зал. Он был битком. Что не удивительно. Разгар театрального сезона, как нам пояснил Леопольд. — Людям скучно, вот и прут в театр. А летом никого. Полупустой зал. Жарко, душно, все на Море или загородом, — жаловался театральный функционер.

В «Царском Ложе» тоже были люди. — По виду иностранцы. Видно, делегация, — решил я.

На сцене декорации, типа сад летом в поместье, куча людей, крестьяне поют заунывно.

Через десять минут Василиса и я начали откровенно зевать. Я её тихонько подёргал, привлек внимание и указал на дверь, мол «выйдем». Та согласно кивнула, и мы с ней вышмыгнули из ложи.

В комнате за столиком сидел грустный мужик в старорежимном сюртуке.

— Вы кто такой?, — спросил я у него удивлённо.

Тот медленно встал во весь свой немалый рос и принял позу.

— Ну, и что?, — спросила Василиса с вызовом.

Тот стушевался и грустно молвил в рифму:

— «О времена, о нравы. Уж никто не узнает».

— Вы же не Никулин, чтобы Вас все узнавали. Небось поёте тут…, — ответил я ему и прервался, начиная понимать.

— Да, пою. Вернее, пел. Ноооо!, как пел… Не то, что эти, — ответил гордо незнакомец и небрежно махнул в сторону двери, ведущей в ложу, от которой доносились звуки действа на сцене.

— А, что Вы поёте или пели?, — задала вопрос Василиса.

— Ну, из этого, — гость махнул в сторону ложи, — это ария Гремина.

— Ну, так напойте нам, раз Вы такой талант, а то там, мы чуть не уснули, — предложила ему ехидно Василиса.

— За так-с, не пою-с, — с апломбом ответил незнакомец, ещё больше приняв позу гордеца.

— Так, а сколько?, — спросил я с интересом.

— Извольте-с красненькую-с, — ответил с надеждой в голосе певец.

— Это ж сколько в рублях?, — уточнил я.

— Известно-с сколько-с — десять целковых, — ответил тот.

— Огооо, — возмутилась Василиса, — да столько и в ресторане не берут…

Не успела она договорить, как гость вспыхнул от гнева и выпалил:

— Я не кабацкий горлодёр…

Но затем, вроде как что-то вспомнив, говорит спокойно:

— Мне бы хоть на рюмашку или вот хоть сами поднесите, — и кивает на нашу початую «Шустовского».

— Так в чём проблема. Сами бы и налили себе…, — начал я удивлённо, но был прерван его гневным взглядом и отповедью:

— Воровать-с не приучен-с! Сударь!

И уже более смиренно:

— Ну так, что? Нальёте неприкаянному служителю Мельпомены?

— Вначале спой, — потребовала Василиса.

— А, что петь то?, — спросил он.

— Ну хоть из этого, — она кивнула в сторону дверей в ложу.

И гость с охотой затянул:

«Любви все возрасты покорны,

Её порывы благотворны.

И юноше в расцвете лет, едва увидевшему свет,

И закалённому судьбой бойцу с седою головой.»

— Стоп, стоп, — замахал я руками, останавливая певца.

— Что, не понравилось?, — с опаской, вперемешку с обидой, тот спросил.

— Понравилось, но громко очень, — поторопился я его успокоить и в подтверждение пододвинул к нему полную рюмочку коньяка.

— Что есть, то есть, — сказал он довольно, успокоившись и взяв осторожно полный до краёв маленький сосуд «амброзии», ловко его опустошил. После, занюхал её рукавом своего сюртука и крякнул от удовольствия.

— А, как тебя зовут?, — спросила Василиса.

— Так Фёдором кличут, — коротко тот ответил.

— Послушай, Федя, а как нам от сюда до Англетера добраться?

— Так просто. Хош пёхом, а хош на извозчике, коли пятак не жалко, — удивился тот вопросу, — туточки рядом, рукой подать, — добавил он.

— А, можешь нас проводить? А то, мы не местные, — продолжила Василиса использовать аборигена.

— Так с превеликим нашим удовольствием. Чего хорошим людям не помочь, — при этих словах он бросил красноречивый взгляд на недопитую бутылку коньяка.

— Ну, тогда в путь, — предложил я и махнул в сторону двери в коридор и добавил, — а это тебе за труды, может что споёшь нам по дороге, — и указал на вожделенный им сосуд.

— Я Вас на выходе буду ждать, — сказал Федя нам в след.

— Наверное решил ещё рюмаху махнуть, — сказал я Василисе по дороге к гардеробу.

Под удивлёнными взглядами бабушек-билетёрш и гардеробщиц мы оделись и вышли на свежесть улицы. — Наверное, редко, кто уходит до конца первого акта, — сказал я Василисе. Та только хмыкнула неопределённо.

На улице нас уже поджидал Федя в шикарной бобровой шубе до самого полу и в такой же шапке-пирожке. В руках у него была импозантная трость. На ногах лакированные штиблеты. — Наверное из реквизита одолжил, хулиган, ха-ха, — подумалось мне.

Я что-то не мог вспомнить, как он мимо нас прошёл. Может через служебный выход. Но не важно. Наверняка, он же там служит.

