Пока смерть не разлучит нас

Галина Романова, 2009

Бизнесмен Николай Бобров чувствовал себя полным дураком. Так долго присматривался к хорошенькой секретарше Виктории, даже о женитьбе подумывал и только теперь узнал, что она уже два года живет в любви и согласии с каким-то безработным Виктором. С досады Бобров решил организовать слежку за счастливым соперником. И… невзначай из законопослушного человека превратился в подозреваемого в убийстве. Потому что вскоре Виктор неожиданно покончил с собой, оставив записку: «Я сам». Только Вика в самоубийство не верила и убедила в этом следователя… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 4

— Аль, я не поеду туда! — И бумажный самолетик, пущенный его меткой рукой, точно спланировал на стол начальницы отдела.

Вообще-то ее звали Елена Ивановна, Алена то есть. А он настырно звал ее Аля. Она часто возмущалась, но переделать своего подчиненного, с которым пребывала в одном звании и в одном кабинете, не могла.

Ну, любил он коверкать женские имена, очень любил!

Нину называл Никой. Галю — Гагой. Олю — Лелей. Алену — Алей. Риту — Маргарином и так до бесконечности. А на вопрос, почему он это делает, ответил как-то, что, поскольку женщины регулярно коверкают ему жизнь, он станет регулярно коверкать их имена. Мстя такая вот маленькая у него была, у капитана оперативника Грибова Анатолия Анатольевича.

— Поедешь, Толя, еще как поедешь! — ровным спокойным голосом парировала Елена Ивановна и щелчком двух пальцев отослала самолетик точно ему на стол, благо тот стоял напротив.

— Ну, что я там забыл, Аль?! — снова заныл Грибов, подпирая рукой щеку и с тоской глядя на начальницу. — Какой-то придурок из-за бабы вздернулся, а я при чем? Пускай там прокуратура пошустрит, ну и…

— Ну и ты!

— Че сразу я-то?

— Потому что больше некому. Ребята на задержании, ты один шляешься по отделению без дела. Чего с утра к проституткам в обезьяннике приставал?

— Я не приставал, а учил их жизни! — возмутился Грибов.

— Жизни?! Ты?! Вместо того чтобы воспитывать их и наставлять на путь исправления… — Тут голос Елены Ивановны стал много жестче. — Ты что сделал, а?!

— Я наставлял их на путь железнодорожный. — Толя поморгал, будто ничего не понимая, сложил губы трубочкой.

— Вот именно! Ты рекомендовал им, причем настоятельно, сменить точку и перебраться с улицы Воропаева в район железнодорожного вокзала! Почему туда, Грибов?!

— Там не наш район, Аль, ты же знаешь, — он притворно вздохнул. — К тому же девки смогли бы там греться. Кипяток опять же там имеется, туалет. А то ведь жители улицы Воропаева криком кричат, все подъезды им девки изгадили.

— Дождешься у меня, Грибов! Напишу рапорт!

— Не напишешь. — Он опять переадресовал самолетик ей на стол.

— Почему это?! — Самолетик пришлось смять и выбросить в урну, иначе игрищам конца-краю не видать.

— Потому что я лучший. И ты меня, Аль, в глубине души уважаешь сильно. И еще потому, что знаешь, что если я сейчас поеду на этого, повесившегося в туалете, то раскрою это дело за пятнадцать минут. Так ведь?

— Вот и поезжай! — Она раздраженно нахмурилась.

Вечно с этим Грибовым все не так! Другие ребята рта не раскроют, то есть в рот ей смотрят и каждое слово ловят, а этот больно много себе позволяет. Да, в одном звании они пребывают, да, должность начальника он ей уступил, да, однажды на задержании прикрыл ее собой и схлопотал ножом в предплечье, но…

Но она ведь потерпит его несносный характер, не так ли? Потерпит, потому что ему и правда равных не было в деле. Потому что не видать бы ей этой должности, если бы Грибов не отказался. Его ведь прочили, и только его! А коли он деликатно отказался, то пришлось выбор на ней остановить, больше назначать было некого.

