Скрежет ручки в залитой вином комнате

Владислав Ветров, 2019

Незамысловатые будни молодого писателя могут обернуться совершенно неожиданным поворотом с приходом в его жизнь необычных сил, обречённых помогать ему, а быть может, и навредить. Содержит нецензурную брань.

Запах ярмарки тщеславия-1

И всё же этот гад меня настиг. Я имею в виду телефон, по которому мне пытался дозвониться другой гад. Агент Смит разбудил меня, когда на часах уже было около одиннадцати часов утра; мне очень не хотелось брать телефон, чтобы слушать приказания этого человека-бабы, но что поделать? В этой жизни приходится частенько страдать, слушая всяких идиотов и глупцов. Иногда такие страдания приносят даже разговоры с самим собой.

— Да? — с крайней леностью и ужасным безразличием ответил я.

— Сергей, — крикнул он в трубку, — наконец-то! Матерь Божья, я думал, не смогу дозвониться тебе!

— Лучше бы не смог.

— Ты опять бухал что ли?! Я же просил…

— Я профессиональный писатель, а в этом деле, как в спорте: чтобы оставаться лучшим, нужен допинг.

— Всё, не желаю ничего слушать. В этот раз я всё предусмотрел.

— Предусмотрел? Это как?

— Сейчас подъеду, расскажу, — с хитрым прихихикиванием ответил Лука.

— Твоё счастье, что я под допингом, иначе точно пристрелил бы за подобного рода уловки.

Он бросил трубку, а я тяжело перевалился на другой бок и увидел этот прекрасный и воодушевляющий холст. Кажется, я знал, зачем всё в мире делается. Я набрал Анюте.

— Алё, — громко и небрежно крикнула она под клацанье клавиатуры.

— Я в жопе, Анют, — обозначил я.

— Опять приехали. Да что не так-то?

— Я был прав, со мной связался дьявол, и теперь у меня есть что-то вроде лампы джина, только круче.

— Чего? Ты опять в пьяном угаре?! — всё кричала она. — Послушай, мне некогда слушать твою ерунду, поэтому давай, фигнёй не страдай там.

— Я не страдаю! Честно! Я докажу тебе. Что тебе нужно, Анют?

— Найди мне нормального мужика, — засмеялась она. — Вот уж без чудес с этой задачей не справиться.

— Окей, вот увидишь, скоро он появится.

Мы закончили беседу, после чего я вскочил с дивана, написал на листе «Хочу, чтобы Анюта завела отношения с нормальным мужиком», вырвал его из тетради и сжёг в туалете, отправив пепел к предыдущим невезунчикам.

Через пару минут стук в дверь заставил меня напрячься, ведь на пороге уже стоял Лука, а что он задумал, для меня оставалось загадкой. Пришлось открывать.

— Ты ещё не одет? — прямо со входа начал он. — Сколько же тебе повторять, что нужно быть уже готовым к выходу, когда я подъезжаю. А, ладно, одевайся.

— Я жрать хочу, отвянь. Мне нужно позавтракать, — почесав свою задницу, которая, как мне казалась, чертовски круто выглядела в моих трусах, я двинулся на кухню в поисках еды, но не нашёл ничего. В холодильнике пусто, в шкафах одно бухло, вернее, остатки от него.

— Даже не вздумай пить, а уж тем более натощак! — крикнул Лука, забежав в кухню.

— То есть выпить всё же можно? — усмехнулся я, выходя в комнату. Агент всё преследовал меня.

— Нет, нельзя! Мы позавтракаем в другом месте, нормально поедим, как цивилизованные люди, а не заварим «Дошик», как ты это привык делать.

— Эй! Ты за кого меня принимаешь?! Я не жру «Дошики»! — пришлось оторваться от поисков одежды в шкафу и показать пальцем на этого придурка, который обвинял меня в некачественном питании. — Это вредно для здоровья.

— А бухать напропалую — не вредно?

— Вино полезно для здоровья.

— Да, но не когда пьёшь его бутылками, — он нанёс мне контрудар, от которого я не смог оправиться.

— Ты ничего не понимаешь, всё. Не действуй на нервы, — я продолжил одеваться, и через пару минут уже был готов.

— Матерь Божья, ну и картина, — наконец Лука обратил внимание на что-то важное в этом мире.

— Нравится?

— Я привык, что дамы бреют свои… свои… тела. Но чтобы вот такой куст отращивать… на мой взгляд, это немного диковато.

— Японки, обычно, не бреют свои писи, но каковы на личико! Загляденье. Как я выгляжу?

— Как чёрт, — с угрюмой миной ответил мне Лука.

— Отлично! Идём, поедим, — с улыбкой я схватил тетрадь и стал выходить из квартиры, Лука последовал за мной.

— Зачем тебе эта тетрадь? — поинтересовался он.

