Господа офицеры. Часть первая

Владимир Циканов

Всё повествование написано в стиле «Письмо другу». Автор пишет письмо через 30 лет после афганских событий своему другу-сослуживцу, контрразведчику, курировавшему по линии особого отдела когда-то лётную воинскую часть, в которой проходил службу автор, все герои и персонажи его повествования. В своих воспоминаниях он рассказывает о том, как всё было и происходило в действительности, о своих друзьях-однополчанах, совершавших настоящие подвиги у него на глазах, о командире…

Дед Тимоха

А. И. Тимофеев

Полковник Александр Иванович Тимофеев был необыкновенным и удивительным человеком! Он относился к тому поколению лётчиков, которые были учениками самого Валерия Чкалова и его ровесников. По возрасту он каждому из нас годился в отцы. Методы его воспитания, обучения лётному делу и передачи своего мастерства молодому поколению были, как и он сам, тоже очень необыкновенны и оригинальны.

Полковник А. И. Тимофеев

А сколько афоризмов он изрекал за день! Жалко сейчас, что тогда их никто не записывал! В наше время, думается, было бы очень интересно их все почитать и вспомнить! И, главное, своими высказываниями он всегда попадал, что называется, «не в бровь, а в глаз!» Все его высказывания сопровождались острыми, не употребляемыми в русской письменной речи и литературе, «бранными» словами и выражениями. Но как это было актуально и до всех доходчиво! Особенно в боевой обстановке, когда решение надо было принимать не то что «быстро», а «молниеносно». Это не описать словами! Это надо было слышать и при этом видеть и его, и того, к кому он обращался. Иногда он, когда его не понимали, срывался на крик, «матюги» (нецензурные выражения), смачно вылетающие из его уст, где-то сглаживали, а где-то усиливали изрекаемые им выражения, подчёркивая особый смысл его предложений. В общем, «матюги» были у него и являлись в его предложениях неким таким обязательным атрибутом для связки слов. Так выражаться и изъясняться не мог, кроме него, никто! Я вспоминаю и говорю это с особой теплотой и трепетом, потому что только сейчас, листая и просматривая свою лётную книжку с подписанными им собственноручно допусками меня к полётам в качестве и на должности командира экипажа, вспоминаю всё, понимаю и воочию осознаю, сколько он вкладывал сил и душевных эмоций, переживаний в меня и каждого из нас, кому он давал вывозную программу и допуски для полётов в горах, да и в любых других условиях. В то время не было как таковой какой-то единой и утверждённой кем-либо программы подготовки лётного состава к полётам в горах. Не было и не существовало нигде ни расписанных методических пособий, ни каких-либо конкретных инструкций по действиям лётчика при полётах в горах, посадках на площадки, взлётах с них на тех или иных высотах! А. И. Тимофеев и В. Г. Захаров в этой, в общем-то, труднейшей работе по подготовке лётчиков к полётам в условиях высокогорной местности, ориентировались только на свой собственный и личный опыт. Они летали с каждым конкретным лётчиком, передавая ему свои навыки и умения, до тех пор, пока не становились твёрдо уверенными в том, что тот везде и всё сможет сделать самостоятельно и без посторонней помощи. Сами высоты полёта там до 6000 м были запредельными для вертолётов всех типов. Площадки для посадки выбирались с высот от 1500 м до 3900 м! Но в основном в тех районах высота применения авиации начиналась с 2100 м. Ниже просто не было такой местности. К примеру, сам аэродром «Лянгар» располагался на высоте 2700 метров.

Опыт, полученный там всеми лётчиками, кто работал под непосредственным руководством Тимофеева и Захарова в тех условиях боевой обстановки по подбору площадок с воздуха для десантирования, конечно, невозможно переоценить, он уникален. На таких высотах полётов никогда масштабно не работала и не применялась ни одна авиация в мире. Но они сделали это и были первыми.

Вообще-то, все лётчики — народ суеверный. У нас, среди лётного состава, негласно считалось чрезвычайно престижным получить вывозную программу в горах, с последующими соответствующими допусками, непосредственно у двух лётчиков (А. И. Тимофеева и В. Г. Захарова) за их личной подписью. Мы словно получали своеобразный символический оберег, означающий, что в полёте, при любых условиях и при любой ситуации, с нами ничего и никогда не случится! «Стать заговорёнными!»

В отношении меня, к примеру, жизнь подтверждала не раз этот устоявшийся и провозглашённый неизвестно кем, когда и как постулат. На самом же деле, конечно, не было ничего особенного, таинственного и сверхъестественного. Просто они вместе и каждый из них в отдельности подходили к своей работе и выполнению своих обязанностей с особым вдохновением, любовью и чувством необычайной, чрезвычайно необыкновенной ответственности не только за себя, свою жизнь, но и за жизнь и здоровье всего подчинённого им лётного и наземнотехнического состава.

После ввода непосредственно «за черту» (в ДРА) наших пограничников (основного и большего контингента) и возведения там «укрепрайонов», А. И. Тимофеев сам лично участвовал в обустройстве всех, уже обозначенных, площадок для десантирования войск и грузов. Они делались по всем правилам авиационной науки. Александр Иванович являлся прямым и непосредственным консультантом наземного командования по любым вопросам, относящимся к авиации.

А. И. Тимофеев с пленными афганцами

(Описание-воспоминание к фотографии)

Полковнику Тимофееву наскучило и надоело наводить порядок среди лётного состава, и он пошёл к пленным афганцам. Стоял прекрасный солнечный день. Воздух в горах был такой прозрачный, что, поднявшись на вертолёте на высоту в 6000 метров, можно было увидеть с нашей стороны границы знаменитые на весь мир «семитысячники»: пик Ленина, пик Победы и пик Душанбе. В этих условиях прозрачности и необычайной чистоты воздуха, то, что кричал Александр Иванович, было слышно не только всем нам. Его голос, которому вторило мощное и звонкое эхо, казалось, было слышно и во всем Афганистане, и в Пакистане, и в Индии, границы с которыми проходили по соседнему, прилегающему к речке Лянгар, хребту.

Дед Тимоха кричал: «Ну что, заблудшие овцы…! Жертвы империалистического аборта…?! Мы всех научим и заставим жизнь любить, приведём вас всех к социалистическому строю…!»

Увидев и услышав перед собой кричащего и очень грозного, седовласого, довольно-таки немолодого уже, явно признаваемого и беспрекословно слушающегося всеми вокруг советскими военнослужащими, все афганские пленные без исключения начинали трястись. Во всех их глазах появлялся и стоял неописуемый, просто дикий ужас. Хотя, конечно же, вряд ли кто-нибудь из них понимал, что говорит грозный и на вид злобный русский дядька-шурави⁵…

Далее Тимофеев подходил к кому-нибудь из пленных, дёргал его за рукав, либо ещё за какую-то часть одежды и кричал, обращаясь к нему: «За наших будешь, (слово на букву „б“)! У меня — сыновья по возрасту такие же, как ты…! Ты зачем оружие в руки взял на… (слово на букву „х“)?! Ты узнаешь у меня…, что есть такое светлое будущее — коммунизм…! Я тебе покажу пик Ленина, и ты узнаешь кто это такой…!» При этих словах дед Тимоха натягивал на глаза до упора пленному его картуз, если таковой имелся. Если нет, то просто дёргал стоящего перед ним за руку, роняя его, таким образом, и усаживая на землю, затем он направлялся к следующему «собеседнику».

Примечания

5

Шурави — так называли афганцы всех советских военнослужащих.