Черный ход

Генри Лайон Олди, 2020

Рут Шиммер носит два револьвера: один стреляет свинцом, другой – проклятиями и несчастными случаями. Револьверы Джошуа Редмана самые обычные, зато у него есть ангел-хранитель, а может, вовсе не ангел. Когда Рут и Джош встретились впервые, на парня упала тяжелая люстра. Дикий Запад, сэр, чего тут только не случается! Здесь разъездные агенты скупают у индейцев и китайских эмигрантов искры – крохотные бесполезные чудеса, а финансисты и промышленники вертят удачей, как публичной девкой. Старый Свет горит огнем. Он давно сошел с ума, став малопригодным для жизни. Зато Новый Свет еще держится! Изрытый черными ходами, как кротовьими норами, откуда лезет всякая пакость, Дикий Запад сдвигает шляпу на затылок и готов палить во все, что движется. Что это там движется, сэр? На обложке использовано изображение с сайта Vecteezy из раздела Cowboy Vectors by Vecteezy

На обложке использовано изображение с сайта Vecteezy из раздела Cowboy Vectors by Vecteezy

* * *

Рут и так приходится нелегко с этой сворой демонов, и каждое сказанное здесь слово наверняка станет известно им.

Стенли Эллин, «Восьмой круг»

Пролог

Вечерняя заря угасала на западе.

Последние отблески падали на уступы Скалистых гор, словно лепестки дикой розы. Темнели, превращались в давленую вишню, подергивались пеплом. Ночь заявляла свои права на участок, оформленный по всем правилам в земельном управлении небесной канцелярии, по два с половиной доллара за акр — Великие Равнины, моря бизоньей травы, холмистые предгорья, поросшие саскатуном и можжевельником, суровые пески Красной пустыни на юге, край бесчисленных озер и сосновых лесов, что раскинулся к северу.

Боясь замарать перышки, ущербная луна вскарабкалась повыше. В ее присутствии звезды тускнели, утрачивали блеск, делаясь едва различимыми. Желтый совиный глаз не мигая взирал на прерию, высматривая поживу. В любую секунду луна была готова распахнуть крылья, сорваться с места и камнем упасть на добычу.

Одинокий всадник ехал шагом.

Здесь, на краю индейской территории, мало кто рисковал путешествовать в одиночку. А в темное время суток — считай, никто. Однако всадник, похоже, не был обеспокоен. Руки его лежали на луке седла, перебирая повод, как священник перебирает четки. Тень от шляпы, низко надвинутой на лоб, не позволяла разглядеть лицо. Бледный свет луны не мог справиться с этой упрямой тенью.

Пользуясь случаем, лошадь на ходу опускала морду, срывая метелку дикого овса или пучок сочных, налившихся молочной мякотью колосков житняка. Всадник ей в этом не то чтобы потворствовал, но по крайней мере не мешал.

Воздух полнился запахами чабреца, полыни и шалфея. Время от времени все это забивал аромат цветущих флоксов. Прохладный ветер играл с по́лами расстегнутой куртки всадника, но сил его хватало только на бахрому. Качнуть как следует плотную воловью кожу у ветра не получалось. Утомившись, он чуткими пальцами огладил две кобуры с револьверами — и унесся прочь, в сторону Элмер-Крик.

Застегнутые клапаны кобур ясно говорили о том, что их хозяин не ждет нападения.

Впереди показалось одинокое строение. В мутном окне теплился желтый огонек — младший брат луны. Одиночество хибары было обманчивым — подъехав ближе, любой обнаружил бы в ста ярдах от нее две дюжины времянок, собранных на скорую руку. В дело пошли обломки досок, листы кровельной жести, куски брезента, бычьи шкуры, старые и потрескавшиеся, сланец, ветки, бревна, какие помельче.

Крыша над головой есть? Ветер не задувает?

Ну и ладно.

Облавной дугой времянки обступали по краю неглубокий котлован. На дне котлована копилась смола — ночная тьма. Она казалась жирной, маслянистой, гуще ночи, павшей на прерию. Неудивительно: к запахам растений здесь явственно примешивался тяжкий дух сырой нефти, а в черных тенях тускло отблескивала металлическая конструкция, напоминавшая гигантского палочника — нефтяной насос.

Всадник тронул повод.

Лошадь послушно взяла левее, обходя нефтепромысел. Копыта ступали мягко, звук был глухой, тихий, едва слышный с десяти ярдов. Подберись кто-нибудь к всаднику, обнаружил бы, что все четыре лошадиные ноги тщательно обмотаны тряпками.

Быть услышанным всадник не желал.

Оставив промысел за спиной, он двинулся вглубь индейских земель. Трижды останавливался, слушал ночную музыку. Шорох травы под ветром. Далекое тявканье койота. Шелест крыльев нетопыря, перечеркнувшего щербатый лунный диск. Вздохи камыша на берегу реки.

Дыхание людей.

Дозор шошонов, притаившийся в высокой траве, знал, что белый человек не способен их видеть или слышать. Тем не менее, по спинам воинов пробежал зябкий холодок. Этот бледнолицый — не дух ли он? Старики говорили, после полуночи в здешних краях можно встретить коварных нинимби, только прикидывающихся людьми.

Зазеваешься, наградят лихорадкой.

Всадник тронул лошадь пятками. Он проехал в двадцати шагах от шошонского дозора, углубился в прерию еще на полмили, а потом свернул на восток. Он возвращался обратно, но не тем путем, которым прибыл. В сторону индейцев всадник даже не взглянул.

Путь вывел его опять к нефтепромыслу, но теперь индейская территория осталась у всадника за спиной. Спешившись в узкой ложбинке, он стреножил лошадь и змеей скользнул вверх по склону.

Вскоре он уже лежал на краю котлована. Удовлетворенный темнотой и безмолвием, царившими вокруг, больше не прячась, встал в полный рост. Извлек из-под куртки кожаный мешочек, развязал шнурок. С холодным любопытством луна глядела через его плечо на пук промасленных тряпок. Человек взвесил тряпье на ладони: похоже, оно было достаточно тяжелым. Не иначе, внутри притаился камень или кусок железа.

Чиркнула спичка. С шипением вспыхнул огонек, исходя вонючим сернистым дымом. Тряпки занялись сразу. Широко размахнувшись, человек швырнул горящий комок в самый центр котлована. Можно было подумать, с неба упала звезда.

Когда полыхнуло жаркое пламя, на склоне уже никого не было.