Скажи мне что-нибудь хорошее

Вячеслав Козырев

Пятидесятилетний Дмитрий на новой работе познакомился с тридцатилетней Ларисой, у которой не складывалась личная жизнь. Неожиданно они влюбились друг в друга и попытались разобраться в своих отношениях.

ЧЕТВЕРГ

Дмитрий открыл глаза, закинул руки за голову и мечтательно уставился на разбежавшихся по стене солнечных зайчиков. Утро начиналось самым прекрасным образом: на работе — крупный заказ и появился шанс получить приличную премию. А там глядишь, дальше — больше. Как ни крути, а жизнь всё-таки замечательная штука!

— Я думала ты в ванной? — в комнату заглянула жена. — Посмотри на часы, лежебока.

— Ба! Целых пятнадцать минут лишних провалялся, точно опоздаю, — подскочил Грибов и принялся лихорадочно собираться

Сделав пару глотков кофе, он торопливо чмокнул жену в щёчку и помчался по лестнице на улицу, застёгивая на ходу куртку. Вдавился в переполненный автобус, перевёл дух и весёлым взглядом обвёл сумрачные, заспанные лица.

«Ау, люди! Жизнь прекрасна!» — хотелось закричать ему во все горло, и он с трудом удержался от такого безумного поступка: не поймут. У каждого куча забот и множество проблем, какой уж тут повод для радости.

«Как хотите», — подумал он. Ничто не могло сбить его с этого радужного настроения.

Без двух восемь он проскочил входную дверь и увидел Ларису.

— Доброе утро, опаздываем?

— Ой, и не говори, — махнула она рукой. — У меня муж сова: вечером не уложить, а утром не поднять. Да ещё пока ребёнка в садик отведёшь. Побегу, а то мало ли кто уже у двери стоит. Опять ругать будут.

— Счастливо. Смотри не упади, — крикнул он ей вслед и, решив не дожидаться лифта, бегом помчался по лестнице наверх. Скорее к себе, за стол, за любимый компьютер и.…

И к своему великому удивлению, вместо родного отдела, он очутился в буфете. В замешательстве он посмотрел по сторонам, но, поняв, что никому до него нет дела, подошел к витрине и принялся рассматривать её содержимое.

«Так, сладкое она не любит, значит, пирожное отменяется, — размышлял он, потирая подбородок. — Дарить бутерброд с сыром или колбасой — полнейшая глупость. Что тогда? Может бутылочку „Pepsi“? Отрава. А это что? Миндальные орешки? Пожалуй, пойдёт».

Купив пакетик с орешками, он в несколько прыжков взлетел на свой этаж и возле двери столкнулся с Китяевым.

— Ты откуда? — с недоумением уставился на него Сан Саныч.

— Понимаешь, такое дело, едва не проспал.

— Раньше ложиться надо, — назидательно произнёс Китяев и игриво ткнул его локтём в бок. — Или по ночам мечтаешь? Часом не влюбился?

— Скажешь тоже, — покраснел Грибов.

— Смотри, тут много молодых девок бегает, Тамарка узнает, будет тебе на орехи. Ладно, давай посмотрим, твои все на месте?

Они вошли в кабинет. Китяев оглядел присутствующих и, удовлетворённо хмыкнув, вышел.

— Сан Саныч, погоди! — вскинулся Грибов. — Тут ещё один вопросик провентилировать нужно! — И выскочил вслед за главным в коридор.

Китяев степенно шагал к лифту, однако Грибов догонять его не стал. Он подождал, когда дверки лифта закрылись, пошуршал в кармане пакетиком и, завернув на лестницу, помчался в архив.

— Можно? — поинтересовался он, заглядывая в дверь.

— Ой, Дмит… Дима, — обрадовалась Лариса, лицо её озарила радостная улыбка. — Конечно, заходи.

— Я тут мимо шёл, к главному. Дай, думаю, по дороге… — проговорил он и запнулся, сообразив, что несколько странно идти с третьего этажа на второй, через первый. Он смущённо повертел в руках пакетик с орешками и положил его на стол. — Вот, раз ты сладкое не любишь, предлагаю миндаль.

