Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

Геннадий Мурзин

Итак, частный детектив в отпуске: отдыхает в Севастополе. На пляже знакомится с другим отпускником, оказавшимся также уральцем. Перед самым отъездом знакомец случайно узнает, что его сын бесследно исчез. Детектив успокаивает, говоря, что полиция быстро найдет, что, скорее всего, парень в загуле. Отец отнесся скептически и попросил, если возникнет необходимость, помочь. Чем закончится детективная история?

Редактор Геннадий Мурзин

Фотограф Геннадий Мурзин

© Геннадий Мурзин, 2019

© Геннадий Мурзин, фотографии, 2019

ISBN 978-5-4496-2176-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Севастополь. Геннадий Иванович Мурзин, писатель. Ноябрьское фото 2018 года.

Глава 1. На побережье Черного моря

Хлопоты

— Эти сборы недолги —

От Урала до Крыма —

Я баулы готовлю в полет.

Фомин, мыча себе под нос эту переделку, бродит по квартире, а в голове его один-единственный вопрос: не забыл ли чего-нибудь?

Жена ворчит:

— Недолги, говоришь? Вторую неделю копошишься.

— А как же!.. Надо… В Крыму — бархатный сезон и господин отдыхающий должен быть в полной боевой, — парировал муж и загадочно ухмыльнулся, а потом к тому же намекнул. — На тамошних пляжах — такие нимфы, такие… Взглянешь — и готовенький… Бери мужика голыми руками.

Жена, покачав головой, хмыкнула.

— Тебя? Брать? Нимфам? Нужен ты им, старый гриб. Даже и не взглянут.

Муж остановился. Повернувшись к жене, которая, по его глубочайшему убеждению, принижает мужа, недооценивает его потенциал, нахмурился и сделал вид, что обижен сильно.

— Я? А что я? — Фомин даже похлопал себя по могучей груди, отчего та глухо загудела. — В норме… Да… Вполне… Пригожусь… Сойду, при случае, за первый сорт.

Жена, скептически окидывая мужа ироническим взглядом, проворчала:

— Конечно, сойдешь, но разве что за неликвид.

— Скажешь тоже…

— Виски посеребрились, а ума по-прежнему ни на грамм.

— Не забывай, матушка: старый конь борозды не испортит.

— Да будет тебе, — жена махнула рукой, — тысячный раз слышу от тебя. Ничего более свежего не придумал?

— Народная мудрость не стареет и тебе, — он решил-таки подколоть жену, — как филологу со стажем следовало бы, согласись, это знать.

Столь милые пикировки между мужем и женой случаются часто, но к скандалу между ними никогда не приводят. Вот и сейчас… Фомин подошел к жене, взял за плечи, притянул к себе. Поглаживая по ее начавшим седеть, но всё еще густым волосам, чмокнул в щечку, провел пальцами правой руки по подглазью, где собрались естественные морщинки, прошептал в ухо:

— Да десяток нимф все вместе не сравняться с тобой, моя любимая женушка. Ты не комсомолка и не спортсменка, но зато первая красавица.

Что происходит в этом доме? Насчет Крыма — это не шутка? К счастью, нет. Директор частного детективного агентства «ФАС»¹ Александр Сергеевич Фомин решил дать себе отдых. По правде говоря, не его это решение, а Галины Анатольевны, то есть жены: муж долго отбрыкивался, сыпал аргументами, однако жена настояла-таки на своем. Ее основной довод в пользу отдыха заключался в том, что муж три года подряд крутится как белка в колесе. Ну и вопрос: сколько же можно?!

Куда предпочтительнее, по мнению мужа, если бы отправились отдыхать вместе, но проблема: агентство на клюшку не закроешь, тем более, на месяц. Народ поторкается да поторкается в вечно запертые двери офиса — и плюнет, посчитав, что серьезные люди так с потенциальными клиентами не поступают. Агентство имеет имя, стало популярным, от заказчиков нет отбоя. Фомин серьезно подумывает об увеличении штата сыщиков. По крайней мере, считает он, должен быть помощник, человек на подхвате, которому бы можно было поручать дела не самые сложные. Это будет потом, а пока…

Жена остается, так сказать, на хозяйстве, а муж сегодня летит вечерним рейсом Екатеринбург — Симферополь. Прямые авиарейсы открыты лишь месяц назад, а до этого отдыхающим приходилось делать пересадку в Москве. Сейчас же три часа полета — и ты в столице Крыма. Удобно. Да, удобно, но…

Накладно все-таки. Только проживание (отдельная комната со всеми удобствами, которую подобрала через Интернет Галина Анатольевна) обойдется в тридцать тысяч рублей. А дорога, питание, посещения музеев и исторических достопримечательностей — плюс, как минимум, полста тысяч. Не копеечка! Не олигарх, чтобы мусорить деньгами. Они не наворованные, а заработанные умом, потом.

Жена поначалу советовала остановиться в Алуште, где, по мнению бывалых отдыхающих, открытое море и хороший берег, но муж выбрал колыбель Черноморского флота — Севастополь, город великих подвигов русских солдат и моряков, историческое место, где он, Фомин, никогда не был и где давно мечтал побывать.

Избранное женой жилье находится в самом начале Античного проспекта. Как сказал хозяин квартиры, где будет обитать детектив все тридцать суток, он будет каждое утро из окна видеть остатки древнейших жилищ, которым более двух тысяч лет и которые принадлежали греческим сенаторам. Ну и самое главное — в пяти минутах от черноморской бухты «Омега», облюбованной приезжими отдыхающими.

