Соскучились, диабетики?

Влад Костромин

Уважаемые дамы и господа! Не проходите мимо! Вашему вниманию предоставляется свежая порция вкуснейших рассказов от автора сборников «Непроданное», «Гнездовье котов», «Тихая охота».

© Влад Костромин, 2021

ISBN 978-5-0055-6168-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автор считает своим приятным долгом выразить благодарность порталу ЛитКульт и лично Эдуарду Малыкину

Бяша

Рассказ — финалист конкурса «Темные светлые духи Рождества» портала Fulllib

Двадцать пятое декабря — Католическое рождество, а погода как в марте. Снега нет, тепло, на смородине почки набухают, трава везде зеленеет. Люди говорят, даже грибы в лесу опять появились. Вечером я пошел к пацанам, жгущим костер на карьере. Сегодня не повезло. Опять прицепился второгодник Вацик Либерман по кличке Череп, он же Два мосла и кружка крови, он же Скелет. Кличка Череп была вполне заслуженной — кожа так обтягивала лицо, что однажды на уроке анатомии биологичка объясняла строение череп, человека, используя Вацика как наглядное пособие. Тем более что гипсовый череп с останков избитого и поломанного школьниками скелета незадолго до этого украли.

Череп, который Вацик, дважды оставался на второй год и теперь был моим одноклассником, что позволило биологичке еще два года использовать его в качестве наглядного пособия. Как и многие второгодники, Вацик не любил тех, кто был младше и умнее.

— Здорово, Финн, — преградил мне дорогу к костру, вокруг которого сидели пацаны, задумчиво пускавшие по кругу сигарету и полулитровую бутылку пива. — Чего приперся?

— Здорово, — вопрос я проигнорировал.

— Здоровей видали, хи-хи-хи, — в дополнение к дурацкому облику природа и родители-алкоголики одарили Вацика и совершенно идиотским смехом.

Злые языки поговаривали, что именно из-за смеха он и оставался на второй год. Я промолчал, ожидая пока затихнет скрежет, вызывающий ассоциации с ржавыми ведрами и скелетами, совокупляющимися на жестяной крыше.

— Так как здоровье? — отскрежетав, спросил Вацик.

— Живой пока, в череп не кашляю.

У костра засмеялись.

— Ты что сказал? — Вацик нахмурился, подозревая подвох. — Ты кого черепом назвал? Меня? — замахнулся.

Я молча принял боксерскую стойку, ожидая продолжения.

— Да я тебя! — горячился он. — Кровью ссать будешь! Потом не откачают! Один удар по голове, второй по крышке гроба!

Ударил, я подставил плечо. Еще удар, я уклонился, смазав его левой по ребрам.

— Так значит? — Череп отшатнулся и озадаченно посмотрел на меня. — Так?

— Врежь ему! — непонятно кого подбодрили от костра.

— Что «так»?

— Не хочешь по хорошему, значит?

— Это как?

— Это? — внезапно шагнув вперед, ударил ногой в живот.

Я согнулся, и схватился за живот.

— Вот так это! — обойдя, обрушил на мою спину и почки град ударов. — Будешь знать, как надо старших уважать, — пнул, сшибая на землю и вернулся к костру.

— Здорово ты его, — сказал кто-то из пацанов, — одноклассник все-таки, не надо так.

— Я сам решу, кого и как! — Вацик присел к костру.

Продолжился прерванный моим приходом разговор.

— Всегда такое в Рождество бывает. А вот еще дед Игнат говорил, — рассказывал рыжий выдумщик Леха, — что у кладбища ночью встретил барашка.

— И что? — спросил Димка, еще один мой одноклассник.

— А то, — Леха понизил голос, — что не простой барашек был. Дед ему: «Бяша, бяша», а барашек стоит, не подходит. Ну, дед видит такое дело, сам подошел, погладил. Говорит: «Бяша, бяша», а барашек вдруг оскалился, да как скажет в ответ «Бяша, бяша» и захохотал. Дед отскочил, а барашек и исчез, как не было его.

— Чегой-то? — не понял кто-то из пацанов.

