Морпехи против «белых волков» Гитлера

Владимир Першанин, 2012

«Полундра!» – В годы Великой Отечественной этот боевой клич советской морской пехоты наводил ужас на врага от Крыма до Заполярья. Их доблесть, стойкость и веселая удаль вошли в легенду. Гитлеровцы не зря окрестили их «черной смертью» и боялись больше штрафников и гвардейских штурмовых частей – на фронте знали: морпехи не отступают и не сдаются в плен, их мало убить – нужно еще и повалить. Расстегнув перед атакой ворот, чтобы видна была тельняшка, закусив ленточки бескозырок, не кланяясь пулям – только вперед! ПОЛУНДРА!.. Новый роман от автора бестселлеров «Командир штрафной роты» и «Штрафник, танкист, смертник»! Подвиги советской морской пехоты в ледяном аду Заполярья! Отчаянные десанты и разведрейды по немецким тылам, кровавые схватки с эсэсовцами и элитными подразделениями егерей, специально подготовленных для действий в условиях Крайнего Севера и прозванных «белыми волками»! Морпехи Сталина против гитлеровского спецназа!

Глава 3

Егеря группы «Север»

Серьезные это были ребята из горно-стрелковых егерских батальонов группы армий «Север». Элитные войска. Иногда называли себя «белые волки». По повадкам, стремительным налетам в светлом или белом камуфляже, они действительно напоминали волков. Но и старший лейтенант Маркин времени не терял, его отряд «Онега» учился и на полигоне, и в боевых схватках, быстро набирая опыт.

Весной активно пошли караваны союзников с вооружением и техникой из Англии и США через Мурманск по Баренцеву и Белому морю в Архангельск. Везли танки, самолеты, паровозы, листы алюминия, тушенку и прочие нужные вещи.

Долгое время было модно свысока оценивать американские и английские поставки. Танки горят, как свечки, самолеты так себе, а без вашей тушенки мы вообще бы легко обошлись. Это не совсем так.

Достаточно было зайти в любую солдатскую столовую или заглянуть на полевую кухню, чтобы убедиться, как неважно обстояли дела с питанием. Бойцы, случалось, по несколько дней, а то и недель сидели на похлебке с перекисшей капустой и редкими блестками жира. Оживлялись, когда в ротный котел бросали две-три банки тушенки. Пара килограммов мяса и сала на сто человек, их и не разглядишь в большом котле, но каша или суп становятся сытнее.

А самолеты? Пять тысяч истребителей «Аэрокобра» привезли корабли в Советский Союз. Скорость 615 километров в час, вооружение сильное — пушка и крупнокалиберные пулеметы. Для сравнения: новый советский истребитель «Як-1» (хорошая машина!) выжимал 590 километров в час, имел деревянный корпус и вооружение куда слабее, чем у американца. Я уже не говорю об устаревшем И-16 («ишачок»), с его скоростью в 500 километров и малокалиберными пулеметами ШКАС, скорострельными, но малоэффективными.

Наши летчики на любых самолетах в бой шли смело и сбивали фрицев, хотя несли немыслимые потери. Эскадрильи и полки таяли, гибли целиком за считаные дни и недели. Так что не пустяк были эти пять тысяч «Аэрокобр», две тысячи истребителей «Киттихоук» с шестью крупнокалиберными пулеметами в крыльях, а также небольшие партии других самолетов. Чем не помощь?

И танков поступало немало. Герой Советского Союза Дмитрий Лоза хорошо отзывался об американском «Шермане». В чем-то он уступал нашему Т-34, но уж значительно превосходил легкие танки БТ, Т-26 или Т-60 с малокалиберной пушкой. Так что не зря немецкое командование выставляло на пути конвоев стаи подводных лодок, эскадрильи бомбардировщиков, и не прекращалось постоянное наблюдение за морем.

Наступивший на несколько месяцев полярный день облегчил работу немецким летчикам и подводникам. Полеты, если не мешала плохая погода, осуществлялись ежесуточно.

Едва не каждый день поднимались столбы дыма и доносились отдаленные раскаты взрывов. В безветренную погоду над водой на сотни метров поднимались грибовидные облака от сгоревших или взорванных крупных транспортов.

На берегах узкого в этих местах Белого моря и Двинской губы немцы стали забрасывать группы разведки (в основном егерей), активизировали агентуру. Среди коренных местных жителей осведомителей даже в трудное время 1942 года найти было сложно, но предатели все же находились, особенно среди ссыльных националистов. Существенной роли они не играли, выполняя функции проводников, да и находились в основном под наблюдением. Зато запищали на высотах и в заливах радиопередатчики заброшенных в тыл разведывательных групп, показывая цели немецкой авиации.

Впрочем, использовалась не только авиация. Немецкие десантные отряды группы «Север» наносили болезненные удары везде, где представлялась возможность. Сброшенные парашютисты в течение нескольких часов хозяйничали в райцентре, взорвали мост, железнодорожные пути, грузовые склады.

