Сказание о дымке

Владимир Фёдорович Власов, 2021

"Сказание о ясно-фиолетовой дымке" – даосская книга об обретении чудесного здоровья, нестареющего долголетия, бессмертия и волшебного превращения, написанная только для посвящённых и избранных. Книга о том, как стать небожителем через «Главы о Прозрении Истины». Эта книга может быть прочитана как учебное пособие по медитации для «пестования жизненности» с использованием знаний о внутренней даосской алхимии, которая позволит укрепить здоровье и повысить долголетие, а при постоянном долгом употреблении этого учения обрести бессмертие. Прошу моих читателей отнестись к изложению этой теории обретения бессмертия с юмором и рассматривать его как некое интеллектуальное развлечение. Но, если у читателей возникнет желание, они могут проверить на себе некоторые советы древних мудрецов, как укрепить свой дух и добиться развития своих неординарных способностей, чтобы раздвинуть границы своих физических, интеллектуальных и духовных возможностей.

6. Рассказ о свадьбе Ди Ти-кана и феи

В тот вечер я уснул, и сновиденье мне приснилось,

Как будто я в своём далёком прошлом очутился,

Я стал другим, вокруг меня всё светом озарилось,

Так в прошлой жизни я в правителя вдруг превратился.

При Чан государях в годы «Всеблагого сиянья»

Жил муж Ди Ти-кан, был достойнейшего обхожденья,

Он за заслуги добродетели получил званье,

Правителем уезда стал «Чудесного хожденья».

Рядом с уездом Пагода красивая стояла,

Где рос пионовый куст, мог любой им наслаждаться,

Когда едва пора его цветенья наступала,

Народ сходился там, чтобы цветами любоваться.

Смотренье оборачивалось там общим весельем,

И празднованье то казалось делом всем привычным,

Раз там увидели девицу без сопровожденья,

Шестнадцати лет от роду и в платье, необычном.

То месяц был второй со знаками Огня и Мыши,

Своей красой девица всех вниманье обратила,

Она, чтоб посмотреть цветы, приблизилась всех ближе

К кусту и слишком хрупкий стебель ветки обломила.

И стража, что следила за кустом, её схватила.

И под замок её в своей сторожке посадила,

Все, кто цветам вред наносил, обычно штраф платили.

Все ждали, вечер скоро, но за ней не приходили.

Ти-кан её увидел и, испытывая жалость,

Кафтан с плеча снял, за ущерб отдал его монахам,

Те отпустили девушку, объятую всю страхом,

И та ушла, превозмогая стыд свой и усталость.

Народ же стал хвалить Ди, как правителя уезда,

Отметив его щедрость, качества и добродетель,

Но Ди-кан не считал, что он такой уж благодетель,

За место не держался, не боялся переезда,

Любил больше вино пить, как подвёртывался случай,

А также музыку, стихи и красоту природы,

И о делах не думал в молодые свои годы,

А записи и книги счётные он бросил в кучу.

Начальники, выше стоявшие, его корили:

— «Отец возвысился в работе ваш аж до вельможи,

А вы должность правителя уезда превратили

В пустое времяпровожденье, в игру, быть может».

На что посетовал он: «Можно ли радеть о славе

За жалованье, жалкое, трудиться здесь натужно?

Уж лучше сяду в лодку и отправлюсь к переправе,

Мне кроме гор, воды, текущей, ничего не нужно».

Вернув наместнику печать, работу он оставил,

Домой вернулся, красоту пещер обозревая,

В горах «Прощальная Вершина» себе дом поставил

И жить стал только для себя, людей не замечая.

Обычно шёл он на прогулку, взяв слугу с собою,

Который нёс вино, а он — стихи Тао Юань-мина,

Когда стих был по вкусу, пил вино он из кувшина

И радовал свой взгляд, при том, травинкой он, любою.

Везде, где видел красоту, писал стих, воспевая

Природу, мир чудес, и так он жизнью наслаждался,

Раз кучу туч увидел в небе, их обозревая,

Проникся радостью — в чертах их лотос показался.

