Скрежет ручки в залитой вином комнате

Владислав Ветров, 2019

Незамысловатые будни молодого писателя могут обернуться совершенно неожиданным поворотом с приходом в его жизнь необычных сил, обречённых помогать ему, а быть может, и навредить. Содержит нецензурную брань.

Запах ярмарки тщеславия-2

Я всё сидел, посматривая на эту дьявольскую тетрадь, обдумывая возможности её применения, а время всё шло. Трудно сказать, что сделал бы среднестатистический человек на моём месте, будь у него в руках ключ от вселенной, которую он может либо открыть и выпустить на волю, либо закрыть ко всем чертям и наслаждаться её истерикой там, за закрытой дверью. Мне казалось, что я ещё поступил достаточно безобидно, а попади она в руки какому-нибудь джихадисту, то давно бы носил паранджу, совершал намаз и ещё чего. Мировой порядок — штука капризная и, я бы даже сказал, абстрактная; помимо этого смешно смотреть на попытки навязывания своих принципов в другой части мира, поэтому мне также не хотелось, чтобы книга попала какому-нибудь патриоту своей страны, который тут же навязал бы чьё-то господство на планете, будь то американское, китайское или российское. Мне всё равно, под чьим гнётом жить, лишь бы давали писать и думать самому, и пока что наше «свободное» общество идёт семимильными шагами в «Происхождение мира» Гюстава Курбе, где вряд ли тебя будут спрашивать о чём-то. Поэтому я наслаждался свободой слова и пока ещё существующей свободой мысли, и всё шло своим чередом. Менять это я не торопился, ведь можно много спорить о лекарстве для этого сумасшедшего мира, только вот хорошо продуманного лекарства, без побочных эффектов или хотя бы с минимальными последствиями для больного, ещё нет даже в теории, не говоря уже о практике. Поэтому я шлю в жопу всех советчиков по мироустройству.

Через минут пятнадцать прибежал Лука, который сразу же узнал меня под пакетом. Мне инстинктивно захотелось убежать, и я даже привстал для этого, но чёрта с два, он меня и в Аду найдёт, ведь сам появился оттуда.

— Ты что напялил на себя? — удивлённо спросил он. — Пакет из КиЭфСи?

— А ты прозорливый. На «Битву Экстрасенсов» не хотел бы сходить? И денег тебе хватит, чтобы в финал пройти.

— Зачем ты надел пакет на голову? — в гневе он сорвал с меня этот бумажный доспех, защищающий меня от лучей славы, от которых я, словно вампир, таял вмиг.

— Приходится прятаться от своей известности, чтобы попросту пожрать. Это так непросто.

— Поэтому я тебя и привёл в нормальное место, чтобы мы поели спокойно и без шума, а ты убежал как маленький ребёнок, которому предлагают поесть нормальную еду, а он вместо этого бежит в ближайший МакДоналдс.

— Я прибежал в КиЭфСи, и это важно!

— Да какая к чёрту разница? Там могли бы обсудить наши дела, — на нас начали посматривать люди, некоторые из которых снова достали камеры. В голове пронеслась фраза из одной знаменитой игры: «Ah shit, here we go again».

— Там был Пэдуард, а с ним можно обсуждать только анальные смазки да гели для губ! — тонко подметил я, вспоминая смазливую рожу официанта.

— Кто?

— Не важно. Что у нас дальше по плану?

— Пойдём, — Лука засеменил куда-то в сторону, и я шёл за ним. — Нам нужно пройтись по магазинам.

— На кой хер?

— Тебе нужно купить новую одежду, подходящую для такой встречи, а эти тряпки давно пора выкинуть на помойку, потому что ты так больше походишь на бомжа, чем на писателя.

— Зачастую писатели и есть бомжи, и от этого их слог только лучше.

— Тебе не подходит это по статусу, Сергей, поэтому мы сейчас зайдём в магазин и возьмём тебе что-нибудь из нормальной одежды.