Комендантский взвод и зенитный расчет были уничтожены умело и стремительно. Парашютисты знали свое дело, все произошло настолько быстро, что растерянная телефонистка успела произнести несколько бессвязных фраз, которые никто не понял. Ее закололи ножом в спину. Девушка так и осталась сидеть на стуле перед коммутатором.

Начальник железнодорожной милиции, пожилой майор, воевавший еще в Первую мировую, забрал у раненого пулеметчика старый, давно знакомый «Льюис» с массивным самоварным стволом, и экономно, короткими очередями выпустил три оставшиеся диска. Стрелял он довольно метко. Один из егерей остался лежать на перроне, второй с перебитой ногой забился под вагон и кричал, прося помощи.

Опасаясь пулемета, помогать ему не торопились, но, когда у майора опустел последний диск и он открыл огонь из нагана, кто-то из офицеров крикнул:

– Прикончите его. У русского всего лишь револьвер.

Сунувшийся напролом молодой егерь получил пулю в лицо и, выронив автомат, отполз в сторону. Второй, более опытный, забежал со спины и выпустил длинную очередь. Пнул ботинком умирающее тело, достал из внутреннего кармана документы, а из нагана добил тяжело раненного русского пулеметчика.

– Ну вот и все, — пробормотал он и швырнул наган в траву.

Кроме автомата, егерь имел отличный «вальтер» с удлиненным стволом и не нуждался в древнем револьвере.

Милицейская смена во главе со своим начальником, вооруженная наганами и винтовками, не бросила пост и вместе с комендантским взводом вела бой, пока не закончились патроны. Кто-то сумел уйти, большинство погибли, а двоих милиционеров егеря захватили живыми.

Егеря понесли большие потери, которых не ожидали. Желая показать, что ждет тех, кто окажет сопротивление, привязали двух захваченных милиционеров к решетке изгороди, сунули за пазуху ручные гранаты с длинными деревянными ручками, дернули запальные шнуры и отбежали прочь. Метавшиеся по перрону люди в ужасе шарахались от исковерканных тел с вырванными и раскиданными по перрону внутренностями.

Унтер-офицера раздражали истошные крики, и он с пояса выпустил автоматный магазин в метавшихся людей. Две женщины упали и поползли, оставляя за собой кровяной след.

– Добить сучек? — спросил унтера один из егерей.

– Сами подохнут. У них ни лекарств, ни бинтов нет.

С десантом «белых волков» отряду «Онега» пришлось столкнуться буквально через несколько суток совершенно неожиданно, и наши бойцы на собственной шкуре убедились, с каким подготовленным и сильным врагом предстоит воевать.

Егерей высадили на скоростных катерах для уничтожения крупной базы горюче-смазочных материалов. Точного расположения замаскированной базы немцы не знали, и егеря замешкались. Отряд «Онега» подняли по тревоге пасмурным дождливым днем, посадили на машины и повезли к месту, где уже шел бой.

Хорошо замаскированную базу, баки, врытые в землю, подъездные пути обнаружить с воздуха немцы не сумели. Видимо, их вывел к объекту, хоть и плутая, кто-то из местных агентов.

Охрана, как это часто бывает, состояла из пожилых запасников, долечивающихся раненых и молодняка, набранного в военкоматах в первые дни призыва, пока их не расхватали в линейные формирования.

Небольшой гарнизон так же, как и на станции, оборонялся упрямо, но когда отряд подъехал, то Маркин понял: старикам, молодняку и раненым не удержаться. Вышку с пулеметом перекосило, там лежало мертвое тело красноармейца, торчали ботинки с размотавшимися обмотками. Бойцы сняли тяжелый ДС-39 и перетащили в окоп. Не слишком совершенный, но скорострельный станковый пулемет Дегтярева прижал егерей к земле.

Но это была не та война, к которой готовили этих старательных мужиков и парней. Они и окопы вырыли, как положено, с брустверами, маскировкой и собирались до конца защищать свой пост, азартно опустошая обоймы старых винтовок.

Заклинило затвор пулемета. Задержку долго не могли устранить, продолжая вести огонь из винтовок. Кое-кто готовился к штыковому бою, ожидая, когда фрицы прорвутся в лоб. Однако в лоб никто прорываться не собирался, да и охране не следовало цепляться за свой старательно вырытый окоп. Егеря, хоть и в малом количестве, решали задачи энергично, ударили с флангов, не тратя свои жизни в лобовой атаке.

Свидетелем такого эпизода стал Слава Фатеев. От сторожевой будки застучал автомат, поднимая фонтаны влажной хвои. Били так, для эффекта, ни в кого не попали. Но егерям это было и не надо.

За спинами пригнувшихся красноармейцев приподнялась голова в сером камуфляжном кепи, а в окоп полетели две гранаты. Егерь кидал их умело, с задержкой, рванули они сразу, не дав никому выскочить или отшвырнуть гранату в сторону.

