Фабрика №22

Антон Волохов, 2022

Мир изменился. Абсолюты стали жить вечно. Они назвали себя титульной цивилизацией. Пусть…Но я родился в 22-м районе. И мне не нужна вечная жизнь.Я – человек. Я умею любить.Меня зовут Брайан Ривз. Верните мне мою семью. Или ваша сказка скоро закончится…

«…Завтра, я снова ухожу.

Мне предстоит очень важная, но опасная миссия.

От неё будет зависеть судьба человечества.

Но если мы победим, если выиграем!

Тогда все люди смогут вернутся домой…

Я очень люблю тебя… Твой папа».

Глава первая.

Моя любимая Сальма.

Часть первая. Дерзкое ограбление.

Мы не сделали скандала — нам вождя недоставало.

Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков.

В.С.Высоцкий

Я был когда-то счастлив. Сейчас в это трудно поверить. У меня была жена, уют и немного понимания — простой и универсальный рецепт семейного счастья. Я не копался в своём прошлом, не думал о будущем и наслаждался каждой текущей минутой своей жизни.

Человек я дрянной: резкий, вспыльчивый и непомерно гордый сам не знаю от чего. Здесь ничего не изменилось со временем. Мама обвиняла мои ирландские корни по линии отца, а сам отец винил во всём мамину испанскую породу. Итоговый продукт получился весьма нелепый и немного странный. Они за всю жизнь так и не выяснили чьи именно гены больше виновны в получившимся парадоксе. Я знал, что причины их гнева, вовсе не в цепочках ДНК или наборах хромосом, а в банальном нежелании первого и единственного ребенка в их брачном союзе. Они были счастливы без соплей и босых ног прыткого юнца, бегающего по дому и вечно требующего ласки, внимания и конфет. Их любовь угасла и обременилась.

Я рос, креп, закалялся улицей и не давал скучать своим родителям: вечно попадал в истории с драками, выпивкой, девочками и плохими компаниями. Своих стариков я уважал и развлекал как мог. Они почти ненавидели меня и я отвечал им взаимностью. С моим совершеннолетием я покинул отчий дом, а предки сменили замки, едва я успел переступить через порог.

Следующим этапом моего становления должны были стать тяжелые наркотики и краденый пистолет за поясом рваных джинсов, с которым я планировал ограбить свой первый магазин, окончательно похоронив шансы на спокойную и рассудительную жизнь. Я направил колесо своей судьбы прямиком к столу патологоанатома, но провидение распорядилась иначе — я влюбился.

Своей подраненной психикой я искал себе приключений каждую ночь и в одну из таких встретил Сальму. В магазине, в котором она работала, принимали товар, а я завалился туда в полной готовности пустить свою жизнь под откос посредством ограбления.

— Мы закрыты, — сказала она с тревогой, отложив толстую бухгалтерскую тетрадь в сторону.

Я чуть не рассмеялся, когда услышал это, поскольку минутой ранее я высадил стеклянную витрину огромным булыжником с диким грохотом. Сальма сидела в подсобном помещении и вела учёт товара в тусклом свете настольной лампы. Я не знал, что ответить и был удивлен её присутствию, не меньше чем она моему вероломному вторжению. Мы просто стояли и смотрели друг на друга.

Как же она была прекрасна, моя девочка. Господи, если бы я знал, что передо мной моя будущая жена, я бы умер от тахикардии. Её карие глаза были широко открыты и напуганы. Я обмяк и рассеялся, как только погрузился в их теплоту и манящую тревогу. Черные и густые волосы до плеч, кружились хороводами и дурманили мою больную голову. Она тяжело дышала маленьким прямым носиком, её пышная грудь хаотично подергивалась в пёстром летнем платье, а рот был приоткрыт.

Потом я увидел её спелые, пухлые губы и окончательно парализовался любовными флюидами. Я моргал всё медленнее и погружался в транс из-за переполняющего меня восторга от столь прекрасных форм и сочетаний. Передо мной стояло божество.

Она робко произнесла:

— Если вы сейчас же не уйдёте, я вызову полицию…

В этот момент у меня выпал пистолет из-за пазухи. Сальма закричала, схватив голову руками:

— Нет! Господи, нет! Этого ещё не хватало!

После чего села на пол, задрожала и заплакала. Я поднял пистолет, шмыгнул носом и продолжил стоять, как болван. Мне уже не хотелось никого грабить. Я вдруг увидел себя любящим мужем, сидящем в кресле-качалке у собственного бассейна, с сигарой в одной руке и свежей новостной газетой в другой. Женатый и самый деловой человек из всех. А Сальма возлеживает свои прекрасные телеса на белом шезлонге, под июльским солнцем в открытом купальнике, на фоне шикарного особняка со стеклянной крышей. Под навесом припаркован новенький внедорожник, в бассейне резвятся дети, и по газону бегает песочного цвета лабрадор.

— Какой же ты ублюдок! — бросила она с ненавистью, а по лицу её черными змейками стекала тушь от обилия слез, боли и отчаяния.

— Чего это? — возмутился я с легким недоумением.

— Ты…Ты — животное! — она схватила с полки пакет молока и запустила мне в лоб. — Как ты смеешь грабить меня?! Как ты смеешь?!

— Да я…

— Я не могу сейчас потерять всё! Не могу! Мне нужно лечить маму! Мне нужны мои деньги! Мне нужен мой магазин!

Я был восхищен и поражён от внезапного перевоплощения из кроткого и хрупкого создания, в деспотичную львицу. В этом и была вся моя Сальма, подобные характерные метаморфозы, из огня да в полымя, случались с ней весьма часто по причине её буйного нрава и гордой непреклонности. Её так и лихорадило от штиля к буре всю жизнь, с годами эта тонкая грань и вовсе поистрепалась. Легкую и наивную девочку, умеющую хранить в себе гармонию, слишком часто обижали люди и обжигали неизведанные тропы судьбы. Со временем я понял, что между нами всегда было что-то общее, что-то что любит и бьёт одновременно.