— Спасибо.

— А то сидеть одной целый день мне кажется очень скучно.

Странная робость почему-то охватила Грибова, умные мысли разбежались и ни одну из них он не успел ухватить за хвостик. Он растеряно смотрел по сторонам, лихорадочно соображая, что ещё сказать.

— А мыши здесь не водятся? — неожиданно для себя ляпнул он и обмер: — «Господи, какие мыши? Причём тут мыши?»

— Иногда пробегают, — серьёзно, словно на важный вопрос, ответила Лариса. — Их, по-моему, ничего не берёт.

— А вы бы кота завели.

— Кот был, но недолго. Он принялся когти о книги точить, пришлось убрать.

— А ещё по телевизору показывали, мышей змеи едят.

— О, вместо змеи здесь я.

— Зачем на себя наговаривать, — возмутился Грибов. — Какая ты змея?

— Гремучая. У меня муж ревнивый: чуть с кем словом перекинусь или даже просто поздороваюсь, сразу разборки: кто да откуда. Поэтому приходится мужскую часть человечества держать на расстоянии, а когда не понимают — шипеть, а то и кусаться.

— Ни за что не поверю, что ты злая и противная.

— Ещё какая мегера.

— А, по-моему, совсем наоборот.

Лариса внимательно посмотрела на него:

— Ты какой-то… — она слегка запнулась, подбирая подходящее слово, — необычный. Ничего обо мне не знаешь, а уже столько для меня сделал.

— Кто? Я? — с невинным видом переспросил Грибов. — Шоколадки, это мелочи, тем более ты их не любишь. А насчёт того, что ты хорошая. Знаешь, мы в жизни почему-то очень редко хвалим даже тех, кто нам дорог и нужен. В основном, когда собираемся за поминальным столом, вспоминая ушедшего в иной мир человека. Вот тогда мы спохватывается и начинаем сожалеть, что позабыли в суматохе жизни сделать сущий пустяк — сказать, пока он находился рядом, доброе слово и теперь уже никогда не скажем. Кстати, хочешь сказочку?

— Про репку?

— Почти. Тоже из жизни растений. Жил-был один Поэт. Как-то раз на день рождения ему подарили цветок: красивую белую розу. Он поставил её в банку и…

— А почему не в большую хрустальную вазу? — поинтересовалась Лариса.

— Не перебивай, — шикнул на неё Дмитрий. — Он поэт, а не попса, откуда у поэта деньги. Слушай дальше. Он взял обычную литровую посудину, налил туда обычной водопроводной воды и поставил на стол. Каждое утро, просыпаясь, он говорил ей: «Здравствуй, ты самая прекрасная Роза на свете!», а вечером, перед тем как погасить свет, снова подходил к цветку и тихо шептал: «Спокойно ночи, моя единственная». Так продолжалось много дней. Поэт любовался розой, вдыхал её тонкий аромат и читал ей свои стихи, в которых восхвалял каждый её лепесток. Но однажды он случайно заглянул в банку и обнаружил, что воды в ней нет — давно высохла вся до капельки. «Она погибнет!» — в ужасе воскликнул Поэт и опрометью бросился на кухню. Открыв кран, он с тревогой смотрел он на своё сокровище и, о чудо — у Розы не завял ни один лепесток. Как и в тот далёкий день их первой встречи, она была прекрасна и свежа. Вот такая сказка. Что скажешь?

— Не знаю, чудес никогда не видела, поэтому в них не верю. И муж меня редко хвалит.

— Нет проблем, сейчас исправим: ты умная, красивая и замечательная, и я тебя ещё раз поздравляю!

— С чем?

— А какая разница? Сегодня четверг, завтра всенародный праздник — пятница, или другой повод: до конца рабочего дня осталось… — он посмотрел на часы и присвистнул. — Ого, да я у тебя уже больше часа обретаюсь. Мои, небось, вместо работы сидят и гадают, куда их начальник делся. Извини, я побежал. — И он направился к выходу.

— А ты ничего у нас не забыл? — лукаво поинтересовалась она, склонив голову набок.

