Феномен уездного города. Малмыж в истории русской культуры

В. К. Семибратов, 2021

Книга посвящена культурному взаимовлиянию российской провинции и центра во второй половине XVIII – начале XX века. Эта актуальная тема рассмотрена на примере уездного города Малмыжа Вятской губернии и прилегающей к нему территории, для чего автором использованы многочисленные, в том числе впервые вводимые в научный оборот, литературные и архивные источники. В исследовании убедительно показано, как оказавшиеся в глубинке выдающиеся представители отечественной культуры не только отразили увиденное и пережитое в своём творчестве, но и ощутимо повлияли на развитие культуры и искусства тех мест, с которыми их связала судьба. Охарактеризована роль Малмыжа, а также помещичьих усадеб в культурном развитии региона, к которому так или иначе оказались причастны такие великие личности, как А.Н. Радищев, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, Л.Н. Толстой. Показано большое значение дня развития вятского юга проложенного по этим землям Сибирского тракта. Книга адресована как историкам, культурологам, этнологам, литературоведам, так и самому широкому кругу читателей, неравнодушных к интеллектуальному прошлому родной земли. В издании использованы иллюстрации из архива автора, фондов Малмыжского краеведческого музея и открытых источников. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 1

Малмыж литературный

1.1. «Литературные» фамилии XVIII столетия

Первой «литературной» фамилией, связанной с Малмыжем, является Грибоедов. Именно её носил подьячий Алексей, который вместе со стольником Тимофеем Фёдоровичем Бутурлиным (?–1651) в 1646 году составил Переписную книгу Казанского уезда с описанием пригорода Малмыжа^[1], имеющую исключительное значение для истории города и его населения.

До этого времени А. Грибоедов в 1633 году «с тихвинским игуменом Сергием собирали пятину у Выми Яренской (по поводу Смоленского похода)», в 1634–1635 годах — «подьячий в объездах на Москве»^[2], где у него в 1638 году и был зафиксирован собственный двор.

Не исключено, что Алексей Грибоедов был в родстве с подьячим Казанского дворца, а затем дьяком Казанского приказа Фёдором Акимовичем (Иоакимовичем) Грибоедовым (ок. 1610–1673).

Служивший затем в Разрядном приказе, последний известен, в частности, тем, что по заказу царя Алексея Михайловича написал «Историю о царях и великих князьях земли Русской» и стал одним из тех, кто трудился над текстом важнейшего в истории России документа — Соборного уложения 1649 года. Ф.А. Грибоедов является предком писателя-классика Александра Сергеевича Грибоедова (1795–1829) по материнской линии, представители которой, относящиеся к другой ветви рода, носили ту же фамилию.

Любопытно, что происходившая из той же ветви родословного древа бабушка автора «Горя от ума»^[3] по материнской линии Прасковья Васильевна Кочугова (Грибоедова) была двоюродной тётей писателя-демократа А. Н. Радищева. Почти через полтора столетия по пути в сибирскую ссылку «бунтовщик хуже Пугачёва» окажется в местах, население которых переписывал некогда подьячий Алексей Грибоедов.

Кстати, о Емельяне Ивановиче Пугачёве (17401775). Отряды мнимого императора тоже прошли по Малмыжской земле, двигаясь летом 1774 года от пермского города Осы через Ижевский и Воткинский заводы на Казань. Жаль, что, констатируя это в «Истории Пугачёва»^[4], Александр Сергеевич Пушкин (1799–1837) не описывает маршрут пугачёвцев. Тогда, возможно, это не дало бы оснований автору исторического романа «Чёрный год» («Пугачёвщина») Григорию Петровичу Данилевскому (1829–1890) утверждать следующее:

«Путь от Осы до Узы [ныне село Узи Селтинского района Удмуртии. — В.С.] и до обоих Кильмезей [имеются в виду сёла Большая и Старая Кильмезь; ныне соответственно центр района Кировской области посёлок Кильмезь и село Троицкое Кильмезского района. — В.С.] был пройден без всякого отпора и преград. Везде самозванца встречали с хлебом-солью; сельские причты ожидали его у церквей с хоругвями, а чернь, выслушав от него указ о воле, присягала ему, целуя крест. Подошли к Малмыжу. Наутро готовились переправиться через Вятку»^[5].

На несоответствие сказанного действительности не мог не обратить внимания непревзойдённый знаток местного прошлого Михаил Георгиевич Худяков (1894–1936). Критикуя это «фантастическое место»^[6] романа в «Историческом очерке города Малмыжа», он указывает на то, что «Пугачёв шёл не по Сибирскому тракту, а стороною, и вступления “наутро” в Малмыж быть не могло»^[7]. Наиболее реальным историк считает продвижение пугачёвского войска через вошедшие через несколько лет в Малмыжский уезд сёла Сюмси (ныне центр района Республики Удмуртия), Водзимонье (ныне в Вавожском районе Удмуртии), медеплавильные заводы Бемышевский (ныне село Бемыж Кизнерского района Удмуртии) и Пыжманский (позднее деревня Пыжман — Завод; ныне не существует)^[8], близ которого, у села Сосновка (ныне город в Вятскополянском районе), и состоялась, как полагает учёный, переправа через Вятку с левого берега на правый^[9].

В любом случае тогдашний «пригород Казанской губернии и провинции» Малмыж, находящийся «при реке Вятке, 140 вёрст от втечения ея в реку Каму»^[10], разорению не подвергся. А если бы в него пугачёвцы вошли, то увидели бы то, что четырьмя годами ранее предстало очам адъюнкта Российской академии наук капитана Николая Петровича Рычкова (17461798). Это был достойный сын Петра Ивановича Рычкова (1712–1777), названного А. С. Пушкиным «нашим славным академиком», труды которого «ознаменованы истинной учёностию и добросовестностию — достоинствами столь редкими в наше время»^[11].

В июле 1770 года путь Н. П. Рычкова, прославившегося своими путешествиями «по разным провинциям Российского государства», пролёг через Малмыж. В изданном вскоре в Санкт — Петербурге «Журнале, или Дневных записках» автор отметил:

«Наконец, прибыл я в пригородок Малмыш, стоящий на берегу реки Шошмы в трёх верстах от сего селения впадающей в реку Вятку. По словам Малмыжских жителей и по крепостям, данным их предкам для владения тутошними землями, пригородок Малмыш до взятия Казани был Черемисский город, в котором жил Князь Болтуш, владевший древними Черемисами. Сей Князь хотя и видел все области великия Татарии покоренныя Российской державе, однако ж не хотел добровольно подвергнуть народы свои под власть победителей: а сие принудило Царя Ивана Васильевича послать некоторую часть ратных своих людей, дабы наказать непокориваго Князя. По прибытии Российских войск Черемиса отвсюду собравшись дерзнули им сопротивляться; но видя превосходную храбрость сражающихся с ними людей, немедленно разбежались, оставив город во владение победителям, и при том лишившись своего Князя, поражённаго пушечным ядром. Черемисы погребли его тело на высокой горе, которая поныне Болтушевою горою называется:

и сим сохранена память имени сего владетеля. Видно, что княжеское жилище не имело никакого различия от простой черемисской деревни; ибо ни знаков бывшаго укрепления, ниже остатка каких-либо развалин и внутрь и вне пригородка не видно.

Когда тишина установлена была во всех завоёванных областях, тогда Малмыш отдан был во владение заслуженным стрельцам; и нынешние жители сего местечка суть их потомки. В пригороде Малмыше нет ни торжища, ниже зажиточных людей. Всё нынешнее поселение его составляют две деревянныя церкви и сто обывательских домов, в которых… живут пахотные солдаты и бедные купцы, не имеющие иного промысла, как только хлебопашество»^[12].

Как заметил М. Г. Худяков, кратковременность пребывания Н. П. Рычкова в городе на Шошме не помешала ему «собрать первые исторические сведения о Малмыже. Записью устных преданий и рассмотрением старинных документов, не дошедших до нас, любознательный путешественник оказал ценную услугу малмыжской истории»^[13].

И не только малмыжской. Не случайно рычковский текст кочевал затем из издания в издание, будучи повторяем авторами почти один к одному с тем, что было напечатано в «Дневных записках».

Так поступил, например, составитель «Словаря географического Российского государства…» князь Афанасий Михайлович Щекатов (ок. 1753–1814), дополнивший почти не изменённое описание малмыжского взятия данными о географическом положении безуездного на тот момент города Вятской губернии и расстояниях от него до Санкт-Петербурга, Москвы и Вятки, а также описанием герба^[14].

Следом за ним, в 1810 году, также не боясь обвинения в плагиате, рычковские сведения о «заштатном городе Малмыше», что «в Уржумском уезде заключается»^[15], использовал в своём «Землеописании Российской империи для всех сословий» известный географ и статистик, в то время ординарный профессор педагогического института в Санкт-Петербурге, Евдоким Филиппович Зябловский (1764–1846).

Благодаря широко растиражированной легенде о покорении Малмыжа «ничтожный в существе своём… уездный город» превратился в «знатный по событию». Не случайно именно эти слова, сказанные в 1845 году городским головой Корнилием Ермиловичем Сунгуровым (1835–1864)^[16], взял эпиграфом к своему «Историческому очерку города Малмыжа» М. Г. Худяков^[17].

Показательно, что отголоски предания будут фигурировать в литературе и по прошествии полутора веков с того времени, как оно было обнародовано Н. П. Рычковым. Яркий пример тому — путеводители по Вятке и другим рекам Поволжья^[18]. А в издававшемся несколько раз в 1940–1950-е годы своеобразном путеводителе по «нанизанным» на главную водную артерию области районам кировский писатель-краевед Николай Фёдорович Васенёв (1906–1977) не только использовал рычковские сведения, но и не поленился процитировать записки адъюнкта Российской академии наук, правда серьёзно текст исказив^[19].

1.2. Из окружения А. С. Пушкина

Появлению образа Малмыжа в литературе способствовала эпитафия Александра Ефимовича Измайлова (1779–1831)^[20], помещённая в апрельской книжке журнала «Благонамеренный» за 1818 год:

Я русский дворянин,

Родился я в Малмыже,

Воспитан был в чужих краях.

И ах!

В России кончил дни! Но здесь мой только прах:

Душа моя в Париже^[21].