По дорожке, пригнувшись, бежал лейтенант с наганом в руке, придерживая раненую кисть. Наверное, он находился на другом участке и не знал, что здесь происходит.

– Глушак Саня! Ты где?

Подбежал ближе к окопу и отшатнулся. На бруствер выползал сплошь окровавленный боец. И сразу поднялся егерь, который, видимо, немного понимал по-русски.

– Санья здесь… уже подох.

И, показав пальцем на дымившийся окоп, с одной руки короткой очередью свалил лейтенанта.

Егерь в кепи, куртке, высоких шнурованных ботинках увидел Фатеева и, приняв его за нескладного коротышку-охранника, поманил пальцем к себе:

– Брось оружие. Войне конец…

И автомат он держал небрежно, одной рукой, но Слава по напряженным мышцам видел: этот волк успеет выстрелить первым. Обученный, гад! Лейтенанта, почти не целясь, уложил точной короткой очередью в лоб. Вон он лежит, а вокруг головы бурая масса — разнесло макушку разрывными пулями.

Неизвестно, что бы произошло дальше, но Фатеев нашел единственный выход. С трудом ворочая пересохшим языком, покорно согласился:

– Да, конец войне. И Сталин капут.

Нагнувшись, стал опускать ППШ, положил его, не спеша, на землю. Из-за сторожевой будки вышел еще один егерь, который прикрывал напарника. Они обменялись парой фраз, видимо прикидывая, что делать дальше. На считаные секунды внимание к мелкому белобрысому русскому, стоявшему на коленях, ослабло. И Фатеев, прозевавший врага, знал — повторного шанса не будет. Он подхватил автомат и открыл огонь, нагнувшись, с земли, почти наугад.

Егерь упал рядом с окопом. Слава с тоской подумал, что второй фриц его опередит, но бежали на выручку свои, и несколько автоматных очередей скрестились на втором егере. Подошли вместе с Толей Алехиным к окопу, увидели четыре изорванных осколками тела, еще один труп на сторожевой вышке и тело лейтенанта на дорожке.

– Вот так они умеют, — с горечью проговорил Алехин. — Вдвоем весь наш пост за пять минут уложили.

Он снял с пояса егеря чехол с тяжелым ножом, удивился, до чего отточено было лезвие и острие. Такой, если умело метнуть, на десяток шагов насквозь пробьет.

Загорелся крайний бак с горючим. Ели, маскирующие его, вспыхнули, как свечки. Второй бак был неполный и взорвался, разбрасывая сгустки пламени. Из огня выбежал красноармеец, на нем горело все с головы до ног. Он пытался сорвать шинель, но руки не слушались. Боец покатился по мху, оставляя позади себя горящие клочья. От животного крика Афанасию Шишкину стало не по себе.

Кто-то из десантников попытался сорвать шинель, но отскочил с обожженными руками. Неподалеку взорвался еще один бак, и отделение побежало в сторону взрыва. Шишкин обернулся и добил очередью кричащего от боли обреченного человека.

С егерями столкнулись у топливного провода. Двое в куртках и кепи прикручивали к развилке трубы взрывчатку, третий сразу открыл огонь. Пули прошли с недолетом, но уже следующая очередь свалила Алехина. Стреляли друг в друга с расстояния полусотни шагов, в спешке мазали, кого-то ранили. Из пробитой трубы била струя дизельного топлива. Гранаты применять опасались. Афанасий Шишкин поймал на мушку егеря, отползающего от трубы, нажал на спуск. А его товарищ, не видя другого выхода, бросил гранату.

Если бы попал во взрывчатку, накрыло бы всех, но смяло лишь одну из труб, откуда текло дизельное топливо. Алехин Толя подгребал под себя сухую траву, мох, извиваясь от боли. Пули угодили ему в живот. Один из егерей выстрелил из ракетницы в растекающееся озерцо солярки, взвилось неяркое дымное пламя.

Алехина оттащили в сторону, перевязали. Егерь пытался достать группу из автомата, ему мешал охранник с эстакады, стреляя не слишком метко, но отвлекая. Егерь сменил магазин и, обернувшись, точной очередью снял охранника. Хотел сделать шаг в сторону, сменить позицию, но ноги не подчинились. Охранник, из пожилых красноармейцев-запасников, попал в него своим последним выстрелом.

А Толя Алехин, перевязанный, все тянул руки к животу и пытался что-то сказать. Его не слушали, по всей территории нефтебазы шел бой, горели бензин, солярка, машинное масло.

– Толя, все будет в порядке, — нагнулся над ним Слава Фатеев. — Потерпи еще немножко.

– Обманываешь… внутри как огнем жжет, конец мне пришел… домой напиши.

Фатеев кивнул, подхватил автомат и побежал к месту боя. Он уже не мог больше обманывать товарища.

Маркин с группой десантников сумел оттеснить от вагонов с горючим егерей, пытавшихся поджечь их из огнемета. Огнеметчик, видимо, получил команду подползти поближе под прикрытием пулемета и скользнул по канаве к насыпи. Старший лейтенант знал, что дальность огнеметной струи не превышает 50–70 метров. Егерь рисковал сгореть заживо, но упрямо полз вперед.