— Ой, точно, свою записную книжку! — он хлопнул себя по лбу и, вернувшись назад, взял её за руку. — Спасибо большое. Я ведь за ней и пришёл. Видишь, какой растяпа, совсем запамятовал.

И тут случилось непредвиденное: словно какой-то шальной бес ткнул его в загривок, и, подавшись вперёд, Грибов звонко чмокнул её в щечку. Ошеломленный своей нечаянной выходкой, он смешался и застыл на месте, ожидая вспышки гнева или града возмущённых упрёков.

У Ларисы расширились глаза, набрав воздуха, она раскрыла рот, собираясь строго отчитать его, но почему-то лишь укоризненно покачала головой. — Хулиган.

— Кто? — сразу ожил Дмитрий и состроил невинную рожицу. — Я тихий, скромный и забитый человек в возрасте, у которого при виде симпатичной женщины малость помутился рассудок.

— Болтуша, — рассмеялась она в ответ.

— Грешен, каюсь! — он приложил руку к сердцу и поклонился. — Больше не повторится.

Открыв входную дверь, он уже беззаботно помахал ладошкой: — До свидания! Всего хорошего!

— До свидания, — повторила Лариса, глядя ему вслед.

Она достала из сумочки сигареты, зажигалку и, глядя отсутствующим взглядом куда-то вдаль сквозь стеллажи, рассеяно крутила их в руках: впервые в жизни она не знала, как ей быть. Вздрогнув, она решительно тряхнула головой, спрятала всё обратно и попыталась успокоиться. Ведь, если разобраться, не произошло ничего особенного, просто человек немного созорничал.

И всё же в душе её нарастало смутное беспокойство. Целую вечность, со дня свадьбы, она не то что целоваться, но даже по-дружески не обнималась с посторонним мужчиной. Рискнувшие попробовать приволокнуться немедленно получали такой жёсткий отпор, что предпочитали обходить её за три версты. Она не понимала, как можно быть замужем и флиртовать с другими. Полностью занятая семьёй, она и помыслить не могла о постороннем мужчине, и вот на тебе — поцелуй. С одной стороны — нехорошо, а с другой, как ни стыдно самой себе признаться, приятно. А впрочем, что тут такого? Если разобраться, обычное чмоканье, от избытка чувств, этакая маленькая невинная детская шалость. И ничего больше. Случилось и прошло, на этом конец.

— У меня хороший муж, — громко, словно убеждая себя, проговорила она и чётко, по слогам повторила. — Хо-ро-ший.

К сожалению, это мало помогло. Да, на людях всё выглядело прекрасно: замечательная, любящая пара: всегда вместе, всегда под ручку, но вот дома… Дома «телячьи нежности» ни к чему — искренне считал её Олег. Правда, от неё ласки и заботы он требовал. Она старалась не обращать внимания на эти мелочи, однако, как не крути, а в последнее время он сильно переменился, стал каким-то равнодушным, даже про день рождения забыл. И цветов давно не дарил, не говоря о подарках. Привык что ли? Хотя, чего жаловаться, многие живут намного хуже.

Она села и увидела записную книжку Грибова.

Дмитрий вернулся к себе и с досадой обнаружил весь народ на месте. Стараясь избежать неудобных вопросов, он промычал нечто неразборчивое о том, что главный инженер уже запарил, быстренько проскользнул за свой стол и раскрыл первую попавшуюся книгу, однако вместо строчек перед его глазами стояло прелестное лицо. На его счастье, из КБ принесли новые чертежи. Грибов тут же загрузил подчинённых работой, а сам, придав лицу задумчивое выражение, уставился в окно.

На улице моросил мелкий дождик, размывая контуры видневшихся серо-коричневых домов с приглушенными пятнами цветных рекламных плакатов, и этот зыбкий пейзаж не вызывал уныния, а придавал всей картине странно-трепетное, немного таинственное выражение. Ему захотелось снова увидеть Ларису.

Неожиданно он заметил короткий взгляд Синичкина и, чтобы создать хотя бы видимость работы, потянулся, расправил плечи, словно безумно устал и, помахав с деловым видом в воздухе ручкой, положил перед собой лист бумаги.