Справедливости ради надо сказать, что иногда в компанию с городом на Сене и городом на Шошме попадал ещё один, расположенный в нижнем течении Вятки. Вот и получалось: « — Как, вы не знаете Малмыжа? На свете есть три всемирно известных города: Париж, Малмыж и Мамадыш»^[22].

Произведение А. Е. Измайлова, как полагают, посвящено одному из Мосоловых, владевших заводом в селе Шурма Уржумского уезда. Строчка «Родился я в Малмыже» не случайна: она обоснована тем, что на протяжении двух десятилетий, с декабря 1796 по октябрь 1816 года, Малмыж с подчинённой ему территорией входил в состав Уржумского уезда.

Выходцы из семьи тульских оружейных дел мастеров, Мосоловы ещё в 1748 году сначала арендовали, а вскоре купили у одного из хлыновских купцов Шурминский медеплавильный завод^[23]. После кончины в 1768 году главы семейства хозяином предприятия стал его младший сын Антипа Максимович Мосолов (1682–1778). Именно его упомянул в своих процитированных выше путевых записках Н. П. Рычков^[24].

После кончины А. М. Мосолова Шурма перешла к его сыну Ивану-меньшему (?–1810), известному, в частности, своим библиофильским собранием. Ему принадлежала, например, напечатанная в 1644 году в Москве «Кириллова книга» («Книга иже во святых отца нашего Кирилла, архиепископа Иеросалимского, на осьмый век»), хранящаяся ныне в отделе редких книг Российской государственной библиотеки^[25]. У И.А. Мосолова и его супруги Антонины Митрофановны (урождённой Еллинской) было четыре дочери и сын Николай, от имени которого, возможно, и излагается текст измайловской эпитафии. В 1812 году поручик Н. И. Мосолов (ок. 1782–1861) явился одним из тех, кто поставил своих крестьян в формировавшееся для борьбы с войсками Наполеона Вятское ополчение^[26].

Журнал «Благонамеренный» имел непосредственное отношение к салону писательницы и переводчицы Софьи Дмитриевны Пономарёвой (1794–1824)^[27], известному как Общество любителей словесности и премудрости. Не кто иной, как А. Е. Измайлов и руководил этим «полудомашнимполулитературным»^[28] объединением.

Кстати, о содержании журнала «Благонамеренный» хорошо знал А. С. Пушкин, правда относившийся к изданию с большой иронией, что подтверждают следующие строки из третьей главы «Евгения Онегина»:

Я знаю, дам хотят заставить

Читать по-русски. Право, страх!

Могу ли их себе представить

С Благонамеренным в руках!^[29]

Мало того: поэт даёт к выделенному им курсивом слову такое примечание: «Журнал, некогда издаваемый покойным А. Измайловым довольно неисправно. Издатель однажды печатно извинялся перед публикою за то, что он на праздниках гулял»^[30].

«…Издавшийся… в 1818 по 1826 гг. журнал “Благонамеренный”, — замечает в комментарии к «Евгению Онегину» Ю. М. Лотман, — был мишенью насмешек Пушкина, Дельвига, Баратынского и Вяземского»^[31].

Тем не менее те же Антон Антонович Дельвиг (1798–1831) и Евгений Абрамович Баратынский (1800–1844) не считали зазорным печататься в «Благонамеренном», как и столь же широко известные в литературном мире Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797–1846), Александр Александрович Бестужев (1797–1837), Пётр Александрович Плетнёв (1792–1865/66), Владимир Иванович Панаев (1792–1859), Орест Михайлович Сомов (1793–1833)^[32].

Возможно, журнал А. Е. Измайлова попадал и в руки Надежды Андреевны Дуровой (1783–1866), имя которой стало широко известно русскому обществу после появления в 1836 году её «Записок кавалерист-девицы» на страницах пушкинского издания.

Предваряя публикацию, великий поэт отметил: «С неизъяснимым участием прочли мы признания женщины столь необыкновенной; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером быстрым, живописным и пламенным. Надежда Андреевна позволила нам украсить страницы “Современника” отрывками из журнала, ведённого ею в 1812–13 году. С глубочайшей благодарностью спешим воспользоваться её позволением»^[33].

По сведениям священника и краеведа Николая Николаевича Блинова (1839–1917), когда Н.А. Дурова жила в Сарапуле, она из этого города «много раз отлучалась то в Малмыж к сестре, то в Елабугу и изредка в Петербург»^[34].

Надо полагать, малмыжан «кавалерист-девица» так же шокировала своим видом, как и питерцев, например Авдотью Яковлевну Панаеву (1819–1893), в мемуарах которой читаем:

«Александрова уже была пожилая и поразила меня своей некрасивой наружностью. Она была среднего роста, худая, лицо земляного цвета, кожа рябоватая и в морщинах; форма лица длинная, черты некрасивые; она щурила глаза, и без того небольшие. Костюм её был оригинальный: на её плоской фигуре надет был чёрный суконный казакин с стоячим воротником и чёрная юбка. Волосы были коротко острижены и причёсаны, как у мужчин. Манеры у неё были мужские: она села на диван, положив одну ногу на другую, упёрла одну руку в колено, а в другой держала длинный чубук и покуривала»^[35].

Под жившей в Малмыже сестрой имеется в виду Евгения Андреевна (в девичестве Дурова; 1790–?), вышедшая замуж за Михаила Феопемтовича Пучкина (?–1849). Будучи сначала мальчиком на побегушках у отца «кавалерист-девицы» Василия Андреевича Дурова (1752–1826), он «учился в училище, потом “писал” в полиции, где “усмотрел” его губернатор и увёз в Вятку. Там Пучкин дослужился до столоначальника и наконец назначен был стряпчим в Малмыж. Тогда он приехал в Сарапул и женился на дочери Дурова. По смерти ея, он служил вице-губернатором в Астрахани, оттуда, переезжая на губернаторство в Томск, дорогой умер»^[36].

В одной из статей кировского краеведа Николая Александровича Горева (1921–1996) утверждается, что в Малмыже жил муж Н.А. Дуровой Василий Степанович Чернов^[37], однако тезис этот аргументами, к сожалению, не подтверждён.

повествования говорится о том, как в крещении вятских марийцев-язычников принял участие мусульманин Девлет — Кильдеев. Будучи местным исправником, он получил за своё усердие от правительства перстень с бриллиантами. Поскольку описанные события происходили за несколько лет до прибытия писателя на Вятскую землю (в 1829–1830 годах), а описывались в мемуарах через много лет по памяти, неудивительно, что они ошибочно оказались датированы 1835 годом, перстень же превратился во… Владимирский крест.

«По несчастию, — пишет А. И. Герцен, — татарин-миссионер был не в ладах с муллою в Малмыже. Мулле совсем не нравилось, что правоверный сын корана так успешно проповедует евангелие. В рамазан исправник, отчаянно привязавши крест в петлицу, явился в мечети и, разумеется, стал вперёд всех. Мулла только было начал читать в нос коран, как вдруг остановился и сказал, что он не смеет продолжать в присутствии правоверного, пришедшего в мечеть с христианским знамением.

Татары зароптали, исправник смешался и куда-то спрятался или снял крест»^[38].

Надо сказать, что интерес к живущим на территории северо — восточной губернии финно-угорским народам пробудился у А. И. Герцена вскоре по прибытии в Вятку. Не случайно он посвятил им опубликованные в «Вятских губернских ведомостях» статьи «Вотяки и черемисы»^[39] и «О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии»^[40] Несмотря на эпизодичность личного общения А. И. Герцена с удмуртами и марийцами, писатель, как показало время, создал труды, отличающиеся проницательностью наблюдений и основательностью выводов. Это касается, например, особого отношения марийцев — язычников к пятнице, считавшейся у них таким же священным днём, как воскресенье у христиан. В этот день особая честь воздавалась «пятничному богу — уишиян уму»^[41].

Одним из тех этнографов-профессионалов, кто позднее подтвердил запечатлённое пером мастера художественного слова, был хорошо знавший обычаи марийцев член-сотрудник Императорского Русского географического общества С. К. Кузнецов. В работе «Черемисская секта Кугу Сорта», опубликованной в 1908 году в журнале «Этнографическое обозрение», он, например, отмечает: «Пятница у всех черемис издревле почитается. Равносильна нашему воскресенью и называется кугарня (т. е. кугу арня) — “великая неделя”, “большой недельный день”; к этому молению приурочены все крупные моления черемис в честь добрых богов…»^[42].

На более раннюю работу С. К. Кузнецова — «Четыре дня у черемис во время сюрэма» — вскоре после её выхода в свет в 1879 году под эгидой Русского географического общества обратил внимание непревзойдённый мастер русского слова Николай Семёнович Лесков (1831–1895).

Основой 53-страничного этнографического очерка явился доклад, сделанный перед членами почтенной организации в декабре 1878 года. Со своими коллегами С. К. Кузнецов поделился свежими впечатлениями от «торжественного жертвоприношения в честь добрых богов»^[43], которое ему довелось наблюдать в «Китяке — черемисской деревне на 29-й версте от города Малмыжа Вятской губернии, по елабужскому тракту»^[44].

Найденные в издании ценные сведения Н. С. Лесков использовал в очерке «Епархиальный суд», впервые напечатанном под названием «Духовный суд» в трёх номерах газеты «Новости» от 12, 13 и 18 июня 1880 года.

В главе восьмой автор сетует на то, что «вера… наша, несомненно, страдает и подвергается самым ужасным, почти неслыханным в христианстве порицаниям не по влиянию “заносных учений”, на которые мы охочи всё сваливать, а по причинам, зависящим от устройства нашей церкви»^[45]. В доказательство этого тезиса он приводит «недавно обнаруженный» им в исследовании С. К. Кузнецова «случай… чрезвычайно тяжелый и мучительный для сознания христианина»^[46].

