Исходная точка интриги

В. П. Волк-Карачевский, 2020

Роман-хроника «Большой заговор. Приговоренные императоры. Убить императрицу Екатерину II» описывает исторические события с момента царствования Екатерины II, создания первого масонского государства в Северной Америке и великой масонской революции во Франции до наших дней. В центре повествования – судьбы правителей России и тех государственных деятелей Европы, которые оказались на пути масонов к мировому господству. Все правители России от Екатерины II до Николая II пали жертвами тайных сил, шаг за шагом продвигавшихся к своей цели. Русские императоры были приговорены к смерти, как некогда французские «проклятые короли», поплатившиеся жизнью за разгром ордена тамплиеров, возродившегося во всемирном сообществе франк-масонов. Первые книги посвящены истории убийства императрицы Екатерины II и её фаворита, светлейшего князя Потёмкина, а также королю Франции Людовику XVI и королеве Марии Антуанетте, сложившим головы на эшафоте, и выходу на историческую арену Наполеона Бонапарта, положившего на полях сражений миллионы голов.

I. Из расшифрованных диалогов

1. Во Франции

Мучили ли когда-нибудь незадачливого первого министра так, как мучат Ломени де Бриенна? Вместо наличных денег нет ничего, кроме возмутительных споров и упорства.

Т. Карлейль.

Два верховных масона продолжали свой вечный, неторопливый разговор, а события то следовали за их словами, то обгоняли их, а то уходили в сторону от предначертанного для них пути, петляя где-то рядом, и иной раз стоило немалых трудов, чтобы вернуть их в нужную колею, проложенную беседами, которые вели эти два человека, невидимо правящие миром. Все, что происходило во Франции и Англии, Испании и Пруссии, России и Турции, не могло укрыться от их всевидящего ока и направлялось их железной рукой. Они были всезнающи, всесильны и всевластны, от их воли зависели жизни и смерти всех живущих на земле людей — всех, кроме двух — и этими двумя были они сами.

— Что во Франции?

— Продолжается война парижского парламента против короля.

— Король выслал парламент из Парижа?

— Да. Правда, не король, пышущий силой и здоровьем, а Ломени де Бриенн, архиепископ тулузский, слабый старик, растративший свои силы на доступных красоток. Ему шестьдесят лет, а выглядит он на все восемьдесят.

— Король, хотя и силен физически, но слаб духом. А архиепископ Ломени духом тверд. Ведь он духовный пастырь.

— Ну, не духом… А желаниями… Он хочет денег. Ломени совсем сдал телом. Врачи приписали архиепископу молочную диету. Он понимает, что ему совсем мало осталось вкушать радости и удовольствия. Ломени содержит двух молоденьких любовниц и хочет последние годы провести не отказывая себе ни в чем. Он получил, наконец, доступ к пустой государственной казне, и решил наполнить ее, чего бы это ни стоило. И никакой парламент не сможет помешать ему. Он-то и вышвырнул парламент в Труа. Это столица Шампани. Городок, как и Париж, стоит на берегах Сены. Когда-то отряды галлов вместе с римскими легионерами разгромили здесь полчища гуннов. Теперь члены парижского парламента насмерть стоят в Труа, не поддаваясь увещеваниям архиепископа тулузского Ломени де Бриенна. Ломени требует зарегистрировать королевские указы о новых налогах и о продолжающемся до 1792 года займе. Тогда государственная казна до краев наполнится звонкой монетой и Ломени несколько лет сможет черпать из нее и прожить на широкую ногу остаток своей земной жизни. Парламент упирается и требует созыва Генеральных Штатов. Ломени обещает созвать их, но после 1792 года, когда кому-то другому придется возвращать займы. И ни одна из сторон не идет ни на какие уступки.

— А король?

— Король каждый день на охоте.

— Королева?

