Закон вечности

Владимир Леонидович Шорохов, 2023

Жить вечно… Об этом во все века мечтали предки инспектора по контролю за рождаемостью Хопкина. Однако же, когда люди наконец смогли научиться вечно жить, за это им пришлось заплатить очень многим. Стал ли мир с приходом вечной жизни серым и скучным?.. По мнению большинства вечных, безусловно, нет. Впрочем, и среди них находились те, кто, оглядываясь в далёкое прошлое, всё же лелеял мечты о собственных детях, что шло вразрез с законом «О приоритете выбора жизни». Инспектор Хопкин вот уже третий век вёл охоту за незаконнорожденными детьми. И, несмотря на то, что заветный баланс между смертностью и рождаемостью уже давно был достигнут, близкий Хопкину человек внезапно перешагнул запретную – роковую – черту. А вслед за этим…

2. Резервация смертных

В этой квартире ему больше нечего было делать. Скоро должны были прийти уборщики — навести порядок, упаковать всё то, что было связано с ребёнком, и провести дезинфекцию, а напоследок — ещё и полить цветы.

Хопкин молча подошёл к открытому шкафу, и от увиденного его лицо исказилось. В шкафу лежали аккуратно разложенные детские вещи — краски, книжки и коробка с игрушками. Если беременность ещё как-то можно было скрыть — к примеру, отсиживаться в квартире, то растить ребёнка в четырёх стенах было очень трудно. Самым тяжёлым периодом был первый год. Если бы соседи услышали плачь или крик малыша, то они обязательно сообщили бы об этом в инспекцию по контролю за рождаемостью.

Хопкин присел перед коробкой с игрушками и, порывшись в ней, достал деревянную лошадку. Не выпуская её из рук, он покинул квартиру и зашёл в лифт. Через пару минут инспектор уже сидел в своей машине, которая на автопилоте доставила его в участок.

— С удачной охотой! — как только он вошёл в кабинет, поздравила его Гвен.

Напарница Хопкина по какой-то причине скрывала свой возраст. Может быть, ей стукнуло триста, а может, уже и все четыреста. Хотя, глядя на неё, этого было совсем не сказать: на вид она была молодой и азартной. Многие мужчины обязательно нашли бы её сексапильной, но лично для Хопкина Гвен была занозой в одном месте.

— Спасибо, — пробурчал он в ответ и, открыв стальной сейф, положил лошадку на его полку.

Это был особый шкаф. Здесь хранились игрушки тех детей, которых ему удалось выследить, — солдатики, феи, матрёшки, погремушки, рыцари и многое-многое другое. Взгляд инспектора остановился на лошадке — точь-в-точь такой же, какую он принёс сегодня. Хопкин вспомнил, что ею в своё время играла Рхиэн. Тогда этой девочке как раз исполнилось четыре года, и её мать с мужем решили отпраздновать день рождения малышки. Обычно нарушителем являлась женщина; отец же при этом чаще всего мог даже понятия не иметь о том, что у него был ребёнок. Однако же в том случае виновными были признаны оба родителя и оба — отправлены в резервацию.

— Я поеду, — инспектор сказал это в большей степени самому себе, нежели чем своей напарнице.

— Мне с Вами? — отозвалась Гвен и вопросительно посмотрела на своего начальника.

— Не стоит. Я в резервацию. Нужно навестить одну старую знакомую.

Хопкин взял ту самую игрушку, которую положил в сейф ещё давным-давно. Закрыв его, он порылся в документах и, вспомнив имя и номер осуждённой, вышел из кабинета.

— А мне что, вечно, что ли, сидеть в кабинете?! — обиженно проговорила Гвен и, откинувшись на спинку кресла, принялась напевать песенки.

Путь до резервации был неблизким; туда ссылались не только женщины, незаконно родившие, но также и сами вечные, которые умудрялись нарушить законодательство. Это не являлось тюрьмой в прямом смысле слова, — хотя в резервации тоже существовали различные блоки для осуждённых; так, некоторые вечные сидели уже по двести и даже более лет в одиночных камерах. А вообще, это была открытая территория, но пересекать её границы строго запрещалось.

Ближе к вечеру Хопкин доехал до КПП. Робот-охранник просканировал его удостоверение, сверил код с личностью владельца и, убедившись в том, что перед ним действительно находился инспектор службы по контролю за рождаемостью, поднял шлагбаум.

— Проезжайте, — синтетическим голосом произнёс бот.

Можно сказать, это была идеальная тюрьма для провинившихся. В ней не было камер с решётками на окнах. Каждый осуждённый имел собственную комнату и занимался своей работой, за которую получал вознаграждение и имел право им распоряжаться. Он мог купить себе новую мебель, одежду и даже завести какое-нибудь животное. Но были, разумеется, и некоторые запреты: осуждённый, как было сказано, не имел права покинуть территорию резервации, а также — завести семью.

— Мне, пожалуйста, Лунет за номером OR 254 378V, — обратился инспектор к служащему в голубой форме.

— Прошу Вас следовать за мной, — отозвался тот.

— Просто скажите мне, где я могу её найти, — Хопкин не любил, когда его как стажёра водили за ручку.

— Я, конечно же, могу Вам сказать, но, боюсь, что Вы её не узнаете. Вы, — служитель взглянул на экран терминала, который держал в руке, — арестовали её тридцать пять лет назад. За это время смертный человек сильно изменился. Так что лучше уж я Вас всё-таки провожу.

— Хорошо, — согласился Хопкин и, стараясь не вертеть головой по сторонам, последовал за голубым комбинезоном.