Вот как Н. С. Лесков излагает содержание «книжечки»:

«…Наши давно окрещённые черемисы и в 1878 году были такие же язычники, какими были до крещения… Им было как-то проповедано евангелие; у них настроены церкви, в которых есть штаты духовенства; это духовенство совершает крещение младенцев и ведёт, конечно, исповедные росписи, в которые надо вписаться, чтобы не подпасть ответственности, а христианства всё нет как нет… И это ещё не самая большая беда, что крещёные черемисы до сих пор не сделались христианами: это у нас случалось и с татарами и с мордвой, у которой до сих пор во весь развал идёт эпоха двоеверия, но вот в чём беда, — что окрещённые черемисы стали нравственно хуже, чем были; что всякий, вынужденный иметь с ними дело, — старается отыскать старого, некрещёного черемиса (из тех, кои отбежали крещения), потому что, по общему наблюдению, у некрещёных больше совестливости… Этого оскорбления святейшей религии Христа не может не поставить нам в вину вселенское христианство! О своём же крещёном поколении черемисы самого невыгодного мнения; да иначе не может и быть. Это окрещённое, но ничему в христианстве не наставленное поколение, как свидетельствует та же книга, изданная императорским Русским географическим обществом (стр. 6), “относительно христианства столь же невежественно, как их отцы и деды, а к язычеству оно успело охладеть, потому что представители его редеют. Теперь можно из подросшего поколения встретить таких, которые не придерживаются никакой религии…».

Исходя из сказанного, Н. С. Лесков делает такой вывод:

«Вот положение, которое едва ли нельзя назвать водворением религиозного нигилизма посредством крещения. А это заявлено твёрдо и никем не опровергнуто, и, хотя или не хотя, ему, очевидно, приходится верить и с ним соображаться. Принимая же в расчёт, что такое явление далеко не единично, его надо считать важным и требующим самых скорых и самых энергических мер к всестороннему поправлению церковного дела. И скорого непременно потому, что церковная беда не ждёт. Мнение это есть едва ли не общее мнение всей церкви, кроме тех, которые свои вкусы предпочитают истинам евангелия»^[47].

Из других писателей-классиков оказался невольно причастен к вятскому югу Ф. М. Достоевский, который в 1849 году по Сибирскому тракту следовал в ссылку через Малмыжский уезд вместе с другими петрашевцами.

Автор одной из наиболее популярных биографий Фёдора Михайловича Леонид Петрович Гроссман (1888–1965) пишет:

«Это было первое его путешествие по России. Он знал лишь Петербургский тракт от Москвы и морской рейс из Кронштадта в Ревель. Теперь за две недели русские тройки пронесли его по необъятному снеговому маршруту от Невы до Западной Сибири. Он проехал северным поясом страны по девяти губерниям: Петербургской, Новгородской, Ярославской, Владимирской, Нижегородской, Казанской, Вятской, Пермской и Тобольской. В Приуралье мороз достигал 40 градусов. “Я промерзал до сердца”, — писал о своём первом странствии по необъятной родине петербургский житель»^[48].

С великим писателем оказался тесно связан своей судьбой сын известного малмыжского купца Капитон Корнилиевич Сунгуров (1835–1866). Будучи жителем Санкт-Петербурга и находясь за свою революционную деятельность под следствием, в июне 1863 года он дал о себе такие показания:

«…Происхожу из купеческого звания; уроженец Вятской губ<ернии> города Малмыжа. Вероисповедания православного, на исповеди бываю, хотя и не ежегодно, и в последний раз исповедовался и св<ятой> тайне приобщался в нынешнем году, на шестой неделе великого поста. В настоящее время родитель мой приписан к обществу мещан Царского Села. Отец жив, родная мать померла в 1840 году, и теперь имею мачеху. Кроме того, есть у меня брат лет восемнадцати, сестра лет двадцати трёх. Есть родственники в Вятской губ<ернии> в городе Котельниче (дед по матери). Недвижимой собственности родители не имеют.

Первоначальное образование получил дома (в Малмыже); на девятом году меня поместили вместе с покойным братом во вторую казанскую гимназию. По окончании курса в гимназии (1853) я был принят без экзамена в Казанский же университет, откуда по желанию отца, проживавшего в это время в Петербурге, перешёл в Петербургский университет. Это было в марте 1856 г. После того обстоятельства заставляли меня несколько раз оставлять университет и потом снова поступать в него; в 1859 году я поступил на юридический факультет, раньше был на историко-филологическом; был выключен за дело казанских студентов, потом опять принят, потом университет закрыли.

Квартиры я переменял довольно часто. В последнее время проживал у жены поручика Юлии Алексеевны Петровой, в Сред<ней> Мещанской, д<ом> Логинова № 7, кв<артира> 32. Деньги на содержание я получал за корректуру, за переводы с франц<зского> и с немец<кого>, за оригинальные статьи. Холост. Под следствием не был»^[49].

Упомянутая К. К. Сунгуровым корректура связана с его работой в редакции журнала «Время», издававшегося братьями Достоевскими. Исполнять свои обязанности молодому человеку было явно не просто, поскольку, как свидетельствуют факты, Фёдор Михайлович относился «к правке с заботливой бережностью и вместе с тем мелкой придирчивостью… суровыми придирками и бесцельными замечаниями»^[50]. Тем не менее малмыжского уроженца великий писатель очень ценил, и, как считают некоторые исследователи, «не исключено, что отдельные главы романа “Преступление и наказание” (связанные с Родионом Раскольниковым) навеяны знакомством автора с К. К. Сунгуровым»^[51].

Конечно, портрет «героя одного из самых гениальных произведений в мировой литературе», как назвал Раскольникова автор классических работ о Ф. М. Достоевском Аркадий Семёнович Долинин (1880–1968), дан не один к одному. Так, Сунгурова, который, «хотя и не ежегодно», но бывал на исповеди, никак не назовёшь «последовательнейшим нигилистом», в основе мировоззрения которого лежит «атеизм, и вся его жизнь, все его поступки — лишь логические выводы из него»^[52].

Тем не менее реальный и литературный персонаж, как принадлежащие «к людям “среднего рода”, к мыслящей их части»^[53], во многом схожи. Будучи разночинцами и оказавшись в непривычной для них среде, и тот и другой испытывали большие материальные трудности, что не мешало им оставаться людьми творческими, пытающимися реализовать свой духовный потенциал в литературном творчестве. При этом, будучи «жертвами Петербурга»^[54], оба проводили в своих сочинениях мысль о необходимости изменить несправедливое устройство общества, что не могло не привлечь к ним внимания печально известного Третьего отделения. Но если Раскольников «близко подходил к той черте, с которой начиналось поле наблюдений тайной полиции империи»^[55], то Сунгуров эту черту переступил, что и привело его в Шлиссельбургскую крепость. После недолгого пребывания там он скончался в доме умалишённых.

К литературному наследию К. К. Сунгурова можно отнести статьи в «Юридическом вестнике» и опубликованный в 1962 году в журнале «Русская литература» «Дневник корректора»^[56], представляющий собой, по мнению известного литературоведа Василия Григорьевича Базанова (1911–1981), «историко — литературный интерес»^[57].

1.4. В биографиях ссыльных

В мае 1850 года в Малмыже по пути из вятской ссылки ненадолго останавливался польский писатель и философ Генрик Михал Каменьский (1813–1865), автор трудов «О жизненных истинах польской нации», «Демократический катехизис», «Философия материальной экономии человеческого общества», «Народная война»^[58].

С 1846 по 1850 год Г. Каменьский посылал своей сестре Лауре письма, которые составили книгу, впервые опубликованную в Варшаве в 1968 году^[59]. Из них следует, что о Малмыже Генрик Каменьский узнал ещё в декабре 1846 года. Некая «пани Шухевич», приехавшая из уездного городка в Вятку, пожаловалась ему на почти полное отсутствие в Малмыже мужчин её круга, из-за чего тамошним образованным девушкам приходится танцевать одним. «…Что вполне понятно, — заметил ссыльный демократ, — ибо молодые люди стремятся к иным местам по службе…»^[60]

О пребывании Каменьского в Малмыже мы можем судить по планам, изложенным в письме из села Савали, где бывшего ссыльного тепло принимал тогдашний владелец поместья Николай Павлович де Бособр (1815/1816–1856)^[61]: «Хочу взять в Малмыже человека, о котором слышал, что он хочет доехать до Минска, и господин Де-Бособр послал за ним, т. к. он в шестидесяти верстах в сторону служит у лесничего». Кроме того, автор письма намеревался навестить в городе «доброго знакомого по шахматам» Николая Васильевича Шабалина, с которым, видимо, общался в Вятке^[62]. На 1848–1855 годы приходится вятский период жизни знаменитого писателя-сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (18261889).

Как и А. И. Герцен, на Вятке «прокурор русской общественной жизни» оказался не по своей воле. Уверенный, что «везде можно быть полезным, если есть хотенье и силы позволяют», он более семи лет верой и правдой служил «далёкому, никем не тронутому краю», составлявшему неотъемлемую часть огромного государства.

Буквально по дням расписаны эти годы в биоблиографическом указателе «М. Е. Салтыков-Щедрин и его окружение в Вятке», вышедшем в городе Кирове в год 100-летия со дня смерти писателя^[63].

Первая часть издания — летопись, составленная на основе архивных и печатных источников и позволяющая как никогда полно проследить малмыжские связи Михаила Евграфовича.

1849 год. С 7 июня по 16 июля М. Е. Салтыков (псевдоним Щедрин появится позднее) за правителя канцелярии начальника Вятской губернии в числе прочих документов подписывает «предписание губернскому землемеру, малмыжскому исправнику и городскому голове по вопросу о наделении г. Малмыжа выгонной землёй»^[64].

В период с 14 декабря 1850 по 9 августа 1852 года Михаил Евграфович «выполняет предписание вятского губернатора Вятскому губернскому правлению о безотлагательном взыскании недоимок с граждан г. Малмыжа»^[65].

В промежутке между 28 декабря 1850 по 29 апреля 1853 года он «делает пометки об исполнении на выписках из протоколов заседаний Вятского губернского правления о найденной вблизи г. Малмыжа медной руде»^[66].

Между 25 октября и 25 августа 1855 года М. Е. Салтыков «ставит резолюции на рапортах малмыжского городского головы об избрании из среды общества учётчиков для приведения в известность состоящей на гражданах г. Малмыжа недоимки»^[67].

С 24 февраля 1852 по 16 августа 1855 года «ставит резолюции на рапорты малмыжского городничего, исправника Тайшевского медеплавильного завода, Московской управы благочиния в губернское правление о медной руде, найденной близ г. Малмыжа»^[68].