Отойдя от театра, Федя затянул «Из-за острова на стрежень».

Мы, зная некоторые слова, с удовольствием ему подпевали. Затем была «Дубинушка» и «Эх, ухнем».

Тепло с ним распрощавшись у памятника Николаю I, он заторопился назад в театр, сославшись на срочные дела, а мы двинулись к себе в гостиницу, хорошо освещённый фасад которой уже был виден.

Нам в наших московских зимних одеждах было жарковато. Весна в «городе на Неве» вступала в свои права. Снег за день заметно осел и посерел. Под ногами была слякоть. Хотя снег с пешеходной и проезжей части был убран тщательно.

Неспеша дойдя до нашей «Англии», как нам расшифровал это мудрёное французское название гостиницы «Англетер», Леопольд, мы там сходили в наш номер и сняли только верхнюю одежду. Переодеваться специально для похода в ресторан смысла не было. Готовясь идти в театр, я взял тут же в гостинице напрокат смокинг, который мне подогнали за одну примерку и за десять минут. А Василиса имела прекрасные вечерние наряды у себя в безмерном багаже, который следовал с нами в багажном вагоне, а затем его доставили следом за нами в отель и в наш номер. Сервис и услуги по всей стране прямо на глазах достигли высокого уровня. Даже моя недавняя поездка на мою «малую родину» это подтвердила.

Конечно, личная заинтересованность играет большую роль. За фиксированную зарплату, даже самую высокую, этого не добиться. К сожалению, такова человеческая природа. Нужно в человеке пробудить интерес. Самый простой способ, это прямая материальная зависимость от достигнутого результата. Более сложный и требующий времени, это взращивание в человеке иных качеств, таких как любовь к своей работе, человеколюбие, энтузиазм и даже, если хотите совесть и бескорыстие. Ведь не на пустом месте возникли выражения «любимая работа» и «сделано на совесть»? Собственно говоря, на первом принципе построены социалистические отношения: «от каждого по возможностям и каждому по труду», а на втором уже коммунистические: «от каждого по возможностям и каждому по потребностям». Только я бы добавил, что «по возросшим возможностям» и «сознательным потребностям». А для этого, как правильно говорили все основоположники коммунистического учения, а потом и практики построения социализма-коммунизма, нужна материальная база, на основе новых производительных сил и производственных отношений. По этому поводу «кукурузник» даже заявлял, после своей поездки в США в 60-е годы, — что с этой точки зрения, в Америке можно хоть завтра объявить коммунизм, но там нет ни одного коммуниста в Правительстве. А у нас наоборот, одни коммунисты «у руля», а необходимой материальной базы и производительных сил для коммунизма недостаточно. Поэтому и возник этот дебильный для несведущих лозунг: «догнать и перегнать Америку!». А ещё и в Конституцию записали, что в 80-м году у нас уже будет Коммунизм! И что? Ну допустим, наступил Новый 1980-й год. Как был в стране дефицит, так он и остался. Все ехали за ним в Москву. Там можно было, день по ней побегав и постояв в километровых очередях, купить всё. А тут ещё и деньги отменили. То есть, можно идти в магазин всё брать бесплатно. Ну, Вы представляете, что произошло бы? Мягко говоря: «ничего хорошего». То есть это нельзя было бы назвать коммунизмом. Для коммунизма нужны другие люди. Которым всё равно: «есть в стране деньги или их нет». Они добросовестно выполняют свою работу. Дворник метёт улицу или чистит снег с раннего утра до позднего вечере за 90 рублей в месяц. Уборщица моет полы в учреждении, как у себя дома. То есть, не той грязной тряпкой елозит и размазывает грязь, а чистой и со сменой воды и даже с добавлением мыла. Так же, она «с любовью к ближнему» и туалет моет. И это тоже за те же 90 рублей в месяц. А работники этого учреждения, которые получают от 120 до 300 рублей в месяц и занимаются, например… планированием. Во-первых, бережно и с любовью относятся к труду уборщицы и ведут себя в учреждении «как принято в хороших домах», то есть не ходят обутыми и переобуваются в тапочки или в крайнем случае надевают бахилы. Не мусорят, а если где то по неосторожности и напачкали, то тут же за собой и убрали. И к своему делу так же относятся. То есть, так всё спланировали, что нет дефицита. И дворник с уборщицей получили положенные им квартиры, купили без очереди обычные продукты хорошего качества: не гнилую картошку и капусту, свежие помидоры или там апельсины в своём городке, а не в Москве. И конечно, модную одежду и обувь по госцене. И их жизнь ни чем не отличается от жизни работников учреждения. Просто одним нравится мести улицу и убирать снег, другим заниматься уборкой и при этом не утруждать мозги. А третьим наоборот, хочется так мозгами поработать, что бы всем от этого было хорошо и ещё лучше. Вот тогда на улице наступит Коммунизм сам по себе. Как например, прошёл «каменный век», не от того, что камни кончились, а человек изменился. Так прошли эпохи рабовладения, крепостничества и феодализма, наступил капитализм и потом кое где социализм. Но перескочить из одного строя в другой нельзя. Обёртка будет красивая, а внутри будет ка-ка. Должен меняться человек.

Конец ознакомительного фрагмента.