На его хмыканья жена так и сказала:

— Почувствуй себя барином… Имеешь право.

Муж, помнится, возразил:

— Право, да, имею, но могу ли?.. В октябре — свадьба Максимки, сына… Расходы какие…

Жена и тут успокоила, пошутив:

— Я кто у тебя? — не дождавшись на этот раз обычной реакции мужа, сама же ответила. — Финансист! Сведя дебет с кредитом, пришла к выводу: в бюджет уложимся. С трудом, но… Максимка на моей стороне и считает, что свадьбой пыль в глаза пускать — не стоит. Квартира у него своя, обстановка кое-какая есть. Что еще надо?..

Фомин сказал:

— Для первых шагов — нормально. А подарит внука — обещаю иномарку. Как минимум, «Шкоду» последней модели.

Жена усмехнулась.

— Ловлю на слове.

Фомин обидчиво заметил:

— Меня, матушка, ловить не надо: все, что обещаю, — делаю. Пора бы в этом убедиться.

Жена уточнила:

— А если девочка?..

— Так это… Невестка — чудо как хороша… Всё при ней… И… Если в мать, то внученьке не нарадуюсь…

Жена хитро подмигнула.

— Значит, тоже?..

Фомин рассмеялся.

— Без разницы! — воскликнул он и вновь сунул нос в распахнутый настежь большой кожаный чемодан. — Не забыла положить лосьон после бритья?

Жена хмыкнула.

— Нашелся контролер. Если бы не я, то улетел бы с пустым чемоданом.

В половине четвертого вся семья была в сборе. Как-никак проводы. Максимка притащил Клашеньку, невестку, а Юлька, дочурка, — Глеба, своего парнишку. Фомин настоял, чтобы до аэропорта не провожали: старик, дескать, но не до такой же степени. Перед уходом главы семейства все присели и провели минуту в молчании. У порога стали прощаться.

Тут Клашенька, смущенно опустив голубенькие глазки, попросила:

— Александр Сергеевич, привезите, если будет не трудно, ракушек, а?

Фомин рассмеялся.

— Все, что угодно, Клашенька. Все, что угодно.

Невестка зарделась. В семье не первый раз, а все равно смущается: никак не привыкнет к своему новому статусу, к статусу невесты.

В одной руке Фомина — тяжеленный чемодан, но ему он точно пушинка, а другой рукой держится за дверную ручку. Галина Анатольевна шутливо грозит мужу пальцем.

— Не шали там…

Фомин ответил шуткой на шутку:

— Мужику и не пошалить на Черном море? Но это невозможно!

— Только попробуй! Три шкуры я с тебя спущу и голым в Африку пошлю.

Все рассмеялись.

…В 19.00, точно по расписанию, «Эрбас» поднялся в воздух и взял курс на юг.

Фомин, взглянув в иллюминатор, вздохнул. День выдался погожим. Под крылом проплывал его родной Екатеринбург. Он еще раз вздохнул. Похоже, уже скучает по тем, с кем только-только попрощался. Его понять можно. С любимыми разве легко и просто расставаться?

Отдыхающий

Господин отдыхающий, три дня назад прибывший из Екатеринбурга на базу, то есть в Севастополь, успел освоиться. И чувствует себя превосходно. Как на своей малой родине. Имеются, правда, некоторые нюансы, не брать во внимание которые не может. Во-первых, много думает о жене и детях, находящихся сейчас от него за четыре тысячи километров — расстояние немалое. И как бы ни было здесь хорошо, однако дома все же лучше. Во-вторых, на Среднем Урале первые числа сентября обычно дождливые и по ночам бывают заморозки, а в Крыму — теплынь: солнечно и температура приближается к тридцати. А вода в бухте «Омега» накануне, например, нагрелась до двадцати двух. Осенью и не пахнет. Настоящий бархатный сезон. Сейчас, как говорят знатоки, намного комфортнее, чем в июле. Потому что тогда зной донимает и даже воды Черного моря не спасают от прожигающих солнечных лучей. Чуть-чуть зазевался — и сгорел. Сейчас? Можешь с утра до вечера нежиться на горячем и чистом песке. Купил панаму, чтобы начавшую лысеть голову все-таки не перегреть.

С жильем ему повезло. Хозяева гостеприимны. Лучшую комнату отдали в его распоряжение. Комната с большой лоджией. Так что физические упражнения, открыв настежь окна, по утрам выполняет там. По приезде хозяйка, пожилая, но все еще миловидная хохлушечка, предложила столоваться вместе с ними.

— Меню наше, Александр Сергеевич, — сказала она, — простецкое, без всяких там разносолов, но сытное. Так что голодать не станете.

Господин отдыхающий, как истинный уралец, заскромничал:

— Обременительно для вас будет, Матрёна Остаповна… Дополнительные хлопоты… Вам это надо?

— Что вы, что вы! — хозяйка замахала руками. — Какие хлопоты? Где двое, там и трое — одинаково… Если вы не привереда, то моя еда, уверяю, вам понравится.

Хозяин, присутствовавший при разговоре, кивнул.

— Мастеровитая она у меня.

— Планировал питаться в ближайшей кафешке…

Хозяйка нахмурилась и поджала пухлые губы.

— Ну, если вы так богаты, что деньги некуда девать, то оно, конечно.

Квартирант отрицательно мотнул головой.

— Не бедствую, но и…

Матрёна Остаповна прервала:

— Тем более… Ну там… Если вы думаете, что с вас много возьму за стол… Это не так: пятьсот рублей в сутки, что в два раза дешевле, чем в самой простецкой забегаловке.