30 апреля 1852 года «подписывает отношение 2 отделения Вятского губернского правления в канцелярию губернатора о найме помещения для Малмыжской и Узинской вольных почтовых станций»^[69] (последняя находилась в селе Узи Малмыжского уезда, ныне в составе Селтинского района Республики Удмуртия).

11 марта 1853 года М. Е. Салтыков отправился в Малмыж. В результате поездки с 31 марта по июнь он «направляет рапорты вятскому губернатору о беспорядках, замеченных им при ревизии дел малмыжского головы, ставит резолюцию на рапорте малмыжского городского головы от 14 мая 1853 г.»^[70].

С 7 апреля 1853 по 15 октября 1854 года «подписывает предписания Вятского губернского правления малмыжскому городскому голове по вопросам городского хозяйства» и аналогичное 7 июня 1854 года об охране зданий города.

Сухой, на первый взгляд, перечень событий, зафиксированных в указателе, даёт немало отправных точек для дальнейших исследований. Так же, впрочем, как и составляющий вторую часть издания перечень вятских знакомых и сослуживцев М. Е. Салтыкова, разработанный по материалам картотеки Е.Д. Петряева. Из них непосредственно с Малмыжем жительством и службой связан 31 человек. Это, прежде всего, чиновники различного ранга, начиная с малмыжского городского головы Капитона Мартыновича Пафнутьева, сына купца.

В городском правлении работали: письмоводитель Филипп Сергеевич Васильев и исполняющий эту должность Иван Григорьевич Левицкий; в окружном: титулярный советник, окружной начальник Николай Алексеевич Шабалин; помощник окружного начальника Дмитрий Карлович Райх (1815–?); коллежский регистратор, исполняющий должность письмоводителя Николай Михайлович Коведяев.

В земстве трудились: коллежский асессор, земский исправник Иван Россихин; титулярный советник, непременный заседатель земского суда Иван Дмитриевич Жирухин и коллежский секретарь, заседатель земского суда Николай Ильич Матвеев (1822–?).

Уездный суд представляли: дворянский заседатель, председатель суда Иван Франкевич; губернский секретарь, секретарь суда Василий Иванович Богомолов; губернские секретари судьи Василий Кольцов и Василий Семёнович Усольцев (1843–?); титулярный советник, дворянский заседатель Николай Иванович Лучинин; коллежский регистратор, чиновник суда Николай Васильевич Юрьев.

К ним примыкали: коллежские регистраторы частный пристав Михаил Михайлович Назарьев и пристав 3-го стана Александр Васильевич Шахов (1795–?); коллежский асессор, винный пристав Матвей Аверьянович Большой; коллежский секретарь, исполняющий обязанности комиссара по пресечению конокрадства в Малмыжском уезде, Евангел Феофилактов.

О лесе и земле заботились: лесничий палаты государственных имуществ подпоручик князь Н.А. Багратион^[71], которого в 1869 году мы застаём лесничим в селе Велирецком Орловского уезда^[72], и исполняющий должность уездного землемера Григорий Петрович Востросаблин.

В сфере здравоохранения были заняты: выпускник Московского университета врач Иван Гаврилович Дмитриев (1803–?); титулярные советники врач Александр Фомич Сенкевич и лекарь Антон С. Чеботаревский, а также смотритель малмыжской больницы Семён Степанович Жуковский.

Уездное училище, открытое в 1838 году и известное впоследствии как Александровское высшее трёхклассное училище^[73], было в сфере внимания его штатных смотрителей Степана Антоновича Смирнова, титулярного советника Павла Петровича Циммермана и губернского секретаря, почётного смотрителя учебного заведения Николая Павловича де Бособра.

С духовной сферой был связан Симеон Саввич Шубин (17821864). Сын диакона церкви села Юрьево Котельнического уезда, он по окончании Вятской духовной семинарии был регентом архиерейского хора, иереем Богоявленского собора в Вятке. Поскольку «отличался музыкальными способностями, имел прекрасный голос», помещик Юшков выхлопотал священнику перевод в Малмыж, «намереваясь с его помощью организовать хор у себя в имении»^[74]. Случилось это в 1833 году. Новоиспечённый малмыжанин стал исполнять обязанности надзирателя приходского училища, преподавал Закон Божий в уездном училище, в 1849 году удостоился чина протоиерея Богоявленского собора. Его перу принадлежит статья «Описание города Малмыжа», опубликованная в 1841 году в «Вятских губернских ведомостях»^[75] и ставшая классикой малмыжского краеведения.

Встретившись с чиновниками, многие из которых были временно посланы на службу в Малмыж из самых разных российских мест, М. Е. Салтыков-Щедрин наверняка согласился бы со словами побывавшего здесь почти полувеком ранее Ф. Ф. Вигеля: «В России есть губернские и уездные города; в числе тех и других есть такие, кои должно назвать казёнными, потому что в них встречаются по большей части одни только должностные лица… В них беспрестанно меняется картина общества, которое через десять лет, можно сказать, возобновляется во всём своём составе»^[76].

Как известно, вятские впечатления М. Е. Салтыкова — Щедрина отразились в его знаменитых «Губернских очерках». Примечательно то, что, когда трудами Е.Д. Петряева в Кирове создавался литературный музей, именно в Малмыже был обнаружен один из его ценнейших экспонатов — «главное авторское издание “Губернских очерков”, вышедших в 1857 году»^[77].

1.5. Эпизод в английской книге

В том же 1857 году судьба привела в Малмыж Михаила Павловича Бехтерева (1826–1865), родившегося здесь в семье канцеляриста уездного казначейства, а впоследствии винного пристава Павла Герасимовича Бехтерева (ок. 1793–1856)^[78]. О М. П. Бехтереве автор книги о «роде богатырей» Алексей Геннадьевич Комиссаров приводит, в частности, такие сведения:

«Учился в Вятской гимназии, но полного курса наук не окончил. На службу поступил 31 сентября 1841 года в Малмыжский земский суд писцом 2 разряда… Михаил Павлович был женат на дочке титулярного советника Михаила Тимофеевича Назарьева…»^[79].

До возвращения в родной город в качестве пристава 1-го стана М. П. Бехтерев занимал подобную должность в селе Сарали Елабужского уезда (ныне село Бехтерево в Республике Татарстан). Там в январе 1857 года в его семье родился Владимир Михайлович Бехтерев (1857–1927), прославившийся трудами в различных сферах медицины. Правда, дышать малмыжским воздухом будущему знаменитому академику придётся недолго, т. к. вскоре Бехтеревы переберутся в удмуртское село Уни Глазовского уезда, а оттуда в Вятку^[80].

Рассказы отца и собственные детские впечатления от общения с удмуртами послужат В. М. Бехтереву основой для его большого произведения «Вотяки, их история и современное состояние». Являясь в то время сотрудником клиники душевных болезней Императорской Санкт-Петербургской медико — хирургической академии, Владимир Михайлович опубликовал в 1880 году эти «бытовые и этнографические очерки» в двух номерах престижного журнала «Вестник Европы». Создать труд, стоящий особняком в литературном наследии великого учёного, его подвигло то, что «о современном быте вотяков было мало писано, и до сих пор в нашей литературе не существует ни одного сколько-нибудь полного и обстоятельного описания их внутренней жизни, нравов, характера, верований, обрядов и пр.»^[81].

Однако доброе намерение «сделать опыт к пополнению пробела в этнографии племени», с которым автора «как уроженца того края» связывало «близкое, долговременное знакомство»^[82], оказалось неудачным. В обзорной статье «Успехи этнологии в деле изучения финнов Поволжья за последние тридцать лет» С. К. Кузнецов отмечал: «…Написанная бойко, с претензиями, статья эта изобилует общими местами, а нередко и грубыми ошибками, и только по истории вотяков даёт кое-что, не лишённое значения»^[83].

Наверное, профессиональный этнограф имел право на столь суровую оценку, тем не менее работа В. М. Бехтерева получила признание научной общественности. Об этом говорят, например, ссылки на неё в самых серьёзных трудах. К таковым относятся, в частности, книги немецкого исследователя доктора Макса (Максимилиана) Теодора Буха (1850–1920) «Вотяки»^[84] и знаменитого британского учёного Джеймса Джорджа Фрэзера (1854–1941) «Золотая ветвь». Впервые опубликованное в Лондоне в 1890 году, это 12-томное «исследование магии и религии», относящееся к числу «тех фундаментальных исследований, которые составляют непреходящую ценность для многих поколений учёных»^[85], печаталось во всём мире на различных языках огромное число раз. Мало того, «Золотая ветвь» оказала большое влияние и на развитие изяшной словесности, пример чему — знаменитый роман классика американской литературы Уильяма Фолкнера (1897–1962) «Святилище»^[86].

Для подтверждения тезиса о том, «насколько чувственны и наивны представления вотяков о своих богах»^[87], В. М. Бехтерев использовал опубликованную в 1873 году работу Дмитрия Петровича Островского (1836–1884)^[88] «Вотяки Казанской губернии», где говорится:

«В степени детско-наивного понимания божества вотяки ни в чём не уступают черемисам. Следующее происшествие, бывшее лет тридцать тому назад, лучше всего характеризует их в этом отношении.

У вотяков малмыжских стал плохо родиться хлеб. Долго думали, как помочь горю, наконец, додумались: хлеб не родится потому, что Кереметь скучает, а чтобы развлечь его, надо добыть ему жену. С этой целью в первый же базарный день старики едут в Чуру. Угостивши хорошо влиятельных из тамошних обывателей, они сообщают им о своём горе и средстве помочь ему. Последние изъявили согласие. Вследствие этого обе стороны порешили, что за женой Кереметя малмыжские вотяки пришлют выборных. Около Петрова дня, ночью, выборные приезжают в Чуру на тройках с колокольцами и бубенчиками, во всём как быть свадебному поезду, и прямо отправляются в кереметь [место поклонения Кереметю. — В.С.]. Там пировали всю ночь: вятские вотяки не скупились на угощение, только бы добыть своему Керемету жену. Ранним утром свадебный поезд отправился в обратный путь, увозя с собою кусок дёрна мерою в квадратный аршин, вырезанный в керемети. Эта курьёзная свадьба имела однакож для чуринских стариков очень печальные последствия. На беду случилось, что на следующий год у вотяков малмыжских хлеб уродился, а в Чуре нет. Тогда против стариков, участников женитьбы Керемета, поднялась страшная буря: их публично оплевали, обругали псами, собирались бить, и, вероятно, если бы не заступничество местных властей, их избили бы жестоко; потому что чуринские обитатели до следующих урожаев не могли забыть преступления своих односельников»^[89].