— Ломени ее ставленник. Она поддержала его назначение, возмущенная тем, что предшествующий министр, Калонн, так много обещал и так недолго исполнял свои обещания.

— Откуда он взялся, этот Ломени? Ведь раньше о нем никто не слышал.

— Ну, это не совсем так… Во-первых, он все-таки архиепископ тулузский. И даже знаменит тем, что по его проекту проведен канал от реки Гароны до системы каналов, по которым из Тулузы можно плыть до Средиземного моря. Ломени член Академии.

— Вот как!

— Но главное не это. Он — друг Тюрго, они вместе учились в Сорбонне.

— Так что же, он продолжит его дело?

— С той лишь разницей, что скромный и застенчивый в молодости Тюрго хотел сделать богатой Францию за счет своего, в самом деле, недюжинного ума. А Ломени — весельчак и любимец женщин — с молодых ногтей мечтал сделаться богатым за счет Франции.

— И это ему удастся?

— Возможно. Он призвал под свои знамена Ламуаньона и даже Мальзерба.

— Кто это?

— Ламуаньон президент старого парижского парламента, разогнанного еще при Людовике XV и восстановленного Людовиком XVI, на свою голову. Когда Ломени занял место Колонна, он продвинул Ламуаньона в хранители государственной печати, то есть в министры юстиции, за что тот и помогает архиепископу в борьбе с собратьями по парламенту. А они возненавидели новоиспеченного хранителя печати больше, чем самого Ломени. Ведь Ламуаньон в их глазах предатель парламентской корпорации. Мальзерб — давнишний и настоящий, в отличие от лицемера Ломени, сподвижник Тюрго. Борец за справедливость и обличитель роскоши двора, он помогал Тюрго, когда тот пытался провести свои реформы. Мальзерб ушел вместе с ним в отставку, после того как король, со слезами на глазах, уволил своего любимого министра, не имея сил противостоять королеве, ее Тюрго вынудил сократить расходы, вельможам и священникам — их Тюрго заставил платить налоги, и народу, в глазах которого Тюрго, искреннего католика и убежденного монархиста, выставили безбожником и врагом короля.

— Какие страсти! И теперь этот человек помогает Ломени?

— Мальзерб простодушен. И поверил, что Ломени хочет претворять в жизнь планы Тюрго. Мальзерб оставил свои гербарии — он один из лучших ботаников нашего времени — и согласился, спустя десять лет после отставки, стать членом королевского совета. Честное имя добропорядочного Мальзерба склонило на сторону проходимца Ломени очень многих из тех, кто раньше боролся с архиепископом. Думаю, теперь силы парламента и королевского двора уравнялись.

— Ничейный исход этой борьбы невозможен.

— Конечно.

— И долго это продолжаться тоже не может.

— Это могло бы тянуться сколь угодно долго, если бы в государственной казне имелись деньги.

— Но казна пуста.

— Пуста. И это толкает Ломени на решительные действия.

— Какие?

— Сила парламента в том, что именно он регистрирует в своих книгах эдикты короля. Без регистрации они незаконны. Ломени задумал учредить новый судебный орган для регистрации государственных законов и ведения важнейших судебных процессов — Пленарный суд. А парламентам останутся только самые незначительные судебные дела. Это лишит парламент его государственной роли, а заодно и главных доходов.

— Об этом уже известно?

— Нет, это самая главная тайна двора и Ломени.

— То есть никто из членов парламента не знает об этом плане?

— Это будет неожиданный и сокрушительный удар.

— Значит, Ломени победит?

— Вполне вероятно. Но кто бы не победил, выиграем все равно мы. Победа Ломени означает пятилетний заем в обмен на обещание созыва в 1792 году Генеральных Штатов. Но когда Генеральные Штаты соберутся, они обнаружат пустую казну — уж Ломени постарается употребить эти миллионы — и огромные долги. Долги по займам приведут к взрыву. А если победит парламент, это немедленный созыв Генеральных Штатов.