Поломавшись чуть-чуть, квартирант принял предложение. И сделал правильно, в чем сразу же убедился. Сегодня на завтрак, например, были настоящий, то есть густющий и запашистый, украинский борщ, огромная отбивная куриная котлета с тушеными картофелем и овощами, к чаю — свежие украинские пампушки.

Выйдя из-за стола, не мог не подумать: «К концу отпуска от такой еды в дверь не буду пролазить».

После не менее обильного обеденного стола господин отдыхающий собрался на пляж, где вдоволь накупался в море и наотдыхался на горячем песке. Вода чистёхонька. На два метра вглубь — каждый камушек виден. Ему есть что и с чем сравнивать: без малого лет двадцать назад он уже был на берегу Черного моря, в районе Сочи. Тогда руководство его и его коллег поощрило недельной поездкой за удачное осуществление оперативно-розыскных мероприятий², и вода там была, мягко говоря, грязновата.

Возвращаясь в «обитель», Фомин решил забежать в гастрономчик, благо он по пути, чтобы купить бутылочку местного винца и за ужином распить с хозяевами. Выбор огромен. В то время, когда он с пристрастием изучал ассортимент, у противоположного прилавка шел такой разговор…

Покупатель, судя по всему, не местный:

— Скажите, хлеб есть? Что-то не вижу.

— К сожалению, — отвечает девушка, — отечественный продан.

— То есть?

— Ну, наш, российский, точнее, севастопольский.

— Жаль, — говорит покупатель и тяжело вздыхает.

— Извините… Остался лишь заграничный хлеб…

— Не понял… Из Австрии или Германии, что ли?

— Да нет, — продавщица улыбается, — ближний импорт, с соседней Украины.

Этот коротенький диалог чем-то порадовал Фомина. И он с еще большим желанием выбрал и купил мускат Таврический чёрный. Слышал от хозяина его квартиры, что эта марка легкого вина — наилучшая.

Хозяин оказался прав: Фомин оценил вино и за столом тянул медленно, с наслаждением впитывая его букет. Он не гурман по части вин, но, оказывается, хорошее от дурного способен отличить.

Часу в десятом позвонила жена. По делу или просто проконтролировать мужа? Оказалось, по делу. В семье, где отсутствует хозяин и где некому сказать свое веское слово, разгорелась дискуссия: где проводить свадьбу? Мнения разделились: жена за то, чтобы свадебный пир состоялся в малом зале ресторана «Космос», сынулька же склонялся в пользу ресторана «Малахит» (в центре города и всё прочее), дочка держит нейтралитет (ей, мол, без разницы).

— Сашенька, последнее слово теперь за тобой, — сказала жена и, кажется, рассмеялась. Во всяком случае, так показалось Фомину.

Фомин поддержал сына. Он услышал, как жена фыркнула:

— Ну, понятно… Можно было и не спрашивать… Нет, чтобы жену поддержать.

Фомин совершенно серьезно сказал:

— Галчонок, чья свадьба?

Жена, не дожидаясь продолжения его мысли, ответила:

— Наша… Общая.

— Но прежде всего свадьба его и ему в конечном итоге и решать. Да и, смею предположить, обговорено с невестой и ее семьей. Так что…

— Я поняла… А ты как там? Не шалишь?

— Не успел, Галчонок… Еще не осмотрелся…

— Вернее, не присмотрелся к потенциальной кандидатке, не так ли, дорогой мой муженек?

Фомин согласился.

— Возможно. Но, Галчонок, бабоньки с пляжа с интересом поглядывают в мою сторону.

Жена рассмеялась.

— Не преувеличивай и не разжигай во мне ревность. Попусту не трать силы.

— Понял. Обнимаю детей.

— А меня?

— Представь, что крепко-крепко целую. Пока. До следующего сеанса связи.

— Кстати, почему сам не звонишь?

— Так… всего три дня…

— Не успел соскучиться?

— Скучаю… И даже очень, но…

— Хорошо. Отдыхай и набирайся сил. У нас все в порядке и ни о чем не беспокойся.

Наорали

Вечереет рано — единственная примета подкрадывающейся осени. Всего-то четверть седьмого, а солнце уже низко над горизонтом, из-за чего длинные тени, отбрасываемые строящимся корпусом будущего очередного санатория, полностью накрыли пляж и часть мелководья, но дальше, метрах в тридцати от берега море по-прежнему блестит на солнце, еле заметный ветерок гонит рябь.

Кое-кто стал покидать пляж. Похоже, это севастопольцы, для которых, как заметил Фомин, такая легкая прохлада не очень-то комфортна, но приезжим — хоть бы хны. Еще бы! Слева, ближе к кромке воды расположилась семья: муж, жена и двое детей, озорно беспрестанно бултыхающихся на мелководье и визжащих от наслаждения. По их репликам понял: из Норильска, где уже метели и минус десять. Еще чуть левее — пожилая пара, которая прилетела из Новосибирска, где морозы еще не наступили, но тоже не жарко.

