Скажи мне что-нибудь хорошее

Вячеслав Козырев

Пятидесятилетний Дмитрий на новой работе познакомился с тридцатилетней Ларисой, у которой не складывалась личная жизнь. Неожиданно они влюбились друг в друга и попытались разобраться в своих отношениях.

СРЕДА

На другое утро, открыв дверь в отдел, Грибов остолбенел: женщины сидели на своих местах; вдобавок раздалось шумное пыхтенье, и мимо него протопал полусонный Синичкин. Лёня рухнул на стул и с облегчением перевёл дух.

— С ума сойти, — удивленно уставился на него Грибов. — Ты часом не приболел?

— Отнюдь, просто выслушав вчера ваше зажигательное выступление, проникся важностью предстоящих перемен и пытаюсь сосредоточиться. Настраиваюсь, так сказать, на выполнение производственных заданий на основе медитации. Жаль, подходящей музыки нет.

Этот ответ поверг Дмитрия Михайловича в ещё большее изумление, но тут дверь распахнулась, и появился Китяев.

— Все на месте? — бодрым голосом спросил он и внимательно оглядел присутствующих. — Синичкин, как дела?

— Отлично! — не моргнув глазом, отрапортовал Леонид. — Вплотную занят творческим процессом.

— Молодец! — И главный стремительно вышел.

— Фи, — скорчила ему вслед презрительную гримасу Марина, — проверять явился.

— Начинают гайки закручивать, — саркастически подхватил Синичкин. — Словно маленькие, ей богу. Каждый раз одно и то же.

— А я-то подумал, у вас совесть проснулась, — покачал головой Грибов. — Ладно, комедианты, я в архив, за ежедневником. Сидите, изображайте бурную деятельность.

— Нам-то что, вот конструкторам, говорят, придётся в две смены пахать.

Дмитрий подошёл к лифту, нажал кнопку вызова, но, войдя внутрь, слегка задумался, затем хитро прищурился и выскочил на следующем этаже. Он завернул в буфет, купил шоколадку и весело посвистывая, направился вниз, однако на полпути, в курилке между этажами, натолкнулся на Ларису, одиноко сидящую на диванчике.

— А курить вредно! — назидательно изрёк он, присаживаясь рядом. — И как с вами муж целуется?

— Как с пепельницей.

— Будь я на его месте, по одному месту бы нашлёпал.

— Увы, — рассмеялась она, — вы не мой муж, и потом, это не поможет.

— Очень жаль, — заметил Дмитрий Михайлович и протянул ей шоколадку. — Пожалуйста, вместо сигарет.

— Спасибо. Хотя, честно говоря, я не люблю сладкое, — призналась Лариса, но, увидев, что на его лице появилось растерянное выражение, поспешно добавила. — Но иногда хочется. Кстати, я не поблагодарила вас за вчерашнее.

— А, ерунда, просто не могу видеть грустную женщину. В жизни и так полно всяких проблем: работа, дети, бесконечные домашние заботы. Должен быть и праздник, и желательно не только на восьмое марта, а уж день рождения — это святое.

Она внимательно посмотрела на него и серьёзно спросила:

— А вы помните, когда у вашей жены день рождения?

— Естественно. По-моему, муж — это тот человек, который собирался любить всю жизнь, заботиться, носить на руках, подавать кофе в постель и каждый день повторять, что жена — самая красивая и самая любимая. А иначе какой смысл жениться? Готов поспорить, ваш муж в ЗАГСе именно это обещал. Кстати, я вас вчера вместе видел: вы шли под ручку и улыбались.

— С Олегом? Мы всегда вместе ходим, и, между прочим, завтра вечером идём в кафе отмечать мой день рождения.

— Вот видите. Вчера он, наверняка, заработался и забыл.

Он хотел ещё что-то добавить, но сверху раздались тяжёлые шаги, появился Китяев и вопросительно уставился на них.

Сам не зная почему, Дмитрий вскочил и, словно напроказничавший школьник, нарочито радостным, громким голосом воскликнул.

— О, привет! Гуляешь? А я в архив! — И он повернулся к Ларисе. — У вас внизу кто-нибудь ещё есть? А то начальник озадачил — послал ума-разума набираться.

— Идёмте, — кивнула она, погасила сигарету и направилась вниз по лестнице.

— Так что вы хотели? — спросила Лариса, заходя за стойку.

Грибов придал своему лицу задумчивый вид и поднял глаза к потолку.

— Мне, э… — начал он, вспомнил Синичкина и прищёлкнул в воздухе пальцами. — Мне что-нибудь эдакое. Как в сказке. Сказал волшебное слово — и сразу Нобелевка за выдающийся вклад в развитие технической мысли.

— Могу порекомендовать проект под названием «Золушка», — с серьёзным видом ответила она. — Изготовление передвижного механизма из подручного материала.