Как будто тот вдали раскрылся в море, над водою,

Тотчас сел в лодку и велел грести в то направленье,

Прекрасную увидел вскоре гору в изумленье,

Вскричал в восторге, разговаривая со слугою:

— «Везде носили меня волны в морях всех с ветрами,

Повсюду открывались без изъятья мне красоты,

Откуда же взялась эта гора перед очами?!

Как будто бы небесные спустились вниз высоты.

И с ними нам явились следы духов в нисхожденье».

Он вышел на берег, пред ним стеной скала стояла,

Отвесная, подняться выше в гору не давала,

Он в восхищении своём сложил стихотворенье:

«Встаёт утро в горах, и солнце на зелень ложится,

Цветы встречают гостя, головы пред ним склоняя.

Монах, каких нарвать мне трав, чтоб вновь переродиться

В таких местах, прекрасных, где бессмертье обретая,

Найти способен я чертог души для вдохновенья,

Веслом чтоб правя, мог я плыть в небесные те дали,

Где в музыке под струны циня я найду забвенье

И отдых, удалиться чтобы от земной печали.

Удить в реке чтоб рыбу, попивать вино, хмельное,

Когда вокруг так тихо и светло, подобно раю,

На берегу оставить чёлн, спросить у водопоя,

Найти как Село Персиковое (1), где жить желаю».

Когда последнюю строку писал, то огляделся,

Как будто бы смущённо ещё что-то ожидая,

Тут камень расступился в скале и, вход открывая,

Как будто предлагал войти, чтоб он в лучах погрелся,

Которые из входа, как от солнца, пробивались.

Он приподнял полы одежды и вошёл поспешно,

И вход закрылся, оказался он во тьме, кромешной,

Как в пропасти, бездонной, искорки не загорались.

Уверясь в сердце, что он не жилец на этом свете,

Провёл рукой по камню, замшелому, обнаружив

Расщелину, широкую, что становилась уже,

Когда он шёл по ней и видел тень на парапете.

Расщелина, как козьи там кишки вся извивалась,

Казалось, что спустившись, он идёт в подземном мире,

Потом почувствовал он, как пещера поднималась,

И с каждым шагом становилась всё просторней, шире.

Когда добрался до вершины, небо вдруг открылось,

Было прозрачным светлым, и дворцы кругом стояли,

Куда ни глянь, зари свеченье всюду находилось,

И голубые облака все бликами играли.

Цветы, диковинные, чудо-травы распускались

У врат дворцов повсюду, в крытых галереях.

Ти-кан решил, святым и божествам здесь поклонялись,

Не храмы если это, то обитель благодеев,

Которые от мира в горы Цзоу ( 2) удалились.

Иль, может, это было Персиковое Селенье.

Но вдруг услышал рядом женских голосов он пенье,

И две красавицы-девицы рядом появились.

Одна другой сказала: «Вот и муж наш появился»!

И с вестью поспешили во дворец, вскоре вернулись,

Сказав: «Вас Госпожа ждёт». Ди Ти-кан им поклонился,

Пошёл за ними следом, те у входа обернулись,

И улыбнулись, показав на надпись на воротах,

А там стояло: «Терем Сверкающего Нефрита», —

Доска из букв с изящною резьбой на отворотах,

«Рубиновый Чертог» — висел чуть ниже из гранита.

Затем увидел он из серебра большое зданье,

На ложе семи драгоценностей (3) там восседала

Красавица, младая фея в белом одеянье,

Она Ди рядом пригласила сесть, потом сказала:

— «Я знаю, любознанье — вечное наше пристрастье,

Мы если б истин не искали, скучными бы были,

Я думаю, прогулка ваша принесёт вам счастье,

Соединившую сердца вы встречу не забыли»?

Ти-кан ответил ей: «Всего лишь, я — отшельник, сирый,

Мой парус надувает ветер и по рекам носит,

Так как моя душа, мятежная, исканий просит,

Она всё ищет красоту, ей претит вид, унылый.

