2. Резервация смертных
В этой квартире ему больше нечего было делать. Скоро должны были прийти уборщики — навести порядок, упаковать всё то, что было связано с ребёнком, и провести дезинфекцию, а напоследок — ещё и полить цветы.
Хопкин молча подошёл к открытому шкафу, и от увиденного его лицо исказилось. В шкафу лежали аккуратно разложенные детские вещи — краски, книжки и коробка с игрушками. Если беременность ещё как-то можно было скрыть — к примеру, отсиживаться в квартире, то растить ребёнка в четырёх стенах было очень трудно. Самым тяжёлым периодом был первый год. Если бы соседи услышали плачь или крик малыша, то они обязательно сообщили бы об этом в инспекцию по контролю за рождаемостью.
Хопкин присел перед коробкой с игрушками и, порывшись в ней, достал деревянную лошадку. Не выпуская её из рук, он покинул квартиру и зашёл в лифт. Через пару минут инспектор уже сидел в своей машине, которая на автопилоте доставила его в участок.
— С удачной охотой! — как только он вошёл в кабинет, поздравила его Гвен.
Напарница Хопкина по какой-то причине скрывала свой возраст. Может быть, ей стукнуло триста, а может, уже и все четыреста. Хотя, глядя на неё, этого было совсем не сказать: на вид она была молодой и азартной. Многие мужчины обязательно нашли бы её сексапильной, но лично для Хопкина Гвен была занозой в одном месте.
— Спасибо, — пробурчал он в ответ и, открыв стальной сейф, положил лошадку на его полку.
Это был особый шкаф. Здесь хранились игрушки тех детей, которых ему удалось выследить, — солдатики, феи, матрёшки, погремушки, рыцари и многое-многое другое. Взгляд инспектора остановился на лошадке — точь-в-точь такой же, какую он принёс сегодня. Хопкин вспомнил, что ею в своё время играла Рхиэн. Тогда этой девочке как раз исполнилось четыре года, и её мать с мужем решили отпраздновать день рождения малышки. Обычно нарушителем являлась женщина; отец же при этом чаще всего мог даже понятия не иметь о том, что у него был ребёнок. Однако же в том случае виновными были признаны оба родителя и оба — отправлены в резервацию.
— Я поеду, — инспектор сказал это в большей степени самому себе, нежели чем своей напарнице.
— Мне с Вами? — отозвалась Гвен и вопросительно посмотрела на своего начальника.
— Не стоит. Я в резервацию. Нужно навестить одну старую знакомую.
Хопкин взял ту самую игрушку, которую положил в сейф ещё давным-давно. Закрыв его, он порылся в документах и, вспомнив имя и номер осуждённой, вышел из кабинета.
— А мне что, вечно, что ли, сидеть в кабинете?! — обиженно проговорила Гвен и, откинувшись на спинку кресла, принялась напевать песенки.
Путь до резервации был неблизким; туда ссылались не только женщины, незаконно родившие, но также и сами вечные, которые умудрялись нарушить законодательство. Это не являлось тюрьмой в прямом смысле слова, — хотя в резервации тоже существовали различные блоки для осуждённых; так, некоторые вечные сидели уже по двести и даже более лет в одиночных камерах. А вообще, это была открытая территория, но пересекать её границы строго запрещалось.
Ближе к вечеру Хопкин доехал до КПП. Робот-охранник просканировал его удостоверение, сверил код с личностью владельца и, убедившись в том, что перед ним действительно находился инспектор службы по контролю за рождаемостью, поднял шлагбаум.
— Проезжайте, — синтетическим голосом произнёс бот.
Можно сказать, это была идеальная тюрьма для провинившихся. В ней не было камер с решётками на окнах. Каждый осуждённый имел собственную комнату и занимался своей работой, за которую получал вознаграждение и имел право им распоряжаться. Он мог купить себе новую мебель, одежду и даже завести какое-нибудь животное. Но были, разумеется, и некоторые запреты: осуждённый, как было сказано, не имел права покинуть территорию резервации, а также — завести семью.
— Мне, пожалуйста, Лунет за номером OR 254 378V, — обратился инспектор к служащему в голубой форме.
— Прошу Вас следовать за мной, — отозвался тот.
— Просто скажите мне, где я могу её найти, — Хопкин не любил, когда его как стажёра водили за ручку.
— Я, конечно же, могу Вам сказать, но, боюсь, что Вы её не узнаете. Вы, — служитель взглянул на экран терминала, который держал в руке, — арестовали её тридцать пять лет назад. За это время смертный человек сильно изменился. Так что лучше уж я Вас всё-таки провожу.
— Хорошо, — согласился Хопкин и, стараясь не вертеть головой по сторонам, последовал за голубым комбинезоном.
Поселение, в которое он приехал, напоминало небольшую деревушку, состоявшую из одно — и двухэтажных ярко раскрашенных домиков с палисадниками и огородами. Хопкин даже заметил, как некая женщина набирала воду из колодца.
В этой местности определённо было что-то, похожее на кинохронику предков, — что-то такое, что умиляло своим спокойствием, — и в то же самое время пугало характером её обитателей. Хопкин остановился и посмотрел на сгорбленную старуху. От её колючего взгляда ему стало не по себе. Даже в животе у него как будто что-то заурчало.