Изложив один к одному большую часть приведённых Д. П. Островским сведений, В. М. Бехтерев сделал такой вывод:

«Трудно понять, какой смысл имел в данном случае кусок земли: может быть, он представлял символ богини земли и плодородия, и тогда эта оригинальная свадьба имела бы, может быть, тот смысл, что, обвенчавши Керемета на Муму-Кальцина [так! — В.С.], вотяки могли надеяться, что тем умилостивят Керемета, и плодородие под влиянием его новой супруги возвратится в страну»^[90].

С этим предположением В. М. Бехтерева согласились и М. Бух^[91], и Д.Д. Фрэзер^[92]. Больше подобного рода трудов вятский уроженец не писал, а все последующие были посвящены медицинским темам^[93].

1.6. Врач-литератор К. И. Завойский

В 1893 году в Военно-медицинскую академию, одним из преподавателей которой был заведовавший кафедрой психиатрии В. М. Бехтерев, поступил уроженец Малмыжа Константин Иванович Завойский (1873–1919).

О его отце в своей документальной повести научный сотрудник Научно-исследовательского центра «Курчатовский институт» Наталья Евгеньевна Завойская пишет:

«Семья И.А. Завойского редко жила на одном месте. Сам он, окончив Вятскую семинарию, что было достоверно традицией рода… более двух веков, снял священнический сан и поступил на государственную службу. Начинал он письмоводителем в окружном управлении Нолинского уезда. Затем был столоначальником в Вятке. В 60-е годы переехал в городок Малмыж, где и женился на старшей дочери священника К. С. Семакина Екатерине»^[94].

В Малмыже коллежский секретарь И.А. Завойский служил полицейским надзирателем. Здесь и родился его сын Константин, проживший в городе на Шошме свои первые годы. Вместе с семьёй он в 1880 году оказался на Холуницких заводах (ныне город Белая Холуница Кировской области), откуда после окончания двух классов был отправлен в Вятку для обучения в гимназии, найдя приют в квартире своей родственницы.

Став по окончании Вятской гимназии студентом Военно — медицинской академии, К. И. Завойский в 1898 году успешно окончил её, после чего началась его служба военным врачом в различных военных округах — от Варшавского до Приамурского. Прибыв на Дальний Восток в январе 1900 года, он принимал участие в военных действиях по подавлению в Маньчжурии так называемого боксёрского движения.

Здесь во враче, с гимназических лет неравнодушном к изящной словесности, пробудился писательский талант. На основе полевых дневников он «талантливой рукой»^[95] написал ряд статей, посвящённых событиям, в которых участвовал, состоянию медицины в маньчжурских краях, жизни и быту местного населения. В 1904–1905 годах эти «живые зарисовки»^[96] печатались в ведомственном «Военно-медицинском журнале» и в таких престижных изданиях, как «Русский антропологический журнал» и «Этнографическое обозрение»^[97].

Публикации оказались очень актуальными, т. к. в это время шла русско-японская война, в самом начале которой К. И. Завойский был переведён по службе в город Могилёв — Подольский (ныне в Винницкой области Украины). Вместе с ним из Маньчжурии туда переехали жена Елизавета, дочь Татьяна и сын Борис. В 1907 году здесь, на берегах Днестра, семья Завойских пополнилась ещё одним ребёнком — Евгением, который станет академиком, одним из крупнейших отечественных физиков, открывшим электронный парамагнитный резонанс.

Не видя возможности реализовать свои интеллектуальные силы в провинциальном городке, Константин Иванович по собственному прошению был переведён в университетскую Казань. Здесь он стал трудиться младшим врачом на заводе азотной кислоты. Изучение санитарно-гигиенических условий работы на этом предприятии были обобщены в кандидатской диссертации, изданной в 1912 году в Казани^[98].

Работа над темой продолжилась в Санкт-Петербурге, где, будучи прикомандирован к Военно-медицинской академии, К. И. Завойский и защитил в 1914 году в стенах своей альма матер диссертацию на соискание учёной степени доктора медицины^[99].

Заниматься наукой дальше помешала Первая мировая война. С её началом вернувшийся в Казань медик получил назначение на должность главного врача полевого подвижного 438-го госпиталя. С ним он и прошёл «почти трёхлетний ад бессмысленной мясорубки», в которой «был сломлен и физически, и морально»^[100].

Несмотря на голод и одолевавшую его болезнь, К. И. Завойский бескорыстно оказывал медицинскую помощь жителям Казани до самой своей смерти.

1.7. Вокруг Л. Н. Толстого

Во время учёбы в Казанском университете (с 1844 по 1847 год) малмыжскую землю мог посещать юный Л. Н. Толстой. Его казанские родственники Владимир Иванович и Пелагея Ильинична (урождённая Толстая) Юшковы владели в Малмыжском уезде рядом селений, в частности Калинином и Гоньбой^[101].

Если он приезжал к ним в гости, то, конечно же, не мог не посетить Малмыж, где впоследствии жил известный земский деятель Авксентий Петрович Батуев (1863–1896)^[102], в архиве которого, по утверждению Е.Д. Петряева, «остались письма Л. Н. Толстого»^[103].

Родившись в Казани в семье малмыжских купцов, Авксентий Петрович провёл в городе на Шошме своё детство. С 1886 года, после окончания юридического факультета Казанского университета, был здесь практикующим адвокатом, пока в конце 1891 года его не избрали председателем Вятской губернской земской управы. По его инициативе и при его деятельном участии с 1894 по 1907 год с просветительскими целями издавалась «Вятская газета». На её страницах и в различных приложениях печатались познавательные материалы по сельскому хозяйству, кустарной промышленности, народному образованию, произведения лучших отечественных и зарубежных писателей^[104].

Обладая литературным даром, А. П. Батуев выпустил в Вятке три брошюры, посвящённые актуальным вопросам местной промышленности^[105], транспорта^[106], образования^[107].

Заявил он о себе и в качестве беллетриста, издав в 1895 году в Санкт-Петербурге под псевдонимом А. Антеев сборник «Живой портрет»^[108]. В него, кроме давшего название книге, вошли рассказы: «Психопат», «Завет», «Кому вручить»; «Ошибка», «Обман», «На покров», «“Дурной год”», «Доброе старое время», «Пред сном», «Однокорытники», «На взлёте», «Случай крайности», «Пред могилой», «В яме», «Пленной мысли раздраженье», «Безнравственная повилика»^[109]. Перу Авксентия Петровича принадлежат также роман и ряд публицистических произведений. В 2000 году под эгидой клуба «Вятские книголюбы» им. Е. Д. Петряева впервые была издана «Исповедь» великого земца^[110].

Убитый в расцвете лет сумасшедшим дворянином, А. П. Батуев был похоронен на кладбище г. Малмыжа. Могила его, к сожалению, не сохранилась.

Родственные узы связывали А. П. Батуева с людьми, оставившими ощутимый след в истории отечественной литературы. Так, дядя Авксентия Петровича Александр Иванович Батуев был мужем Евдокии Ивановны (урождённой Стахеевой) — дочери елабужского купца Ивана Ивановича Стахеева (1802–1885), выведенного Павлом Ивановичем Мельниковым-Печерским (1818–1883) в книге «На горах» в образе Марко Данилыча Смолокурова.

Один из братьев Евдокии Ивановны Дмитрий Иванович Стахеев, написал 12 изданных при жизни томов беллетристики, а её старшая сестра Евгения Ивановна (в замужестве Микулина; 1865–1914) печатала стихи, фельетоны, рассказы в газетах и детском журнале «Всходы». Память писательницы журнал «Исторический вестник» почтил некрологом и посмертной публикацией в 1915 году повести «Страшное дело (Из судебной хроники)», содержание которой перекликается с рассказом Н. С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда»^[111].

Но продолжим разговор о малмыжских связях Л. Н. Толстого. Кроме А. П. Батуева, его письма получал и совмещавший писательскую работу с деятельностью страхового агента, статистика и строителя Александр Николаевич Баранов (1864–1935)^[112].

В 1891 году он издал в Казани первый сборник своих прозаических произведений^[113], который и отправил в Ясную Поляну из Малмыжа, где до 1901 года служил земским техником по распланированию селений. Автора интересовало: в случае переиздания книги «не явится ли она только лишним балластом, засоряющим и книжный рынок, и головы читателей»^[114].

В марте 1894 года на имя А. Н. Баранова пришло открытое письмо:

«Я прочёл первые 4 рассказа и нахожу их хорошими и по форме и в особенности по содержанию, по отношению автора к предмету. Я прочту и остальные. Благодарю Вас за присылку книги.

Лев Толстой»^[115].

Под первыми четырьмя рассказами имелись в виду: «Чудаки», «В хаотическом состоянии», «Неудачник», «Пролетарий». Всего же в сборник входило 8 рассказов и 9 сказок и 4 так называемых наброска. В дополненном виде книга выдержала ещё два издания.

Ободрённый поддержкой великого писателя, А. Н. Баранов через пару лет пошлёт ему подборку опубликованных к тому времени материалов по так называемому Мултанскому делу (см. ниже), когда удмурты из с. Старый Мултан Малмыжского уезда были облыжно обвинены властями в человеческом жертвоприношении^[116].

Ответ был таким:

«Милостивый государь.

Я получил ваши письма и материалы по Мултанскому делу. Я и прежде знал про него и читал то, что было в газетах… Надеюсь, что с помощью тех разумных и гуманных людей, которые возмущены этим делом и стоят за оправдание, оправдание это состоится или уже состоялось. От души желаю вам успеха и прошу принять уверение в моём уважении и симпатии.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

См.: Отрывок из Переписной книги Тимофея Бутурлина и подьячего А. Грибоедова 7154 (1646) года по пригороду Малмыжу // Худяков М. Г. История Камско-Вятского края: Избранные труды / науч. ред., сост. М. В. Гришкиной, С. В. Кузьминых; коммент. М. В. Гришкиной, С. В. Кузьминых, В. К. Семибратова, В. С. Чуракова. Ижевск: Удмуртия, 2008. С. 290–297.