Фатеев добежал до насыпи, вскарабкался на вагон и открыл огонь сверху, рискуя не меньше огнеметчика. Если вспыхнут цистерны, от обоих не останется головешек. Пуля попала огнеметчику в бедро, он замер, затем сбросил ранец, пытаясь остановить кровь.

Политрук Слобода отжимал егерей к берегу. С одной и другой стороны уже имелись убитые. Егеря дважды переходили в контратаку. Унтер-офицер застрелил в упор десантника из группы Веселкова, на него бросился один из новичков. Опытный егерь с легкостью уклонился от торопливой автоматной очереди и уложил новичка выстрелом в грудь.

– Гранаты! — кричал Слобода. — Огонь гранатами.

Немцы отступали под взрывами, затем их пулеметчик взобрался на крышу будки и открыл огонь сверху. Упал один, второй десантник, ранило в руку Маркина. Фельдшер Аким Рябков упрямо тянул командира отряда в укрытие. Но старший лейтенант обозленно отталкивал его. Он понимал, если егеря снова прорвутся на базу, то доведут дело до конца, а самое главное — взорвут подземное хранилище.

– Слобода, ты где?

– Он за насыпью, — ответил Шишкин. — Там бой идет.

– Собирай всех, и только вперед. Боитесь, жить хотите? На войне так не получается…

Маркин обессиленно опустился на землю. Рябков вместе с санитаром снял телогрейку и стал бинтовать рану.

Слава Фатеев, ломая ногти, пытался развернуть счетверенную зенитную установку «максимов». Ему помогал лейтенант Костя Веселков и двое десантников. Егеря вывели установку из строя в первые же минуты, расстреляли и забросали гранатами расчет. Но торопились, три ствола уцелели, лишь кожух четвертого продырявило несколькими осколками.

Кое-как ворочался поворотный механизм, Веселков мощным плечом с трудом развернул его. Потом взялись все вчетвером и увеличили градус поворота еще немного.

– В самолет не попадем, а Слободе поможем.

Ударили из трех стволов, пули шли с завышением. Веселков навалился на кожухи всем телом, трассы ударили точнее. Одного из егерей отбросило попаданием сразу нескольких пуль, другой метнулся прочь, едва успев уйти из-под трассы. Неожиданный огонь зенитной установки заставил «белых волков» залечь или скатиться в ложбину.

– Долго не продержимся, — сказал Веселков, показывая на второй ствол, из которого били струйки пара.

Открыл кожух третьего ствола, заглянул.

– Этот вроде целый. Вода есть.

Николай Слобода понимал, что покалеченная зенитная установка долго не протянет. Надо выбивать фрицев, пока есть прикрытие. Бросились дружно. Но егеря, прятавшиеся где попало от пулеметного огня, сразу пустили в ход автоматы. Умело, почти не высовываясь из укрытий.

Огонь был настолько плотный, что натиск захлебнулся. Бежавшие впереди десантники были убиты или тяжело ранены. Двое замешкались, топтались под пулями.

– Ложись! — кричали им.

Один, пошустрее, бросился на землю. Другого перехлестнуло через ноги. Он сделал несколько шагов и, свалившись, закричал:

– Спасите, братцы!

Лязгнул и заклинил второй ствол. Фатеев добивал оставшиеся патроны. Знал, что перезарядить покалеченную установку не сумеет. Ну, чего вы медлите? Вперед, пока есть возможность.

Егеря пристрелялись и все чаще попадали в цель. Слобода, не выдержав, надвинул поглубже морскую фуражку и, рассеивая очереди, бросился вперед. Двоих бойцов, поднявшихся следом, свалило пулями на землю. Но политруку везло, лишь рвануло рукав куртки. Поднимались остальные и бежали, уже не обращая внимания на огонь, видя перед собой лица врагов.

Это была не та рукопашная схватка на «Нормане», где разношерстная немецкая команда все же не смогла дать толком отпор. За каждого убитого егеря приходилось платить жизнью десантника. «Онега» впервые столкнулась с таким врагом и в бою постигала стремительную науку десантной схватки.

Такие, как Афанасий Шишкин или Слава Фатеев, не уступали егерям. Крепкий, с квадратными плечами, унтер-офицер сделал ложное движение прикладом, намереваясь в следующую секунду разбить голову светловолосому недомерку. Фатеев уже знал эти штучки, отпрыгнул и кованым прикладом ППШ влепил в висок, проломив немцу кость. Егеря касок не носили, рассчитывая на свою ловкость и большой опыт.

Афанасий Шишкин, бросившийся преследовать егерей, перехватив ствол вражеского автомата, резко крутнул его, выворачивая немцу кисти, и сшиб мощным толчком с ног. Щадить врага он не собирался, ударил сапогом в голову и сцепился со следующим егерем.