— Приличной тыквы под руками нет, не сезон, — парировал он, — А вот чертежи Емелиной самоходной печи мне, пожалуй, подойдут.

— К сожалению, патент продали арабам, и теперь они поставляют нам летательный аппарат под названием «Ковёр-самолёт».

— Очень жаль, — не выдержав, рассмеялся он. — А вы слышали, у нас аврал. Новый заказ, и сроки ужасные. Правда, наша работа начнётся дня через два-три, так что могу пока чуток полодырничать.

— Набираетесь сил? — улыбнулась Лариса.

Она болтала с Грибовым, и почему-то у неё было легко на душе. Глаза её блестели, облокотившись о стойку, она слегка наклонилась в его сторону, отчего ворот блузки слегка оттопырился и Грибов непроизвольно увидел открывшуюся перед ним верхнюю часть её груди. Он поспешно отвёл глаза, и тут же, не выдержав, посмотрел снова. Испугавшись, что она заметит его нескромные взгляды, он схватил её за руку, собираясь рассказать, что линия жизни у неё длинная предлинная, а линия счастья ярко выражена, но она дёрнулась, слегка ойкнув от боли.

— Что это у вас? — встревожился Дмитрий. — Никак порезали?

— Пустяки, гвоздь заколачивала и нечаянно по пальцу попала.

— Не понял, с какой стати вы за молоток схватились? А муж где был?

— Он в гараже с машиной занимался, а у меня полка оборвалась. Она давно на одном крючке держалась и, в конце концов, не выдержала. Да вы не думайте, я умею.

— Вижу, вижу. А он где работает?

— На автобазе, слесарем. Пашет как проклятый, домой приходит совершенно измотанный, а денег почти не платят: начальник взъелся. Он давно уйти хочет, да никак не соберётся.

— Будем надеяться всё образуется. А как ваш ребёнок?

— О, он у меня молодец! Такие вопросы задаёт. Почему, например, черепаху черепахой называют? Она же в панцире, значит панциряха.

Грибов смотрел на Ларису и любовался ею. Высокий лоб, прямой, слегка вздёрнутый носик, чувственные, постоянно находящиеся в движении губки, серые глаза. Ему было уютно и совершенно не хотелось никуда идти. Он чувствовал себя рядом с ней легко и непринуждённо, ему нравилось просто так стоять и болтать ни о чём, и он совершенно забыл, зачем пришёл. Почти целый час они разговаривали обо всём на свете: о погоде, детях, о литературных пристрастиях и домашних делах. У них даже оказались общие знакомые.

— Ух ты, как время-то летит: скоро обед! — мельком взглянув на часы, воскликнул он. — Я вам ещё не надоел?

— Что вы, мне с вами очень интересно, — совершенно искренне сказала она.

— Да? — удивился Грибов

Слов нет, ему стало чертовски приятно, хотя он слегка и сконфузился от такого признания. Вообще-то его хвалили, иногда, дома. Но домашние, привыкнув за столько лет все мало-мальски серьёзные или неприятные вопросы взваливать ему на плечи, постепенно большей частью стали воспринимать его заботу как должное. Подруги жены, втайне завидовавшие Тамаре, скептически сморщив носики, небрежно замечали: «С таким мужем чего не жить: не пьёт, не курит, по квартире не гоняет. Неплохо, но однообразно». Оттого-то Дмитрий Михайлович, выслушав очередное «молодец», обычно шибко не восторгался: подумаешь, сказали и тут же забыли. Поэтому от похвалы посторонней, да к тому же молодой и красивой женщины, он расцвёл. Ведь впервые, как ему показалось, его похвалили просто так, от души. Ему захотелось сделать для неё ещё что-нибудь хорошее и вновь услышать эти лестные для него слова. Поняв это, он смутился окончательно.

— Вы чудесная женщина, — сказал он. — К сожалению, нужно идти: дела, да и в отделе неизвестно чем занимаются.

— Будет время, заходите, — улыбнулась она.

— Обязательно! — кивнул Грибов. — А знаете, что, давайте перейдём на «ты».

— Согласна.

— Дима, — торжественно произнёс он и протянул ей руку.

— Лариса, — ответила она, протянув свою.

— Я знаю, — сказал он, пожимая тёплую ладошку. — Наши дамы рассказывали. Ну, я пошёл, до встречи.

Он вышел из архива и вдруг понял, что она ему нравится.

— Глупости, в моём-то возрасте, — пробормотал он, заскочил в лифт и, нажав нужную кнопку, добавил. — А что говорят о ней всякие Синичкины — несусветный вздор и глупые сплетни.

Лариса, оставшись одна, уселась за стол и открыла верхний ящик.

«Его записная книжка, — спохватилась она. — Забыла отдать. Совсем рассеянная стала».