2

Веселовский С.Б.Дьяки и подьячие XV–XVII вв.: [Справочник]. М.: Наука, 1975. С. 131.

3

Как известно, знаменитая комедия была впервые опубликована уже после смерти автора (да и то с цензурными изъятиями), в 1833 году, а до этого целое десятилетие ходила в списках. Но спрос на комедию был столь велик, что «число рукописных экземпляров “Горя от ума” составляло не менее сорока тысяч, и в самых глухих провинциях читающие люди называли эту комедию светской библией» (Чивилихин В.А. Фрагменты из романа «Память» // Чивилихин В. Г. Дорога: Из архива писателя / сост. Е. В. Чивилихина. М.: Современник, 1989. С. 491). Один из таких списков, датируемый серединой XIX века, находится в настоящее время в собрании Научной библиотеки Томского государственного университета. Подарил же его учебному заведению, в котором работал с 1885 по 1903 год, уроженец малмыжской Пахотно-Ильинской слободы Степан Кирович Кузнецов (1854–1913). Подробнее по этой теме см.: Ивановская Е.В. Собрание книг, подаренное С. К. Кузнецовым библиотеке Томского университета // Десятые Макушинские чтения: Материалы научной конференции 12–14 мая 2015 года, г. Томск. Новосибирск: ГПНТБ СО РАН, 2015. С. 58–59.

4

Пушкин А. С. История Пугачёва // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в шести томах. Т. 6: Историческая проза. М.: Гослитиздат, 1950. С. 163–164. Как известно, «История Пугачёвского бунта» стала одним из источников поэмы Сергея Александровича Есенина (18951925) «Пугачёв». Видимо, основываясь на данных пушкинского произведения, поэт собирался вложить в уста одного из героев слова: «Сам ты знаешь, кто брал Осу, / Кто шнырял по Перми и по Вятке» (Есенин С.А. Пугачёв. Черновой автограф (РГАЛИ) // Есенин С.А. Полное собрание сочинений: В 7 т. Т. 3. Поэмы / Изд. 3-е; сост. и подг. текстов Н. И. Шубниковой-Гусевой, коммент. Е.А. Самоделовой, Н. И. Шубниковой-Гусевой. М., 2015. С. 288. К сожалению, эта фраза осталась лишь в одном из черновых вариантов поэмы.

5

Данилевский Г.П. Чёрный год: Роман // Данилевский Г. П. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 8. М.: ТЕРРА, 1993. С. 310.

6

Худяков М.Г. Исторический очерк города Малмыжа (с приложениями) // Худяков М. Г. История Камско-Вятского края. С. 89.

7

Там же. С. 90.

8

Там же. С. 89.

9

Там же. С. 97.

10

Географический лексикон Российского государства / сост., ст. С. С. Илизарова. М.: Янус-К, 2012. С. 209.

11

Пушкин А. С. Об истории Пугачёвского бунта // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в шести томах. Т. 6. С. 252.

12

Рычков Н.П. Журнал, или Дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства, 1769 и 1770 году. СПб.: При Императорской Акад. наук, 1770–1772. Т. 2. С. 17–19. Заметим, что рычковское описание Малмыжа использовал во введении к своему известному очерку «Зарвавшийся плутократ» (см. ниже) Флорентий Фёдорович Павленков (1839–1900). Несколько искажённый им текст, приводимый тем не менее как цитата, выглядит так: «…Нет зажиточных людей и всего только 2 деревянные церкви да 100 обывательских домов, в коих живут пахатные солдаты и бедные купцы (!), не имеющие никакого промысла, кроме хлебопашества…» ([Павленков Ф. Ф.] Зарвавшийся плутократ (Письмо из Малмыжа) // Вятская незабудка. Памятная книжка Вятской губернии на 1877 год / Изд-е (второе) Эттингера. СПб.: Тип. Эттингера, 1877. С. 178).

13

Худяков М.Г. Исторический очерк города Малмыжа (с приложениями). С. 89. О посещении Н. П. Рычковым Малмыжа см. также: Зиновьев А. Летописец Малмыжа // Сельская правда. Малмыж, 1988. 13 окт.; Первый малмыжский историк // Сельская правда. 2001. 18 янв.

14

Словарь географический Российского государства, описывающий азбучным порядком географически, топографически, гидро — графически, физически, политически, хронологически, генеалогически и геральдически все губернии, города и их уезды… собранный Афанасием Щекатовым. М.: в Университетской типографии у Лю — бия, Гария и Попова, 1801–1809. Ч. 4: Отд. 1: М — П. 1805. С. 23–24. Републикация фрагмента: Малые города и сёла Вятской губернии в описаниях Афанасия Щекатова / публ. П. Н. Шарабарова // Вятский исторический сборник. Год 2015-й: труды научно-исследовательского Центра регионоведения / КОУНБ им. А. И. Герцена; сост., науч. ред. М. С. Судовиков. Киров: ИД «Герценка», 2015. С. 91.

15

Зябловский Е. Ф. Землеописание Российской империи для всех состояний. Ч. IV. СПб.: При Императорской Академии наук, 1810. С. 90–91.

16

Судьба этого человека, вернувшегося в Малмыж после жительства в других краях (Царском Селе) и похороненного здесь в склепе построенной им в 1844 году кладбищенской Митрофаниевской церкви, известной в народе как Сунгуровская, достойна отдельного исследования. Укажем только на то, что в его сохранившемся до сего дня и по-прежнему жилом деревянном одноэтажном доме в августе 1845 года останавливался вместе со своей свитой герцог Максимилиан Лейхтенбергский (1817–1852). «Позднее, в начале 20 века, в этом знаменитом доме размещалась русско-татарская школа, чайная общества трезвости и типография товарищества печатного дела» (В старых зданиях — история города / авт. — сост. И.А. Трухина, А. В. Никандрова. Малмыж, 2009. С. 4).

17

Худяков М.Г. Исторический очерк города Малмыжа (с приложениями). С. 56.

18

См., напр.: Иллюстрированный путеводитель по р. Вятке / Товарищество Вятско-Волжского пароходства. Слободской: Тип. С. П. Мясникова, 1915. С. 101–102; Фокин, Решетников. Путеводитель по реке Вятке. Вятка: Труженик, 1925. С. 50; Поволжье. Природа, быт, хозяйство. Путеводитель по Волге, Оке, Каме, Вятке и Белой / под ред. проф. В. П. Семёнова-Тян-Шанского, при ближайшем участии проф. Д.А. Золотарёва. Л.: Издание Волжского государственного пароходства и Транспечати НКПС, 1925. С. 562–563.

19

Цитата выглядит так: «10 июля (1770 года) прибыл я в пригород Малмыш, стоящий на берегу р. Шошмы, в 3 верстах от сего поселения впадающей в р. Вятку. В пригородке Малмыше нет ни торжища, ни зажиточных людей. Все нынешнее поселение его составляют две деревянные церквии и сто обывательских домов» (Васенёв Н. Ф. На берегах Вятки. Записки журналиста. Киров: Волго-Вят. кн. изд-во, Киров. отд., 1971. С. 202).

20

По характеристике Филиппа Филипповича Вигеля (1786–1856), А. Е. Измайлов «был всем известный баснописец вроде Крылова. Между ними была та разница, что Крылов умел облагораживать простонародный язык, а этот сохранял ему всю первобытную его нечистоту. Одним словом, и все в том соглашались, это был Крылов навеселе, зашедший в казарму, харчевню или в питейный дом» (Русские мемуары. Избранные страницы. 1800–1825 гг. / сост., вступ. ст. и прим. И. И. Подольской; биогр. очерки В. В. Кунина и И. И. Подольской. М.: Правда, 1989. С. 486). Кроме басен, Александр Ефимович писал и прозу. «В целом, — как отмечают биографы, — произведениям Измайлова в начале XIX века присуще воспитательное начало — осуждение честолюбия, тщеславия, стяжательства, корыстолюбия» (Вычугжанин А.Л., Мизгулин Д.А. Деньги, банки, перо. Тюмень: ИД «Титул», 2015. С. 491).

21

Русская эпиграмма / сост., вступ. ст. и примеч. В. Васильева. М.: Худож. лит-ра. 1990. С. 108. См. также: Кошелев Я. Рифмы Александра Измайлова // Кировская правда. 1988. 14 мая.

22

Логинов Н.П. Верные помощники партии // Так мы начинали / сост. В. В. Пластинин, П. И. Кропачев. Киров: Волго-Вятское кн. изд-во, Киров. отд., 1973. С. 65.

23

Гунбин А. Заводовладельцы Осокины и Мосоловы (Масаловы) // Рабочая неделя. Омутнинск, 2019. 2 мая.

24

Рычков Н.П. Журнал, или Дневные записки. 1770–1772. Т. 2. С. 19.

25

См.: Карпов В.Б. Свидание с любимым городом: избранное. Киров: ВЕСИ, 2016. С. 167.

26

Там же. С. 74. Сын Н. И. Мосолова Александр Николаевич Мосолов (1844–1904) был известным общественным деятелем, входившим в политическую элиту страны. Оставил он ощутимый след и в истории отечественной словесности: «…Уже в 16 лет… опубликовал статью “Русское воспитание в женских типах нашей литературы”.…Основал первую в Прибалтийском крае русскую газету “Рижский вестник”. Он автор литературных трудов, в том числе исторического исследования “Курляндия под управлением Екатерины Великой”. Годы службы… в городе Вильно описаны в “Виленских очерках 1863–1865 гг.”. Он автор патриотических пьес в стихах “На закате славы. Комедия-быль конца XVIII в.” и “Вокруг пылающей Москвы. Драматические сцены из 1812 г.”. За основу второй пьесы автор взял повесть М. Н. Загоскина “Рославлев”. Книга издана в Санкт-Петербурге в 1900 году, а премьера спектакля состоялась 15 ноября 1899 года в петербургском театре» (Шеин В. Тайный советник и писатель Мосолов // Кировская искра. Уржум, 2014. 19 июля. См. также: Шеин В.Ю. Администратор и… писатель // Шеин В. Ю. Уржумская земля, как ты прекрасна! / 4-е изд., испр. и дораб. Киров: ООО «Веси», 2020. С. 498–499).