Спортивный, светловолосый лейтенант из «вальтера»-автомата свалил одного, затем второго десантника. В магазине пятнадцать патронов, а лейтенант славился своей меткостью. Кто следующий? Громоздкий взрывник Костя Веселков, которого берегли и взяли с собой лишь из-за большой нехватки людей, оказался под прицелом. Лейтенант, кажется, усмехнулся — туповатым и напуганным показалось ему широкое лицо русского командира с кубиками на петлицах.

Костя действительно испытал страх, выжимающий пот со лба. Он видел, как за считаные секунды лейтенант с легкостью прострелил головы двум парням из пополнения. Наверное, разрывными пулями, потому что вылетали осколки костей и комки мозга.

Такая же судьба ждала Веселкова, сапера, совсем не привыкшего к рукопашным схваткам в упор. Но бойцы отряда «Онега», сцепившись в тот день с егерями «Севера», сами того не осознавая, прошли жестокий курс обучения, когда сознание выбирает самый короткий и эффективный путь, чтобы победить.

Может, именно страх ускорил реакцию не слишком разворотливого сапера, но ствол американского «томпсона» взлетел мгновенно, и крупнокалиберные пули снесли с лица егеря-лейтенанта не только улыбку, но и само лицо.

Егеря не побежали, но старший из них, видимо, понял, что снова прорваться к базе не удастся. Плотный огонь вели не только десантники, но и подтянувшиеся охранники со своими старыми винтовками. Егеря начали отход к бухте быстрыми короткими перебежками, прикрывая друг друга огнем.

Маркин видел, как десантники, бросившиеся преследовать егерей, снова начали нести потери. Трое-четверо егерей бегло и довольно метко стреляли из автоматических винтовок с емкими магазинами сбоку. Преследование пришлось прекратить, но старший лейтенант собрал на этом участке два уцелевших ручных пулемета и «максим». Маркин уже не спешил. Подозвал Шишкина и приказал ему:

– Ты у нас лучший стрелок. Видишь этих егерей с новыми винтовками? Я прикажу пулеметчикам сосредоточить на них основной огонь, а ты возьми у охранников трехлинейку и выбивай их по одному.

Никита Васильевич Маркин тоже кое-чему научился. Три пулемета били по одному участку, вызвав суету. Некоторые егеря вскакивали и, делая слишком длинные перебежки, попадали под пули. Шишкин сумел подстрелить двоих егерей с автоматическими винтовками, еще один угодил под пулеметную очередь. Прикрытие ослабло, и егеря бежали к катерам, причаленным у пирса.

Моторы молотили на холостом ходу, пока егеря втаскивали раненых. Кормовые крупнокалиберные пулеметы заставили десантников залечь. Оба катера, взревев двигателями, развили полный ход. Вслед им стреляли, но, описывая виражи на высокой скорости, катера уходили все дальше в море.

Плотный огонь с берега догнал один из катеров, повредил мотор. Судно окуталось дымом, замедлило ход и двигалось рывками. Маркин видел, как свалился в воду один из егерей, замолк крупнокалиберный пулемет на корме. Добить катер не удалось, он отошел слишком далеко от берега, и в цель попадали лишь немногие пули.

Второй катер, описав круг, бросил буксирный трос и потащил раненого собрата. Стрелять уже не имело смысла, катера удалялись все дальше и дальше, побитые пулями, увозя уцелевших в бою егерей.

– Вот тебе и «белые волки», — сплюнул Маркин. — Бить их надо и по сторонам не оглядываться.

Политрук Слобода дрожащими пальцами прикуривал папиросу. Рядом лежал автомат с опустошенным диском. Политрук выпустил весь боезапас, расстрелял даже обойму пистолета.

– Хорошо повоевали, — переводя дыхание, сказал он. — Не думал, что живым выберусь.

Бойцы ходили между телами убитых егерей. Удивлялись добротной экипировке. Легкие куртки на гагачьем пуху, шерстяные свитера, высокие шипованные ботинки. И кормежка не в пример нашей. Яркие баночки с тушенкой, паштетом, куски копченой ветчины в целлофане, шоколад.

С опаской рассматривали баночку с кольцом. Политрук прочитал надпись. Оказалось кофе, которое нагревается за счет химической реакции. Попробовали одну-другую баночку крепкого горячего кофе со сливками.

– Вот сволочи, чего только не выдумают!

Маркин вместе с Шишкиным рассматривали трофейную винтовку с магазином слева на 24 заряда. Это была автоматическая винтовка, больше напоминающая компактный пулемет, ими вооружали десантников и парашютистов.

– Три штуки, — сказал Фатеев. — Себе бы забрать.

– Новое оружие, штаб не отдаст. Одну штуку тайком, может, и приныкаем.

Из-за нехватки автоматов брали трофейные. Но лучше бы отечественные… Звук выстрелов ППШ и МП-40 резко отличается, можно поймать гранату от своих, если тебя не разглядят.

– Наломали мы им бока, — хвалился кто-то из бойцов, примеряя ботинки.