Этот говнюк привёл меня в ГУМ, от чего мои колени слегка начали трястись. Да, я понимал, что денег у меня не так мало, но старая привычка задумываться, прежде чем что-то купить, давала о себе знать.

— Да ты серьёзно?! — ещё не зайдя в здание, начал истерику я. — Я что, настолько богат, чтобы закупаться в ГУМе?

— Достаточно обеспечен, чтобы позволить себе что-то качественное.

— Переборщишь с ценой — вычту из твоей зарплаты, Смит!

Мы шли вдоль витрин, где даже ценников не было — видать, чтобы не пугать посетителей, которые здесь, по большей своей части, бродили просто так, лишь бы поглазеть на обстановку внутри. Хотелось бы мне стать одним из них, да вот только груз из денег и славы обрушился однажды на мою голову, и теперь я не знал, что с ним делать. Что за натура человеческая: всё, что ни сделай — всё не нравится. А может это просто моя натура такова? Лука завёл в какой-то из бутиков, где стал рассматривать костюмы и рубашки.

— Я такое говно носил в школе только, и то меня заставляли, — ностальгия пробила череп.

— Можешь считать, что я тебя тоже заставляю носить это, — нагло и панибратски произнёс Лука. Мне, конечно, не хотелось становиться напыщенным говнюком, но это уже начинало переходить всякие границы.

— Ах ты залупочёс, — вскрикнул я, — я тебе деньги плачу, а ты ещё меня что-то заставлять думаешь! Ты уволен!

— Хорошо, примерь-ка вот это, — он дал мне в руки костюм, смотрел на другие, а потом указал мне головой на примерочную.

— Я люблю чёрный цвет, а не это говно синее!

— Ладно, тогда на, — Лука пихнул другой костюм-тройку мне в руки, после чего мы пошли в примерочную.

Я переоделся, и выглядел, на мой взгляд, очень скверно, а этот дурачок даже улыбнулся, когда я открыл ему дверь в примерочной.

— Как придурок выгляжу, — заметил я.

— Ты ничего не понимаешь, Сергей. Он чудесно тебе подходит. Глаз у меня набит, а? Я думаю, мы возьмём его. Осталось только рубашку выбрать. По классике, белую?

— Чёрную.

— Ты на похороны собрался что ли? Какую нахрен чёрную?

— Чёрную, блять, я сказал! Или ты уволен!

— Ох, за что мне это всё? — ворчал Лука, но всё же через какое-то время появился с этой грёбаной чёрной рубашкой, которую я примерил вместе с костюмом. — Ну хотя бы галстук цветной, Сергей! — жалобно вымаливал он, но я был неприступен.

Когда я напялил всё это дерьмо (включая новые туфли, которые быстренько нашёл для меня Лука) на себя, то стал выглядеть как бомж, которого просто одели в костюм. Было мерзко видеть в зеркале себя, но что поделать? Внешность мы не выбираем, поэтому порой приходится сталкиваться со своим отражением, как бы ни были рады или не рады этой встрече. Подойдя на кассу, мы тут же всё оплатили, но в телефон я боялся смотреть, дабы не посадить своё и без того слабое сердце, поэтому мы просто ушли. Лука хотел ещё завести меня в парикмахерскую, но он бросил эту затею, когда я стал ему угрожать бегством (и даже направился в другую от него сторону, чтобы он понял серьёзность моих намерений). На часах было около пяти, и Лука сказал, что самое время идти в отель, где уже зарезервировали банкетный зал для нас. Там намечалось что-то вроде фуршета для всякого рода знаменитостей, а не только писателей, как оказалось. Но большинство актёров и певцов отказалось от участия в этом мероприятии, и я тут же посетовал на отсутствие такой возможности у меня (почему-то).