Фомин встал, потянулся и вошел в воду, чтобы еще раз искупаться. Поплавав то кролем, то брасом, полежав на спине, подставив под лучи заходящего солнца мускулистый живот, нырнув несколько раз, вернулся на берег. Сменив в кабинке мокрые плавки на сухие трусы, надев разноцветные вызывающе кричащие шорты (купила жена, которая, между прочим, заявила, что в таких шортах он покорит всех баб), медленно направился к дому. Нет, ему не стало холодно. Ему стало голодно, будто за четыре часа пребывания на пляже разгрузил вагон с углем. Устал, но эта усталость была легкой, расслабляющей его тело и душу. Вышагивая и небрежно размахивая пластиковым пакетом, в котором были полотенца, пляжные шлёпки и книга, подумал: «Еще неделя и от Илюши Обломова не отличить — обленюсь». Он при этом блаженно улыбался и прохожие, наверное, принимали его за чудака.

Войдя в квартиру и скидывая легкие туфли, услышал мужские голоса, доносящиеся из гостиной. В его голове пронеслось: «У хозяев — гости. Интересно, кто?» Он попытался незаметно проскользнуть в свою комнату. Прикрывая за собой дверь, услышал голос хозяина:

— Сергеич, присоединяйся! Мы тут хорошо так сидим.

Хозяйка избавила его от необходимости откликаться. Он услышал, как она заворчала:

— Вы-то сытёхоньки, а он? Должен сначала хорошо подкрепиться… Да и, наверное, пойдет под душ. — Она вышла в просторный холл и прошуршала тапочками в сторону кухни. — Еду надо подогреть… Сергеич, как я уже поняла, холодную или теплую пищу не любит… Ему больше по нутру то, что обжигает.

Фомин, переодеваясь, усмехнулся: «Всего-то четыре дня, а Матрёна Остаповна уже обо мне всё знает — наблюдательна… И по-матерински заботлива».

Ополоснувшись под душем, прошел на кухню, где для него уже все было готово. Поужинал. Когда пил чай и заедал домашними крендельками, на кухне появился хозяин.

— Теперь, Сергеич, прошу, так сказать, и к нашему шалашу. Не побрезгуешь, надеюсь, нами?

Квартирант встал, отставил в сторону пустой стакан.

— Как можно, Тимофей Олегович? С удовольствием… Только… Позвольте смотаться в ближайший гастрономчик… Прихвачу свой пай.

Хозяин отрицательно замотал головой.

— Это, Сергеич, ни к чему… У нас есть и этого более чем достаточно.

— Все-таки…

Фомин попробовал возразить, однако ему этого не позволили.

— Крууугом! — скомандовал хозяин. — Шагом марш в гостиную.

Фомин поднял руку, но вспомнил, что к пустой голове руку не прикладывают.

— Есть! — шутливо сказал он и, развернувшись, печатая шаг, направился в гостиную.

— То-то же, — проворчал хозяин, следуя по пятам за квартирантом. Потом, хмыкнув, удовлетворенно добавил. — Наш человек… Дисциплинированный. Судя по всему, приученный.

Тимофей Олегович познакомил квартиранта со своим гостем.

— Серафим Олегович, брательник, тоже, как и я, флотский человек. Сейчас в запасе, а до этого двадцать лет прослужил старшим мичманом на подлодке, — они обменялись рукопожатием. — Присаживайся, Сергеич. Чувствуй себя как дома. — Матрёна Остаповна принесла чистую тарелку и крошечную рюмку, поставила перед Фоминым. Хозяин всем налил коньяка по чуть-чуть. — Выпьем за славянское братство, за русско-украинскую дружбу! Как, Сергеич, не возражаешь?

Фомин ответил:

— Тост великолепный и к тому же актуальный.

Он выпил первым. Дотянувшись до салатницы, положил себе пару ложек крабового салата.

Хозяйка, заметив, предложила:

— Накладывай, не стесняйся.

— Спасибо. Я только что плотно заправился.

Братья тоже выпили.

Хозяин щелкнул пальцами. Эту его привычку квартирант заметил еще вчера.

— Хорошо!.. Да!.. — закусывая салатом, хозяин спросил. — Как, Сергеич, ничего коньячишко, а?

— Ничем не хуже армянского. Кстати, чьё производство? Явно не краснодарское.

— Массандра… Наш… Крымский… Императоры русские обожали, а уж они-то в винах разбирались.

— Это так, — подтвердил Серафим Олегович и добавил. — Только все же дороговат.

Фомин кивнул.

— Вчера поизучал ценники: от восьмисот рублей и выше. Обычному человеку не по карману.

Хозяин, недовольно покачав седой головой, заметил:

— Задрали цены. После возвращения Крыма в Россию цены на наши вина подскочили в два раза. С одной стороны, хороший знак: у россиян пользуются спросом. С другой стороны… Как говорится, всякая палка о двух концах.

Серафим Олегович кивнул.

— Это верно. Думаю, всплеск временный. Ажиотаж спадет и…

Тем временем Тимофей Олегович вновь налил в рюмки и вновь чуть-чуть. Как бы оправдываясь, сказал:

— Императорский напиток и пить надо по-императорски… Не горилка, чтобы хлестать стаканами. Да и пьем не для того, чтобы напиться, а для того, чтобы получить удовольствие. Согласен, Сергеич?

— Абсолютно.

— Значит, единомышленники — это хорошо, — он поднял рюмку. — Насчет славянского братства… За этим столом — интернационал: хохлы и русские и между нами мир. Потому что простым людям нечего делить… Пусть баре там дерутся между собой, а мы, холопы, не допустим, чтобы у нас чубы трещали. За это предлагаю выпить.