Ему показали рукой в сторону догоравших цистерн, которые тушили приехавшие пожарники. Тихо умер разведчик Толя Алехин. Его отнесли в сторону. Фельдшер Рябков возился с другими ранеными и восклицал:

– Господи, половина людей разрывными пулями ранены! Вот тебе и викинги — благородные воины.

Ввел ампулу морфия парню, извивающемуся от боли.

– Вторая доза уже, — пояснил он. — Кишки, как дробью, изрешетило. — Может, хоть сейчас заснет.

– И не проснется, — хмуро добавил Маркин. — Это называется «победили».

Рябков, мягкий по характеру, показал старшему лейтенанту на пожилого охранника.

– Жене, наверное, в письмах писал, что в тылу устроился, выживет. А у него малую берцовую кость в куски раздробило. И кровотечение сплошное. Через час-два преставится мужик.

– Ну, делай что-нибудь, — раздраженный болью от собственной раны, крикнул Маркин.

– Кость пилить надо, осколки удалять, ампутацию, в общем, проводить.

Фельдшер не имел на это полномочий, все же он был не хирург. Но его окружили со всех сторон, а Фатеев протянул остро заточенный шведский нож, доставшийся ему как трофей.

– Пилка еще нужна, — попросил фельдшер.

– Найдем.

Охранник пришел в себя и с ужасом слушал разговоры об ампутации, ноже и пилке.

– Дайте хоть умереть спокойно, — попросил он ослабевшим от потери крови голосом. — Не мучайте, Христа ради.

– К семье вернуться хочешь?

– Хочу.

– Тогда терпи. Тут на полчаса всех делов. А для обезболивания стакан водки нальем.

– Лучше два. Боюсь я…

В этот момент земля вздрогнула, а метрах в пятистах взвился огненный гриб.

– До подземного хранилища добрались, — сказал сержант из охраны. — Полторы тысячи тонн бензина.

Горячий вихрь крутил клочья травы, мха, отчетливо слышался рев огня. Крупные бело-черные кайры сотнями кружились над скалами, они тревожились за недавно отложенные яйца.

По склону хребта медленно шли трое егерей. Обернувшись, один из них сделал двумя пальцами знак в виде латинской буквы «V» — виктория, — мы все же победили, горючее для ваших кораблей, танков, машин уходит в небо.

– Так че с парнем делать? — напомнил Рябков, дергая Маркина за рукав.

– Оперировать. — И повернулся к Шишкину, все еще державшему в руках автоматическую винтовку. — Брось ее на хрен, возьми трехлинейку. Достанешь этих троих?

– Вряд ли. Далеко слишком.

– Попробуй, Афоня. Не дай им безнаказанно скрыться да еще насмехаться над нами.

Огонь, пробив стены подземного бензохранилища, ревел, выкидывая огромные языки пламени. Рябков с санитарами и добровольными помощниками подступил к охраннику с раздробленной ногой. Шишкин вздохнул и принял протянутую винтовку.

– Бой точный, не сомневайся, — заверил его владелец. Ты только на высоту поправку сделай, не забудь.

– Не забуду, — буркнул Афанасий.

Кроме него в удаляющуюся троицу стреляли и другие.

– Бросьте, — прикрикнул Шишкин, — мешаете только.

У сержанта было отличное зрение, и он хотел видеть попадания своих пуль. Тройка егерей, выбравшись из боя, где полегла половина их товарищей, знала, что отомстила за них, уничтожив самое крупное бензохранилище. То один, то другой поворачивался и показывал на пальцах — мы все же победили.

Возможно, они насторожились, когда Шишкин, подняв планку до нужной отметки, выстрелил и пуля подняла фонтанчик щебня. Второй и третий фонтанчики ударили ближе. Тройка ускорила шаг и перестала поднимать пальцы, тревожно оглядываясь назад.

Четвертая пуля ударила егеря в бедро, завалив на бок. Рана была серьезная, встать сам он не мог, его подняли товарищи и потащили на себе. Теперь они представляли тесную уязвимую кучку, по которой снизу открыли дружный огонь.

Слишком большое расстояние рассеивало пули. Чтобы спастись, двум егерям следовало бросить тяжело раненного товарища и убегать. Но они этого не сделали, и одна из многих пуль попала во второго егеря. Идти и помогать остальным не хватало сил, наверное, поймал пулю в спину. Он упал.

Уцелевший из троих егерей открыл беспорядочный огонь, грозя кулаком в сторону русских. Маркин послал группу наверх. Пока десантники взбирались на гору, там приняли решение. Фатеев, ходивший во главе группы, вернувшись, доложил:

– Раненые застрелились, или третий их прикончил. Вот автоматы трофейные.

– Ладно, иди, собирай людей.

Нефтебаза выгорела на три четверти. На месте боя обнаружили трупы около двадцати егерей. Определить количество точно было невозможно, многие тела сгорели дотла. Потери отряда оказались примерно такие же, но если приплюсовать к ним погибших красноармейцев из охраны, то егеря группы «Север» взяли за каждого своего убитого по три русских жизни.