— Мало ли что, я же писатель, — ответил я, тратя время на поиски нужного ключа, чтобы закрыть квартиру.

— Эту конуру никто грабить не будет, так что можешь не закрывать.

— Картину видел? Ну, вот и нечего мне тут, — сказал я, словно отрезал. — Пойдём. Я голоден, как волк.

— Слишком обычное сравнение для писателя, не находишь? — Лука всё пытался подколоть меня.

— Конечно, я потому и бухаю, когда пишу. И когда не пишу, тоже, — на этот раз мой контрудар провёл Смита лицом по батарее, так что и ответить ему было нечего.

Внизу нас ждала всё та же дорогущая машина, в которую мы сели, как в прошлый раз. Водитель был уже другой, и меня заинтересовал один вопрос.

— Водитель, у тебя пистолет есть? — знакомства начинаю я странно, это было заметно и по вчерашнему инциденту в аптеке.

— Есть, — ответил он.

— Чудно. Если что, мне он может понадобиться, чтобы пристрелить моего агента Смита, — водитель засмеялся над моей шуткой, а я даже не пытался шутить, так что было неловко.

— А ну жми на педаль, бездельник, — крикнул на водителя Лука, и мы тронулись.

— Вот как такого терпеть можно? Нет, легче застрелить, порой кажется мне. Я как Нео: спасаю мир от говнюка Смита, но он всё уклоняется от моих пуль, — довёл беседу до логической точки я.

Всю дорогу Лука что-то пердел себе под нос, а из приёмника доносилась модная на сегодняшний день музыка. Что-то там про очередные отношения на одну ночь, навеянные пьяным состоянием и похотливым образом мачо исполнителя. Об этом я и говорил на презентации: сначала пихают подобной дрянью население, а потом хотят от… стоп. А чего, всё правильно, согласно планам нашего любимого вонючего правительства (меня, скорее всего, оштрафуют за эти слова, ведь это пиздеж, и правительство регулярно моется за счёт бюджета страны; пусть сосут жопу (оскорбление привилегированного класса, ПОЛИЦИЯ АЛЁ), мне поебать): нажрался где-то там в злачном месте, трахнул кого попало и ОПА — демография растёт, цифры есть, победа, царь доволен. Количество есть, как быть с качеством мало кого волнует. Можно ещё было бы придраться к музыкальной составляющей, где даже сопровождение пишет отшибленный наглухо психопат, у которого так же, к сожалению, фантазия ограничена, и приходится слушать одну и ту же хуйню изо дня в день.

Мы подъехали аккурат в центр Москвы, и машина остановилась возле отеля «Four Seasons». Меня этот факт удивил, а Лука с довольным видом вытянул свой зад из машины.

— Приехали, — с радостной рожей проговорил этот чёрт, — здесь и перекусим. Как раз недалеко от места встречи.

— А какое у нас место встречи? — поинтересовался я, вывалившись из машины.

— Отель «Four Seasons».

— Я гляжу, денег у кого-то жопой жуй, — с недовольным видом сказал я, — встречи писателей проводить в таких местах. Это и впрямь литературная встреча?

— Задумывалась как таковая, но что там будет дальше — посмотрим.

— Тоже мне, блять. Как будто на встречу с олигархами приехал. Я уже тебя ненавижу, Смит.

— Ты просто голоден, — улыбнувшись, Лука пошёл в ресторан Goodman, что был прямо в здании отеля, — сейчас поешь, расслабишься, и всё будет великолепно.

Мы сели за столик, и к нам тотчас подбежал смазливый официант, который играл вид послушной собачонки. Всё здесь раздражало своим официозом, а когда я взглянул на меню и цены, то меня едва приступ не схватил.

— Я, пожалуй, возьму, — эвона как может этот подхалим Лука, монокля и цилиндра только не хватало, — стейк Рибай, картофельное пюре с блю-чиз, грибной соус, салат с креветками и осьминогами и стаканчик фреша.

Не знаю, как это работает, но от такого заказа я аж закашлялся, и мне стало не по себе: набор из сочетания нормальных слов с хер пойми чем, и при этом за то самое «хер пойми что» нужно было доплачивать кругленькую сумму.

— Так, — смазливо и как-то ужасно присюсюкивая говорил официант, — у вас всё, я так понимаю?

— Пока что да, — ответил Смит.

— Ваш заказ, господин Сергеев? — этот официант, назовём его Пэдуард (на бейджике было написано Алексей, но в наше время верить никому и ничему нельзя), переключил свой прислужливый взгляд на меня, и в животе закрутило от омерзенья.

— Я в туалет, — сказал я, резко поднявшись с диванчика и побежав.

— Но он в другой стороне, — крикнул Пэдуард вдогонку.

— Я знаю, — ответил я и вышел нахуй из этого злосчастного места.