— И тоже взрыв, казна пуста, долги по старым займам Неккера и на войну за свободу Америки… Зачем же нам ждать до 1792 года?

— Нужно помочь парламенту?

— Конечно.

— Я думаю, достаточно сообщить о планах Ломени кому-нибудь из членов парламента и хитроумная интрига архиепископа провалится, утонет в скандале.

— Именно так и нужно сделать. Не стоит торопить события, срывать незрелый плод. Но, мне кажется, плод созрел.

— Созрел.

— Тогда нужно слегка тряхнуть яблоню…

2. В России

Не ровен час…

А. П. Чехов.

Вменяемость представляется большею или меньшею, смотря по большему или меньшему значению условий.

Л. Н. Толстой.

— Турция начала войну с Россией? — переменил тему разговора верховный масон, который по внешнему виду казался старше.

— Войска еще не перешли границу, но ультиматум предъявлен, русского посла уже посадили в Семибашенный замок, что означает объявление войны. Дороги назад нет.

— Это свяжет силы России на год, а то и на два, особенно если в дело вступит Швеция…

— Густав III мечтает вести войска на Петербург.

— Скорее всего и Турция и Швеция ничего не смогут сделать. Но другого выхода у нас нет. Россию нужно вывести из игры… Хотя бы на год-два… Это рискованно… Как бы не получилось так, что Екатерина II приберет к рукам и Стамбул и Стокгольм…

— Тогда придется немедля снять ее с шахматной доски, как мы и намечали.

— О Соколовиче никаких сведений?

— Никаких.

— А об отречении Анны?

— Ничего. Думаю, Соколович все усилия направил на поиски отречения.

— А наш Маркиз, Полномочный Вестник Смерти?

— О, у Маркиза, видимо, все обстоит самым лучшим образом.

— С ним ведь нет никакой связи?

— Да, связаться с ним можно только в исключительном случае. Он действует самостоятельно. И следить за ним тоже нельзя. Он очень осторожен и жесток.

— Почему же ты решил, что у него все обстоит самым лучшим образом?

— По косвенным сведениям.

— Каким?

— Ну, во-первых, он женился на княгине Белосельской. Ее отец успел сколотить состояние во времена Бирона и вывезти деньги во Францию, он боялся, что оказавшаяся на троне императрица Елизавета отправит его в Сибирь, и предпочел Париж. Но капиталы отца растаяли. Дочь князя последние годы жила более чем скромно. Она перешла в католичество и в свои пятьдесят лет уже не мечтала о замужестве. Женившись на ней, Маркиз получит возможность официально въехать в Россию.

— Молодую чету не отправят в Сибирь за старые грехи отца?

— Старик давно умер от тоски по снегам России. Русские, как известно, очень сильно тоскуют по родине. Дела его забыты.

— А дочь не боится поменять цивилизованный Париж на дикую Россию?

— Дочь увлечена мыслями о приобщении страдающих во тьме невежества соотечественников к истинной религии.

— Когда она приняла католичество?

— Год тому назад.

— Тогда понятно ее рвение.

— Кроме того, маркиз купил несколько собраний картин. В его коллекции настоящие шедевры.

— Он приобрел их с какой-то целью?

— Маркиз никогда не увлекался собиранием живописи. Но он, конечно же, знает, что императрица Екатерина II скупает лучшие работы современных живописцев и старых мастеров. Картины художников рекомендует ее корреспондент, Мельхиор Гримм, называющий себя бароном. Этот проходимец неплохо наживается, подсовывая Екатерине ходовой товар за большие деньги. Видимо, Маркиз рассчитывает войти в доверие к императрице, выдавая себя за знатока и ценителя живописи. Если это так, то расчет верный. У Екатерины огромная коллекция, она хочет превзойти всех европейских монархов богатством своего собрания. Судя по всему Маркиз основательно берется за дело.

— Он всегда этим отличался.