— Что у тебя за проблемы? — спросил я.

— Тебе-то что? Ты мне никак не поможешь, скорее последнее заберешь, — ответила она.

— Помогу, — ответил я с вызовом.

— Как?! Пойдешь грабить соседний магазин? И принесешь мне их дневную выручку?! Спасибо, не надо!

— Сколько денег тебе нужно? — не унимался я.

— Слушай, — иронично склонив голову отвечала она. — Лучшее, что ты можешь сейчас сделать — это простой уйти. Я не буду вызывать полицию.

— Я уйду, но вернусь, — ответил я почти как терминатор. — Вернусь и у тебя будут деньги. Столько, сколько нужно.

Мой юношеский задор и неконтролируемый выброс гормонов бил по мозговым рецепторам и собственному самолюбию. Мне хотелось носить её на руках, прижать к себе и не отпускать. Тискать и гладить её как плюшевого котенка. Я жаждал подвигов и смысла в собственной жизни. И этим смыслом стала она.

Я развернулся и, подойдя к двери и схватившись за ручку, услышал от неё:

— Эй, если ты и вправду собрался возвращаться, то в следующий раз сделай это через дверь! Это витрина будет стоить мне половины выручки.

— Я всё верну, — ответил я и испарился, оставив её наедине со сквозняком и битым стеклом.

Вместе с ночным холодом в мой пылающий разум вернулась трезвость. Куда мне идти и что делать? У меня даже дома не было. Прежде чем разбить витрину, я рассуждал о собственной жизни, как о чём-то потерянном и забытом: терять было нечего. Но сейчас-то что? Мне хочется жить и наслаждаться. Вернуться и предстать перед ней мужчиной, а не спесивым голодранцем в рваных джинсах с пистолетом за пазухой.

Но как? В учениях о счастье принято менять мышление и рисовать карты желаний. Может это и работает для тех, кто большими деньгами привлекает огромные. А как быть с теми, кто находится на социальном дне и может лишь горячо топтать под собою землю? В таком случае, моя мотивация подогреет почву, но охладит желудок.

Оставалось лишь уповать на счастливый случай, с которым меня жизнь так и не познакомила.

Часть вторая. Блондинка Грег и белый платок.

Я плюнул себе под ноги и отправился ночевать к своему дружку Рико. Такому же оборванцу, как и я. Да, в хороших романах герои добиваются своих целей: будь то мешок золота или прекрасная принцесса, но моя судьба не похожа на сказку. От неё дурно пахнет и в ней нет звезды удачи.

Рико был хорошим парнем — толстый, кучерявый засранец. Единственный мой друг по средней школе. Добрый и трусливый пухлячок. Он носил очки и казался умнее, чем весь круг моих знакомых приятелей.

Плюхнувшись на рваный матрас в его берлоге, я спросил:

— Рико, что делать, если влюбился?

На потолке в лунном свете возился паук. Он заворачивал жирную муху в свои паучьи нити себе на завтрак. У Рико не было холодильника, и он съедал сразу всё, что притаскивал из магазина. Наверное, поэтому он всегда был толстым. Даже у паука, в квартире Рико, было куда и во что спрятать запасы еды. Мой желудок урчал и требовал пропитания…

— Вырви себе сердце, друг, — ответил Рико. — Любовь приносит только боль и беду.

— У меня уже давно его нет, — ответил я и, повернувшись к стенке, попытался уснуть.

Рико пахал в местном порту грузчиком. Я пристроился к нему на время. В основном мы грузили рыбу. Нами командовал высокий блондин Грег. Здесь он закупал товар и развозил его по магазинам и лавочкам. Грег всегда носил с собой зеркало и расческу, а из кармана его бежевой рубашки, торчал треугольником свежий носовой платок. За его спиной мы называли его «Блондинка Грег». У него было несколько рубашек, и он всегда контрастно сочетал их с цветом своего платка: бежевую с фиолетовым, красную с черным, голубую с зеленым. Что говорить, он водил фургон-рефрижератор, имел свой бизнес, двух неудачников в подчинении и был весьма доволен собой и своими носовыми платками. Мы смотрели на него снизу-вверх не только потому, что он был высоким парнем.

Однажды, мы прыгнули к нему в фургон, чтобы помочь разгрузиться в каком-то магазине. На мне были рваные тканевые перчатки в рыбной чешуе и соли. Он посмотрел на них и велел снять: боялся, что я запачкаю ему салон грузовика. Я приспустил перчатку и показал свою потную ладонь, на которой чешуи было ещё больше. Грег сказал своё «фу» и мы отправились по узким улочкам выполнять заказ. Всю дорогу он водил носом и всячески показывал нам собственное пренебрежение. Мы воняли рыбой и с удовольствием тряслись на мягком диване, на который Грег предусмотрительно постелил под наши задницы выцветшую скатерть. Рико мне периодически подмигивал и тихо пердел. Почему-то нам было дико смешно, когда блондин багровел, скрипел зубами и открывал окно. В конце концов он сдался и перестал его закрывать. Выглаженная синяя рубашка Грега, с белым платочком, перестала пахнуть стиральным порошком с кондиционером, и вся покрылась дорожной пылью.

Когда мы приехали, я увидел огромный фанерный щит вместо витринного стекла магазина и понял, что моя жизнь — полное дерьмо. Грег велел брать коробки с рыбой и идти за ним. Сам, тем временем, достал из бардачка фургона ополаскиватель для рта, одеколон и жидкое мыло с полотенцем. Проведя дезинфекцию всех открытых участков кожи и внутренней полости рта, он полюбовался на себя в зеркало, поводил расческой по своей шевелюре и пшикнув на шею, платок и запястье одеколоном, пошел к магазину.