Поселение, в которое он приехал, напоминало небольшую деревушку, состоявшую из одно — и двухэтажных ярко раскрашенных домиков с палисадниками и огородами. Хопкин даже заметил, как некая женщина набирала воду из колодца.

В этой местности определённо было что-то, похожее на кинохронику предков, — что-то такое, что умиляло своим спокойствием, — и в то же самое время пугало характером её обитателей. Хопкин остановился и посмотрел на сгорбленную старуху. От её колючего взгляда ему стало не по себе. Даже в животе у него как будто что-то заурчало.

— Не разговаривайте с ней, — посоветовал синий комбинезон. — Она не любит вечных. Впрочем, в этой части резервации их все не очень любят.

— Тут живут только смертные? — поинтересовался инспектор.

— Да. И только женщины. Их бывшие мужья уже отбыли срок заключения и отпущены на свободу, — объяснил служащий.

— Но ведь это же несправедливо, — тихим голосом возмутился Хопкин. — Они же вместе совершили подлог по рождаемости.

— Да, это так, но только мужчины остаются вечными, а вот их жёны после рождения детей начинают стареть, и это ужасно. Освобождённый человек мужского пола уже не сможет принести вреда, ведь его организм стерилизован, а значит — безопасен, — подвёл итог синий комбинезон. — Нам сюда.

Они вошли в небольшой дворик, представлявший собой обширную цветочную поляну, по которой проходила узкая тропинка, ведущая к дому. Вдоль палисадника росли кустарники, по веткам которых прыгали воробьи и шумно о чём-то спорили.

— Лунет, мы к тебе! — прокричал сопровождающий. — У неё проблемы со слухом, поэтому говорите громче.

Женщина, которая сидела под тентом, пошевелилась. Хопкин сразу же увидел, что кожа на её руках посерела и покрылась коричневатыми старческими пятнами. Тело Лунет выпрямилось. Опираясь на трость, она поднялась, сделала шаг вперёд и, выйдя из тени, посмотрела на того, кто к ней обратился.

— Лунет, это к тебе, — сказал комбинезон.

Не поворачивая головы, женщина покосилась в сторону инспектора. Её губы скривились в ухмылке, а из её груди, словно она была змеёй, исторглось шипение.

— Я рад, что с Вами всё хорошо, и что Вы обрели достойное место под солнцем, — начал было Хопкин. — У вашей дочери Рхиэн была вот такая лошадка. Вы её узнаете?

— Погромче. Она почти совсем глухая, — напомнил служащий и, подойдя к женщине, указал рукой на лошадку. — Вы узнаёте этот предмет?

— Я тебя помню… Это ты… Ты забрал её! Ты!.. — Лунет безвольно опустила руку и, отвернувшись от гостей, направилась в сторону домика.

— Где их изготавливают? — громко, чтобы его вопрос наверняка был услышан, спросил инспектор.

— Убирайся! — выкрикнула женщина.

— Она упёртая. Ну, сами видите… Кто-то сдался и смирился с потерей ребёнка и неизбежным старением, а кто-то, как она, всё ещё помнит о своём чаде, — произнёс служащий.

— Помнит? — переспросил инспектор. — Но ведь прошло уже столько лет, что пора бы уже и забыть.

— О нет! Это только вечный — такой же, как Вы и я — может забыть. А у смертного мозги функционируют совсем по-другому. Смертные более чувствительны, если так можно выразиться. Вы, конечно же, можете попробовать с ней поговорить, но, думаю, что она Вам больше ничего не скажет, — сообщил служащий.

Хопкин был вынужден согласиться с тем, что приехал сюда зря. Поэтому ему ничего не оставалось, как только вернуться обратно в город. Он прошёлся по узкой тропинке, на мгновение остановился и даже залюбовался красотой цветов, но, увидев, что сквозь изгородь на него смотрела другая смертная, инспектор поспешил подойти к ней.

— Вам это знакомо? — спросил он у женщины, которая, отвернувшись от него, быстрым шагом пошла прочь.

— Они знают о том, кто Вы, и не будут с Вами разговаривать. Вы или кто-то другой обнаружили их раньше, чем настало время легализации. Я с ними проработал долго, очень долго. Они хорошие. Добрые. Порой мне даже кажется, что они — более человечные, чем я, — вздохнув, проговорил служащий.

— С чего Вы это взяли? — спрятав лошадку в карман, живо поинтересовался Хопкин.

— Они не суетятся, — ответил голубой комбинезон. — Но не потому, что находятся в резервации. А потому, что у них просто другой ритм жизни. Порой я смотрю — и поражаюсь: их время утекает так быстро, а они тем не менее всё же находят возможность, к примеру, посидеть на берегу реки или, взяв в руки книгу, спокойно её почитать. Вот Вы когда в последний раз читали?

— Вчера, — отозвался инспектор.

— Нет, я не про электронную книгу. Я про бумажную. Про такую, чтобы пальцы перебирали страницы, а те бы в ответ шелестели. А?!. Вот то-то же. — Даже не взглянув на инспектора, служащий продолжил: — А вот они могут себе это позволить. Вы скажите мне вот что. Если их ребёнок достиг возраста лицензирования, — сейчас это восемь лет, — то его признают членом общества. Если его ген сохранил вечность, то он остаётся жить в городе. А если — ген смертного, то что Вы делаете с такими?

— Не знаю, — сухо ответил инспектор.

— Как это?! — возмутился служащий. — Но ведь Вы же сами их ловите — и не знаете, что с этими детьми?!.

Конец ознакомительного фрагмента.