За потери Маркину ничего не высказали, молча приняли рапорт. Досталось за сгоревшее бензохранилище.

– Мы из Америки бензин возим, а вы его здесь сохранить не можете.

Замечание было не совсем справедливым. Десантники вступили в бой, когда егеря уже пробились на территорию и начали поджигать баки. Зевнула охрана, а может, не хватило умения противостоять волчьей хватке егерей. Но и они свой долг выполнили — почти все охранники остались на выжженных склонах.

Командир бригады Юшин хлопнул Маркина по плечу.

– Учись. За битого двух небитых дают. Хотел капитана присвоить, но, вижу, еще рано. Двадцать егерей тоже не шутка, они себя под пули не подставляют.

А командир взвода немецких егерей докладывал об операции своему начальству.

– В какую форму была одета охрана? — спросил он.

– В обычную армейскую. Рванье. Ботинки с дурацкими обмотками, мятые шинели. Кроме винтовок и наганов у них имелось несколько пулеметов, в том числе один зенитный счетверенный. Были также их полицейские — милиционеры. Оборонялись упорно, хоть и неумело. Основные потери мы понесли от морских пехотинцев. Их перебросили на помощь в разгар боя, эти воевали умело и энергично.

– Я думал, морских пехотинцев мы перебили еще в прошлом году.

– Я тоже так считал, господин капитан. Но они появились снова: черные куртки, большое количество автоматического оружия.

Капитан закурил длинную сигарету с золотым ободком, другую предложил командиру взвода.

– С вами был лейтенант из разведки. Если он попал в плен, у нас будут неприятности.

– Его убили. Очевидцы рассказывают, что он отстреливался до последнего. Его застрелил громадный русский лейтенант из автомата «томпсон». У того калибр одиннадцать с половиной миллиметров, разнес голову на части.

– Слава богу, что не попал в плен. Хотя, конечно, жаль парня.

– Я видел их начальника, — продолжал командир взвода. — Тупое лицо со щербинами, наверное, переболел в детстве оспой, но не подох. Ходят слухи, что русские создали специальный отряд морской пехоты вроде наших егерей. Наверное, с ними мы и столкнулись. Но, поверьте, господин капитан, мы их тоже хорошо пощипали.

– Я тоже слышал об этом отряде. Жаль, что не захватили пленных.

– Не до этого было. Мы отступали под огнем. Они сумели подбить даже один из наших катеров.

Командир взвода нервничал. Он уходил на подбитом катере. Рядом лежали раненые и убитые, палуба была залита кровью. Русские продолжали вести огонь, не слишком точный на таком расстоянии, но довольно плотный. На глазах лейтенанта пулей в лицо срезало командира крупнокалиберного расчета. Он бился в агонии, а рядом сидел его помощник с простреленным плечом. Тогда лейтенант сам встал к пулемету, хотя вести огонь на таком расстоянии не имело смысла. Капитан, угадав подавленное настроение подчиненного, смелого, старательного парня, положил ему руку на колени.

– Не переживай так, Пауль. Задание ты выполнил, а война без жертв не бывает. Подготовь представления на отличившихся. Ты будешь тоже награжден. А с этим отрядом фанатиков мы еще встретимся. Пусть не думают, что они умнее нас.

Оставшийся на русском берегу сапер в чине унтер-офицера двое суток прятался в прибрежных скалах. Старый служака, прошедший Польшу и Францию, он не падал духом. Задание его отделение выполнило, взорвало подземное хранилище, хотя целиком погибло. У унтер-офицера имелся автомат, небольшой запас еды. Он видел цепи красноармейцев и милиционеров, прочесывающих скалы, и умело прятался, заползая в расщелины.

Вступать в бой было бессмысленно, патронов оставалось немного. На третий день унтер-офицера контузили. Один из красноармейцев потоптался у расщелины, пытаясь разглядеть, есть ли там кто-нибудь. Влезть не сумел или не рискнул и швырнул гранату. Унтер-офицера спасла лишь случайность, граната уткнулась в камень и взорвалась в двух метрах от головы. Егерь потерял сознание, а когда пришел в себя, со страхом ощупал корку засохшей крови, вытекшей из ушей. Он почти оглох, но знал, что ему повезло. Перекатись граната через камень, унтер-офицеру разнесло бы голову.

На пятый день, когда поиски прекратились, он вышел на берег, где выследил старика-рыбака с мальчишкой. Они готовились выйти на рыбалку в море и загружали сети в небольшую шлюпку. Оба застыли от неожиданности, когда перед ними возник долговязый немец в изодранном мундире, с лицом, покрытым коркой крови. Унтер умел немного говорить по-русски и приказал:

– Всем в лодку. Поплывем. Садитесь за весла.