— Жена русская католичка, живопись — все это вызовет интерес и послужит хорошей ширмой. Если Маркиз будет поставлять картины императрице, он найдет способ снять ее с шахматной доски как только это потребуется.

— Ты рассказал Маркизу об отречении Анны?

— Нет.

— Почему?

— Ну, во-первых, отречение никто так и не нашел. А во-вторых, я не хотел направлять Маркиза — он сразу бы почувствовал это. Маркиз не любит, когда его подталкивают к какому-либо решению. Он действует сам.

— Да, это верно.

— Об отречении Анны знает только аббат Фариа. От него, собственно, о нем узнали и мы сами. Когда он введет Маркиза в курс дела, то, естественно, расскажет ему об отречении Анны. И если Маркиз увидит развитие своей деятельности в этом направлении, он не упустит этот ход. Но это будет его решение. Ему на месте виднее.

— Ты прав.

— Он может найти ходы более сильные и результативные.

— Не исключено.

— Но все-таки мне кажется, что именно отречение Анны даст возможность взять ситуацию в России в свои руки.

— А если Соколович первым найдет отречение?

— Маркиз может контролировать Соколовича — он знает о нем. А Соколович и не догадывается о существовании Маркиза. Насколько я понимаю, Маркиз в первую очередь обеспечит себе способ в случае необходимости вывести из игры Соколовича. И если тот первым найдет отречение Анны, оно все равно окажется в руках у Маркиза.

— Ну что же, тогда за Россию можно не беспокоиться. А как события в Нидерландах?

— Там штатгальтер практически утратил власть. Король Пруссии хочет вмешаться, но как подчиненный в своей ложе ожидает разрешения.

— В другой ситуации пускай бы все шло своим чередом, но с учетом обстановки во Франции, лучше, если прусский король введет войска.

— Его сразу же поддержит Англия.

— И Франции придется либо ввязаться в конфликт, либо показать свою слабость.

— Не Франции, а Людовику XVI.

— Да. Людовику. Сила и слабость Франции относительны. Сколько сейчас французов?

— Миллионов двадцать пять.

— А армия?

— Тысяч двести они могут поставить под ружье. Но при пустой казне…

— Пустая казна не самое лучшее условие для ведения войны. Но и не самое главное. При сильном короле…

— Но король слаб.

— Это знаем только мы. Этого не знает даже сам бедный Людовик XVI, а его соседи и подавно. И французам пока не известно, что их король слаб. А он не просто слаб. Он — королевское ничтожество. И нужно, чтобы это поняли все. Так что пускай Пруссия вводит войска в Нидерланды.

— А если голландцы выстоят? И потом… Убрать штатгальтера, установить республику… Это тоже неплохо… И, возможно, эта республика в будущем помогла бы и Франции… Когда начнется…

— Когда все начнется, во Франции произойдет переворот и в политике и в умах. Помощь голландцев не сыграет существенной роли. Сейчас важнее нарушить равновесие. Ведь Голландия и Франция заключили союз против Англии и Пруссии?

— Да, по-моему, в 1783 году и тогда этот союз серьезно урезонил и Англию и Пруссию.

— Пусть все увидят, что Людовик бессилен и не может выполнить свой союзнический долг, как семь лет не мог выполнить долг супружеский. Ему нужно создать репутацию слабого и бессильного правителя.

— Значит, пусть прусский король…

— Вводит войска в Нидерланды. Это, кстати, подействует и на императора Иосифа II, если Австрия, как союзница России, поспешит сразу вступить в войну с турками. Турция на два фронта продержится недолго. События в Нидерландах отвлекут Иосифа II. А усиление Пруссии, возможно, вообще удержит Австрию от вступления в войну на стороне России.

— Ну что ж, отложим республику в Нидерландах.

— Когда Франция станет республикой, она поможет установить республику и в Нидерландах, как, впрочем, со временем и в Пруссии.