27

Подробнее о ней см.: Пономарёва Софья Дмитриевна // Писательницы России (материалы для биобиблиографического словаря) / сост. Ю.А. Горбунов. URL: http://book.uraic.ru/elib/Authors/ Gorbunov/sl-15.htm

28

Вацуро В. Э. Литературные альбомы в собрании Пушкинского дома (1750–1840-е годы) // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1977 год. Л.: Наука, Ленингр. отд., 1979. С. 12.

29

Пушкин А. С. Евгений Онегин. Роман в стихах. М.: Гослитиздат, 1954. С. 79.

30

Там же. С. 241.

31

Лотман Ю.М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий: Пособие для учителя / Изд. 2-е. М.: Просвещение, 1983. С. 224.

32

См.: Вычугжанин А.Л., Мизгулин Д.А. Деньги, банки, перо. С. 493.

33

Записки Н.А. Дуровой, издаваемые А. Пушкиным // Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. / под общ. ред. Д.Д. Благого и др.; М.: Гослитиздат, 1962. Т. 6. С. 133–134.

34

Блинов Н.Н. «Кавалерист-девица» и Дуровы (Из Сарапульской хроники) // Исторический вестник. СПб., 1888. Т. XXXI. С. 419. Статья плагиаторски использована в публикации: Горев Н. Легендарная героиня бывала в Малмыже // Кировская правда. 1993. 3 апр.

35

Панаева (Головачёва) А.Я. Воспоминания / вступ. ст. К. И. Чуковского; прим. Г. В. Краснова и Н. М. Фортунатова. М.: Правда, 1986. С. 63.

36

Блинов Н.Н. «Кавалерист-девица» и Дуровы. С. 416–417.

37

Горев Н.А. Легендарная героиня и Малмыж // Сельская правда. 1992. 15 окт.

38

Герцен А.И. Былое и думы // Герцен А. И. Собрание сочинений: В 30 т. / гл. ред. В. П. Волгин. Т. 8: Былое и думы. 1852–1868. Ч. I–III. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1956. С. 266. В конце 1976 года в Малмыже в рамках Дней советской литературы вместе с группой писателей побывала один из известных биографов А. И. Герцена Лидия Борисовна Либединская (1921–2006). В фойе районного Дома культуры продавалась её книга: Герцен в Москве: художественно-документальный очерк. М.: Детская литература, 1976. Автограф «Володе Семибратову на добрую память! Л. Либединская.10. XII — 76 г.» стал первым в обширном собрании автора этих строк (см.: Семибратов В.К. Л. Б. Либединская как биограф А. И. Герцена // Десятые Герценовские чтения: материалы Всероссийской научной конференции (Киров, 11–12 января 2012 г.) / КОУНБ им. А. И. Герцена; сост. С. Н. Будашкина. Киров, 2012. С. 115120). Кстати, Л. Б. Либединская была связана родственными узами с Л. Н. Толстым.

39

Герцен А.И. Вотяки и черемисы // Вятские губернские ведомости. Часть неоф. 1838. Прибавление. № 1. С. 1–2; № 3. С. 1–15.

40

Герцен А.И. О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии // Вятские губернские ведомости. Часть неоф. 1839. Прибавление. № 42. С. 84–87. Автором статьи является лесничий Иванов, чей изначальный текст подвергся серьёзной редакторской обработке А. И. Герцена.

41

Герцен А.И. О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии // Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. / гл. ред. В. П. Волгин. Т. 30. Дополнение к изданию. Кн. 2: Письма 1869–1870 годов. М.: Наука, 1964. С. 608.

42

Кузнецов С.К. Черемисская секта Кугу Сорта // Кузнецов С. К. Святыни. Культ предков. Древняя история / сост. Лайд Шемйэр (В. Н. Козлов). Йошкар — Ола: Центр-музей им. Валентина Колумба; ГУП РМЭ «Марийское книжное издательство», 2009. С. 262.

43

Кузнецов С.К. Четыре дня у черемис во время сюрэма // Полтыш — князь черемисский. Малмыжский край / ред. — сост. Лайд Шемйэр (В. Н. Козлов). Йошкар — Ола: Центр-музей им. Валентина Колумба, 2003. С. 305.

44

Там же. С. 305–306.

45

Лесков Н. С. Епархиальный суд // Лесков Н. С. Собрание сочинений в одиннадцати томах. Т. 6 / подг. текста и примеч. С.А. Рейсера. М.: Гослитиздат, 1957. С. 573.

46

Там же. С. 574.

47

Лесков Н. С. Епархиальный суд. С. 674–575. См. также: Сергеев В. Вятка и Лесков // Кировская правда. 1996. 3 фев.

48

URL: http://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/bio/grossman-dostoevskij /glava-vii-ssylnokatorzhnyj.htm. Л. П. Гроссман цитирует письмо Ф. М. Достоевского, отправленное им в 1854 году брату: «Нас везли пустырём, по Петербургской, Новгородской, Ярославской и т. д. <…> Мы мёрзли ужасно. Одеты мы были тепло, но просидеть, наприм<ер>, часов 10, не выходя из кибитки, и сделать 5, 6 станков было почти невыносимо. Я промерзал до сердца и едва мог отогреться потом в тёплых комнатах. Но, чудно: дорога поправила меня совершенно. <…> По всей дороге на нас выбегали смотреть целыми деревнями и, несмотря на наши кандалы, на станциях брали с нас втридорога» (URL: http://dostoevskiy-lit. ru/dostoevskiy/bio/letopis-zhizni-i-tvorchestva/1850–1854-gg.htm).

49

Сунгуров К.К. Дневник корректора (Записки Сунгурова, корректора «Времени») / публ. и предисл. «Капитон Сунгуров и его записная книжка» В. Г. Базанова // Русская литература. 1962. № 1. С. 218–219 (прим. 8).

50

Рисс О.В. У слова стоя на часах / 2-е изд., доп. М.: Книга, 1989. С. 248, 249.

51

Любимов В.А. Старая Вятка. Имена, даты, судьбы… Вятка, 2017. С. 281.

52

Долинин А. С. Достоевский Фёдор Михайлович // Долинин А. С. Достоевский и другие. Статьи и исследования о русской классической литературе / сост. А. Долинина; вступ. ст. В. Туниманова; примеч. М. Билинкиса и др. Л.: Худож. лит., 1989. С. 80.

53

Кирпотин В.Я. Разочарование и крушение Родиона Раскольникова (Книга о романе Достоевского «Преступление и наказание») / 4-е изд. М.: Худож. лит., 1986. С. 29.

54

Там же. С. 31.

55

Там же. С. 33.

56

Сунгуров К.К. Дневник корректора. С. 216–229.

57

Базанов В.Г. Капитон Сунгуров и его записная книжка // Русская литература. 1962. № 1. С. 221.

58

Марков А.А. Каменьский Генрих (Каменский Хенрик) // Энциклопедия земли Вятской: Откуда мы родом? В 10 т. [13 кн.] Т. 6: Знатные люди (биографический словарь) / Кировская областная писательская организация, Администрация Кировской области; сост. С. П. Кокурина. Киров, 1996. С. 179.

59

Kamieński H. Listy z zeslañia. Warszawa: Panstw. Wid-wo nauk. 1968. 299 s.

60

Цит. по: Семибратов В.К. Польский демократ в Малмыже // Кировская правда. 1986. 12 авг. Наверняка, «к иным местам по службе» стремился и коллежский асессор Алексей Петрович Роборовский (1816–1869), представитель рода тверских дворян, давших миру знаменитого путешественника Всеволода Ивановича Роборовского (1856–1910), спутника Николая Михайловича Пржевальского (1839–1888) в его путешествиях по Центральной Азии. До того, как оказаться в Малмыже и умереть здесь, А. П. Роборовский служил в городах Слободском и Елабуге, имел «знак отличия беспорочной службы за XX лет» (Авторский сайт Виктора Белова. Дворянство Елабужского уезда. URL: http://виктор-белов. рф/история/история-елабужского-края/история-елабужского-края-влицах-2/1413–2/дворянство-елабужского-края-радаков/). В Елабуге, где А. П. Роборовский занимал должность помощника начальника судьи окружного управления, он в конце 1840-х годов составил «Сведение о существующих между государственными русскими крестьянами Елабужского округа наречии, поговорках, сказках, прибасенках, загадках, песнях и пр.». Со временем рукопись поступила в архив Императорского Русского географического общества. Изучивший рукопись этнограф Дмитрий Константинович Зеленин (1878–1954) дал ей такую оценку: «Сообщение краткое и малосодержательное» (Зеленин Д.К. Материалы для описания Вятской губернии, хранящиеся в архиве Императорского Русского географического общества // Зеленин Д. К. Духовная культура Вятки: фольклорно-этнографические и диалектологические статьи начала XX века / сост. и науч. ред. В. А. Поздеев. Киров: ООО «Радуга — ПРЕСС», 2015. С. 176). Могила А. П. Роборовского с каменным памятником над ней сохранилась на малмыжском кладбище до сего дня (см.: Малмыжский некрополь / сост. прот. А. А. Сухих; вступ. ст. В. К. Семибратова. Вятские Поляны, 2006. С. 58–59).

61

Подробнее см. в главе «Дворянские гнёзда как очаги духовной жизни».

62

Семибратов В.К. Польский демократ в Малмыже // Кировская правда. 1986. 12 авг.

63

М. Е. Салтыков-Щедрин и его окружение в Вятке: биоблиографический указатель / сост. Н. Е. Петряева, Н. В. Черных. Киров, 1989.

64

Там же. С. 5.

65

Там же. С. 17.

66

Там же. С. 18.

67

Там же. С. 22.

68

Там же. С. 25.

69

Там же. С. 26.

70

Там же. С. 31.

71

«Багратионы — древняя царская династия в Грузии. Из этого рода, чья хронология исчисляется с VI века, происходили многие выдающиеся государственные и военные деятели, в том числе царь Давид IV Строитель и царица Тамара Великая. Ну а кто же не знает генерала от инфантерии Петра Ивановича Багратиона, обессмертившего свой род на поле брани в Отечественной войне 1812 года?» (Бакин В. Вятка. Великорецкое… и князь Багратион // Вятский край. Киров, 2017. 14 янв. В перечень имён нельзя не добавить и знаменитого грузинского историка и географа Вахушти Багратиони (1696–1757). О представителях рода — писателях см.: Менабде Л.В. Переводческая деятельность московской грузинской колонии // Исследования по древней и новой литературе / ИРЛИ (Пушкинский дом) АН СССР. Л.: Наука, Ленинград. отд., 1987. С. 285–290.