Поэтому мне странствовать всегда было по нраву,

Меня тянуло к красоте, где б я не находился,

Увидев гору, плавающую, я удивился,

На ней увидел я Престольный Град, лучший по праву.

Я думаю, что нелегко было сюда добраться,

Что я нарушил ваш покой, меня вы не вините,

Всё это — как в обитель духов на крыльях подняться,

Прошу покорно, просветите меня, вразумите».

Почтенная же фея улыбнулась и сказала:

— «Откуда было вам до этого всего дознаться?!

Ведь на Вершине Фулай (4) вы смогли здесь оказаться

В селенье фей и духов, и даосов здесь немало.

В шестом из тридцати шести всех гротов вы стоите,

Фулай, как и Пэнлай (5) и Лофу (6) плавают по миру,

Я — фея Наньюэ (7), с кем говорить благоволите,

Супруга царя Вэй (8), странствующего по эфиру.

Увидев чистоту с возвышенностью души вашей,

Всегдашнюю готовность из беды спасти всех ближних,

Решилась вас обеспокоить и из мира нижних

Людей вас пригласить сюда для важной встречи нашей».

Она своей служанке знак глазами показала,

Чтоб юную та фею к ним на встречу пригласила,

Ти-кан украдкой глянул, когда та к ним заходила,

Девицей та была, что в пагоде цветок сломала.

Почтенная же фея, указав перстом, сказала:

— «Это — моя дочь, звать — Пролитое Благоуханье.

Как-то в одном саду она была, цветок сломала,

Вы помогли, я не могу забыть благодеянье.

Хочу в знак благодарности отдать её вам в жёны».

Придворные той ночью свадебным занялись делом,

Младые совершили там взаимные поклоны (9),

Вступили в брак и стали близкими душой и телом.

На праздник утром сонмища всех духов к ним явились:

Кто, на драконах сидя, всё в плащах, накидках, белых,

Одни в парчовых одеяниях с небес спустились,

Другие же — на лисах из полуночных пределов,

Кто прибыл на носилках, драгоценностью блистая,

И каждый поспешил вначале феям поклониться,

И были там такие, на воздушных колесницах,

Что прибыли их космоса — Потерянного края.

Гостям, что прибывали, подавали угощенья,

Все, низко кланяясь, к столу, еду бать, подходили,

И чашу выпивали все из золотых каменьев,

Где эликсир бессмертья был, его тут и варили.

Друг другу духи кланялись и за столы садились,

Они сидели слева, а Ди справа посадили,

Едва за стол уселись, как им слуги сообщили,

Что Золотая Фея (10) прибыла, к ней устремились.

Спешили на поклон все к ней, потом духи поднялись

По лестнице вверх в терем, музыка тут заиграла,

Пир начался, изысканные блюда подавались

Такие, что молва людская и не представляла.

Напитки источали крепость и благоуханье,

Все напивались ими, становились словно дети,

Тогда сказал один из духов в белом одеянье:

— «В утехах мы уже восемьдесят тысячелетий,

За это время море трижды уж преображалось,

Жених явился к нам издалека, трёх жизней мало

Супружеское счастье чтобы в Небе состоялось,

Ему воздать чтоб по заслугам, время не хватало.

В речах о духах, феях пусть не будет пустословья

И хвастовства, когда о них слагают все рассказы.

На Небе смертный чтоб бывал — ведь не было ни разу,

Поэтому в народе у них блещут многословьем».

Тут юные все отроки на пары разделились,

И стали танцевать, как чёлны в бурю в качке, сильной,

Мать-фея начала пир, когда танцы прекратились,

Сказав: «Хотим мы угостить всех пищею, обильной».

— «Невеста вон сегодня как румяна и пригожа, —

Сказала чахлая старуха, — видно, это — верно,

Краса без мужа увядает, так оно, наверно,

И я когда-то в юности была красивой тоже».

