Черный город

Владимир Ераносян (2024)

Гитлер проиграл войну. Протекторат упразднен, и чешским немцам установлен срок исчезнуть из возрожденной Чехословакии. Декрет президента Бенеша, вернувшегося из Лондона, предписывает конфисковать их жилье, а личное имущество передать чехам. Начинается исход, обернувшийся "маршем смерти". У молодой Эрики Гельрод есть шанс безопасно преодолеть границу и оказаться в "Черном городе", коим стал Дрезден, превращенный в руины после бомбежек. Для этого ей лишь нужно смириться перед мерзавцем паном Коваржем, правой рукой Бенеша. Банда Коваржа, состоящая из диверсантов и бывших власовцев не оставляет ей выбора. Любой из чешских городов для нее чернее Дрездена, но только оставшись в стране в статусе изгоя, она сможет спасти маленького Клауса, мать которого убили мародеры…Когда-нибудь дверь в "Черный город", замурованная для Эрики навсегда, должна открыться. Переступив через ее порог, она обязательно увидит свет…

Глава 3. Попутчик

Поезд. со скрипом остановился прямо на холме перед въездом в Усти над Лабем.

— Не беспокойтесь, это ненадолго. Формальная проверка документов! — донеслось из коридора. — Вторая будет на самой границе с Германией. Оставайтесь на своих местах.

Не смотря на предупреждение вошедших в вагон полицейских, любопытные пассажиры высыпали в коридор с тем, чтобы рассмотреть происходящее бесчинство на старом каменном мосту через реку.

С набережной к мосту бежала толпа разъяренных мужчин, вооруженных палками. Доносилась и стрельба, то одиночными выстрелами, то автоматными очередями.

Эрика поддалась инстинкту и приоткрыла дверь купе, хотя Гюнтер не рекомендовал высовываться. Он сидел как вкопанный, словно его все это не касалось. Похоже, он все еще не мог прийти в себя от навалившегося на них кошмара и быстрых сборов, а главное — той незаурядной конспирации, с помощью которой они оказались здесь. Он просто боялся, но пытался не показать вида любимой, чтобы она не заподозрила его в малодушии.

Спасительная граница находилась в пяти километрах от этого места, от этой проклятой страны, которую они непредусмотрительно считали родиной, но где они стали изгоями. Никто из немцев теперь не был в безопасности…

…Старика с намалеванной белой краской фашистской свастикой на спине настиг молодой бритый наголо чех. Ударив его по голове какой-то болванкой, он обыскал потерявшего сознание пожилого человека на глазах у остальных преследователей и под гоготание подельников пнул его несколько раз, уже бездыханного, ногой. На мгновение бритоголовый остановился, чтобы пересчитать купюры, извлеченные из портмоне жертвы.

— Рейхсмарки! Почти сотня! И десять оккупационных марок! Сорвали куш! — крикнул он своим подельникам и показал в сторону моста.

Они ринулись к Эльбе, чтобы не упустить шанс пограбить других убегающих немцев. Сопротивление было исключено. Бежали старики, женщины с детьми и калеки, которые ковыляли на костылях с единственной надеждой — что их пощадят.

Старик с проломленным черепам остался лежать на брусчатке. Его головной убор — «бергмютце», горная шапка, которую чехи окрестили «гансовкой» валялся в метре от лужи крови, источником которой была рана в голове поверженного мародерами «фрица».

По всему городу разворачивалась очередная драма кровавых погромов, устроенных провокаторами, заявившими, что немцы взорвали армейский склад, вынесли все оружие, и что в Усти обосновался отряд «Вервольфа».

Молодчики врывались в квартиры и дома, помеченные заблаговременно свастиками. То, что происходило за стенами более походило на выход инфернального ужаса наружу через человеческую безжалостность, порожденную безнаказанностью.

— Ничего не поделаешь… Месть, порожденная гневом, человеческая зависть как базовый инстинкт и нереализованное чувство справедливости, которое каждый трактует по своему. — задумчиво, вкрадчивым баритоном произнес сосед по купе, увидев прильнувшую к окну любопытную светловолосую красавицу, — Разрешите представиться, я Коварж, Лукаш Коварж — адвокат. — Немцы в массе своей не проявляли эмпатию. Все возвращается. — добавил он.

— Тереза Новак, — представилась в ответ Эрика, продолжая смотреть вдаль на продолжающиеся на мосту бесчинства, — Ассистентка профессора Иржи Прскавеца. Не могу судить обо всем этом беспристрастно, ведь Гете и Кант тоже были немцами.

— Прочь, завистник, прочь, хулитель, ибо здесь — певца обитель. Ибо эта песнь живая возлетит к преддверьям рая. Там тихонько постучится и к бессмертью приобщится… — Процитировал строки из «Фауста» пан Коварж, чем привлек внимание Эрики, и она на мгновение оторвалась от окна.