Старик и мальчик торопливо гребли, а немец жадно пил воду из жестяного бидона и жевал вязкий серый хлеб, отрезая кусочки желтого, пахнущего свечкой сала. Старик и мальчик гребли весь день. К вечеру унтер-офицер почувствовал, что засыпает. Он боялся старика. Тот наверняка догадывается о своей будущей судьбе и, улучив момент, может обрушить весло на голову.

– Когда доплывем, я вас отпущу, — пообещал унтер.

– Куда доплывем? — угрюмо спросил старик.

– Туда… нах вест.

– Ясно.

Стемнело. Оставаться полусонным лицом к лицу с русскими становилось опасно. Унтер-офицер приказал обоим перебраться на корму. Старик, кряхтя, стал подниматься со скамейки, опустился снова и виновато проговорил:

– Сейчас, гер офицер. Радикулит, тело не гнется.

– Быстрее, — торопил его унтер.

Давняя привычка быть всегда настороже с врагом спасла немца. Старик с неожиданным проворством выдернул весло из уключины и замахнулся. Русскому не хватило секунды. Егерь нажал на спуск, длинная очередь пробила тело, но столько ненависти и злобы оставалось в умирающем теле старика, что он все же опустил весло. Тяжелая лопасть, обшитая жестью, способная раскроить голову на две половинки, врезалась в носовую скамью рядом с унтер-офицером. Он снова нажал на спуск, торопясь погасить в старике остатки жизни.

Мальчишка сжался в комок и сквозь растопыренные ладони с ужасом смотрел на немца.

– Дяденька, пощади. Я буду тихо сидеть.

В магазине автомата оставалось всего несколько патронов, и тратить их егерь не хотел.

– Прыгай в воду! Быстрее!

– Не надо, дяденька. Вода холодная, утону.

– Считаю три раза, затем стреляю. Один… два…

Мальчишка заплакал, не сводя глаз с автоматного зрачка, неуклюже перевалился в воду. Но никуда не поплыл, а вцепился в борт, продолжая плакать. Лодка опасно раскачивалась. Егерь выстрелил парню в голову, затем кое-как спихнул за борт тяжелое тело старика. Под ногами хлюпала кровь, ее было очень много.

Мальчишка исчез под водой, а тело старика покачивалось рядом. На егеря вдруг навалилась усталость, грести он не мог, опустился на слани и заснул.

Унтер-офицера утром подобрал немецкий катер. Матросы разглядывали пропитанный кровью, изодранный мундир, корку крови на щеках. Кто-то отсоединил магазин автомата и проговорил:

– Здесь всего три патрона осталось. Кажется, этот парень неплохо повоевал.

Что-то ответить у «белого волка» не оставалось сил. Ему оказали первую помощь, перевязали голову, влили в рот стопку крепкого рома и укрыли теплым одеялом.

– Спи, — сказал кто-то из матросов.

А другой позавидовал:

– Повезло парню. Недели две в госпитале отваляется да еще отпуск домой получит.

– Ты тоже можешь получить. Сходи разок-другой к русским в тыл.

– Нет уж, спасибо. Говорят, егеря потеряли половину взвода и кое-как выбрались.

Сон к унтер-офицеру не шел. Он не испытывал каких-либо переживаний, что убил десятилетнего мальчишку. В день нападения на русские топливные склады, и пробираясь к подземному хранилищу, он застрелил не менее семи-восьми красноармейцев. Они были не обучены, не умели уходить от пуль, стреляли неточно и падали один за другим, роняя свои длинные винтовки и игольчатые штыки.

Затем положение изменилось. Пришла морская пехота, но хранилище с огромными баками егеря успели взорвать. Снайпер из морских пехотинцев тяжело ранил двух подчиненных унтер-офицера, и он с легкостью добил их. Он привык нажимать на спусковой крючок, и получилось все просто. По крайней мере, егерь избавил камрадов от пыток и мучений. Говорят, русские убивают пленных ударами штыка в мочевой пузырь или вколачивая стреляные гильзы в голову. Варвары!

Унтер-офицер забыл, как в Польше, будучи еще рядовым, он вызвался на расстрел евреев и уложил из пулемета не меньше сотни голых напуганных иудеев: мужчин, женщин, детей. Причем стрелял вначале в живот или в ноги и лишь затем добивал. Ему доставляло удовольствие видеть мучения людей.

Ему везло. В него стрелял и промахнулся снайпер из морской пехоты. Граната взорвалась, не докатившись до головы. Лодку не перевернуло волнами, и вовремя подвернулся катер. Повезло и под Москвой, когда он ковылял с простреленной ногой по обледенелой дороге и его не подобрал грузовик. Он бы замерз на тридцатиградусном морозе и остался среди скрюченных тел на обочине. Но грузовик застрял в низине. Пока его выталкивали, унтер догнал машину, вскарабкался в кузов, и никто не посмел вытолкнуть его, в обмороженной руке он держал «парабеллум», а глаза выражали нескрываемую злобу и готовность биться за свою жизнь до конца.

Ему везло. Но долго ли будет длиться везение на этой дикой бесконечной войне?