«Заглянуть хотя бы на минутку, — думал он, старательно вырисовывая на бумаге разнообразные завитушки, и пытаясь придумать достаточно убедительную причину, чтобы спуститься вниз. — Делать пока нечего, а дальше неизвестно, будет ли время для разговоров, да и Риты пока нет».

Он подрисовал к завитушкам длинный нос-огурец, пару глаз и волосатую руку с кривой саблей — получился симпатичный гламурный пират.

«Идти или не идти? Вот в чём вопрос. И зачем я должен идти?»

Он склонил голову набок, пририсовал пирату кривенькие ножки, закрыл один глаз чёрной повязкой и, просияв, выпрямился.

— Люди, никто не видел мой ежедневник? — воскликнул он и демонстративно похлопал рукой по столу.

— Шеф, помнится, вы изволили забыть его третьего дня в архиве? — тут же высунулся несносный Синичкин. — Очень похоже на раннюю стадию склероза.

— Дьявол, точно! — хлопнул себя по лбу Грибов. — Ладно, я мигом, а вы, пока я хожу, чтобы всё досконально разобрали.

Он вышел в коридор, проскочил к лестнице и вихрем ссыпался по ступенькам вниз. Ворвался в помещение архива и едва не натолкнулся на Ларису. Лишь в последнее мгновение успел отпрянуть в сторону и случайно задел висевшую на вешалке сумочку. Ремешок оборвался, и сумочка упала на пол.

— Ах, — ахнули они, одновременно наклонились и, стукнувшись лбами, покраснели.

— Ради бога прости, — сконфужено произнёс он. — Я сейчас всё исправлю.

— А, ерунда, — вздохнула Лариса. — Этот проклятый ремешок постоянно лопается.

— Давай посмотрю, — потянул к себе сумочку Дмитрий.

— Бесполезно, — она обречённо махнула рукой. — Я его уже сто раз чинила.

Грибов покрутил сумочку и понял, ремонт пустяковый — одна из заклёпок разболталась и едва держалась на своем месте.

— Молоток есть?

— Молоток? — задумалась она. — Откуда?

— А что-нибудь похожее?

— Сейчас посмотрю.

Она ушла за стеллажи и вынесла оттуда короткий обрезок водопроводной трубы.

— Это подойдёт? В прошлом году слесаря отопление меняли, она осталась. Сказали, авось пригодится. С тех пор и лежит.

— Потянет. — Он слегка подкинул трубу на руке. — А может случайно и гвоздик завалялся?

Лариса выдвинула ящик стола, немного покопалась и извлекла из него огромный шуруп.

— То что надо, — кивнул Дмитрий.

Он приладил ремешок на место, несколькими точными ударами развальцевал посильнее заклёпку и торжественно вернул отремонтированную вещь.

— Пожалуйста, принимай работу!

Лариса осторожно дёрнула за ремешок. Он остался на месте. Она дёрнула сильнее — не поддаётся.

— Держится, а мой говорил, выкинуть, а сумочка почти новая.

— Ещё послужит, — напустил на себя безразличный вид Грибов.

— Здорово.

— Пустяки. Каждый нормальный мужчина обязан уметь делать любой ремонт своими руками. Лично я умею всё, а если немного подучиться, то и остальное. «Опять я какую-то околесицу несу», — ужаснулся он, однако остановиться уже не мог, — Так что, если опять понадобится помощь — зови.

— Большое спасибо.

— Спасибо мало, — замирая от собственной наглости, важно произнёс он и показал себе на щёку. — Сюда, пожалуйста.

Она улыбнулась, потянулась к нему губами, и тут в последний момент Грибов снова решил похулиганить. Он круто повернул голову, и их губы встретились. Лариса резко отпрянула, и в её потемневших глазах промелькнуло смятение.

— Никогда, вы слышите, никогда не делайте больше так, — запинающимся голосом проговорила она.