— Потому, что это Сатана был, — убежденно сказал Леха.

— Да брешешь ты, — сказал Череп. — Не было такого. И овец в округе давно никто не держит.

— Ничего не брешу, вот те крест, — Леха размашисто перекрестился. — И Людка, соседка, тоже мамке про этого барашка сказывала. А если не веришь, то сам возьми и сходи ночью на кладбище. Слабо?

Глаза всех скрестились на Вацике.

— Сегодня же не то Рождество, — начал юлить Вацик, — католическое, не наше.

Я встал с земли, подошел к костру и тоже уставился на него:

— Слабо? Тем более, если Рождество не наше, то и бояться тебе нечего?

— Ты чего вякаешь? — дернулся Череп. — Еще хочешь? Мало?

— Не, ты стрелки не переводи, — Леха выставил ладони — и к нему не лезь. Слабо на кладбище ночью сходить?

— Ничего мне не слабо, — пробурчал Череп, буравя меня ненавидящим взглядом, — сегодня же и схожу.

— Как мы узнаем, что ты ходил? — спросил Димка.

— Со мной пошли, посмотришь.

— Нашел дураков. Одному страшно, так других с собой зовет.

— Не страшно мне! Пацаны, давайте кто-нибудь со мной?

— Мы Рождество будем отмечать, — зашумели пацаны. — Бухнем в клубе. Ты вызвался — тебе и идти.

— Давай так, — предложил Леха, — уже почти стемнело. Я через полчасика принесу краски, у бати есть в сарае. Ты нарисуешь на дереве посреди кладбища крест, а мы завтра посмотрим. Если будет крест, значит, ты был, если нет, то зассал.

— Сам ты зассал! Неси свою краску!

— Рано еще, — Леха отвернул рукав и посмотрел на старенькую «Электронику», — барашка надо в полночь ловить.

— А если поймаю вашего барашка?

— Тогда мы с пацанами тебе ящик пива купим. Идет?

— Идет, — Вацик почесал затылок, что-то соображая.

Время шло, темнело, пацаны расходились по домам. Я тоже пошел, но не домой, а сделал крюк и, убедившись, что никто не видит, пошел на кладбище. По пути подхватил коромысло, забытое кем-то у колодца. На кладбище было тихо и спокойно и даже комары летом не донимали. Незаметно я задремал. Проснулся от звука осторожных шагов.

— Бяша, бяша, — негромко звал Вацик, неуверенно шагая среди могил. — Бяша, бяша.

Я осторожно прокрался следом, стараясь не шуметь. Впереди смутно белело какое-то пятно.

— Бяша, бяша, — Вацик остановился, видно почуяв меня, и стал медленно поворачивать голову.

Я замахнулся.

— Бяша, бяша?

— Черепяша! — обрушил коромысло на затылок, словно отбивая битой мяч в лапте.

Раздался хруст, словно силач — сосед дядя Коля раздавил пальцами грецкий орех. Вацик рухнул лицом вниз. Звякнула о могильную оградку отлетевшая банка с краской.

— Черепяша! Черепяша! — молотил коромыслом, дробя череп. — Вот и все.

— Бяша, бяша… — к телу медленно вышел из темноты белый барашек.

Я уронил коромысло и осторожно попятился, стараясь не запачкаться в крови и испуганно глядя на барашка.

— Бяша, бяша… — повторил барашек и вдруг жутко улыбнулся, оскалив длинные клыки.

Глаза его налились красным светом и барашек начал, жадно чавкая, пожирать тело Вацика. Я, остолбенев, смотрел на страшное пиршество.

— Баша, бяша, — барашек поднял окровавленную морду, посмотрел на меня и вдруг дико, истошно захохотал.

Я развернулся и кинулся прочь. Не помню, как добежал до дома и всю ночь дрожал, лежа в кровати. Под утро пошел сильный дождь. Тело Вацика так и не нашли. Бабка Шура Ермолаева, идя через кладбище, нашла окровавленное коромысло с клоками налипших волос. Приехавший участковый списал коромысло на происки местного хулиганья.