Мы вошли в этот пышный зал, набитый роскошью чуть более чем полностью. Там уже стояли какие-то люди, выпивающие и кушающие всякую хрень со стола. Лука что-то бормотал мне, но я не слушал, а лишь бросился на выпивку. Там были дорогие сорта алкоголя, к которым я в жизни не притрагивался, так что первое время бросало в страх при прикосновении к бокалам, зато через пару порций этот зал чувствовался для меня вторым домом. Лука умолял не напиваться вдребезги, а для меня это был единственный выход в сложившейся ситуации и компании незнакомых мне заносчивых рож.

— Тут есть перспективные люди, — шептал мне Лука, пока я потягивал виски из своего бокала, — с которыми возможно заключить выгодную сделку. Например, кинорежиссёры.

— Я в кино профан, а уж и работать в этой сфере для меня совсем уж дикость. Лучше бухать.

— А также есть парочка писателей, с которыми можно сделать неплохую совместную книгу.

Я осмотрелся: вокруг стояли люди в разных одеждах, но с одинаково напыщенными лицами. Везде чувствовался их пафос: в их виде, походке, разговоре, манере питья — всё это меня порядком разбесило.

— Так, Смит, во-первых, ты меня обманул, и одеваться как в школу было совершенно необязательно, особенно глядя на этих клоунов вокруг. Ты посмотри на них! Кто в свитере и джинсах, кто в футболке, а ты меня нарядил в какую-то смехотворную дрянь, — говоря это, я снимал пиджак с галстуком и закатывал рукава рубашки, будто собираясь бить морду своему агенту.

— Они бестактные чуханы! Мы не того сорта люди, чтобы одеваться подобным образом.

— Во-вторых, меня раздражают здесь все и каждый! Они очень напыщенные, а я о них даже не слышал. И ведут себя как последние мудаки!

— Никого в них не узнаёшь? — тонко улыбаясь, выпив шампанское из бокала, подметил Лука.

— Ах ты уродец! Я же совершенно не такой!

— Ну это как посмотреть… а вообще, Сергей, советовал бы я тебе пообщаться с кем-нибудь из них. Погляди, кто тебе интересен.

Я снова стал осматриваться и разглядывать людей, некоторые из которых отвечали мне взаимностью. Моё внимание привлёк один человек, но не с профессиональной точки зрения он был привлекателен, скорее он просто вёл себя вполне естественно, выпивая залпом бокалы шампанского. Одет он был в какой-то поношенный тёмно-коричневый пиджак, джинсы, рубашку с расстёгнутыми верхними пуговицами, а сам выглядел ближе к старческому возрасту: седая голова, морщины, скрюченный нос — всё это могло отталкивать, и, однако же, отталкивало многих, но не меня.

— Ха, смотри, даже он тут, — Лука мне бокалом указал в сторону компании общающихся людей, и я изначально не понял, о ком он говорит.

— Ты про кого?

— Да вон, видишь, среди них стоит дагестанец, — я присмотрелся, и увидел тёмненького парня с ухоженной причёской, бородой и в костюме, который охмурял какую-то дамочку. Я бы даже принял его за итальянца.

— А, ну да, и что? Он-то чем прославился?

— Он славен тем, — ехидно улыбался Лука, — что его отец крупный бизнесмен. Один из тех, что растаскивали страну по частям в девяностые. Но ему повезло, и он затем легализовался: открыл фирму, всё привёл в порядок, завёл дружбу с кем нужно, и жизнь пошла как по маслу. Теперь он растаскивает её легально, не придраться.

— А его сын тут при чём?

— А сын его, — он отпил из бокала, — захотел стать писателем. Видать, насмотрелся «Калифорникейшн» и решил стать эдаким дагестанским Хэнком Муди, который трахает всё, что движется, ездит на Porshce, а его все считают неповторимым красавчиком.

— И как его писанина? — я был как наивный ребёнок в таких делах, так что полагал, что, быть может, ещё не всё потеряно. — Пишет-то как парень?

— Парадокс в том, что сам Арслан не пишет. Для этого ему наняли писателя, который даже мудацкий стиль бы повторял, чтобы соответствовать образу. А выдают за работы Арслана, который пишет под псевдонимом Кармевиль Лефу.