Все духи рассмеялись, лишь один там был в печали,

В одежде синей гость, сказал он громко духам ясно:

— «Любовь юной сестры нашей поистине прекрасна,

Но ведь она — со смертным, это б вы не забывали.

Нефрита совершенней девушка, инея чище,

Близ облаков взлелеянная, и со смертным будет,

Боюсь, молва всё растрезвонит, и узнают люди,

Хулы, насмешек не избегнуть ей в их душах днище».

— «Уж мы, — посетовала Золотая Фея, — знаем,

Как духи, прочие, высокого на Небе сана,

Что люди жить не могут все без зависти, обмана,

И в волны, мутные, мирского моря не ступаем.

Когда лишь Вседержитель к нам выходит, мы бываем

В их видимости, и они за нами наблюдают,

И злоязычники тогда про нас их вздор слагают:

Тут и свиданье в Яочи при Чжоу (11), мы всё знаем.

И Вестники во времена Хань — синие те птицы (12).

И каково же юным феям? Как им уклоняться?

Однако новобрачные здесь, нужно воздержаться,

И незачем нам повторять такие небылицы».

Мать-фея тут заметила: «Но я сама слыхала,

Что феи никогда с людьми на встречу не стремились,

А сами жертвами лишь случая так становились,

Возлюбленных на небесах им как всегда хватало.

И встречи были редкостью, возьмём хоть для примера:

Свиданья в Бо-хоу (13), иль в Гаотан горах, высоких (14),

Такое ведь случалось, хоть всему была и мера,

Как встречи феи в Лопу (15), как влюблённых, одиноких.

Иль вспомнить, как Цзян Фэй там сами жемчуг с себя сняли (16).

Или сошлись Лун-юй и Сяо Ши (17), где находились,

Или Цай Луань и Вэнь Сяо супругами так стали (18),

И Лань-сян с Чжан Шо, полюбив друг друга, поженились (19).

Яснее ясного, людям насмешки всем по нраву,

Тогда же посмеются пусть все сами над собою,

Не нужно обращать на них внимания, по праву».

Все духи рассмеялись над историей такою.

К горам стало клониться солнце, гости все устали,

Отправились все восвояси. Ди сказал супруге:

— «Выходит, и на небесах все баловаться стали,

И шалости, любовные, смакуют друг о друге.

Не зря Ткачиха с Волопасом (20) всё же поженились,

И Шан Юань сошлась с отроком Фэн Чжи не случайно (21),

А к Цюнь-юю в храм ночью две красавицы явились (22),

Условия различны, чувства их необычайны,

Но всё же схожи. Я хотел бы знать определённо,

Ведь духи, феи на людей не очень то похожи.

Но отчего они все селятся уединённо —

От принужденья иль их силы оставляют тоже»?

Жена в лице вдруг изменилась и ему сказала:

— «Немногие, о ком ты говоришь, под власть попали

Тёмных начал, но у других лишь светлое начало,

Поэтому они на небе духами и стали.

Поэтому и большинство из них служить достойны

У Багряных ворот, их имена все пишут златом

Тут, в Золотом дворце, все в одеянии, богатом,

Так как на небесах они ведут себя пристойно.

Достойно развлекаются, живут в уединенье,

Как только кто завидит их, то сразу понимает,

О чистоте душевной нет ни у кого сомнений,

От похоти, соблазнов, он себя сам ограждает.

Увы, на них я не похожа, и подвластна чувствам,

Могу от сотен я причин так сильно распалиться,

Что если даже в храме сама буду находиться,

То дух мой будет вожделеть телесного искусства.

Не думай, будто феи все совсем, как я, такие.

Я думаю во многих ещё качества остались».

— «Тогда спокоен я, — сказал муж, — мы с тобой другие».

И муж с женой, хлопнув в ладоши, громко рассмеялись.