После обеда директор собрал планёрку. Совещание получилось коротким: шеф обвёл присутствующих тяжёлым взглядом и произнёс:

— Через неделю агрегат в черновике должен быть готов. Ясно? Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не нашлось, и спустя пару минут народ разошёлся по своим местам.

Грибов направился к конструкторам, уточнить кой-какие детали, но возле курилки его остановили.

— Дмитрий Михайлович! Что там, наверху, решили?

— Придётся поднапрячься. Помните, как раньше? Выполнить и перевыполнить!

— При такой зарплате мы можем только недовыполнить, — не удержался от ехидного замечания Синичкин.

— Леонид, не зарывайся. Несмотря на сложную обстановку в мире, нам зарплату всё-таки выдают.

— Ага, по частям.

— А ты, как Остап Бендер, хочешь всё сразу? — засмеялись вокруг.

— Естественно. Я даже могу завтра принести симпатичное блюдечко с голубой каёмочкой.

Дальше развить эту тему Лене не дали: появился курьер Тиша, краснощёкий молодой парень с наивными голубыми глазами. Стеснительный по натуре, он старался выглядеть старше своих лет, однако у него это плохо получалось.

— Мужики! — взволновано выпалил он. — Вы новую секретаршу директора видели? Такая модель, закачаешься. К ней подойти боязно.

— Почему «видели»? — снисходительно усмехнулся Синичкин. — Она что, картина? Интересная девушка, молодая, восемнадцать лет, пока не замужем, зовут Таня.

— Вот пострел, — восхищённо зацокали языками вокруг и разговор сразу переключился на женщин, а в центре внимания, естественно, оказался институтский Казанова.

— Тихон, у тебя в корне неверный подход к женскому вопросу, — назидательно поднял вверх палец Леонид. — Пойми, не бывает неприступных женщин, есть бестолковые ухажёры. Запомни, серые личности никого не прельщают, и свою пассию ты обязан заинтересовать или поразить. Неважно чем, главное, чтобы зацепило. Первое дело, конечно, внешний вид. — Он скептически оглядел Тишу. — Прикид по моде, какой-нибудь стильный галстук, оригинальная рубашка. Чтобы было сразу видно, что ты не какой-то там, прости господи, вертопрах, а с серьёзными намерениями. А дальше, исходя из твоих способностей и возможностей. Главное, чтобы ей с тобой было интересно. Если она обожает поэзию, а ты, кроме расписания автобусов, ничего не читал, можешь о ней даже и не мечтать. Ухаживать нужно нежно, со вкусом, в принципе допускается небольшой налёт нахальства, главное — не переборщить. Кроме того, обязательно учитывай Ай-кью дамы, в смысле интеллекта: одной хватит культпохода на спектакль модного режиссера, другой — приглашения на светскую тусовку, а третья всю жизнь мечтала пожра…, пардон, откушать в приличном ресторане. Кстати, отсюда сделай вывод: у тебя всенепременно должны быть деньги.

— А если она на Майями дом захочет или личную яхту? — раздался чей-то насмешливый голос.

— А это уже из другой оперы. Ухаживать надо по средствам. Знаете, вокруг много простых женщин, нуждающихся не в богатых спонсорах, а в обыкновенном теплом к ним отношении. Я, например, вчера с одной монашкой познакомился. Да-да, и не делайте большие глаза. В магазине стояли рядом в очереди за стиральным порошком. А вы чего подумали? Между прочим, вполне приличная женщина: спокойная, говорит в полголоса; не то что вы — орёте благим матом уши вянут. Умная, начитанная, приятно поговорить. В отличие от вас уважает чужое мнение.

— И ты конечно пригласил её вечерком домой, — съязвили в толпе.

— От народ, никакого воспитания, — с осуждением посмотрел на них Леонид. — Вы, прежде чем болтать всякий вздор, сначала хоть немного подумайте головой или тем, что её заменяет — это же монашка! Знаете, какие в монастыре порядки?

— Мы тебя знаем, и не первый год.

Леонид обвёл присутствующих скептическим взглядом:

— Глядя на вас, у меня появилась мысль: а не податься ли и мне в монастырь?

— Трепло, да ты без баб и неделю не протянешь, — зашумели со всех сторон. — В мужском монастыре монашек нет.

— А кто говорит про мужской? — вопросительно вскинул вверх брови Синичкин. — Я там ничего не забыл, лично я собираюсь в женский.

Вокруг дружно заржали.

«Ну прохиндей! — восхищённо подумал Грибов. — Умеет с женщинами обращаться, не то что я. Хотя, а Лариса с ним не очень-то желает разговаривать».

От этой мысли он развеселился и, напевая, направился к себе в отдел, и прекрасное настроение не покидало его до конца дня.