— Экой спектакль, — я снова отпил.

— Да, его книги даже за рубежом печатают. Видать, писака там сидит действительно талантливый. Ну или просто проплатили, как всегда.

Ко мне подошла одна дамочка лет сорока с короткой стрижкой и рыжими крашенными волосами. На лице её читалось злорадство и высокомерие, а вечернее платье ей совсем не шло.

— Сергеев, не так ли? — со своей злостной ухмылкой и бокалом возле лица прошипела эта змея.

— Я думаю, вам нужен не я, — ответил я. — Да и вообще, я не слишком отчаявшийся, чтобы… — тут повисла неловкая пауза. — Так что вы хотели?

— Вы знаете, — она попыталась элегантно опереть свою задницу на стол, но для этого нужно обладать элегантностью и красивой задницей — ни того, ни другого у неё не было, — как-то раз в интернете вы написали под одной из моих книг нелицеприятные вещи.

— Не могли бы вы поточнее, ведь я делал так очень много раз и не только с вашими книгами.

— Скажем так, — она грациозно отпила (вот хоть это умеет, пить красиво) из своего бокала шампанское, — вы написали, что это неудачная работа.

— Мне не даёт это никакой конкретики.

— Цитирую: «Эту мерзость я бы не стал читать, даже если бы обнюхался кокаином. Данте Алигьери ошибался: в Аду на последнем кругу Люцифер читает эту книгу раз за разом своим пленникам, а больше и нечего им устраивать, им хватает страданий от этого. Люцифер, конечно, чёрт, но не настолько, чтобы и читать этот «шедевр», и доставлять ещё какие-то муки. Это было бы слишком даже для него».

— Вы это даже наизусть запомнили? Я впечатлён, — отпивая из бокала, удивлённо отметил я.

— Ещё бы, таких оскорблений к чужому труду я в жизни не видела, — на её глазах выступили слёзы, она явно затаила обиду на меня, и вот представилась возможность ткнуть меня мордой в дерьмо, которой она пытается воспользоваться. Она шмыгнула носом, подождала секунду, собралась с силами и снова сделала гордое лицо, выдерживая дрожащую улыбку. — Но ничего, вы знаете, я рада вам сообщить, что вы ошибались: мои работы заметили крупные издательства, и теперь я очень популярный писатель, который издаётся почти на всех известных мировых языках.

— Я всегда говорил, что в наше время одно дерьмо печатается, — небрежно заметил я, а также обнаружил на столе креветку. — О, креветка, хотите?

— Вы правда так считаете? — её нижняя губа дрожала, но она продолжала натужно держать невозмутимый вид.

— Да, я абсолютно уверен, что это креветка.

— Я про литературу, Сергей Сергеевич.

— А, ну да. Однозначно, — я взял креветку в рот и стал жевать её. — Иначе я бы не стоял сейчас здесь с вами.

Её глаза потекли, тушь измазала её щёки, а губы затряслись так, будто в них было маленькое землетрясение. Такое своеобразное губотрясение. Она побагровела, и гневно выдала мне.

— Вы — бестактный, грубый, мерзкий молодой человек! И книги ваши дурацкие, просто кошмар!

— Да, я об этом только что и сказал, — продолжал жевать я, — поэтому мы с вами и являемся популярными писателями во всём мире. У нас, кажется, есть что-то общее. Хотя ту мерзкую книгу я никогда бы не сравнил со своими письками, — я специально назвал свои тексты письками, чтобы они выглядели чуть ниже по статусу. — Я выдержал только пару страниц, но и того мне хватило, когда накачанный босс трахал свою подчинённую, а ей и нравилось…

Тут дамочка совсем разревелась, закрыла руками лицо и убежала куда-то в сторону (видать, в туалет). Через какое-то время она вновь появилась в зале, полная невозмутимости. Я съел ещё креветку.