В покоях их стояла ширма, белая, большая,

И муж после любовных сцен завёл обыкновенье

Раз каждый, после близости, писать стихотворенье

На ширме этой в час досуга, телом отдыхая:

«Небо закрыли со сторон все облака, густые,

Свет небожителей трёх гор (23) издалека всем видно,

Летит сосновый запах — ощущения простые,

Где-то внизу чёлн рыбака тянет сети, пустые.

Вот светит круглая луна, ветер шумит сердито,

На сердце камен лёг — неясные переживанья.

И штора сдвинута, окно для хризантем открыто,

Хмельной поэт пишет стихи о четырёх страданьях (24).

Он чертит кистью их и тихо про себя читает,

Дымит курительница, ароматный дым прекрасен,

И на губах его эти слова вдруг замирают.

И жизни смысл в минуту эту ему слишком ясен.

Заря парчу зажгла, и небеса вдали алеют,

Но мёртвым кажется дом за высокою стеною,

Он словно опустел и уже смысла не имеет,

Полярная звезда встаёт всё выше надо мною.

Я чувствую, что будто умер сам, на самом деле,

Другие же все здесь во сне забвение находят,

Придворные лишь дамы эту ночь без сна проводят

И обучаются игре всё время на свирели.

Все формы в очертаньях туч, клубящихся в безбрежье,

Так бесконечны небеса — в любом краю всё те же.

Но всё ж роднее они были на земле мне прежде,

Хоть голубые небеса светлы, прозрачны, свежи.

От света, лунного, и ветра шторой защититься

Могу я и в зеркальное глядеть лишь отраженье,

И, как отшельник ночью погрузиться в сновиденье,

Уткнувшись головой в подушку, мирно затаиться,

И слушать до рассвета как плывёт звон, колокольный,

И вспоминать о том, как мне жилось в моей деревне,

Как я бродил в лесах, путь выбирал домой, окольный,

Сидел подолгу на развалинах, где был храм, древний,

Крик чудища То ждал — последней стражи объявленье (25),

Рассвет встречал в лесу и наблюдал за облаками,

И ко всему родному ощущал я тяготенье,

В отъезде все места и люди были пред глазами.

Когда туман окутывал места мои родные,

Я знал, за мглой той скрыто всё, что уже детства знаю,

Рассеется туман, пейзажи будут всё такие,

И ничего не пропадёт, что я так обожаю.

А здесь средь волн я вижу лишь простор, безликий,

Мелькнёт челнок лишь, одинокий, а потом исчезнет,

И не поймёшь святой там или житель, дикий,

Бесплотный долгий звук один вдали только трепещет.

А гору с четырёх сторон лишь волны подпирают,

Во сне я дома был, но это сон только приснился,

А надо мной лишь небосклон всё небо обнимает.

И путь домой, в родной мой край, давно уже забылся.

Безмолвно лепестки от персика вокруг кружатся,

Цветы все вянут, а в садах один лишь мох найдётся,

Зачем ушёл Лю Лан совсем, и он уж не вернётся,

А на следы его опавшие листья ложатся».

Уж год прошёл, как Ти-кан дом, родной, совсем покинул,

Пруд лотосовый изменил свой цвет и стал лазурным,

Ночами ветер задувал, и море стало бурным,

Один год только их супружеского счастья минул.

Ночами долетало к ним гудение прилива,

Бередило всё это сердце, грустью наполняло,

Смотрел на корабли он, проплывающие, сиротливо,

И каждый такой раз ему всё тяжелей ставало.

Один раз указал своей жене он направленье,

Сказав: «Вот там, в той стороне мой дом, его не видно,

Меня, видать, забыли все, и это мне обидно,

Наверное, никто не ждёт, моего возвращенья».

В другой раз он сказал жене: «Давно уже скитаюсь,

Но сердце тянется домой, вот бы там оказаться,

Не должен это говорить тебе я, и я каюсь

Ведь если я домой поеду, можем мы расстаться.

Но я тебя люблю, и расставаться не желаю,

Так как на свете никого нет у меня роднее,

Но отпусти меня на время, тебя умоляю,

Я побываю дома, и вернусь к тебе скорее».

