Линия жизни. Книга первая

Владислав Михайлович Погадаев, 2016

Быт и нравы Среднего Урала в эпоху развитого социализма. Занимательные и поучительные истории из жизни послевоенного поколения. Семья и школа. Человек и закон. Тюрьма и воля. Спорт и характер. Становление героя. Содержит нецензурную брань единичными вкраплениями, за что и получила возрастное ограничение, но из песни слов не выкинешь. Содержит нецензурную брань.

Верхотурье. 1957 год

Новое трёхэтажное здание школы меня впечатлило, показалось огромным, интернат также пришёлся по душе. Неожиданно? Казалось бы, мальчишка из таёжного посёлка должен был растеряться и потеряться, но, во-первых, я не терялся даже в тайге; во-вторых, с Платины прибыл не один, а в составе целого коллектива одноклассников; в-третьих, очень быстро перезнакомился со всеми сверстниками, съехавшимися с других территорий района.

Особенно подружились мы с Витькой Козловым с разъезда «Актай», так как были примерно равны физически, ну, и по способности к озорству наши натуры тоже совпадали идеально. Скоро к нам примкнул и Коля Заплатин с нашей же Платины. Дом Заплатиных стоял на правой стороне посёлка, я жил — на левой, а, значит, по всем негласным законам мальчишеской жизни Колька был человеком из другого, как бы вражеского лагеря, но здесь, в Верхотурье, мы оба считались платинскими, и это нас объединяло. Кроме того, вскоре его семья переехала на разъезд «Коптяки», что расположен ближе к Серову, поэтому какие-то бывшие разногласия быстро стёрлись, и мы сдружились.

Немного погодя, наша троица стала инициатором и организатором всех художеств и развлечений в интернате. Естественно, все ребята нашего возраста примкнули к нам.

На тот момент у меня обнаружилась прекрасная память: я отлично запоминал всё, что рассказывал на уроке преподаватель, если, конечно, не баловался и не был с этого урока удалён, что частенько случалось. Поэтому учебники обычно даже не раскрывал.

После школы ребята и девчонки собирались в общей учебной комнате интерната и делали домашнюю работу. Быстро выполнив письменное задание — куда от него денешься — я доставал из кармана резинку с пульками, скрученными из бумаги, и начинал расстреливать задумчиво склонённые головы своих однокашников. Вероломно атакованные, они, естественно, тут же пытались нанести обидчику ответный удар своей артиллерией. Воспитатель быстро вычисляла организатора перестрелки, что, учитывая сложившееся у неё за этот короткий период времени определённое мнение обо всех обитателях интерната, было, в общем-то, несложно. Я получал по шее — существовал такой педагогический приём — и за плохое поведение, а также с целью обеспечить остальным ученикам возможность бесперебойно впитывать знания, удалялся с занятий, чего, собственно, и добивался. Вслед за мной, немного погодя, выметались и Колька с Витькой. Обеспечив себе таким способом свободное время, мы до ужина шли шататься по посёлку или убегали играть на какую-нибудь стройку.

Учебная неделя у нас была пятидневной, и каждую пятницу, после окончания уроков, мы на электричках отправлялись по домам, а в воскресенье днём возвращались обратно. Бабушка давала мне на билеты десять рублей. После денежной реформы шестьдесят первого года это стал один рубль.

Получив деньги на проезд, билеты мы, конечно, не покупали и бдительно следили, чтобы не попасть в капкан ревизорам, которые начинали обход либо с первого, либо с последнего вагона. Обнаружив контроль, мы организованно отступали в середину состава, а на остановке выскакивали на платформу и перебегали в уже проверенный вагон. Проколов не случалось никогда, и тратили мы сэкономленные десять рублей уже на какие-либо свои радости в течение недели обучения.

Прибыв к месту дислокации и имея в запасе ещё полдня свободного времени, мы небольшим коллективом наиболее отчаянных парней шли в город Верхотурье. Напрямую — не по дороге — это было всего километра три.

Больше всего нам нравилось проводить время на берегу Туры, там, где за толстыми крепостными стенами Верхотурского кремля размещалась МТС. Внутри стен с давних времён были устроены проходы — идеальное место для игр.

Ещё мы очень любили забираться на стены Свято Троицкого собора, в котором тогда располагался какой-то склад. На куполе колокольни и одном из куполов собора сохранились покосившиеся ажурные кресты, сверкавшие позолотой; с других кресты были сбиты, и поблескивали в траве недалеко от храма у заброшенных и заросших могильных плит. Помню, с левой стороны, если смотреть с городской площади, там, где крепостная стена примыкает к стене храма, находился вход в подвал: две небольшие железные дверки, напоминавшие большие печные заслонки. Пролезши через них, мы могли вставать в полный рост. Через несколько метров ход упирался в большую дверь, заваренную намертво. Нам очень хотелось попасть туда и узнать, куда же она вела, но это, конечно, было бесполезно. А ведь ходили слухи, что подземные ходы соединяли не только кремль с монастырём, но и, проходя под дном реки, вели на тот берег. Где-то в конце века, после реставрации, я пытался найти этот вход, но он был заложен и заштукатурен.

По винтовой лестнице колокольни мы добирались до самой звонницы, вот только колоколов там уже не было, но всё равно было страшно интересно: ведь это самое высокое место в городе, и всё Верхотурье с него — как на ладони.

С высоты хорошо просматривался расположенный по соседству Свято Николаевский монастырь. Окружённый крепостной стеной, он в то время был превращён в колонию для несовершеннолетних преступников. Мы часто видели их на монастырских стенах, затянутых колючей проволокой, пытались даже перекрикиваться, но под окриками охранников убегали. Было как-то неуютно и жутковато видеть ребят чуть постарше нас в таком положении.

Но вернёмся к школьным делам. К середине учебного года я уже полностью освоился — учёба давалась мне легко; правда, ей мешало озорство, из-за которого меня частенько удаляли с уроков, но, в основном, всё шло нормально.

В интернате нас приучали к полной самостоятельности. Ежедневно в корпусе оставалось четверо дежурных: по «мужской» и «женской» половине и по кухне — в школу они в этот день не ходили. Обязанностью дежурных было вымыть полы, истопить печи — топили углём — натаскать в умывальники воды и прочие хозяйственные дела. Девочки помогали на кухне. Дежурили все по очереди. Руководила всем процессом кастелянша, которая жила в маленькой комнатке при интернате вместе со своей дочерью. Мы, пацаны, считали кастеляншу «вредной», но, как я сейчас понимаю, именно благодаря этой «вредности» в нашей жизни поддерживался определённый порядок. Вообще, это была одна большая семья, и когда ребята приходили из школы, в интернате было чисто, тепло, готов ужин. Все вместе чистили во дворе снег, заливали небольшой каток. Если привозили уголь, мы, разделившись на небольшие звенья, сгружали его в дровяник. Эти правила были одинаковы для всех, никакие отказы не принимались. Разве что по болезни. Все интернатские были из простых рабочих семей, с детства приучены к домашнему труду, поэтому относились к исполнению обязанностей с пониманием.