— О, вы цитируете Иоганна фон Гете? Сейчас небезопасно ссылаться на немца, хоть и поэта. — съязвила Эрика.

— Его наследие принадлежит всем нам, а не Германии. Так что ничего странного. — парировал Коварж, — Так же еврей Кафка — и чех, и немец, и иудей одновременно.

Высокий шатен с зализанным бриолином пробором, в двубортном черном пиджаке с модными заостренными лацканами, лукаво улыбался. Он растянул губы в бессердечной ухмылке в тот самый момент, когда на мосту убивали беззащитных людей.

Пан Коварж напомнил Эрике актера из немецких кинолент времен Рейха. Тонкие губы ее случайного визави делали его улыбку противной. А колючий взгляд, присущий софистам, жонглирующих аргументами, и нечистоплотным дельцам, для которых нет ничего святого.

Этот надменный и лукавый взор шатена с правильными чертами лица и голубыми глазами роднил его с теми эсесовцами, которые не раз пытались воспользоваться своим высоким положением для удовлетворения собственной похоти. У них ничего не выходило благодаря Гюнтеру… Он всегда оказывался рядом и уводил ее от неприятностей.

Но теперь ей казалось, что этот пронизывающий взгляд обнажает ее, и она как лягушка устремляется на погибель прямо в гипнотическую пасть удава. Она хотела было юркнуть обратно в купе, но Коварж задержал ее вопросом:

— Вы, значит, ассистент профессора и направляетесь в Берлин? В логово, так сказать, врага, как говорит маршал Иван Конев…

— Мы с профессором Прскавецем направляемся в Дрезден в археологических целях.

— Ну, конечно. — иронично заметил Коварж, — Какие еще могут быть цели в черном от копоти городе, превращенном союзниками в руины. Там живого места нет. Там теперь каждый второй археолог, все ведут раскопки, чтобы откопать чужое добро.

Этот бестактный и безжалостный человек рассмеялся бы от собственной шутки, но этот неприятный диалог был прерван полицейскими, которые подошли к купе.

— Вы из этого купе? — поинтересовался старший по званию. — Прошу зайти внутрь и предоставить ваши документы.

Эрика зашла в купе. Удостоверения личности не вызвали подозрений. Но полицейский помоложе не сводил глаз с саквояжа. Переглянувшись со старшим патрульным, он как ьы невзначай поинтересовался:

— Вы налегке. Из багажа кроме саквояжа еще есть что-нибудь?

— Нет, у нас научно-исследовательская поездка в Дрезден по заданию Карлова университета, — стараясь не выказывать волнения ответил Гюнтер. Украшения и часы-реликвия хоть и лежали в кармашке под днищем, все же представляли некую опасность в случае обнаружения — вероятнее всего, их пришлось бы отдать алчным блюстителям нового порядка, но Гюнтер Зуммер предполагал, что побрякушки и семейная реликвия стоили того, чтобы быть израсходованными с пользой, а не во время заурядного обыска.

— Научно-исследовательская? Надо же! И что там исследовать? — не отставал полицейский.

— Уникальные экспонаты, артефакты из замка Пильниц. Там собраны все ценности из саксонских коллекций. Они могут быть переданы на хранение в Прагу. — выпалил свою легенду ненастоящий профессор.

— И советы позволят вывести трофеи из Дрезденской долины Лабы в Чехословакию? Может и «Золотого всадника» — курфюста Августа Сильного — тоже удастся заполучить в качестве компенсации за все те издевательства, что мы испытали? А уж мы натерпелись, не правда ли? — из коридора раздался уже знакомый Эрике баритон. Интонация его иронии была угрожающей. — В проеме показался пан Коварж. Он бесцеремонно отодвинул полицейских и вошел в купе. — Не кажется ли вам, что это невозможно?

Вопрос был адресован, скорее пассажирам купе. Но протиснувшийся вовнутрь между полицейскими визитер смотрел в глаза полицейскому наряду. Его взгляд был испепеляющим и не требующим возражений, даже начальственным. При этом представившийся Эрике адвокатом шатен с пробором показал полицейскому наряду какое-то удостоверение, не передавая его им в руки. Те внимательно изучили документ и почему-то произнесли извинительным тоном:

— Пан Коварж, вы же сами видите, какая обстановка в Усти над Лабем. Тут совсем ничего до границы. А там орудуют остатки «Вервольфа», они активизировались и у них среди местных немцев немало сочувствующих и пособников.

— Среди немцев, — повторив фразу своего визави, Коварж плюхнулся на сиденье без приглашения, — Но где вы здесь видите немцев?