Жена, услышав слова эти, сразу погрустнела,

Не молвила ни слова, Ди испытывал волненье,

Сказав: «Я дома побываю, ведь, простое дело,

А там друзей всех повидаю — для успокоенья,

И тотчас же вернусь, чтобы состариться с тобою

Вблизи вод, среди этих туч и этого простора.

И будем вместе жить, ты будешь счастлива со мною,

Позволь мне принести обет, что буду здесь я скоро».

Жена ответила, заплакав: «Ради любви нашей

Могу ли я противиться влечению такому

К родной земле! Пейзажи там, чем здесь, намного краше,

Но подвергаешься ты испытанью, непростому.

Малы и ограничены пределы все земные,

Недолги и кратки там судьбы, ты там быть желаешь,

Боюсь, воротишься и дом и сад свой не узнаешь,

Не будет там, как прежде, всё, там времена иные».

Жена открылась матери, и та ей так сказала:

— «Не думала, что к миру, бренному, он так привязан,

Но вечно с нами прибывать он вовсе не обязан».

Дав облачную колесницу, с дочкой провожала.

Жена, сказав, ему письмо на шёлке протянула:

— «Раз, всякий, как посмотришь на подарок, вспомнишь нашу

Любовь, не забывай меня. Я всё тебе вернула,

И помни обо мне всегда, при расставанье даже».

Они вместе заплакали и с нежностью простились,

Ти-кан и глазом не моргнул, как дома очутился,

Он осмотрелся, видит, что места все изменились,

Их маленький посёлок в большой город превратился.

И люди были все другие, и его не знали,

Садов, домом и улиц бывший образ не остался,

Лишь горы и ущелья прежний вид не поменяли,

Открылся тотчас старикам он, и один признался:

— «В младенчестве слыхал я, прадеда в семье так звали,

Как вас, но как-то в горы он ушёл, не возвратился,

Уж восемьдесят лет как минуло, его искали,

Но не нашли, видать, уже он в кости превратился».

Ти-кан был удручён и раздосадован известьем.

Хотел было взойти на облачную колесницу,

Вернуться чтоб к жене обратно, но на этом месте

Она вдруг, фениксом став, улетела в небо птицей.

Открыл письмо он и прочёл: «Имеет выбор каждый,

И узы, в Небе фениксом скреплённые, не вечны,

Так прежняя любовь способна кончится однажды,

Вновь не сыскать вершину гор, где духов жизнь беспечна».

Он догадался, что тогда, с женой при расставанье,

Она с ним навсегда, слёзно прощаясь, распростилась,

Взяв посох, удалился в горы он в своих скитаньях,

Молва о его жизнь в странствиях не сохранилась.

Пояснения

1. Персиковое Село — в китайской классический литературе — селение блаженных, страна, где царит равенство, добродетель и покой. Эта страна, расположена у легендарного Персикового источника.

2. Горы Цзоу — имеется в виду гора Цзюлин — Орлиная Вершина, где, по преданию, бывал Будда.

3. На ложе из семи драгоценностей — семь драгоценностей: коралл, янтарь, перламутр, агат, золото с серебром, жемчуг и лазурит.

4. Вершина Фулай — мифическая вершина горы Фулай, населённая духами и плывущая по морю. Иногда отождествляешься с город Фулай в современно китайской провинции Шаньдун.

5. Вершина Пэнлай — имеется в виду вершина священной горы Пэнлай, плавающей в Восточном море. На ней, по преданию, обитали Бессмертные.

6. Лофу — точнее связанные отрогами две горы Ло и Фу — легендарная обитель духов в современной китайской провинции Гуандун.

7.Наньюэ — древнее южное государство, находившееся на территории современного Южного Китая.

8. Супруга царя Вэй — во время своего земного существования фея была женой государя Вэй. Династия Вэй пала в 264 г. году.

9. Совершили взаимные поклоны — один из свадебных обрядов, когда новобрачные как бы представлялись друг другу.