Ноги перешли на бег (за что им отдельное спасибо) и несли меня куда-то подальше от всей этой мерзости. Пробежав через Воскресенские ворота, я вбежал на Никольскую улицу в поисках нормального места, где можно было бы перекусить без подобных цен, официантов, жаждущих полового сношения с тобой, и прочей гадости. Мне попадались различные названия кафе, из которых я нормально смог прочитать только «Вареничная №1», но я подумал, что это концерт Imagine Dragons, и потому пробежал дальше. В кармане звонил телефон, но я не брал, зная, что это агент Смит, и что мне нужно ненадолго выбраться из матрицы хотя бы перекусить. Парадокс был в том, что для освобождения из матрицы нужно было не брать трубку.

Наконец мои ноги притянули меня в знакомое место — KFC. Оно, как всегда, было забито кучей народа, которым было наплевать на тебя из-за наслаждения собственным тщеславием или попросту за неимением времени. Меня это устроило более чем, я стал в очередь и ждал, отключив звук на телефоне. Поначалу всё шло более чем гладко, но затем я случайно наступил на пятку (в этом деле я умелец) впереди стоящему молодому пацану, за что тот меня хотел убить.

— Прошу прощения, — приложив руку к груди для придания образа моего глубочайшего сердечного сожаления о содеянном, я томно и с болью во взгляде произнёс бедному парню, который, видать, целое состояние просадил на свои кроссовки. Ещё бы, а потом какой-то бомжевидный чел наступает на них — кто бы тут стерпел?

Тот знатно и громко цокнул, да так, чтобы глупый я осознал всю степень его великодушия, раз он меня прощает практически за смертный грех. Я слыхал, скоро введут закон, разрешающий убивать людей за их несанкционированное прикосновение к модной брендовой одежде. Это, быть может, и слухи, но в такое время чему только ни поверишь. Парень отвернулся, но, подумав пару секунд, обернулся ещё раз, и стал глядеть уже совсем иначе, словно видит перед собой заветные сиськи, на которые дрочил с начала своего полового созревания. У меня, по крайней мере, был бы идентичный взгляд, будьте уверены, но с одним условием: эти сиськи должны были остановиться во времени и не стареть. В целом мне пришлось убедиться в том, что в мире нет ничего невозможного, но лишь когда чудеса случаются. В остальных же случаях приходится считаться с ограничениями и жестокостью жизни.

— Вы Сергеев? Писатель, — радостно воскликнул этот парень, закатив глаза, словно подвороты на своих штанах.

— Да, я, — мне это прельстило, хотелось выпить.

— Да ну нахер! — крикнул он ещё раз, и люди стали оборачиваться. — Охереть, — он ругался напоказ (что и свойственно юношам в его возрасте), дабы обратить на себя внимание, — сам Сергеев со мной в одном ресторане. Как вас сюда занесло? — взгляд его был восхищён.

— Жрать хочу, как и все тут сидящие.

— Ха-ха! Вот умеете вы метко сказать, да, — всё не успокаивался он. — Проходите вперёд.

— Нет уж, очередь для меня святое, как для грёбаных англичан.

— Он ещё и сама скромность, — послышалось шушуканье где-то сбоку.

— Да чего вы? Ну, ладно, — парень забросил эту дурацкую идею. — Нет, ну это просто пиздец!

— Ты бы не ругался так громко, дети рядом, — упрекнул его я.

— Ой, извините, простите, — извинялся же он, конечно, не перед детьми и их родителями, а передо мной, словно я ему был отец или что-то вроде того, но в те годы я ещё и сам был мал, так что познакомиться с его мамой мог бы только на словах. — Я просто идиот.

— Как и немножечко все мы, — заметил я.

— Вы прямо ходячий сборник цитат, Сергей Сергеевич! — заметила пухлая барышня рядышком. — А не могли бы подписать мою книгу?

Она дала мне экземпляр, я черканул, и её трепету не было предела. Люди стали пялиться со всех сторон, а мне стало неловко.

— Расскажите о ваших планах, — поинтересовался какой-то мужик, специально привставший из-за своего стола (попробуй его сдвинуть в обычный день — нет, он, скорее, убьёт тебя).

— Хотел поесть, а потом застрелиться, — буркнул я. — Не с пустым же желудком идти на тот свет, а то в Аду кто кормить тебя будет?

— Ха-ха-ха, — донёсся гул со всех сторон.

— Сергей Сергеевич, а не могли бы вы прийти к моему другу на день рождения? — начала какая-то молоденькая девочка. — Он ваш большой фанат.

— Передайте ему мои соболезнования, — заметил я с комом в горле. Мне было не по себе, и хотелось уже побыстрее взять свой заказ да свалить куда-то подальше.

— Сергей Сергеич, — начала тётка лет тридцати, — а можно с вами сфотографироваться?