Всё это время мы с Рико держали в руках вонючие коробки с рыбой и ждали, когда он отмоется от грязной жизни и двух досаждающих поганцев.

— Я знаю, почему он так прихорашивается, — шепнул мне Рико.

— Я тоже, — ответил я и многозначительно посмотрел на него.

— Да ладно! — сказал мне Рико и показал пальцем на дверь магазина. — Она?! Старик у тебя нет шансов! За ней бегает полгорода таких мачо, что даже Грег им неровня!

Я спрятал свои жалкие, потускневшие глаза от правды, что сказал мне Рико и отвернулся.

— Чего встали, олухи?! Несите товар быстрее! — крикнул нам Грег из магазина.

Мы подхватили рыбу и зашли в магазин. За прилавком стояла роскошная Сальма в черном обтягивающем платье и белыми бусами на тонкой шее, игриво переливающимися в зоне декольте. Грег подошел к ней, растянув рот в улыбке так широко, как будто пришёл на прием к стоматологу. Рико всё это время сочувственно смотрел на меня, а я искал грязь на чистом полу, чтобы спрятать свой стыд и приземлить глаза на чём-то родном. Но даже на полу мне не было места. Я нашёл на нем только маленький кусочек битого стекла играющим радугой на солнце…

— Эй! Тащите коробки на склад! — сказал Грег.

— Идите за мной, — сказала Сальма и остановилась, увидев меня.

Я прятал глаза и кусал губу. Некоторое время она смотрела на меня, я чувствовал её взгляд, но был не в силах посмотреть ей в ответ. Грег начал что-то подозревать и спросил:

— Что-то не так, Сальмочка? Если от них сильно воняет, я могу отнести сам.

Честно, в этот момент Грегу сильно повезло, что мой пистолет остался в берлоге Рико. Я уже видел три или пять дырок в его самодовольной башке и дымящийся светловолосый качан, но мой указательный палец дергался вхолостую.

— Нет, все в порядке, — ответила она и ушла в подсобное помещение.

Мы зашли следом, и она показала, куда поставить рыбу. Грег остался снаружи. Мы сложили коробки и пошли к выходу.

— Ну что, где мои миллионы, ковбой? — тихо спросила Сальма, когда я проходил мимо неё.

Я был жалок, унижен, растоптан и подавлен. Мне нечего было ей ответить. Ко всему, я жутко вонял. Мы сели с Рико в фургон и стали ждать Грега. В единственной уцелевшей витрине я видел, как он воркует с Сальмой. Мне становилось не по себе.

— Брат, это не твоё, смирись, — произнес Рико.

— Я знаю, — сухо ответил я.

— Такие бабы стоят очень дорого, нам с тобой они не по карману, — продолжил Рико.

— А Блондинке Грегу? — спросил я, покосившись в окно.

— У него есть шансы, — ответил Рико. — Тем более бабы любят таких мудаков как он: ими легко крутить.

— А мы с тобой кто? — удивился я.

— Мы с тобой даже не мудаки, брат. Мы просто неудачники. Нам рады только дешевые шлюхи.

В этот момент к фургону подскочил Грег. Лицо его выглядело очень довольным.

— Чего расселись, животные? — спросил он и, открыв дверь, полез в бардачок.

Покопавшись там, он вытащил презервативы. От боли и ненависти я сжал веки и кулаки одновременно.

— Хозяйка не вовремя решила сменить одну из своих витрин, — довольно произнес Грег. — И в этот раз я не дам ей кредит. Тем более что такой горячей штучке, всегда есть чем погасить свою задолженность, правда? Ждать здесь, обезьяны!

Грег счастливо подмигнул нам и загоготал.

— Рико… — тяжело произнес я.

— Брат, держись, не думай об этом.

— Если она даст ему, я закончусь сам или закончу его. Я так больше не могу.

— Друг, в этом городе для нас с тобой больше нет работы. Грег хорошо платит, когда в настроении. Просто переступи через это!

Я тяжело вздохнул. Грег подошёл к Сальме и положил свою руку с бело-рыжими волосами ей на талию. Он начал что-то шептать ей на ухо. Некоторое время она слушала, но лицо её выражало обеспокоенность или даже злость. Рука Грега опускалась все ниже. Он продолжал что-то шептать ей на ухо и, сжав её ягодицу, засмеялся.

Сальма развернулась и дала ему звонкую пощечину…

— Воу! — крикнул Рико. — Ты видел это?!

Я ликовал. Грег потирал свою красную физиономию и злился. Он схватил её, ударил в ответ ладонью по щеке и повалил за прилавок. Сальма закричала.

— Какого хрена?! — крикнул Рико.

— Всё, я больше не могу, — сказал я и открыл дверь фургона.

— Нет, нет! Стой, брат, стой! — кричал мне Рико. — Не лезь в это дерьмо!

— Зайдешь через минуту, понял? — сказал я. — Ты знаешь, что делать.

В этот раз я не бил витрину, а зашёл через дверь, хоть и был в таком же поганом настроении, что и несколько дней назад. За прилавком шла возня.

— Не ломайся ты! Один раз, и мы в расчёте! Ты даже заработаешь! — кричал Грег.

— Нет, нет! Помогите! — закричала Сальма.

Я схватил Грега за шиворот и, оттащив от неё, бросил его на пол. Платье Сальмы было разорвано, бусы катались по полу, а на щеке была ссадина.

— Что?! Ты?! Да я тебя… Рико! Забери своего психованного друга отсюда, слышишь?! — истошно орал Грег. — Забери этого придурка!

