Повесть о приключении английского милорда Георга… М. К.

В. Г. Белинский, 1839

«…Судьба книг так же странна и таинственна, как судьба людей. Не только много было умнее «Английского милорда», но были на Руси еще и глупее его книги: за что же они забыты, а он до сих пор печатается и читается? Кто решит этот вопрос! Ведь есть же люди, которым везет бог знает за что: потому что ни очень умны, ни очень глупы. Счастие слепо!…»

ПОВЕСТЬ О ПРИКЛЮЧЕНИИ АНГЛИЙСКОГО МИЛОРДА ГЕОРГА и о бранденбургской маркграфине Фридерике Луизе, с присовокуплением к оной (к бранденбургской маркграфине Фридерике Луизе?) Истории бывшего турецкого визиря Марцимириса и сардинской королевны Терезии. С гравированными картинами и портретом. Издание девятое. М. К. Москва (.) В тип. А. Евреинова. 1839. Три части. В 8-ю д. л. В I-ой части 105, во II-й — 68, в III-й — 128 стр.

«О милорд английской, о великий Георг! ощущаешь ли ты, с каким грустным, тоскливым и вместе отрадным чувством беру я в руки тебя, книга почтенная, хотя и безмысленная! В то время, когда я уже бойко читал по толкам, хотя еще и не умел писать, в то время, когда еще только начиналось мое литературное образование, когда я прочел и «Бову», и «Еруслана» гражданскою печатью, и «Повести и романы господина Волтера», и «Зеркало добродетели» с раскрашенными картинами^{1}, — скажи, не тебя ли жадно искал я, не к тебе ли тоскливо порывалась душа моя, пламенная ко всему благому и прекрасному?.. Помню тот день незабвенный, когда, достав тебя, уединился я далеко, кажется, в огороде, между грядками бобов и гороха, под открытым небом, в лесу пышных подсолнечников — этого роскошного украшения огородной природы, и там, в этом невозмущаемом уединении, быстро переворачивал твои толстые и жесткие страницы, всею душою удивляясь дивным приключениям, такою широкою кистию, так могуче и красно изложенным… Задумался я, погрузившись сердцем в какое-то сладостное мечтание… Передо мною носился образ твоей прекрасной, о Георг, маркграфини, которая наполнила меня таким нежным, трепетным чувством удивления к своей дивной красоте и женственному достоинству, что, мне кажется, не посмел бы дотронуться и до рукава ее богатого платья!.. А ты, неистовый Георг, ты не только решился остаться ночевать с нею в одной комнате, но даже и напечатлеть на ее устах преступный поцелуй, за что она, пришед в великую свирепость, не то надавала тебе пощечин, не то велела отодрать тебя плетьми на конюшне — не помню, право, а справляться некогда. И как любили тебя женщины, как навязывались они сами на тебя, о стократно счастливый милорд английской! И Елизабета, твоя обрученная, и маркграфиня, твоя возлюбленная, и королевна арагеская, и королевна гишпанская — сколько их, и все королевны!.. А ты, несчастный визирь турецкий, злополучный Марцимирис, помнишь ли ты, как сострадал я тебе, когда лукавый черт отбивал у тебя твою прекрасную жену, королевну сардинскую, Терезию? О, если бы попался тогда мне в руки этот дьяволенок, я бы показал ему, что ад-то не в аду, а у меня в руках!.. О, как я рад был, когда наконец наградилась ваша примерная верность, образцовые любовники, каких нет более в наш ветреный и, как уверяет какой-то журналист, в наш положительный, индюстриальный, антипоэтический век^{2}, в который поэтому уже невозможны ни «Милорды английские», ни «Аббаддонны»… О милорд! что ты со мною сделал? Ты так живо напомнил мне золотые годы моего детства, что я вижу их перед собою; железная современность исчезает из моего сознания; я снова становлюсь ребенком и вот уже с биющимся сердцем бегу по пыльным улицам моего родного городка, вот вхожу на двор родимого дома с тесовою кровлею, окруженный бревенчатым забором… Вот от ворот до крыльца трехугольный палисадник, с акациями, черемуховым деревом и купою розанов… Вот и огород, которому со двора служат оградою погреб и другие службы, с небольшими промежутками частокола, а с остальных трех сторон — плетень… Вот и маленькая баня при входе в огород, даже и среди белого дня пугавшая мое детское воображение своею таинственною пустотою… а вот, возле нее, и стог сена, на котором я часто воображал себя то Александром Македонским, то Ерусланом Лазаревичем… вот он и весь огород, с своими грядами, с своими подсолнечниками, которые через его плетень дружелюбно наклонили свои густые ветви… А в доме — там нет ни комнаты, ни места на чердаке, где бы я не читал или не мечтал, или позднее не сочинял… Постойте, я поведу вас… Но, милорд, что ты со мною сделал?.. Какая кому нужда до моего детства?.. Я мечтаю, а надо мною смеются — и всему этому виноват ты…», и пр. и пр.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Бова Королевич» (1791) — лубочная сказка, «Еруслан Лазаревич» — русская народная сказка, «Повести и романы господина Волтера» — «Романы и повести г. Волтера». Пер. с французского. Ч. 1–5. М., 1805, «Зеркало добродетели» — «Зеркало добродетели и благонравия. Le miroir de la vertu, contenant des contes choisis, pour former le coeur et l'esprit de la jeunesse». 4. 1–2. M., в тип. Н. С. Всеволожского, 1815–1816 (автор — немецкий писатель Иоганн Эфраим Кейль — установлен по одноименному изданию 1811 г.).

2

Имеется в виду Полевой (см. прим. 21 к статье «Горе от ума»). Далее упоминается его роман «Аббаддонна».