— Не разговаривайте с ней, — посоветовал синий комбинезон. — Она не любит вечных. Впрочем, в этой части резервации их все не очень любят.
— Тут живут только смертные? — поинтересовался инспектор.
— Да. И только женщины. Их бывшие мужья уже отбыли срок заключения и отпущены на свободу, — объяснил служащий.
— Но ведь это же несправедливо, — тихим голосом возмутился Хопкин. — Они же вместе совершили подлог по рождаемости.
— Да, это так, но только мужчины остаются вечными, а вот их жёны после рождения детей начинают стареть, и это ужасно. Освобождённый человек мужского пола уже не сможет принести вреда, ведь его организм стерилизован, а значит — безопасен, — подвёл итог синий комбинезон. — Нам сюда.
Они вошли в небольшой дворик, представлявший собой обширную цветочную поляну, по которой проходила узкая тропинка, ведущая к дому. Вдоль палисадника росли кустарники, по веткам которых прыгали воробьи и шумно о чём-то спорили.
— Лунет, мы к тебе! — прокричал сопровождающий. — У неё проблемы со слухом, поэтому говорите громче.
Женщина, которая сидела под тентом, пошевелилась. Хопкин сразу же увидел, что кожа на её руках посерела и покрылась коричневатыми старческими пятнами. Тело Лунет выпрямилось. Опираясь на трость, она поднялась, сделала шаг вперёд и, выйдя из тени, посмотрела на того, кто к ней обратился.
— Лунет, это к тебе, — сказал комбинезон.
Не поворачивая головы, женщина покосилась в сторону инспектора. Её губы скривились в ухмылке, а из её груди, словно она была змеёй, исторглось шипение.
— Я рад, что с Вами всё хорошо, и что Вы обрели достойное место под солнцем, — начал было Хопкин. — У вашей дочери Рхиэн была вот такая лошадка. Вы её узнаете?
— Погромче. Она почти совсем глухая, — напомнил служащий и, подойдя к женщине, указал рукой на лошадку. — Вы узнаёте этот предмет?
— Я тебя помню… Это ты… Ты забрал её! Ты!.. — Лунет безвольно опустила руку и, отвернувшись от гостей, направилась в сторону домика.
— Где их изготавливают? — громко, чтобы его вопрос наверняка был услышан, спросил инспектор.
— Убирайся! — выкрикнула женщина.
— Она упёртая. Ну, сами видите… Кто-то сдался и смирился с потерей ребёнка и неизбежным старением, а кто-то, как она, всё ещё помнит о своём чаде, — произнёс служащий.
— Помнит? — переспросил инспектор. — Но ведь прошло уже столько лет, что пора бы уже и забыть.
— О нет! Это только вечный — такой же, как Вы и я — может забыть. А у смертного мозги функционируют совсем по-другому. Смертные более чувствительны, если так можно выразиться. Вы, конечно же, можете попробовать с ней поговорить, но, думаю, что она Вам больше ничего не скажет, — сообщил служащий.
Хопкин был вынужден согласиться с тем, что приехал сюда зря. Поэтому ему ничего не оставалось, как только вернуться обратно в город. Он прошёлся по узкой тропинке, на мгновение остановился и даже залюбовался красотой цветов, но, увидев, что сквозь изгородь на него смотрела другая смертная, инспектор поспешил подойти к ней.
— Вам это знакомо? — спросил он у женщины, которая, отвернувшись от него, быстрым шагом пошла прочь.
— Они знают о том, кто Вы, и не будут с Вами разговаривать. Вы или кто-то другой обнаружили их раньше, чем настало время легализации. Я с ними проработал долго, очень долго. Они хорошие. Добрые. Порой мне даже кажется, что они — более человечные, чем я, — вздохнув, проговорил служащий.
— С чего Вы это взяли? — спрятав лошадку в карман, живо поинтересовался Хопкин.
— Они не суетятся, — ответил голубой комбинезон. — Но не потому, что находятся в резервации. А потому, что у них просто другой ритм жизни. Порой я смотрю — и поражаюсь: их время утекает так быстро, а они тем не менее всё же находят возможность, к примеру, посидеть на берегу реки или, взяв в руки книгу, спокойно её почитать. Вот Вы когда в последний раз читали?
— Вчера, — отозвался инспектор.
— Нет, я не про электронную книгу. Я про бумажную. Про такую, чтобы пальцы перебирали страницы, а те бы в ответ шелестели. А?!. Вот то-то же. — Даже не взглянув на инспектора, служащий продолжил: — А вот они могут себе это позволить. Вы скажите мне вот что. Если их ребёнок достиг возраста лицензирования, — сейчас это восемь лет, — то его признают членом общества. Если его ген сохранил вечность, то он остаётся жить в городе. А если — ген смертного, то что Вы делаете с такими?
— Не знаю, — сухо ответил инспектор.
— Как это?! — возмутился служащий. — Но ведь Вы же сами их ловите — и не знаете, что с этими детьми?!.
Конец ознакомительного фрагмента.