— Прости ради бога, — перепугался Дмитрий Михайлович. — Я не хотел тебя обидеть. Я…

В это время зазвонил телефон. Лариса, стараясь справиться с собой, взяла трубку, а затем, молча, протянула её Дмитрию.

— Ты опять там? — раздался подозрительный голос Китяева. — Что у тебя с телефоном? Тебя жена ищет. Просила передать, чтобы срочно позвонил.

— Понял, спасибо, — кивнул в трубку Грибов, положил её на место и взял Ларису за руку.

— Прости старого дурака.

— Ничего, — грустно взглянула на него Лариса. — Иди, тебя ждут.

Он взялся за дверную ручку, но остановился и нерешительно вернулся назад.

— Ты действительно не обижаешься? А то я буду ходить и переживать. Или нет, никуда не пойду: сяду здесь, на полу и буду ждать амнистии, полной и окончательной.

Она внимательно посмотрела ему в глаза, словно пыталась прочесть его мысли.

— И всё-таки ты странный, а я действительно не обиделась, почему-то не могу.

— Ты хорошая, — проговорил Дмитрий и бережно коснулся рукой её волос. — Честное слово.

— Не знаю, — вздохнула она и провела пальцем по его губам. — А помада моя тебе ни к чему. Шагай. Хотя нет, погоди, — И она проворно открыла ящик стола. — Твой «Ежедневник» так и будет у меня лежать?

— Совсем память отшибло, — признательно прижал к груди руку Грибов, забирая записную книжку. — Кстати, мне ещё посоветовали статью из нового «Вестника» посмотреть.

— Принести? — рванулась внутрь помещения Лариса.

— Времени нет, другим разом, — отмахнулся он. — До свидания.

— До свидания.

Грибов вышел из архива и похлопал себя по карманам. Странно, телефона не было. Он поднялся в отдел и обнаружил пропажу в кармане куртки. Чертыхаясь про себя, он набрал телефон жены.

— Что случилось?

— Ничего особенного, у нас новый зам. В четыре совещание. Мало ли задержимся. Поэтому не жди меня, а сразу иди домой.

— Ясно, — ответил Грибов.

Он решительно окунулся в работу, однако нет-нет, и вспоминал произошедшее внизу. Наконец рабочий день закончился. Выскочив из лифта, он увидел пересекавшую фойе Ларису, оглянулся по сторонам, не смотрит ли кто, и быстро показал ей язык.

— Ты совсем как мальчишка, — рассмеялась она. — До завтра.

На улице её вновь ждал муж. Грибов посмотрел им вслед. Странно, но сегодня ему почему-то стало немного неуютно.

«Ишь, припёрся. Хотя, чего это я».

Дома его сразу зажали в угол Никита и Сашенька, требуя немедленного присоединения к их компании. На сегодняшний вечер они задумали устроить спортивный праздник. Дочь категорически отказалась стать участником игр и сбежала с книжкой в другую комнату. Поэтому деда внуки даже слушать не стали, а, едва дав раздеться, потащили в гостиную.

— Смотри, что я умею, — похвасталась внучка, улеглась на ковёр и стала демонстрировать стойку на спине. Никита тут же пристроился рядышком и принялся тянуть вверх ноги.

— Подумаешь, — хмыкнул Грибов и повторил упражнение.

— А кто дольше простоит на одной ноге? — попыталась взять реванш Александра.

— Неужели непонятно, конечно, я, — поджал ногу дед.

— Аиста изображаешь? — спросила, заглянувшая в дверь жена.

— Показательное выступление, — подмигнул ей Дмитрий. — На первенство квартиры. — И тут же погрозил пальцем Сашеньке. — Не жулить.

— Ладно, соревнуйтесь, а я пойду ужин разогрею, — сказала Тамара.

— Как совещание?

— Нормально. Знакомился с коллективом. — И она отправилась на кухню.

А Грибов, заметив, что внучка на секунду поставила вторую ногу на пол, выпятил грудь.

— Я победил.

— А мостик можешь?

— Не, я старый, — попробовал увильнуть от поражения дед. — Мне доктор не разрешает.

— Что слабо? — выглянула Тамара.

— А сама?