Рико стоял спиной к двери магазина и делал вид, что ничего не слышит. Сам при этом смотрел по сторонам. Он знал, что нужно делать в таких ситуациях, и хорошо знал меня.

Драться я толком не умел, но очень любил. Когда Грег встал, я подошёл к нему вплотную и залепил ему снизу-вверх ладонью прямо в подбородок. Коварный и эффективный уличный удар, который всегда проходил. Башка Грега резко дернулась назад, и он отлетел на прилавок, стукнувшись затылком об мягкий мешок с гречкой, что лежал на деревянной полке.

Сальма взвизгнула. Этот мешок тогда спас не только голову Грега, но и мою никчемную жизнь от преступления. Что говорить, если мне и везло в жизни, то только в этом магазине. Под крышей магазина Сальмы, Бог меня не видел.

Я свистнул Рико. Тот забежал в магазин.

— Давай, — сказал я.

— Ах ты, сукин сын! Что ты делаешь?! — закричал Рико и сделал вид, что ударил меня по лицу.

Сальма хлопала глазами и ничего не понимала. Рико помог встать Грегу. Тот кряхтел и тяжело дышал. Он показал на меня трясущемся пальцем и сказал:

— Ты… Ты уволен, понял?! Уволен!

Я поднял с пола платочек Грега и, кинув его ему под ноги, произнес:

— Не забудь свою тряпку, сопли утрёшь.

Грег мельком взглянул на Рико и пошёл в мою сторону за новой порцией адреналина, но вмешалась Сальма:

— Ещё шаг — и я вызываю полицию! Ты хотел меня изнасиловать! Свидетель у меня есть! — нервно произнесла она дрожащим голосом.

Сальма доверительно посмотрела на меня, а я кивнул.

— Уходим Грег, — сказал Рико и подмигнув мне, вывел его за дверь.

Фургон уехал. Белый платок Грега остался лежать на полу. Сальма была растеряна. Я молчал, не зная, что сказать.

— Теперь ты мне ещё полку сломал, — иронично сказала она. — Одни убытки от тебя.

— Ладно, — сказал я, понимая, что это была шутка. — Я пойду.

Я пошёл на выход и услышал вновь:

— Эй, постой! — сказала она.

— Чего?

— Как… Как тебя зовут? — спросила Сальма, придерживая рваное платье.

Плечо её было оголено, а чуть ниже… Я закрыл глаза и отвернулся.

— Брайан. Брайан Ривз, — ответил я.

— Слушай, Брайан, — произнесла она задумчиво. — Раз уж ты потерял работу из-за меня, может, я могу тебе её предложить? Мне нужен грузчик и… И охранник в одном лице. Я, надеюсь, ты не станешь меня грабить вновь?

— Да, я готов, пожалуй, — согласился я.

— Хорошо, тогда завтра утром я жду тебя. И не забудь, первый месяц ты будешь работать за витрину, что разбил и… Ладно, полку, пожалуй, я с тебя не буду удерживать. Я буду кормить тебя и давать немного денег на карманные расходы.

Я посмотрел на Сальму. Остатки разодранного платья едва прикрывали её широкие бёдра и загорелые ножки. Моя фемида была прекрасна, желанна и обворожительна.

— Хорошо, — сказал я и покинул пристань своего счастья, плотно закрыв за собой дверь.

Часть третья. Моя первая улыбка.

Я был рад новой работе и новой начальнице. Теперь от меня пахло не вонючей рыбой, а французскими духами. Я разгружал товар и следил чтобы к Сальме никто не приставал. А приставали к ней, примерно, один раз в час.

Мы условились, что я не трогаю похотливых кобелей до момента, пока не распускаются руки. На объект сладострастного вожделения можно только смотреть и заигрывать, но не более. Но всё-таки, по понятным причинам, я выкидывал её ухажеров из магазина чаще, чем того требовала сама Сальма.

Конечно, были и солидные, успешные мужчины, в карманах которых водились приличные деньги, а в головах проживала интеллигентность. С такими мне было сложнее всего. Выкидывать их за ворот костюма, сшитого под заказ, попусту не было причин, а подметать за каждым из них пыль, что они пускали в глаза Сальме, я не имел права. В её магазине, всегда стояли свежие цветы, стоимость которых была намного выше моего месячного жалования.

В свободные минуты я сидел на деревянном табурете в подсобке и смотрел на неё сквозь щель приоткрытой двери. Сальма любила заваривать кофе и читать любовные романы, покусывая молочный шоколад. Мне нравилось наблюдать за тем, как она периодически хмурилась или улыбалась, бегая солнечными карими глазками по сентиментальному тексту. Мне казалось, что в такие моменты, мы были с ней необыкновенно близки чувственно и эмоционально. Я переживал то, что переживала она, и представлял себя главным героем её романа.

Иногда она наклоняла голову на бок во время чтения, пытаясь проникнуться книжным эпизодом, и прядь её волос медленно сползала с плеча на грудь, пикантно раскидываясь по ней своими острыми кончиками. Тогда она резким взмахом руки отправляла волосы себе за спину и подвязывала их резинкой. С каждым днём магазин Сальмы становился для меня личным утешением и мимолетным счастьем.

Однажды, к нам зашёл мой отец. Он купил сигарет и бутылку вина, после чего увидел меня, расставляющего овощи на полке. Сальма отсчитала сдачу и протянула деньги моему старику, что смотрел на меня с недоверием, как на чужого. Хотя, я и был для них чужой.

— Здравствуй, папа, — сказал я, держа в руке огурец.

Вместо ответа, он бросил Сальме:

— Будьте осторожны с этим засранцем!