Квартирант, уважая национальные чувства, старался уходить от щекотливых тем. Хотя не заметил неприязненного отношения к себе со стороны аборигенов, но все же не грех воздержаться и не давить на болезненную мозоль. Но столь ли уж болезненна? Скорее, подавляющее большинство крымчан, как ему показалось, радо-радешенько возвращению в лоно матушки России. Тем не менее, Фомин больше молчал и слушал. Зато братья дали себе волю. Они имеют право…

Хозяин, хмыкнув, сказал:

— Один лысый дурак, извини за выражение, Сергеич, взял и сделал широкий и щедрый жест — подарил Крым Украине.

Тимофей Олегович согласно кивнул.

— Хуже того, вместе с Крымом отошел и Севастополь — колыбель Черноморского флота, который изначально не был и быть не мог украинским.

— Грубая историческая ошибка, — сказал хозяин и хмыкнул. — Киев обрадовался и воспользовался ситуацией, когда распался СССР. Стал этим спекулировать. Точнее, шантажировать русских.

Брат поддержал.

— Когда русские чем-то были недовольны и возмущались, то как мы, украинцы, на это реагировали?

После секундной паузы Тимофей Олегович ответил:

— Хохлы разные. Не все, но некоторые нагло и незатейливо орали: «Не нравится? До свидания!»

Брат подхватил:

— Вот именно! Наглея, еще и добавляли: «Берите билет в один конец — чемодан, вокзал, Россия». Ну и… наорали на свою голову: Крым-то стал не нашим.

Тимофей Олегович уточнил:

— По правде-то говоря, и не мог быть украинским.

— Не согласен! Если бы мы так не наглели и учитывали интересы русского большинства в Крыму, то все могло бы сложиться иначе.

— Возможно, но случилось то, что случилось.

— Благодаря киевским националистам, — подытожил Серафим Олегович.

Фразы звучали штампованно, как будто взятые из газетных передовиц. Может, они рисовались перед Фоминым и были неискренни? Неизвестно.

По крайней мере, в Севастополе пока не слышал украинской речи: все говорят по-русски. Как и в Крыму. Впрочем, и киевские националисты на майдане тоже предпочитают общаться на противном для них русском языке.

Послушав братьев, Фомин встал и вышел из-за стола. Хозяин спросил:

— Сергеич, мы надоели своей болтовней?

— Не в этом дело, Тимофей Олегович. Извините, но что-то я раскис… В постель потянуло.

Матрёна Остаповна, не встревавшая в мужской разговор, усмехнулась.

— Дают о себе знать расслабляющие морские ванны.

Хозяин понимающе кивнул.

— Иди, Сергеич, отдыхай, а мы с братцем еще погуторим тут. Не помешаем, нет?

— Что вы! Буду спать как убитый. Меня и крепостной пушкой не потревожить.

Он ушел. И, действительно: голова только-только опустилась на подушку, и он тут же провалился в глубокий безмятежный сон.

Землячок

С утра, позавтракав, господин отдыхающий уехал знакомиться с историческим комплексом «Малахов курган». Вернувшись, пообедал и тотчас же отправился… Куда? Всё на тот же пляж бухты «Омега», чтобы получить порцию наслаждений от щедрого солнца и ласковых вод Черного моря.

В этот день и час пляж оказался переполненным: настолько, что с трудом отыскал себе крохотный свободный пятачок на разгоряченном песке. Расстелив большое махровое полотенце, разделся. И сразу — в воду. С полчаса поплавал. Вернувшись на отвоёванную у других отдыхающих территорию, растянулся на ней, и устало прикрыл глаза. Когда же приподнял ресницы, то сделал прекрасное открытие. «Боже мой, — пронеслось в его голове, — какое чудесное создание природы! И как сразу не заметил? Наверное, только-только из моря».

Господина отдыхающего поразила молодая женщина, стоявшая справа от него и боком к нему. Дело не только в том, что тело ее покрыто тончайшей, лежащей на коже ровно-ровно, шоколадной плёнкой, а в том, что её фигура выглядела идеально и невольно заставляла всех мужчин ею любоваться. Женщина стояла и наслаждалась… Нет, не только солнцем, а и тем вниманием, которым пользовалась ее точёная фигура, как будто изваянная из коричневого мрамора гениальным скульптором.

Женщина была одна на пляже, то есть среди огромного скопления отдыхающих, без партнёра. Постояв сколько-то минут, она, изящно лавируя между телами, грациозно ступая, будто неземное существо, подошла к кромке воды, ополоснула стройные длинные ноги, надела пляжные тапки и вернулась назад. Собрав лежанку и уложив в пакет, все также грациозно направилась на выход с пляжа.

Господин отдыхающий проводил ее взглядом и тяжелым вздохом. В этом, похоже, он был не одинок. Снова прикрыв глаза, предался чуть-чуть греховным размышлениям: «Порадовался глаз — и всё… Прекрасная фея испарилась… Совершенство, да-да, именно совершенство… Эх, молодость, молодость… Где она? Нет и не будет… Скинуть бы лет так тридцать, вернуться бы к холостяцкому периоду, я б перед такой феей не устоял… Любовь, как какая-нибудь хворь, настигает человека, наваливается внезапно, поэтому и избавление, выздоровление идет мучительно долго, с болями и страданиями. М-да… Не упустил бы, наверное, такой шанс, выпадающий в жизни один раз. И что сейчас? А ничегошеньки: лежи молча и вздыхай по жемчужинке, сверкнувшей и тут же погасшей. Интересно, будучи женатым, мог бы перед этакой прелестью устоять? Галчонка поменять? Да ни за какие коврижки! — Он, вспомнив первые годы совместной жизни, удовлетворённо хмыкнул. — Галчонок — не хуже… Была ничем не хуже… Была?.. Но она и сейчас — загляденье… Для своего возраста, конечно».

