Наследники Мишки Квакина. Том III

Влад Костромин

Продолжение веселых и забавных, а порой и страшных, приключений юных костромят Пашки и Влада, их заумного хвастливого отца, чопорной строгой матери, глупых жадных родственников и деревенских друзей.

Трава у дома

Однажды поехали мы в райцентр, за покупками в универмаг.

— Еще брандахлыст можно в холодильник положить, а потом к ранке прикладывать, — учила дорогой мать, повернувшись к нам с переднего сидения.

— Я в их возрасте уже сам брандахлыстом был, ги-ги-ги, — гиеной засмеялся отец, важно оглаживая лысину.

— Витя, за дорогой следи! — оборвала мать. — Не хватало нам еще одной аварии, а то и второй охромеет.

— Охромей Вахрамей, — захихикал папаша. — Пенсию платить будут, — но руль больше не бросал.

— Пенсия пенсией, а здоровье не купишь, — рассудительно вздохнула мать. — Вон тебе от плеши никакая зарплата не помогла. Что агрономом был, что директором стал, а лысина только растет.

— Это у меня практически боевое ранение! Долг, отданный Родине! — напыжился отец.

Лысеть он стал сразу после армии. По его словам облучился, загорая на крышке шахты межконтинентальной ракеты с ядерной боеголовкой.

Переезд был перекрыт шлагбаумом.

— Значит так, щеглы неоперившиеся, — глядя на проносящийся мимо поезд, поучал отец, — смотрите по сторонам, может, что где плохо лежит. Тогда уж не плошайте, хватайте сразу и волоките в машину.

— А что там может лежать? — простодушно спросил Пашка.

— Что угодно, это же оплот цивилизации в наших прериях, райцентр. Видишь, тут даже поезд ходит, — переезд открылся. — На дальней станции сойду, трава по пояс, — запел отец, посылая машину вперед. — Сойду в траву, как в море, босиком.

— Только не будьте дикарями, — поучала, кутаясь в душегрейку, мать, — заборы не тащите, а то с вас станется, — вздохнула и вытерла глаза уголком платка.

— Я вас здесь высажу, — машина остановилась напротив хлебозавода. — Пойдете прямо, на площади найдете машину. Понятно?

— Так точно, — надрессировано ответил я.

— Присматривай за братом, — напутствовала мать.

— Держите хвосты пистолетами, — добавил папаша и УАЗ умчался к площади Ленина.

Мы не спеша пошли по улице, ныряя в тень деревьев и присматриваясь.

— Кран, — первым заметил брат.

Я оглянулся по сторонам. Никого не было, а водителям редких машин мы были не интересны. Попинал торчащую из земли трубу, открутил вентиль. Напились.

— Вкусная вода.

— Такая же, как у нас, — не согласился я. — Наша даже вкуснее.

— Трубу не украдешь, — рассудительно поправил очки брат.

— Вентиль можно скрутить, — пассатижами, когда-то украденными из комбайна, я свернул гайку, еще раз оглянувшись, сдернул вентиль и спрятал в карман.

— Ловко мы, — восхищался Пашка. — Просто шли и нашли, как гриб!

— Угу.

— Батя будет рад, — брат подобрал четвертинку кирпича и спрятал в висящую через плечо объемную холщевую сумку.

— Угу.

Незаметно дошли до площади. Остановились, разглядывая Ленина, указывающего «правильную дорогу». От крашеного в желтое универмага нетерпеливо посигналил УАЗ. Вздрогнув, мы кинулись к машине.

— Где вас носит, пострелята? — зло спросил отец.

— А мы думали… — начал Пашка.

— Вы думали? Не смеши мои штиблеты. Значит, дело такое, — родитель понизил голос, — надо будет добыть козла…

— Чего добыть? — не понял я.

— Кого! — папаша смерил меня долгим взглядом. — Мамка ваша, овца, козла себе присмотрела. Понятно?

Мы молчали, переваривая.

— Какого козла? — наконец спросил я.

— Обычного козла, только козу, — ясности не прибавилось.

— И семеро козлят? — осторожно спросил Пашка.

— Правильно мыслишь, — отец потрепал его по кепке, прикрывающей белобрысую голову, — но несвоевременно. Пока нам и вас хватит, козлята… Начинать надо с козы. Короче, не перебивайте отца! Сейчас я сдам вон туда, — узловатый палец указал на проулочек между универмагом и деревянной хибарой. — Влад, ты выскакиваешь и помогаешь мамке затянуть козу. Потом садишься спереди и мы едем домой, как ни в чем не бывало.