И стремглав выбежал из магазина. Сальма только посмотрела на меня и улыбнулась. Это была моя первая улыбка. Моя, личная, собственная! В моей пропащей душе запели ангелы, а из руки выпал огурец. Я с большим удовольствием впитал в своё раненное сердце неожиданную награду и продолжил расставлять овощи с небывалым энтузиазмом. Теперь у меня открылась личная коллекция мечты под именем Сальма, где я хранил её улыбки, как смысл жизни.

Вечером Сальма протянула мне ключи от магазина:

— Сегодня я уйду раньше. Когда закончишь — закроешь магазин. Завтра утром, привезут хлеб — встретишь машину. Я приду к девяти.

Я думал, она разыгрывает меня. Но глаза её были полны решимости. Она дернула руку с ключами, что звонко стукнулись друг об друга, и настойчиво произнесла:

— Ну?!

Мне оставалось только принять её доверие и попытаться не заплакать как впечатлительная восьмиклассница, на премьере лирической драмы, про уходящего на войну солдата с провожающей девицей у окна.

Не знаю, чем я всё это заслужил. Прошло-то всего пару недель.

— Если что, у меня будут свои ключи. Но всё же постарайся не потерять дубликат, — добавила она и ушла.

Неожиданная ответственность и временная значимость позволили мне быть человеком и заиметь собственное мнение. Этот магазин становился для меня личным пристанищем справедливости со своей системой ценностей и добрым божеством, что упорно не хотело видеть во мне природного брака. Меня не чурались, как прокаженного, и не называли падшим. Мою толстую прожжённую уличную кожу стали ласкать соловьиным пёрышком. Любому такому же отчаянному что и я, посмевшему заявиться с целью ограбления на мою территорию, я бы откусил голову и цинично прожевал не моргая. Здесь я жил, любил и обретал понимание.

Каждый вечер я возвращался к своему дружку Рико и приносил ему пакеты с едой. Мы выпивали с ним пива и болтали о разном. Я заметил, что Рико в последнее время стал сам не свой. Он всё больше стал разговаривать не о жизни, а о смерти. Задавать вопросы, которые в наших кругах не поощрялись.

— Как думаешь, Брайан, что нас ждёт после смерти?

— Огромное чёрное пятно и тишина, — ответил я.

— И ничего более? — тяжело вздохнул Рико.

— А что там может быть, по-твоему? — удивлялся я. — Посмотри на этот дрянной мир. Здесь правят меркантильные ублюдки, ходящие по головам, с руками по локоть в крови. Никакой справедливости нет. Всем насрать. И Богам тоже.

— А Бог есть? — спрашивал Рико, безотрывно смотря в потолок.

Мои подозрения, что с моим корешем происходит неладное, только подтвердились. Люди нашего круга, тонко чувствовали, когда кончался человеческий резерв. Мы повидали немало друзей, болтающихся в петлях или лежащих в героиновых лужах. Все они начинали с разговоров о смысле жизни. Ты живешь — пока не думаешь зачем. Это закон улиц. Закон стаи. Закон здесь и сейчас, а не там или когда-то.

— Нет никакого Бога, брат. А если и есть, то ему нет до нас никакого дела. В любом случае, здесь будет лучше, чем там.

Рико лежал некоторое время практически не моргая. А после, он отвернулся к стене, так ничего и не ответив. Дышал он резко и часто. Я понимал, что он плачет…

Мужчины не трогают и не утешают друг друга в такие моменты. Все плачут, даже самые сильные. Чем сильнее человек, тем больше слез. Самое главное, что сильные никогда не плачут на показ, в отличие от слабых. Тем, кто наивно полагает, что мужчины никогда не плачут, нужно просто стать мужчинами. Их души пусты и никчемны. Они не нужны ни Богу, ни Дьяволу. Там, где есть слезы, есть утешение. А где утешение, там и боль. А если ты в своей жизни, не нашёл личного источника боли, то жизнь твоя прошла зря. Ты не вёл спарринг со своей судьбой, не падал и не вставал, не был в глухом нокауте, не боролся и не получал в ответ. Ты не имеешь право, на счастье. Твои слезы и есть доказательство того, что ты ещё жив.

Я вышел покурить из квартирки Рико на улицу, оставив его одного. Наш район всегда затихал в вечернее время. Уличные банды выходили на охоту в благополучные кварталы, словно ночные хищники. Через пару часов после их вылазок, они расползались обратно по норам, и тогда по нашим склочным улочкам начинали курсировать полицейские машины. Они освещали темные углы фароискателями, в тщетных попытках найти причастных к новым ограблениям или даже убийствам, хоть довольно и редким. Мы знали диких парней нашего района, а они знали нас. В своё время мы все ходили по тонкому льду и сделали свой выбор. В моём случае, выбора у меня не было, но вмешался случай, что оставил мне шанс на выживание в обход дороги к казенному дому.

Когда я зашёл обратно к Рико, тот уже смотрел телевизор с отрешенным видом. Я поставил чайник и спросил его:

— Как работа?

Рико махнул рукой.

— Слушай, ты сможешь передать деньги Блондинке Грегу за тот случай с рыбой? Меня попросила Сальма, но я не хочу лишний раз встречаться с ним.

Рико как-то странно посмотрел на меня.

— Брат, сделай это сам, прошу тебя, — ответил он.

Я налил себе чай и сел напротив него, ожидая пояснений.

— Слушай, — продолжил он. — Я сейчас не тот человек, которому ты можешь доверять. Просто прими это и не задавай больше вопросов.

— В чем дело Рико? — спросил я серьезно.

— Брат, пожалуйста, не спрашивай. И деньги эти лучше оставь себе.

Рико потел, и голос его становился тревожным. Что-то держало его и не отпускало, что-то мучало, что-то, что он не мог сказать мне.

— Ты ведь знаешь, что можешь мне доверять? — спросил я Рико.