72

Дворецкая Т.А. Участники польского восстания 1863–1864 годов в вятской ссылке. Биографический словарь. Статьи. Очерки. Киров, 2002. С. 163.

73

В 1880 году, например, среди его преподавателей были носители таких «знаковых» фамилий, как учитель русского языка Павел Григорьевич Керенский и ведший геометрию, черчение и рисование Григорий Андреевич Сперанский (см.: Михеева Г.А. Проблемы формирования и функционирования культурного ландшафта русского провинциального города в XV–XIX вв. (на примере города Малмыжа Кировской области). Киров: ООО «Типография “Старая Вятка”», 2013. С. 148).

74

Чудова Г. Ф. В те далёкие годы (Очерки по истории краеведения Кировской области). Киров: Волго-Вятское кн. изд-во, Кировское отд., 1981. С. 33.

75

О С. С. Шубине подробнее см.: Худяков М.Г. Из биографии малмыжских историков // Худяков М.Г. История Камско-Вятского края. С. 106–107.

76

Воспоминания Ф. Ф. Вигеля // Русский вестник. 1864. № 1. С. 277.

77

Петряев Е.Д. Люди, рукописи, книги. Литературные находки. Киров: Волго-Вятское кн. изд-во, Кировское отд., 1970. С. 252.

78

Подробнее о нём см.: Комиссаров А.Г. Из рода богатырей. Книга о великом российском учёном, академике Владимире Михайловиче Бехтереве. Набережные Челны: Новости МИРА, 2011. С. 87–90.

79

Там же. С. 85.

80

Там же. С. 41.

81

Бехтерев В.М. Вотяки, их история и современное состояние: бытовые и этнографические очерки // Вестник Европы. СПб., 1880. Т. 84. С. 621.

82

Там же.

83

Кузнецов С.К. Успехи этнологии в деле изучения финнов Поволжья за последние тридцать лет // Этнографическое обозрение. М., 1910. № 1–2. С. 93–94.

84

Buch М. Die Wotjaken. Еinе ethnologische Studie. Неlsingfоrs, 1882. S. 137.

85

От редакции // Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии / изд. 2-е; пер. с англ. М. К. Рыклина. М.: Политиздат, 1983. С. 5.

86

Подробнее см.: Попова Т. Нестранный роман Уильяма Фолкнера // Фолкнер У. Святилище / пер. с англ. и послесл. Т. Поповой. М.: Грантъ, 1997. С. 271–272.

87

Бехтерев В.М. Вотяки, их история и современное состояние: бытовые и этнографические очерки // Вестник Европы. СПб., 1880. Т. 85. С. 153.

88

О Д. П. Островском, который, судя по всему, первым обнародовал историю о «свадьбе» удмуртских божеств, в частности, известно, что он был директором 3-й классической гимназии в Казани. Поступивший в неё в августе 1871 года О.А. Забудский (1861–1927) даёт Дмитрию Петровичу такую характеристику: «Это был человек немолодой, казавшийся вполне уравновешенным. Держался он со всеми тактично, был мягок в обращении с молодёжью» (Забудский О.А. Казань (Описания и воспоминания с 70-х годов XIX ст<олетия>) // Труды Малмыжского музея местного края. Малмыж, 1925. Вып. 8. С. 41–72 // Архив Малмыжского краеведческого музея).

89

Островский Д.П. Вотяки Казанской губернии. Казань: Лито — типография К.А. Тилли, 1873. С. 37–38. По поводу этого сочинения суровый С. К. Кузнецов заметил: «…Хотя автор не знал вотского языка, однако по некоторым вопросам даёт не лишённые интереса наблюдения.…Получилась более или менее сносная этнографическая картина» (Кузнецов С.К. Успехи этнологии в деле изучения финнов Поволжья за последние тридцать лет. С. 87).

90

Бехтерев В.М. Вотяки, их история и современное состояние: бытовые и этнографические очерки // Вестник Европы. СПб., 1880. Т. 85. С. 154.

91

Buch М. Die Wotjaken. S. 137.

92

Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. С. 143.

93

Как курьёз отметим: найдя в статье «Вотяки, их история и современное состояние» описание представлений удмуртов «о здоровье и болезни», а также используемых ими «методов лечения и профилактики заболеваний», кировские авторы ничтоже сумняшеся делают вывод о том, что якобы сделанный ими «анализ научного наследия В. М. Бехтерева позволил восполнить… пробел… в истории медицины Вятской губернии» (Куковякин С.А., Куковякина Н.Д. Владимир Михайлович Бехтерев — этнограф // Актуальные вопросы психиатрии и наркологии: Материалы всероссийской конференции с международным участием «Бехтеревские чтения на Вятке». Ч. 2. Киров, 27–28 сентября 2005 года. М. — Киров, 2005. С. 100, 101.

94

Завойская Н.Е. Военный врач К. И. Завойский // Чародей эксперимента: сб. статей об академике Е. К. Завойском / ред-сост. В.Д. Новиков, Н. Е. Завойская. М.: Наука, 1994. С. 231.

95

Там же. С. 236.

96

Там же. С. 241.

97

Пересказ содержания некоторых из этих публикаций см.: Там же. С. 236–242.

98

Завойский К.И. Завод азотной кислоты в санитарно-гигиеническом отношении. Казань: Типо-литография Окружного штаба, 1912.

99

Завойский К.И. Завод азотной кислоты в санитарно-гигиеническом отношении: Из приёмного покоя Казанского порохового завода. Диссертация на степень доктора медицины. СПб.: Типография В. Я. Мильштейна, 1914.

100

Завойская Н.Е. Военный врач К. И. Завойский. С. 248.

101

Подробнее см. в главе «Дворянские гнёзда как очаги духовной жизни».

102

Решетников М.М. Лидер «мужицкого земства» // Панорама. Киров, 1991. № 1 (янв.). С. 33–36; Добрым словом всегда помянут / подг. Н. Филиппова // Сельская правда. 1998. 12 сент.; Сапегина Ю.П. Литературная жизнь Малмыжа в XIX — начале XX вв. // Худяковские чтения — 2015: межрегиональная научно-практическая конференция / МКУК Малмыжский краеведческий музей; сост. Ю. П. Сапегина. Малмыж, 2015. С. 10–11.

103

Петряев Е.Д. Литературные находки: Очерки культурного прошлого Вятской земли / изд. 2-е, доп. Киров, 1981. С. 146.

104

Сергеев В.Д. «“Вятская газета” даёт отраду нашей деревне…» // Сергеев В.Д. История Вятского края в персоналиях. С. 84–87.

105

Батуев А.П. Как возникают и распространяются кустарные промыслы. Вятка, 1894. Почти через 100 лет фрагменты из брошюры под названием «Вятские кустари» были перепечатаны в кировской газете «Вятский край» (см. номер от 1 декабря 1992 года).

106

Батуев А.П. Записка Вятской Губернской Земской управы о необходимости проведения железной дороги через Вятскую губернию. Вятка: Тип. Маишеева, 1894.

107

Батуев А.П. По поводу указаний Вятским земствам, как следует вести им дело народного образования. Вятка: Тип. Маишеева, 1895.

108

Антеев А. Живой портрет и [др.] рассказы. СПб.: тип. и лит. В.А. Тиханова, 1895.

109

Через столетие сказка «Безнравственная повилика» в сокращённом виде появилась в малмыжской районной газете (см. номер «Сельской правды» от 17 июля 1997 года).

110

Батуев А.П. Исповедь / предисл. В. К. Семибратова; вступ. ст. Т. С. Бушмелевой; КОУНБ им. А. И. Герцена. Киров, 2000.

111

Сапегина Ю.П. Литературная жизнь Малмыжа в XIX — начале XX вв. С. 11–12; Микулина Евгения Ивановна // Писательницы России (материалы для биобиблиографического словаря). Показательно то, что в 1993 году повесть «Страшное дело» была полностью опубликована в ряде номеров малмыжской районной газеты «Сельская правда».

112

Наука и научные работники СССР. Ч. 6. Л., 1928. С. 520; Петряев Е.Д. Литературные находки. См.: Указатель имён; Черепанов М. «Заметный и симпатичный талант» // Кировская правда. 1979. 8 сент.; Петряев Е.Д. Баранов Александр Николаевич // Энциклопедия земли Вятской: Откуда мы родом? Т. 6: Знатные люди. С. 34.

113

Баранов А.Н. Осенью: рассказы и сказки. Казань: Издание Н.А. Ильяшенко, 1891.

114

Цит. по: Петряев Е.Д. Литературные находки. С. 162.

115

Цит. по: Там же.

116

В числе посланного наверняка был и сборник: Дело мултанских вотяков, обвинявшихся в принесении человеческой жертвы языческим богам / сост. А. Н. Барановым, В. Г. Короленко и В. И. Суходоевым; под ред., [c предисл.] и с примеч. В. Г. Короленко. М.: тип. «Русские ведомости», 1896. С этим изданием связан интересный эпизод, описанный известным библиофилом Анатолием Фёдоровичем Марковым (1924–2012). Оказывается, один из 400 экземпляров тиража этой книги «по просьбе друзей писателя был весьма оригинально оформлен. По рисунку Е. М. Бём на кожаном переплёте были сделаны украшения, куда помимо основного заголовка включён и такой текст: “Правда кривду стреляет, и кривда падает со страхом”. На эту же тему создан художницей и рисунок — всадник из лука поражает дракона. Книга в таком прекрасном переплёте была преподнесена автору» (Марков А. Ф. «Храните у себя эту книжку…» Заметки библиофила. М.: Книга, 1989. С. 74. См. также: Семибратов В. «Правда кривду стреляет…» // Сельская правда. 1989. 26 сент.). Оформившая обложку книги Елизавета Меркурьевна Бём (1843–1914) — известная художница, иллюстратор произведений многих известных писателей-современников, с которыми была лично знакома, а также автор популярных открыток (см.: Елизавета Бём: иллюстрированный каталог почтовых открыток / текст Н.А. Мозохина. Киров: Крепостновъ, 2012).