Неизвестно, куда бы увели такие вредные мысли, если бы не голос, прозвучавший рядом.

— Простите… — Приподняв ресницы, увидел статного мужчину примерно своего возраста. — Не помешаю, если вот здесь, рядышком устроюсь?

Фомин подумал: «Интеллигент деликатничает». Вслух же сказал:

— Да ради Бога, — и тотчас же вновь опустил на глаза свои лохматые ресницы.

Фомину, по правде говоря, хотелось вернуться к воспоминаниям о прекрасной фее, которая только что скрылась за купами деревьев.

У моря — тихо, покойно. Слышны лишь визги бултыхающихся на мелководье детишек да короткие, но требовательные возгласы зорких бакланов или визгливо-протяжные крики белоснежных чаек, взмывающих вверх и падающих камнем в воду.

Сосед, искупавшись, вернулся и присел на подостланное полотенце.

Явно адресуясь к Фомину, сказал:

— Хороша водичка! Не море, а бархат!.. и предложил. — Может, познакомимся, а?

Фомин, кивнув, без особой охоты представился:

— Фомин… Александр Сергеевич.

— А я — Низковских… Савелий Иванович… Очень приятно… Будем знакомы… Если не ошибаюсь, мы земляки…

— С чего вы взяли?

— Выговор наш, уральский: окаете.

— Волжане тоже окают.

Сосед закрутил головой.

— Да, окают, но не по-уральски… Как-то по-другому…

— Объясните.

— Не могу, — после короткой паузы спросил. — Простите, я ошибся?

— В чем?

— Вы земляк, с Урала или?..

— Из Екатеринбурга.

Низковских воскликнул:

— Совсем земляки!

— Из Екатеринбурга, что ли?

— Почти… Из Ирбита я… Знаете такой город?

— Кто его не знает… Еще при царе Алексее Михайловиче город гремел.

Низковских кивнул.

— Россия славилась тогда двумя ярмарками — Ирбитской и Нижегородской… Раз в год съезжались самые богатые и именитые купцы России и сопредельных государств.

— Да, были времена, — вставая, сказал Фомин. — Предлагаю поплавать. Как на это смотрите, Савелий Иванович?

— Исключительно положительно, Александр Сергеевич. В моем городе что? Две речушки, но обе летом курица перейдет и брюшко не замочит. — сосед встал. — Только… — он обвел многозначительным взглядом обе лежанки.

Фомин понял.

— Не знаю, как вы, но я взял за правило: ничего ценного с собой не брать. Даже часы и мобильник оставил дома. А на это барахло, что здесь, никто не позарится, — он ухмыльнулся. — Да, в одних плавках возвращаться не совсем прилично, но беда все-таки не такая уж большая.

— Собственно, Александр Сергеевич, у меня тоже…

— Тогда — идем. Кстати, вы далеко обитаете?

— Рядом… — он махнул рукой влево. — За тем зеленым забором.

— А что там?

— Санаторий ветеранов вооруженных сил России.

— Так… вы по путёвке?

— А вы разве нет?

— Я — дикарём… Комнату снимаю… В пяти минутах ходьбы… Для подобных мне путёвок никто не припас.

Низковских покачал головой.

— Но мне показалось, что мы — родственные души…

— Пошли, Савелий Иванович. Глядите, как море манит к себе.

— Вы — большой романтик.

Низковских, прихрамывая, бодро побежал к воде. Только сейчас Фомин понял, что его сосед, судя по всему, участвовал в боевых действия и имеет ранения. Хотя на глаз это точно не определишь. Да, пулевое ранение левой руки — это ясно. Да, на правой ноге большой шрам. Но ведь травмы могут быть полученными необязательно, например, в Афганистане или Чечне, а и в быту. Сам он не был ни там, ни тут, но знает, что такое пулевое ранение — на себе и дважды испытал. Хорошо, что повезло и не были задеты жизненно важные органы. У него своя была война. И также чрезвычайно жестокая, не щадящая каждого из ее участников. Слава Богу, те его сражения уже позади. Хотя… Как ведь на это посмотреть…

Тревога

Уральские мужички, наконец-то, выбравшись из воды, разлеглись на полотенцах, подставив тела благодатным лучам сентябрьского солнца: оно не жгло, хотя и было около тридцати, а ласкало.

Вскоре Фомин сел и подставил щедрому светилу свою спину: пусть, дескать, и она получит свою порцию крымского тепла. Он полез в пластиковый пакет, пошуршав в нем, достал газету, развернул, через минуту свернул и отложил в сторону. Вместо газеты достал книгу, раскрыл и углубился в чтение.

Савелий Иванович, повернувшись в его сторону, спросил:

— Что за книга?

— Сборник ранних рассказов Владимира Маканина.

— Интересно пишет? Я его не читал.

— Как вам сказать… Оригинален стиль письма… Для меня непривычен, поэтому, возможно, воспринимается мною с трудом… Жена сунула, сказав при этом: чтобы не глазел особо на пляжных красоток.

— Ревнует?

— Это она так шутит.

— Подкалывает, значит?

— Вроде того.

— Сколько раз женаты?

— Однажды и на всю жизнь… Кроме нее, никто мне не нужен. Почти тридцать лет вместе.

Низковских тяжело вздохнул.

— Счастливый… Завидую…

— Что, не с первого раза повезло?

— Увы! Со второй-то женой — ничего, нормально, а вот с первой… не получилось. Пришлось расстаться.