— Ты жестоко обошёлся с ней, Сергей, — подметил Лука, — но справедливо.

— Думаешь? Мне даже стало как-то стыдно.

— Мне кажется, эта дамочка и стала популярной из-за того, что ты подметил таким едким комментарием её книгу. Ну знаешь, если знаменитый человек обращает внимание на обычного, пусть и в плохом ключе, то тот, словно заразившись какой-то болезнью, становится знаменит.

— Порой мне кажется, что это и впрямь болезнь, — я допил бокал и взял новый.

На сцене появился ведущий, который что-то там нёс, но мне было не интересно. Скорее я хотел познакомиться с тем самым мужчиной, что пил бокал за бокалом возле одного из столов, стоя поодаль ото всех. Вскоре я стоял рядом с ним.

— Ужасная вечеринка, не правда ли? — подметил я.

— Да, — закряхтел мужик, закидывая в рот сыр с зубочистки, — если бы и выпивки не было, то совсем уж мрак был бы. Порой мне кажется, что на таких мероприятиях специально делают столько бухла и наркоты, чтобы их можно было хоть как-то переносить. А вы, кажется, Сергеев, не так ли?

— Угу, — я выпил из бокала, будто бы показывая наши общие интересы, — а с кем имею честь общаться, позвольте узнать?

— Даниил Студельчук, к вашим услугам, — мы пожали друг другу руки. — Вы знаете, я даже читал что-то из вашей писанины.

— Да что вы? И как?

— Немного грязновато и пошло, но в целом ничего, вполне приятное послевкусие.

— Отрадно слышать. На каком поприще трудитесь, Даниил?

— Я режиссёр, снимаю кино.

— Правда? Никогда бы не подумал. Что вы сняли?

— «Хождение по тараканам», «Сливки общества», «Золотая чаша Николая Баскова» и многое другое.

— Не самые известные работы, я думаю. Извините, я профан в кино.

— Да не беспокойтесь, — он врезал ещё один бокал шампанского. — Даже самые ярые фанаты кино никогда не видели моих работ. Я устраиваю частные показы, так сказать, для друзей. Хотя большинство моих друзей снимают скорее современное кино, чем что-то стоящее.

— Современное кино — полная лажа. Мне нравится советский кинематограф.

— Там полно пропаганды и воспитания, но в целом они добрые, и вот то самое послевкусие, о котором я упомянул, остаётся приличным. Да, тогда умели снимать, пусть и толкали какие-то идеи партии. Ну там, знаете, — мне было приятно, что такой человек, не смотря на свой возраст, обращался ко мне на вы — это был признак хорошего воспитания, — нужно идти на войну в случае чего, оттого солдат — очень почётный человек и так далее.

— А они не почётные люди?

— Не на мой взгляд. Скорее глупые, особенно это заметно в наши дни. Но всё зависит и от событий, конечно. Одно дело воевать, когда на твою страну напали (и то любой конфликт тебе могут преподнести, как нападение, так что тут всё очень спорно), а другое дело воевать и подыхать за распространение режима в Афганистане или за нефть для нашей элиты в Сирии.

— Интересные мысли, однако, вы толкуете.

— Сейчас солдаты служат за лёгкие бабки, но, в случае чего, тебя всегда смогут оставить с носом а-ля наши пенсионеры и недавняя пенсионная реформа. Просадят своё здоровье на службе, когда на тебя орут — по делу и без — настоящие дебилы, у которых звёзд больше на плечах, а потом тратят свою сраную пенсию на лекарства.

— Нужно уметь забивать в этой жизни на всё. Те, кто воспринимают всё близко к сердцу, много не проживут.

— А какой смысл работать там, где ты не кладёшь всю душу на станок? Где не вкладываешь то самое сердце.

— Да хуй его знает, если честно.

— Именно, — Даниил взял новый бокал, — иначе вы бы не были писателем, верно?

— Думаю, да.