— Считай это моим подарком, Аля, — важно заявил ей Грибов, когда они выходили в тот знаменательный для нее вечер из кабинета начальства. — Тебе ведь надо рость, вот и расти.

— А тебе не надо? — не поверила она, понять мотив его поступка она не смогла, как ни старалась.

— А чего мне с того назначения, Аль? Головняк один. Зарплата у нас с тобой только на пятьсот рублей разнится, а спрашивать-то с тебя будут, милая.

— А потом? Потом ведь мог дальше пойти, — нечаянно выдала она ему свои честолюбивые замыслы.

— Надеешься, что пойдешь? — Грибов невесело ухмыльнулся. — Ну, ну, надейся, Аля, надейся. Знаешь, сколько пудов соли сожрать успеешь?..

Все понятно, конечно, было ей в его житейской философии, но все же в глубине души надеялась, что на этом ее карьерный рост не закончится и когда-нибудь она вырвется из этих стен и полезет по служебной лестнице наверх. А пока…

Пока приходилось препираться с противным Грибовым.

— Одна нога здесь, Толя, а вторая там. Давай отправляйся, машина ждет, ребята психуют наверняка!

— Ох, не можешь ты мне все же простить, что уступил тебе свой пост. Ох не можешь, Аля! — захныкал Грибов, двигаясь шаркающей стариковской походкой к двери.

— Что городишь-то? — не поняла она.

— Металась бы сейчас по городу, красота! Каждый день новые преступления, новые люди, новые трупы… — Тут он исправно поплевал через левое плечо, постучал по шкафу и продолжил: — А то приходится вот сидеть над отчетностью. Скукотища!

— Ничего, Грибов, — сложила Елена Ивановна губы в елейную улыбочку. — Я тебе все новые трупы с барского плеча жалую. Забирай, не жалко! А в первую очередь этого несчастного.

— Да какой же он несчастный, Елена Ивановна!

Грибов в самом деле, видимо, разозлился несправедливости утверждения, раз назвал ее по имени-отчеству. Такое случалось либо при начальстве, либо когда он серчал на нее по-настоящему.

— А разве не несчастный? — Елена Ивановна полезла в стол за бланками. — Висит сейчас вот себе, остывает. А мог бы вечером с работы вернуться, между прочим, сегодня пятница. Семья небось ждет дома, жена любимая. Ты поезжай, Толик, узнай, какая у парня беда стряслась, что заставила его голову в петлю сунуть.

— И что, доложить тебе потом? — Он наморщил лоб, недоверчиво покрутив головой. — Ты станешь ждать меня здесь в пятницу с докладом и после работы даже задержишься из-за несчастного, если вдруг мы задержимся?

— Грибов!!! — возмутилась Елена и добавила с обидой: — Совсем дурак, да?! Издеваешься, да?! Знаешь же, что сегодня у Сашки моего день рождения!

Сашкой звался муж, дико ревнующий свою Елену и к самой работе, и ко всем ее сослуживцам. Каждая сверхурочная минута принималась им как личное оскорбление, и потом неделю-другую он с ребятами из отдела не здоровался. А видел он их каждый день, потому что привозил жену утром на работу. Затем гнев с него сходил, и Саша приветливо протягивал им длань для рукопожатия. До следующего ненормированного рабочего дня своей Елены Ивановны.

Сегодня у Саши был день рождения. Стало быть, он с утра дома, отпросился по такому случаю с работы. И в переднике и поварской косынке готовит праздничный семейный ужин. Лена готовить не умела вообще! Приготовление яичницы для нее было настоящим испытанием, так что у плиты приходилось отдуваться Саше. И сегодня он должен был превзойти самого себя. Он всегда старался это сделать, в каждый праздник, а уж в собственный день рождения — тем более.