Фомин сочувственно спросил:

— Дети были?

— Один… Сын… Двадцать пять летом стукнуло.

— Женат?

— Непутёвым вырос…

— Вот как?

— Да… У такой матери… К тому же семейные неурядицы. Ведь умная женщина никогда не опустится до того, чтобы своего партнера обратить в тряпку, а постарается сделать все, чтобы тот чувствовал себя рядом с ней настоящим мужчиной. Глупая же женщина, наоборот, из кожи вон вылезет, чтобы любого мужчину превратить в ничтожество. Так что… Замнем для ясности.

— А во втором браке?

— Девочка… Двадцать ей… Ласковая… Учится на строительном факультете Уральского федерального университета…³ Без хвостов и даже без троек… Инженером будет. Возможно, говорит, открою свой строительный бизнес. Дай-то Бог!

Фомин, оторвавшись от книги, кивнул:

— Замечательно, когда есть цель.

— У вас, Александр Сергеевич, есть дети?

— Золотая парочка, — ответив, Фомин рассмеялся.

— Как вас понимать?

— Сначала родился сынулька, а через два года жена подарила замечательную дочурку.

— С ними всё в порядке?

— Более чем, Савелий Иванович! Вернусь домой — сына женю. Свадьба намечена.

— Как невестка?

— Клашенька даже не золото, а наидрагоценнейший бриллиант… Самородок, можно сказать.

Низковских вновь тяжело вздохнул.

— Доченька меня беспокоит.

— Чем же?

— Нет серьезных отношений… Нет, парнишки, вроде бы как, возле нее вертятся, но она всех отшивает. Как бы со своей «целью» в старых девах не осталась. Хочу внуков, очень хочу… Даже во сне вижу, как с внуками нянчусь.

Фомин, чтобы поддержать земляка и вселить в него надежду, утешительно заметил:

— Двадцать лет — не возраст… Вся жизнь у вашей девочки — впереди.

Конечно, общие слова, но других у него не нашлось.

— Надеюсь, — сказал Низковских и надолго замолчал.

Он смотрел на зеркальную гладь бухты «Омега», на переполненный отдыхающими пляж, на ватаги разновозрастных ребятишек, среди которых были и те, которые только-только встали на ноги, однако, несмотря на испуганные аханья и оханья отцов и матерей, дедушек и бабушек храбро резвились на мелководье. Он помнит, как ночью проснулся от грохота: сверкали молнии, на мгновенье освещая комнату, раскатисто ухали громы и в окна бился ливень, а море, скорее всего, штормило (вал выброшенных на берег зеленых водорослей о том свидетельствует). И что сейчас? Природа давным-давно угомонилась, царит абсолютный штиль, туч нет и в помине (они разбежались в разные стороны, солнце нежно ласкает своими щедрыми лучами всё вокруг. В том числе и его, Савелия Ивановича Низковских. Бакланы, резко перекрикиваясь с себе подобными, медленно и с необычайной важностью вышагивают у кромки воды, поворачивая головы то в одну, то в другую сторону, зорко следят за ситуацией на пляже: нельзя ли, дескать, чем-либо поживиться — хлебной корочкой или оставленной кем-то куриной косточкой. Чайки, шумно разрезая воздух, проносятся над морем, высматривая мелкую рыбёшку. Ну, чем не идиллия? Особенно для него, коренного уральца, на родине которого (из утреннего телефонного разговора узнал) снег с дождем и температура близка к нулю.

Низковских вдруг спросил:

— Александр Сергеевич, вы служили в армии?

Фомин утвердительно кивнул.

— Два года срочной… Как положено… Отбарабанил своё.

— А потом?

— Как и многие другие, вернулся на гражданку.

— И чем занялись?

— Решил продолжить дело отца, который всю жизнь проработал токарем-карусельщиком на Уралмашзаводе. Профессия по тем временам — нужная и денежная.

— Простите за нескромное любопытство: травмы на теле получены на производстве?

Фомин отрицательно мотнул головой.

— Нет, Савелий Иванович.

— Я так и подумал… Во всяком случае, одна из травм, несомненно, — огнестрельное ранение.

— Вы правы… Хотели убить, но не получилось. Пуля прошла на вылет, при этом не задела жизненно важные внутренние органы. Так сказать, в рубашке родился. Другой рубец — от ножа.

— Конфликт… на бытовой почве?

Фомин усмехнулся.

— Не совсем, Савелий Иванович.

— Как вас понимать?

— По мне стреляли и не раз. Обычно промахивались, а однажды… Попали-таки.

— Загадками говорите.

— Ничего загадочного, собственно говоря, нет. Вас, как вижу, пометили душманы и хорошо пометили, а меня — наши, российские бандиты. Я ведь тоже служил и целых двадцать пять лет.

— То есть?

— Когда вернулся из армии и когда навострил лыжи в сторону завода, вызвали в военкомат. Военком прочитал лекцию: мол, комсомольцу и с такой армейской квалификацией (в ВДВ проходил службу) сам Бог велел (именно так высокопарно выразился) послужить на ниве охраны правопорядка. Наивным был, дурачком. Развесил уши. Более того, предложением загордился. Военком, увидев, что я уже готов лопнуть от счастья, выдал мне направление в областное УВД, а там перенаправили в Нижнетагильскую школу милиции. Закончил энтузиаст с отличием. Вот и оказался сначала в уголовном розыске Прижелезнодорожного района, а потом, спустя три года, перевели в областную уголовку, откуда и ушел десять лет назад на пенсию.