— А мне что делать? — спросил брат.

— Тебе, вахлаку, заткнуться самому и помогать заткнуть козу.

УАЗ сдал назад. За хибарой была небольшая вытоптанная лужайка, по которой мать тащила упирающуюся козу. Я выскочил и начал помогать. Вдвоем заволокли добычу в машину, назад. Я сел на переднее сидение и УАЗ рванул, как спугнутый заяц. Похищенная попыталась кричать.

— Валь, заткни ее! — нервно сказал отец, зыркая по сторонам.

— Как? — растерялась мать.

— Как хочешь!

Мать начала гладить зверя, приговаривая:

— Коза-дереза, шерстка шелковая, рожки острые…

Коза заблажила пуще прежнего.

— Козлятушки-ребятушки, ваша мамка пришла, молочка принесла…

— Паш, сними кепку и заткни ей глотку! — заорал отец, останавливаясь перед закрытым переездом.

— Кому? — не понял брат.

— Козе, баран!!! Не Вальке же!!!

Пашка неуверенно снял кепку с накладными кудрями и боязливо попытался засунуть в пасть.

— Что ты трясешься?! — закричал отец.

— Укусит…

— Как она тебя укусит?! Это же травоядное!!!

— Мало ли…

— Суй!!! — УАЗ проскочил рельсы и запрыгал по колдобинам.

— А-а-а-а!!! — заорал укушенный Пашка.

— Что ты? — испугалась мать.

— Укусила-а-а!!! — брат залился слезами.

Коза поддержала завыванием.

— Заткнись! — материнская оплеуха заткнула Пашку. — И ты тоже заткнись! — рывок за рога лишил голоса козу. — Я вас выдрессирую! — мать сняла жалостливую маску и вернулась к привычной вспыльчивой мрачности. — Удушу, падлы купоросные!

До самого поворота на Горовку мы ехали молча.

— Валь, зачем тебе коза? — свернув на родную дорогу, нарушил молчание отец.

— Вить, она так жалобно на меня смотрела… Глаза такие добрые… Не то, что у наших волчат. Молоко опять же.

— Молока с нее не ахти, — закурил «Приму» папенька, — как и у тебя мозгов. Кормить животное чем будем?

— Небось прокормим. Сена выпишем, соломы привезешь. Она даже полынь жрет, я помню, у нас в детстве была похожая.

— Если полынь… — задумался, — можно в огороде с краю да на задворках привязывать, чтобы бурьян поела, а то косу портить жалко.

— Видишь? — обрадовалась мать. — Будет польза.

— Все относительно, — «бычок» полетел в форточку, — кому польза, а кто-то без козы остался, ха-ха-ха, — громко захохотал, испугав пленницу. Отсмеявшись, затянул:

— И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева. А снится нам трава, трава у дома, зеленая, зеленая трава.

Под веселое пение УАЗ допрыгал до деревни.

— Если вас кто спросит… — начала говорить мать.

— А кто нас может спросить? — испугался Пашка.

— Не перебивай! Кто угодно, хоть Моргуненок твой. Всем говорите, что козу купили.

— Подозрительно получается, — поскреб лысину отец. — Коз в районе мало — это раз; никто не покупает козу, если есть корова — это два.

— Тогда говорите, что Владу для лечения козье молоко прописали, а козу бабка Дуня отдала. Никто же не проверит.

— Толково, — одобрил отец, — так всем и говорите, опездолочи. Сами добыли что-нибудь или все за батькой прячетесь?

— Вот, — я показал вентиль.

— В хозяйстве сгодится. Все?

— Кирпич, — робко показал брат.

— Кирпич, — хмыкнул отец. — Сам ты кирпич. Не ахти.

— Ты же говорил, что в хозяйстве все сгодится, — обиженно надулся Пашка.

— Сгодится, главное, что не в убыток. Ладно, оставь, скажешь училке, что у тебя камень из почки вышел.

— Как вышел? — не понял Пашка.

— Дерево, натуральное дерево, — присвистнул отец. — Я тебе потом объясню, а то все равно забудешь.

— Вить, не свисти, денег не будет! — дополнила мать.

Пока она нянчилась во дворе со скотиной, мы, под чутким руководством отца, готовили в сарае «козлятник».

— С другой стороны, — развалившись на табурете, курил отец, — коза в хозяйстве тоже не лишняя. Молоко, — загибал палец, — сыр, мясо засолить можно, из шкуры пошить что-нибудь ширпотрепное. Женщину заменить может, как у Робинзона Крузо, хотя вам еще рано про это. Или тигра подманить можно…

— У нас есть тигры? — боязливо оглянулся Пашка.

