Имею сказать

Генрих Пшшт

В этой книге собраны рассказы, юмористические и не очень, а также мысли, фразы, комментарии, воспоминания. Она как-бы ни о чём и обо всём сразу.

Дайте сказать!

Софочка, почему меня из всех стран должна волновать Америка? Там же, в основном, твои родственники? Ну хорошо, твои тоже, не считая моего Мони! Хотя почему он мой, и почему я вообще должен считать Моню? Тем более за родственника! Ну хорошо, мы почти вместе учились и почти вместе женились, только я на такой красавице и умнице, как ты, а он — непонятно на ком и из какой семьи! Но я не считал его за человека тут, пока он не уехал. Так почему я должен его как-то учитывать, когда он весь там? Нет, я не стану утверждать, что он какой-то особенный шлимазл, но когда он мне звонит, он только и говорит об инфляции, которая у них там и о том, как ему плохо было здесь. Тогда, между прочим, тут инфляции не было! Если он уехал туда для наблюдения за инфляцией, то он таки шлимазл, причем, именно такой, как ты сказала. Ты всегда правильно говоришь! Когда я с тобой спорил? И сейчас не спорю! Ну, допустим, какие-то товары тогда у нас временно исчезали с прилавков, но зато цены на них можно было отливать в железобетоне. Навечно! То есть, с 1961 до 1986 года. Кстати, у него, я всё ещё имею в виду Моню, с периодическим отсутствием упомянутых товаров, по-моему, таки всегда было хорошо. Помнишь, он же был прикреплен к тому особому магазину, где основная торговля шла с обратной стороны. Между прочим, мне до сих пор непонятно, на каком основании! Теперь там офис компании, шо делает из нормальных людей туристов. Надо будет ему рассказать, как они поднялись! Представляешь, в прошлый раз, когда он вдруг опять позвонил, так мне стало понятно, что эта инфляция его наконец-таки достала. Почему я так думаю? Потому, что он после здрасте и вопроса о твоём здоровье, то есть, практически сразу стал кричать, шо ему в Советском Союзе не давали ничего сказать! Так я ему говорю: «Моня, я тебя понимаю и даже не спорю, что тебе, может быть, тогда что-то не давали сказать. Так скажи это, наконец, сейчас! Освободи своё подсознание и скажи! Теперь тебе уже всё можно! Что тебе не давали сказать?» И он опять начал мне про свою инфляцию…

Я ему говорю: «Моня! Твоя основная проблема, ну, кроме твоей замечательной жены, дай ей бог здоровья, особо талантливых и трудолюбивых детей, шо висят на твоей шее, и умеренно породистой, но прибацаной собаки, шо лает на местную полицию. Так вот, твоя проблема в том, что у тебя слишком хорошая память! Хорошая память — это очень плохо для отслеживания инфляции. Если б у тебя была такая память, как у остальных твоих теперешних сограждан, то ты бы не ныл мне у телефон, а улыбался, как они! Во всю американскую ширь, что от моря до их сияющего моря! То есть, так улыбался, как та собака, у которой отнимают кость. Ну, и зачем ты мне это всё перечисляешь? Тебе же всего этого уже нельзя! Какая тебе разница, как на это выросли цены? Ах, и на остальное тоже выросли? И на остальное даже больше?»

Ну так успокойся, — я ему говорю, — и скажи, наконец, то, что тебе не давали сказать в СССР, начинай уже говорить, я слушаю! И шо ты думаешь, он что-нибудь сказал? Он повесил трубку!