Тот кивнул и не посмотрел мне в глаза.

— Рико?

— Я знаю! — взбесился он и вскочил. — Знаю! Но ты не знаешь!

— Чего? Чего я не знаю?! — удивлялся я.

— Ты всего не знаешь! И тебе нельзя знать! И я не могу тебе об этом сказать, понимаешь?! Ради тебя самого и не могу! — замахал руками толстяк.

— Рико, какого хрена?! — возмущался я. — Давно тебя заботит моя сраная и вонючая жизнь, а?! Что за театр ты устроил?!

— Пошёл ты! — кричал Рико. — Пошёл ты сам и твоя девка из магазина! Пошли вы на хрен все!

— Да что с тобой? Причем здесь Сальма?! И с чего ты взял, что она моя?!

Рико ходил по комнате из угла в угол как ошпаренный. Он краснел и злился. Его очки без конца съезжали и болтались на переносице, а на носу были красные борозды от потных дужек.

— Слушай, давай спокойно поговорим? Что я не должен знать? Я уверен, что всё можно решить.

— Нет! — ответил Рико. — Ты уже и так всё решил. Ты так решил, что теперь пострадают все. Я говорил тебе, говорил!

— Что говорил? — удивлялся я.

— Говорил, что тебе не нужно лезть в это дерьмо! — крикнул Рико и плюхнулся на свою кровать схватившись за голову руками.

Я стал что-то понимать.

— Эй, Рико, — положив руку на его плечо тихо сказал я. — Грег что-то затеял?

Рико молча кивнул.

— Он хочет отомстить мне? — спросил я.

Рико отрицательно покачал головой.

— Он хочет… Отомстить Сальме?

Рико поднял на меня глаза и смотрел, не моргая.

— Я понял, — сказал я.

— Что ты понял? — ответил Рико. — Что ты можешь понять, Брайан?

Рико вновь заводился.

— Я понял, что тебя мучает, брат. Спи спокойно, я со всем этим разберусь — обещаю.

— Ни черта ты не разберешься, Брайан. — ответил Рико.

— Разберусь, поверь мне. Он ничего не сделает. Ни тебе, ни мне, ни тем более Сальме.

Рико схватил меня за руку.

— Брайан! Ты не понимаешь! Он ничего не будет делать сам!

Некоторое время я молча смотрел на него.

— Кого он нанял? — спросил я. — Сколько их? В чем их план?

Рико встал и взяв свою куртку пошёл к выходу.

— Рико! — крикнул я, требуя ответ на свой вопрос.

— Если хочешь жить, оставайся дома, брат. Просто побудь здесь. Прошу тебя… — сказал он изнеможённо.

— Черта с два! — ответил я. — Что и когда произойдет?!

— Будь дома Брайан. Я сделаю всё сам. И ни в чём не вини себя. Я надеюсь, что у тебя с ней всё получится.

— Рико! Не играй со мной в героя! Если ты хочешь умереть поэтом, лучше прыгни с живописного моста бахнув сальтуху! Я — не лучший повод для красивой смерти! Подумай об этом и не совершай глупостей!

Рико вышел из своей берлоги, громко хлопнув дверью.

Часть четвертая. Верный друг.

Утром я вновь был полон решимости и отчаяния — обычный коктейль из чувств и ощущений, который я пью в своей жизни, не переставая. Роскошные мечты о песочном лабрадоре, особняке, внедорожнике и Сальме с оравой резвящихся детей у бассейна, откладывались до лучших времён — сейчас мне нужен только пистолет и непоколебимость.

Я любил заварушки. В драках и разборках быстро понимаешь, что человек носит в сердце. Люди, что много говорят, обычно убегают первыми. Жизнь не понимает слов, она любит решения. Рико всегда был трусливым болтуном. С ним легко дружить, говорить о разном, философствовать у костра под писк надоедливых комаров, но на войну я бы с ним не пошёл. Окопы требуют волю, а не мозги. Фабрики войны пользуются людскими заготовками и производят из них солдат. А улицы делают из мальчиков мужчин, что берут утром пистолет и уходят погибать ради мечты.

Какого было моё удивление, когда под рваным матрасом я не нашёл своего оружия. Рико не переставал меня удивлять. Он мог бы с легкостью решить квадратное уравнение, но вряд ли он что-то слышал о перекосе затворной рамы. Патроны в моём пистолете были старые и некачественные, пухляш был обречен после первого утыкания или осечки.

Пришло время действовать. Первым делом я решил наведаться в порт. Там стоял фургон Грега, вокруг которого околачивалась шайка латиносов. Сам же Грег сидел внутри машины и что-то записывал.

Я подошёл к фургону и постучал ногтем в окно.

Грег вздрогнул, увидев меня:

— Чего тебе? — спросил он.

— Где Рико? — задал я вопрос.

— Мне откуда знать! Жирдяй не вышел сегодня на работу. Передай ему, что он уволен. И ты тоже катись ко всем чертям!

— Что за люди? — кивнул я в сторону латиносов, которые держались на расстоянии и не сводили с меня глаз.

— Тебе какое дело? Хочешь с ними познакомиться поближе?!

— Что ты задумал Грег? — спросил я.

Грег зло прищурился.

— Ты задаешь слишком много вопросов, — ответил он.

— Если ты приблизишься к Сальме хоть на метр, я перегрызу тебе глотку блондинчик. Учти это, — произнес я с вызовом.

— Ты мне угрожаешь?! — закричал Грег.

Латиносы стали медленно сползаться за моей спиной.

— Я не угрожаю, я просто вгрызусь тебе в кадык и буду пить твою поганую кровь, пока ты не сдохнешь.

Грег побелел и вытаращил глаза.