— За людей, вкладывающих душу в свою профессию! — мы чокнулись и выпили. Он чуть пошатнулся. — Похоже, с меня достаточно выпивки на сегодня. Сергей, у меня есть друг, хороший друг, который думает снимать кино на современный лад. Если вы сейчас не заняты ничем, то я мог бы свести вас вместе, потому что он ищет себе сценариста, а я не могу быть уверен, что кто-то с улицы напишет что-то стоящее. Сейчас поколение выросло на дерьмовом кинематографе, а вы даже к нему и не особо притрагивались, так что ваш разум ещё, наверное, более-менее чист и, думаю, вы можете сработаться.

— Я не уверен, что справлюсь должным образом.

— Да бросьте. Та же самая писанина, вам чего терять? В крайнем случае, вы просто не станете работать. Соглашайтесь, Сергей.

— Нужно подумать.

— Вот мой номер, — он дал мне визитку. — Напишите или позвоните мне, если захотите поработать.

— Да, конечно. Спасибо.

— Вам спасибо за беседу, Сергей Сергеевич. А мне, пожалуй, пора — что-то мне нехорошо, и я не думаю, что это от выпивки. Скорее вечер дрянь.

— Солидарен с вами, нужно уходить отсюда.

— Всего доброго, — он быстрым шагом двинулся к выходу, и вскоре совсем уж пропал из зала.

Я вернулся к Луке, который общался с напыщенными индюками и гордыми дамочками с дорогими, как они считали, ценниками. Он сразу обратил на меня внимание.

— А вот и Сергей Сергеевич, наш уважаемый писатель, — внезапно мне стало ужасно противно от их общества.

— Здравствуйте, — раздалось из толпы.

— Такая честь, — сказал ещё кто-то.

— Смит, я домой! Я перепил, — развернувшись, я устремился из зала, захватив свой пиджак и галстук, взятые за бешеные деньги.

Лука побежал за мной, пытаясь уговорить меня остаться, но я яро гаркнул на него, и он сказал мне, что позвонит водителю, чтобы тот забрал меня. Сам же Лука остался на вечере в компании таких же лицемерных ублюдков, а я спустился вниз, где уже стояла машина. Я залез, водитель тепло меня встретил, и мы поехали домой. Не для меня подобные мероприятия. Там были только те, кто не мог терпеть одиночества. А последнее я любил больше всего на свете.

На полпути домой позвонила Анюта.

— Да, дорогуша? — ответил я.

— Серёж, я не знаю, что за магия случилась, — воодушевлённо сказала она, — но сегодня я встретила такого парня! Он, конечно, не совсем похож на актёра, да и манеры так себе, но зато он настоящий! Мы идём на свидание вечером.

— Я рад за тебя, Анют.

— Что ты там говорил про лампу джина? — она наконец-то поверила мне.

— Приезжай как-нибудь, покажу.

— Звучит как-то пошло, — мы посмеялись. — Хорошо, если завтра подъеду, нормально будет?

— Да, вечерком тогда.

— Хорошо. До завтра, Серёж.

— Пока.

Когда я приехал домой, то снова уставился в эту дьявольскую тетрадь. Сколько силы в ней может заключаться? И чем я плачу за использование этой тёмной магии? Было больше вопросов, чем ответов, но я планировал всё узнать в скором времени. А пока нужно было отдохнуть от официоза и пафоса. «Происхождение мира» мне в этом помогало. Я разделся и стал пялиться в это самое поросшее кустами место, но что-то в нём было, несомненно. Пресытившись вдохновением, я сел и стал дописывать историю о хорошем парне, на которой и остановился до начала известных событий, однако казалось, что этот внезапно взявшийся успех выпивал из меня талант письма. Что ни строчка, то ерунда. Пришлось долго сидеть, писать и переписывать одно и то же, чтобы хоть как-то походило на нормальную работу, а не на халтуру, за которую можно просто срубить бабла. Нужно было думать, и думать много, при этом делать правильные выводы. Тяжело остаться мыслями у земли, сидя на небесах.