А Грибов предлагал Елене Ивановне задержаться после работы! Это подлость или подвох?

— Ну почему сразу подлость, Аль? — Грибов полез в шкаф за курткой. — А вдруг там в петле не псих, не несчастный брошенный любовник, не программист обдолбанный, свихнувшийся на виртуальной любви, а вполне нормальный человек со следами насильственной смерти, а? Что скажешь?

— Ничего!

Елена сцепила зубы, чтобы не ругаться, понимала же, что он специально ее провоцирует. Неохота ему на удавленника ехать, вот и несет непонятно что. Будто сам не боится следы эти самые обнаружить! Нужны они ему, ага!

— Вот именно, Аля, что сказать тебе нечего. — Грибов медленно вдел руки в рукава, повозился с «молнией», застегнулся. — И понимаем мы оба, что висельник этот — пустяковый случай, с которым… ну даже местный участковый разобрался бы! Это же не разбой, не убийство, не…

— Толь, ну что ты ноешь, а?! — воскликнула Елена, обнаружив пропущенное сообщение на мобильном от Сашки. — Если бы этот хрен в собственной квартире удавился, не тронул бы тебя никто! А то в офисе! Там переполох с самого обеда!

— Так он в обеденный перерыв, того… да? — И Грибов, свесив голову набок, высунул язык и выразительно закатил глаза. — Точно обед не понравился! Готовят ведь, сволочи, черт-те что, а люди страдают! Может, у парня слабая нервная система была, и он не выдержал непрожаренной котлеты, счел ее личным оскорблением или унижением своего личного достоинства. Выразил, так сказать, протест поварской халтуре! Записка была?

— Что? — Она отвлеклась, зачитавшись нежными SMS-фразками, присланными именинником.

— Записку посмертную наш удавленник оставил или нет?

— Ой, ну откуда я знаю, Грибов?! — всплеснула руками Елена. — Тебе давно уже пора быть на месте, а не рисовать тут страшилки про котлеты!

— Я, между прочим, версии отрабатываю, а не рисую страшилки! — попытался изобразить обиду Грибов, но тут же улыбнулся ехидно и кивком указал на телефон в ее руках. — Че пишет-то, скучает?

— Толя-а!!! — взревела Елена, не выдержав, замахала на него руками. — Пошел вон отсюда, живо! И через час максимум жду отчета!

— Через час доложить никак не успею. — Грибов быстро глянул на часы, было без четверти четыре. — Пока туда доедем, пока оттуда, придется все же тебе, Аля, задержаться сегодня.

— По телефону доложить, Грибов! — продолжала на него орать Елена. — По телефону! Когда ты наконец свалишь отсюда?!

Он выскочил за дверь пулей, потому что в него полетел толстенный автомобильный журнал, схваченный ею со стола Леньки Фомина.

В дежурной машине его уже заждались. Кто зевал, кто хмурился, рабочий день пятницы обещал затянуться. Тут еще Грибов выпендривается, не торопится.

А ему в самом деле торопиться было некуда. Его никто нигде не ждал. Жил он один, хотя в период с двадцати двух до тридцати лет и надеялся свить уютное семейное гнездышко. Очень надеялся, между прочим, очень! И старался изо всех сил, примеряя каждую знакомую девушку на роль супруги. Но как-то не пошло у него. То ее требования казались ему чрезвычайно завышенными, то его распорядок жизни не устраивал очередную избранницу.

Нет, ну как он мог при его собачьей работе приходить домой в восемнадцать тридцать? Как мог планировать выходные, отпуска? Они если и случались, то неожиданно как-то и в любой момент могли прерваться. Опять же недостаток денежных средств он не собирался взятками восполнять. При его работе ведь либо с отморозками общаешься, либо с пострадавшими. С кого тут брать-то?! И вообще поборами заниматься было совестно. А совесть у Грибова была. Он гордился ею потихоньку про себя и стерег от соблазнов. Может, потому и не любили его?..