— Тебе лучше проваливать отсюда амиго, если хочешь жить, — услышал я позади.

Обернувшись, я увидел Карлоса Браво. Я знал его. Он привел с собой семь человек и явно намеревался услужить Грегу за наличку. За его спиной стояли типичные бандосы-латиносы: сбитые, лысые отморозки, разукрашенные татуировками, о которых не принято спрашивать. Карлос даже закончил несколько классов общеобразовательной школы. Мы успели подраться с ним несколько раз, пока были детьми. В одной из таких драк я оставил ему на память рассечённый лоб после удара головой об асфальт. С тех пор его в шутку прозвали Гарри Поттером, что с годами превратилось в короткое «Пот» потеряв изначальный смысл.

— А тебе, Пот, лучше не делать того, о чём он просит. Улицы быстро узнают, что ты начал беспределить на родных кварталах.

— Ты знаешь меня? — спросил он подозрительно.

— Знаю, мы вместе учились, когда-то.

— Кажется, я помню тебя, — сказал он задумчиво.

— Ещё бы ты забыл, — ответил я.

Карлос зло ухмыльнулся.

— Это ты работаешь в магазине, который сам недавно ограбил? Какая-то баба привязала тебя к своей ноге в наказание?

Кучка латиносов задорно рассмеялась.

— Попробуй тронуть её и твоя черепушка разойдется пополам по старым швам, что я тебе когда-то оставил на память.

Они резко перестали смеяться и стиснули челюсти, поигрывая желваками. Я знал, что у каждого из латиносов за спиной пистолет или грязный нож. Но по-другому с ними разговаривать нельзя. Сила подчинится только большей силе.

Карлос вопросительно посмотрел на Грега. Я понял, что означает этот взгляд. Грег сказал ему:

— Мне он не нужен, — и махнул рукой.

Карлос вновь посмотрел на меня оценивающе. Я видел, что он сомневается. Видел и давил на это изо всех сил. Моя жизнь стремительно кончалась в вонючем порту. Оставался только блеф:

— Давай, попробуй, — сказал я тихо и завел руку за спину. — Тебя Пот я точно успею забрать с собой. А ты, блондинчик, — повернулся я к Грегу. — Получишь свою пулю следующим. Я выстрелю в тебя, даже если твоя банда расстреляет в меня все свои патроны. И уйду на тот свет с улыбкой.

Карлос вновь посмотрел на Грега. Тот сидел, боясь пошевелиться. Воздух вокруг нас точил ножи и холодил жилы.

Грег не выдержал первым:

— Проваливай отсюда! — сказал он хриплым потерянным голосом. — Просто уходи, они не тронут тебя!

Я медленно попятился назад и, едва скрывшись за фургоном, побежал изо всех сил. Конечно, моя диверсия ничего не изменила, они всё равно осуществят задуманное. Я лишь поднял цену их плану. Я летел со всех ног к своему святому Граалю — магазину Сальмы и думал об одном: только бы успеть.

Я прибежал в магазин, обогнав попутный ветер и с силой распахнул хлипкую дверь, ручка которой осталась у меня в руке. Маленький подвесной колокольчик над входом, информирующий о приходе гостей, успел брякнуть только что-то невнятное, прежде чем улетел в подсобку с характерным свистом.

Сальма замерла за прилавком и монотонно произнесла:

— Ты ведь не пришёл меня грабить, Брайан?

— Сальма, прячьтесь, они скоро будут здесь, — произнес я с отдышкой.

— Кто? — с тревогой спросила Сальма.

— Грег и его люди. Банда латиносов.

Некоторое время Сальма стояла без движения, пытаясь осмыслить происходящее.

— Надо вызвать полицию! — крикнула она и схватилась за телефон.

— Сальма! — крикнул я.

— Что?! — подняла она глаза.

— Это бесполезно. Они придут снова. Только выберут другое время, — сказал я.

— И что делать?! Они же убьют тебя! Ты не справишься сам, даже со своим пистолетом! И я не хочу, чтобы ты кого-то убивал! Здесь не будет крови! — кричала Сальма.

— У меня нет пистолета, успокойтесь, — холодно ответил я.

— Знаешь, мне не стало спокойнее. Грабить меня ты приходишь с пистолетом, а защищать почему-то без!

— У меня нет его! — ответил я. — Сальма! Бегите через черный вход, я надеюсь, вам есть, где спрятаться. А я останусь здесь. И… И что-нибудь придумаю.

Я закрыл дверь своим ключом и выжидательно посмотрел в окно: близился обед, и на улице ещё было полно людей.

— Скорее всего, они не позволят нам выйти, когда приедут. И после дождутся темноты. Вам нужно уходить, пока не поздно, — повторил я.

Сальма подошла ко мне ближе.

— Брайан, — спокойно произнесла она.

— Да? — повернулся я.

— Это тебе нужно уходить, а не мне. Мне нечего терять. Без этого магазина, я не смогу лечить свою больную маму. Я никуда отсюда не уйду. Уходи, Брайан. Не ломай себе жизнь.

Впервые наши ощущения безысходности совпали, словно созвездия знаков зодиака. Мне казалось, что мы даже дышали одним ритмом. В её карих глазах рождалась стихия непреклонности и каменной стойкости. Я смотрел на неё безотрывно и улетал на небеса к Богам. Чувствовал внутри себя поющую душу, о существовании которой даже не подозревал. Несколько секунд тишины и её близкого внимания, стоили всей моей жизни.

— Мне тоже нечего терять, — ответил я. — Я обещаю вам, что здесь не прольется ничьей крови, кроме моей. Я буду драться за вас, пока будет биться моё сердце. Оно принадлежит только вам.