— Я есть готовлю.

— Очень уважительная причина.

— Деда, не сачкуй, — выглянула из соседней комнаты дочь. — Ты у нас ещё не старый, не прикидывайся. Не хуже многих молодых.

— Вот пойди и скажи маме, как ей с мужем повезло.

— Повезло, повезло, — отозвалась с кухни жена.

— И это правильно, — важно произнёс Дмитрий и повернулся к внукам. — Раз я мостик сделать не могу, то предлагаю ничью.

— У нас тоже первое место? — хитро прищурилась Александра. — А где наши призы?

— Призы? — опешил дед. — Ну, я думаю, как пойдём в магазин, выберете. А сейчас — ужинать.

Наконец наступило время укладываться спать. Прочитав внукам «засыпательную сказку», заморенный Грибов расстелил постель и, заглянув в спальню жены, чмокнул её в щёчку: — Спокойной ночи.

Он вернулся к себе, завалился под одеяло и вдруг вспомнил Ларису.

«Интересно, а какой у неё ребёнок? — подумал он, засыпая. — Пригласить бы их в гости».

А Лариса сидела на кухне и тихо плакала.

— Чего ревёшь? — выскочил из комнаты Олег. — Сама виновата. Нечего всяким козлам глазки строить.

— Я никому не строила.

— Хватит! — рявкнул муж. — В последний раз я с тобой куда-то пошёл. И потише тут, я спать.

Она вытерла слёзы, прикрыла дверь и позвонила Кате.

— Привет. Да ничего хорошего. Поначалу всё шло нормально, а потом Олег поднабрался и вздумал, что сидевший за соседним столиком мужик на меня пялится. Естественно, сразу же завёлся и закатил скандал. Дома ещё целый час орал, хорошо Стасика у свекрухи ночевать оставили. Меня до сих пор колотит. Где-где? Спит. Да брось, куда я с ребёнком. Пока.

Она положила телефон, откинула занавеску и уставилась в тёмное окно. Слёзы катились по её лицу, а она, машинально вытирая их рукой, вспоминала свою прежнюю жизнь, пытаясь понять, чем прогневила судьбу.

Возможно, она расплачивается за неудачное первое замужество, ошибку неопытной девчонки, поверившей первому человеку, который сказал ей ласковое слово. Однако тот брак длился совсем недолго, и после развода она стала осмотрительнее.

Олега она впервые встретила в автобусе, заметив устремлённый на неё восхищённый взгляд. «Ещё один», — подумала она, но на другой день он стоял на остановке с большим букетом цветов. После первой встречи последовала вторая, третья. Она познакомилась с его родителями, а затем он предложил ей выйти за него замуж. «Зачем? — искренне удивилась она. — Нам ведь и так хорошо». Но он настаивал, и она согласилась. Они сняли однокомнатную квартиру, а вскоре родился сын. Всё шло хорошо, не считая мелочей: добрый, ласковый Олег хотел, чтобы она посвящала ему всё своё время. «Я тебя люблю, и мне без тебя очень плохо», — шептал он ей, глядя в глаза. Она соглашалась и постепенно стала добровольной затворницей: работа, магазин, дом. Стараясь обеспечить уют и согласие в семье, она не обращала внимания на его проявления беспричинной ревности, на его нежелание заниматься домашними делами. Единственный ребёнок в семье, он привык, что всё делает за него мама. Лариса надеялась потихоньку его перевоспитать, но время шло, и однажды она поняла, что теперь сама исполняет роль его матери. Постепенно он начал приходить под хмельком, засиживаться с друзьями, и однажды припомнил ей первого мужа. Самое странное, что она не противилась, и даже когда в запальчивости он выкрикнул ей в лицо: «Бестолковая!» — она не показала виду, что обиделась, ведь он её любил. Они уже переехали в двухкомнатную квартиру, правда, приобретённую с помощью его матери, купили мебель и подержанную машину. Он приносил домой деньги, не большие, но им хватало, и, если бы не его припадки ревности, она была бы счастлива. Но чем дальше, тем труднее становилось относиться к нему по-прежнему.