— Можно, но аккуратно — я достаточно трезв, чтобы ненавидеть все направленные на меня камеры, — а камер этих появлялось всё больше, и люди стягивались всё ближе, чтобы сделать селфи или просто сфотографировать мою отвратительную рожу. Постоянно рыская на просторах сети, пришлось осознать одну вещь: что бы я там ни видел, какие бы счастливые и довольные рожи там ни красовались — всё это было лишь выдумкой и враньём, ведь объективы камер меняют людей до неузнаваемости. Оттого я и пытался держаться от тех самых объективов как можно дальше

Подошла моя очередь к кассе, я восхвалял небеса в своей голове, но, видать, зря.

— Сергей Сергеевич! — завопил кассир. — Не может быть!

— Господи, дайте мне что-нибудь уже поесть, да побыстрее!

— Да, да, конечно! Вам здесь или с собой?

— Здесь мне вряд ли дадут поесть, поэтому с собой заверните что-нибудь: какую-нибудь хрень в лепёшке с сыром, курицу — всё равно что — и попить ко всему этому.

— Да, конечно! Одну минуту, — кассир убежал, крича своим товарищам о том, что «Охереть, сам Сергеев пришёл в ресторан! Видели?». Нужно отдать ему должное, заказ собрал он быстро. — Пожалуйста, Сергей Сергеевич.

— Дайте ещё один пакет, пожалуйста! — крикнул ему я.

— Да, да, вот, конечно, возьмите.

— Спасибо! До свидания.

— Сергей Сергеевич, а вы… — я уже не слушал и ринулся к выходу. Повсюду звучало моё имя, на меня смотрели много людей, но я в тот момент любил тех, что предпочли мне горячую курочку в панировке.

Наконец я вышел на улицу, после чего решил спрятаться где-то в переулке. Проделав во втором пакете дырки для глаз и оторвав ещё часть для рта, я надел его на голову, лишь бы меня не отвлекали от заветной жрачки. Но так уж получилось, что и насладиться в полной мере едой у меня не получилось — я обдумывал случившееся со мной в попытках поесть. Мысли были разные, и я даже стал задумываться, что для меня было противнее: сидеть в дорогущем ресторане со Смитом и Пэдуардом, готовыми мне хоть жопу поцеловать, лишь бы им деньги давал, или стоять в толпе фанатевших от меня людей, которые ни пройти, ни поесть мне не давали (стало понятно, почему знаменитые люди едят в дорогих местах). В первом случае я сидел в обществе лицемеров и моральных уродов, которые готовы были терпеть все мои капризы ровно до тех пор, пока на счету у меня была кругленькая сумма денег, так что там я мог диктовать свои условия. Во втором же случае люди пытались обратить на себя внимание хоть чем-то, о чём-то меня попросить и так далее, совсем забывая о моей личной жизни: я должен бросить всё, все свои планы и идти на день рождения чьей-то там подруги, поцеловать в губы чью-то жену, написать лично в соц. сетях какому-то абсолютно незнакомому мне человеку «Эй, ты классный», потому что у него депрессия. И в обычном случае я сделал бы это, но тут нужно либо бросить всё и открывать своё общество благотворительности, либо попросту отказывать всем, дабы не обидеть своей выборочностью, но обидеть своим отказом. Как всё это было странно: когда я был обычным человеком, никто с такими просьбами ко мне в жизни не подошёл бы, потому что «хер его знает, кто это». Но когда ты известен, то тебе предлагают сделать что-то для кого-то, а ты задаёшься вопросом «хер его знает, кто это», то, почему-то, это становится обидным. Двойные стандарты общества, в жопу его.

Идиотским мне показалось и то, что люди считали чуть ли не каждое слово, исходившее из моих уст, шедевром, и я мог говорить всё, что угодно, а те под давлением авторитета согласились бы как миленькие. Конечно, если не затрагивать табуированные темы, всем миром признанные дрянью и гадостью. В любом случае, это был неприятный опыт, захотелось выпить и расслабиться, но в кармане уже сотый раз звонил телефон. Я доел, облизал пальцы и поднял трубку.

— Да?

— Да что же ты творишь такое?! — кричал Лука.

— Мне стало плохо. И сейчас мне плохо. И вечером, кажется, всё будет только хуже, Смит. Я больше не писатель, а постер и мешок денег!

— О Матерь Божья… не неси ерунды, Сергей. Ты где сейчас?

— Я на Никольской, жру курочку из КиЭфСи.

— Отлично! Жди там, я скоро подойду.

Я вышел на Никольскую улицу, нашёл свободное место на скамейке и стал ждать. Люди смотрели на меня и фотографировали, потому что у меня был пакет на голове, но это было всяко лучше, чем по причине видения во мне знаменитости и богача. Всё было паршиво, но это было лишь начало дня.