— По-нят-но, — протянул Низковских, — а я подумал…

— Что бандит, пострадавший в очередной разборке?

Низковских, смутившись и покраснев, ответил:

— Ну… да… Что-то вроде того… Комплекция у вас… Устрашающая — гора мышц… И… кулачищи — жуть.

Фомин кивнул.

— Бог не обидел.

— Не только, нет, не только и не столько. Скорее всего, результат мучительных тренировок.

— Все-таки два года службы в десантных войсках кое-что дали.

— Извините, что нехорошо подумал.

— Пустяки. Нынче принадлежностью к бандитскому сообществу принято гордиться.

Низковских нахмурился.

— Не шутите так. Ну, ладно… Получается, что на, так сказать, заслуженном отдыхе?

— В данный момент — да. Вот лежу на пляже, грею пузо — ни забот, ни тревог.

— Не хотите ли сказать, что, выйдя в отставку, продолжаете трудиться?

— В некотором роде, Савелий Иванович.

— То есть?

Фомин рассмеялся.

— Сейчас я — бо-о-ольшой начальник.

— То есть?

— Создал своё частное детективное агентство, в котором я — и швец, и жнец, и на дуде игрец.

— И… заказы есть?

— Даже с избытком. Кому-то приходится отказывать.

Уральские мужички вновь поплавали и вернулись. Фомин взялся за книгу. Жена его была права: на пляже столько нимф, что глаза разбегаются. Соблазны на каждом квадратном метре. Стоит протянуть руку и… Тьфу-тьфу! Изыди, Сатана, изыди! Не смущай невинную душу! Он уткнулся в книгу и не обращал больше никакого внимания на окружающих.

— Александр Сергеевич, — Фомин поднял на соседа глаза, — позвольте полистать газету. Все равно без дела лежит.

— Да, пожалуйста… Свежий номер… Прихватил, но пока не смотрел.

Низковских взял, взглянул на первую страницу.

— Ого! «Криминальное обозрение» — региональная независимая правовая газета… Так… Интересно… Почитаю.

Перевернув страницу, углубился в изучение коротеньких материалов под шапкой «Что? Где? Когда?». Буквально через пару минут, вскрикнув, переполошил Фомина. Тот оторвал взгляд от книги и взглянул в сторону соседа.

— Потрясающая новость?

— Мало того!

— В чем дело, Савелий Иванович?

— Но здесь… В заметке сказано, что в Ирбите…

— Что в Ирбите?

— Исчез, не оставив никаких следов, Низковских Дмитрий Савельевич… тысяча девятьсот девяносто третьего года рождения.

— Однофамилец? Или ваш родственник?

— Это же Димка исчез… Мой сынулька!

Низковских вскочил и стал спешно собирать вещички и заталкивать в пакет.

— Боже мой! Боже мой! Что могло случиться с ним? Только этого не хватало… Лечу домой… Тем более, что и без того я должен был вернуться домой… Извините… Спасибо за компанию… Рад знакомству… Жаль, что встретились в последний день… Мир тесен… Возможно, еще и встретимся… Да… — Савелий Иванович, державший в трясущихся руках пакет с барахлом, смотрел на Фомина и о чем-то думал, — Александр Сергеевич, но вас со мной сам Господь свел.

— Возможно, — ответил Фомин и тоже встал.

— Ну, кто же еще, если не Господь? Вы же… частный детектив и… Я прошу вас… Ну, пожалуйста, помогите… Я заплачу… Я машину продам… Машина у меня хорошая… Пожалуйста!

Фомин строго сказал:

— Не порите горячку, Савелий Иванович. Может, ничего и не случилось. Вы прилетите, а сын будет дома. Судя по заметке, — он ткнул пальцем в газету, — к розыску приступила полиция… Успокойтесь, сына найдут.

— Найдут?! Наша полиция найдет? Кто-кто, а вы-то знаете, чего стоит полиция. Палец о палец не ударит — вот! Не верил и никогда не поверю в нашу полицию… Одна надежда на вас, Александр Сергеевич.

— Не преувеличивайте, — Фомин попробовал охладить земляка. — Мои возможности тоже имеют свои пределы.

— Нет-нет-нет! Не отговаривайте меня! Не отказывайте в помощи несчастному отцу, у которого такое горе!

Фомин смущенно опустил глаза вниз.

— Я не отказываю… Если вдруг действительно что-то с полицией не заладится, то, — он достал из джинсовых потертых брюк блокнотик, крохотную ручку, написал свой номер телефона и протянул Савелию Ивановичу, — звоните… Но имейте в виду, что появлюсь в Екатеринбурге не ранее тридцатого сентября, а к тому времени, я надеюсь, всё уладится. Уверен, что с вашим сыном ничего серьезного не случилось.

— Ваши бы слова, Александр Сергеевич, да Богу в уши.

Фомин похлопал земляка по плечу.

— Не теряйте надежду, старина, не теряйте.

Прощаясь, они обменялись крепким рукопожатием.

Примечания

1

Название образовано из первых букв фамилии, имени, отчества владельца и для детективного агентства многозначительно (здесь и далее — примечания автора).

2

Об этом идет речь во второй главе первого авторского детективного романа «Псы одичалые», изданного российским издательством и выставленного на продажу во многих книжных интернет-магазинах.

3

Бывший Уральский политехнический институт, из стен которого вышло немало знаменитостей. Например, секретарь ЦК КПСС Яков Рябов, председатель Совета Министров СССР Николай Рыжков, первый Президент России Борис Ельцин, глава его администрации Юрий Петров и другие.