10. Золотая Фея — небожительница, входившая, по преданию, в свиту Повелителя неба. Золотой Дух — также одно из имён Будды.

11. Свидание в Яочи при Чжоу — распространённое в Китае предание о встречи чжоуского вана Му с мифической Хозяйкой Запада Сиванму у Нефритового пруда Яочи на горе Куньлунь.

12. Вестники — во времена Хань синие птицы — в китайских мифах синие птицы — вестники Хозяйки Запада Сиванму; речь идёт о встрече ханьского императора У-ди и Сиванму, которой предшествовало появление синих птиц.

13. Свиданья в Бо-хоу — В новелле китайского писателя Ню Сэн-жу (779 — 847) «Записки о путешествии в Чжоу и Цинь» рассказывается, как автор встретил в поминальном храме ханьской императрицы Бо Тай-хоу саму императрицу и её подруг, знаменитых государынь и красавиц древности. Хозяйка и гости устроили поэтическое состязание, а затем автор провёл ночь с прославленной красавицей Ван Чжао-цзюнь

14. В горах высоких Гаотан — по преданию, в давние времена государь царства Чу делил с феей ложе в горах Гаотан.

15. Встречи феи в Лопу — Фея Би Фэй, дочь легендарного китайского императора Фу-си, по преданию, встречалась с чэньским ваном (князем) Сы в Лопу.

16. Цзян Фэй сняли с себя жемчуг — Цзян Фэй — имя двух речных фей; они повстречали некого Чжэн Цзяо-фу и, сняв с себя жемчуга, подарили ему; но, едва он отошёл прочь, как феи и камни исчезли.

17. Сошлись Лун-юй и Сяо-ши — Сяо Ши славился дивной игрой на свирели, и цзиньский князь Му-гун, очарованный его искусством, отдал ему в жёны свою дочь Лун-юй. Сяо Ши стал обучать её игре на свирели, вдруг к ним слетел Феникс и заслушался их игрой, а потом они все трое улетели на небеса.

18. Цай Луань и Вэнь Сяо супругами так стали — по преданию, Вэнь Сяо повстречал на горе Сишань фею Цайц Луань и взял её в жёны.

19. Лань-сян с Чжан Шо, полюбив друг друга, поженились — в давние времена фея Ду Лань-сян вышла замуж за юношу Чжан Шо; потом она возвратилась на небеса, и Чжан Шо тосковал по жене.

20. Миф о дочери небесного бога Ткачихе, жившей к востоку от Млечного Пути и ткавшей изо дня в день облачные одеяния для небожителей; бог, сжалившись над её одиночеством, выдал дочь за Волопаса, жившего западнее Млечного Пути. Но она, выйдя замуж, перестала ткать, и бог, разгневанный, приказал ей возвратиться и впредь видеться с мужем только единожды в год в седьмой месяц седьмой луны.

21. И Шан Юань сошлась с отроком Фэн Чжи не случайно — В давние времена в Китае некто Фэн Чжи, решив заняться науками, уединился в дальних горах, но фея Шан Юань, и здесь отыскав его, прилетала к нему по ночам.

22. А к Цюнь-юю в храме ночью две красавицы явились — Ли Цюнь-юй сочинил стихи «Царская гробница». Когда в давние времена он, проезжая мимо храма Эрфэй, начертал на стене свои стихи, начинавшиеся словами: «Храм подле царской гробницы…», то вдруг откуда-то явились две красавицы и назначили Цюнь-юю свидание через два года.

23. Свет небожителей трёх гор — три верховных духа, которые, по даосским верованиям, соответствуют нефритовой, высшей и великой чистоте. Каждый из них живёт на одном из небес, откуда они правят вселенной.

24. Пишет хмельной поэт о четырёх страданиях — согласно буддийскому учению, существует четырех страдания, которые претерпевает человек в земном мире: рождение, старость, болезнь, смерть.

25. То-лун — сказочное водяное животное, похожее на крокодила, издаёт громкий крик, отмечая каждую ночную стражу.