— У нас есть бараны, — родитель метко выщелкнул окурок в оконце на навоз, — и они сейчас передо мной, ха-ха-ха, — захохотал, перепугав курей. — Как ты приколачиваешь? — заорал на меня. — Сильнее бей, утконос гамбургский, не бабу по жопе хлопаешь!

Я начал стучать сильнее.

— Вот так, как строитель коммунизма! — отец достал из кармана «четверку» «Пшеничной», свернул ей голову, выпил из горлышка. — Главное в жизни, это труд, — назидательно поднял палец вверх. — А в труде главное — чуткое руководство, — схватил себя за челюсть, словно Гамлет череп Йорика. Покачав головой, отпустил челюсть и сказал: — Нормально, отсюда не выскочит.

— Витя!!! — влетела мать. — Коза!..

— Чего там? — поспешно спрятал недопитую бутылку.

— Коза!.. — мать всплеснула руками.

— Да что стряслось?! — отец неохотно встал с табурета.

— Коза на крышу залезла!

— Какую крышу? — не понял он.

— На дом…

— Шутишь? — выскочил из сарая.

Мы кинулись следом. Коза стояла на плоской крыше кухни, возле печной трубы.

— Как она там оказалась? — почесал лысину отец.

— Я хотела ее в огород, а она вырвалась, на бочку скок, на мастерскую скок, а оттуда на дом.

— Ме-е-е-е, — громко подтвердила коза, нагло глядя на нас.

— Валь, ты очумела?! Ее же с дороги увидят!

— Ме-е-е-е! — коза подошла к краю крыши, начала бить копытцем.

— Серебряное копытце, — вспомнил диафильм Пашка и подставил кепку, ожидая монет.

— Серебряное корытце, — передразнил отец.

Поднялся хвост и Пашку окатило вонючими катышками.

— Еще и срет на нас, скотина! — взъярился отец.

Подхватив с дорожки кусок гравия, бросил в козу. Она повернулась и стала корчить рожи, презрительно крича.

— Заткнись!!! — отец бегал по двору и швырялся камешками. — Я тебя урою, контра! Я тебе покажу козью морду! Кузькину мать!

— На, — Пашка протянул найденный кирпич.

Отец в запале засветил четвертинкой. Коза шарахнулась, в листе шифера откололись две волны.

— Твою контрреволюцию! — отец, тяжело дыша, уставился на Пашку. — Какого лешего ты мне кирпич дал?

— Помочь хотел… — попятился брат.

— Помочь?! Крышу кто ремонтировать будет? Пушкин? Или вы, лежебоки? Опять за батькиной спиной отсидеться хотите? Всегда так: один с сошкой, семеро с ложкой!

— Вить, не кричи так громко, — одернула мать. — Сроду ты с сошкой не был.

— А ты? Ты, коза, со своей козой!!! Крыша треснула!!! Одни убытки! Что делать?

— Может, вы с Владом на крышу залезете? — робко предложила мать. — И снимете ее?

— Как?

— По лестнице.

— Козу? По лестнице? Чтобы или рогами или копытом ударила? Или обосрала, как Пашку?

— Она меня еще и укусила, — наябедничал брат.

Коза верещала на всю деревню.

— Стойте здесь, следите, — отец кинулся в дом.

Выскочил с ружьем.

— Витя! — кинулась наперерез мать. — Не стреляй!

— Козу жалко? — прищурился отец.

— Дурак! — сварливо ответила мать, постучав его по голове. — Крышу прострелишь.

— Вдоль крыши ее сниму.

— Там же дорога, застрелишь кого-нибудь.

— Хм… Влад, неси лестницу и ставь вон там, — пожевав губами, решил он, — буду в сторону сада стрелять.

— А если там кто идет? — не сдавалась мать.

— Нечего шляться, — отрезал. — Сами виноваты. Влад, лестницу!

Я приволок лестницу, отец забрался на нее. Прозвучал выстрел. Коза пронзительно закричала, будто Пашка, которого бьют. Второй выстрел. Упала с крыши. Подергалась, с болью и презрением посмотрела на нас и издохла.

— Вот тебе и трава у дома, — спустился отец. — Шкуру попортил…

— Ничего, — мать старалась не смотреть нам в глаза, — зато мяса пожарим. Все равно у коз молоко вонючее…

— Лучше засолить, — подумав, сказал отец, — раз уж не удалось как Робинзон, так хоть попробуем, что он ел. Влад, пошли, будешь учиться коз потрошить.