— О Господи, Брайан… — трепетно отвечала Сальма, сложив руки на груди. — У меня просто нет слов…

— Вам лучше спрятаться, — перебил я её, заметив фургон Грега за углом. — Они уже здесь.

Сам Грег вышел из машины и делал вид, что проверяет колесо, периодически поглядывая на магазин. Латиносов внутри фургона уже не было. Сальма пошла в подсобку, но я остановил её:

— Стойте! — сказал я. — Они зайдут с черного входа. Спрячьтесь за прилавок.

Сальма сделала так, как я просил. Через минуту я услышал, как в складском помещении вывалился врезной замок, упав на землю с глухим звуком. После чего металлическая дверь со скрипом отворилась, и в склад по одному начали забегали латиносы в масках. Я насчитал пятерых. В руках у них были деревянные биты. Я посмотрел на Грега. Блондин оказался ещё большим трусом, чем я предполагал. Его план заключался лишь в мимолетном погроме магазина, с целью запугать Сальму и вогнать её в новые долги. Латиносы разбежались по складу и разносили там всё, что видели. Я встал у входа в магазин со стороны подсобки и ждал, когда к нам забежит первый отморозок. Как только он появился в дверях, его встретил неожиданный удар моего кулака прямо в кадык. Латинос захрипел и нагнулся, держась за горло. Бита упала к моим ногам. Всякий раз, когда голова неприятеля оказывается у вас на уровне пояса, её необходимо нежно обнять двумя руками и незамедлительно познакомить со своим коленом, что я и сделал. Нос его громко щелкнул, а сам он упал с дикими воплями. На крики первого прибежал второй и сходу получил трофейной битой прямо в голову. Ноги второго нападающего вспорхнули выше головы, а само тело приземлилось рядом с первым счастливцем, проводившего увлекательный досуг в поисках своей переносицы.

Остальные трое уже не были столь опрометчивы, и после короткого диалога между собой, пошли к магазину осторожной поступью. Я понял, что потерял фактор внезапности и вырос перед латиносами в дверном косяке с битой в руке. Пока они не зашли, я имел преимущество перед ними, в том плане, что не мог быть окружен преобладающим количеством. Каждому из них нужно зайти через единственную дверь, в которой стоял я и совершенно не собирался никуда уходить.

За моей спиной была Сальма и её магазин — мой личный филиал рая. Сегодня я его апостол, охраняющий вход у священных ворот. И пока я жив, к моему божеству не подступится ни один грешник на этой земле. Пройти через меня, означало только одно — убить, уничтожить, растоптать. Это и было моим козырем. Я здесь терял жизнь, а они — всего лишь временную работу.

Коротко посовещавшись между собой, латиносы отправили ко мне самого здорового, предполагая прорваться через возню. Но я ловко подсел под него и двинул торцом биты ему по яйцам бильярдным ударом, положив здоровяка нюхать пыль прямо у собственных ног.

Уже трое стонали на полу и корчились от боли. Пыл двух оставшихся явно поугас. Легкой прогулки для них уже не получалось. Тот, что стоял справа внезапно бросил биту, потянулся в свой карман и сделал шаг на встречу ко мне — это всегда нехороший сигнал, в таких случаях нужно действовать на опережение.

Я кинул в него свою биту наотмашь и попал в голову, он вскинул руки, пытаясь перекрыться, и из его кармана выпал нож. Латиносы совсем поплыли и потеряли контроль над собой. Как только он потянулся за своим ножом, я пробил по его тупой башке ногой снизу-вверх, словно по футбольному мячу. Четвертый обмяк и лежал без движения.

Оставался последний.

— Можешь снять свою маску, Карлос, — сказал я.

Вместо ответа он сделал несколько шагов назад, выбросил биту и, достав пистолет, направил на меня…

В любой другой подобный момент я бы закрыл глаза и молча принял смерть. Но не сейчас. Я просто пошёл на него и услышал, как щелкнул боёк, после чего из газоотводной камеры появился легкий дымок, и затворную раму перекосило. Латинос судорожно заёрзал рукой, пытаясь перезарядить пистолет. Я поднял на ходу биту и перерубил оппонента пополам ударом в живот. Он тяжело задышал и завалился на пол. Пистолет выпал из его рук…

Это был мой пистолет…

Я взял его и исправил перекос привычным движением. Без застрявшего патрона, в обойме не хватало ещё двух. Сняв маску с пятого латиноса, я увидел перед собой Карлоса.

— Где Рико, падла?! — спросил я грозно, схватив его лысую голову за ухо.

— Грег! — ответил он оскалившись.

— Что Грег?! — кричал я.

— Грег знает! Он в его ангаре!

— Собирай с пола своих говнюков и проваливай через черный вход, пока я вас не прикончил.

Карлос и его люди вставали с трудом и, крючась от боли, медленно тянулись к выходу. Я заколотил за ними дверь склада и подошёл к Сальме. Бедная и напуганная Сальма сидела, забившись под прилавок. Она обхватила голову двумя руками и боялась пошевелиться.

Я легонько тронул её за плечо.

— Нет! — крикнула она.

— Эй… — шепнул я.

— Нет, пожалуйста, нет! — кричала она.

— Эй, это я… Слышишь, я…Брайан…Всё закончилось, — сказал я тихо, и Сальма подняла на меня заплаканные глаза.

— Брайан… — прошептала она. — Брайан!

Сальма бросилась ко мне на шею и горячо обняла.

— Ты жив! — кричала она. — Господи, жив! Ты не ранен?

Она осмотрела меня с ног до головы.

— Нет, всё хорошо, слушайте…

Она вновь обняла меня и радостно произнесла:

— Ты сражался как лев… Мой лев!

— Сальма, — ответил я. — Мне нужно… Ненадолго оставить вас.

— Сейчас?! — возмутилась она.

— Да, но… Вам уже ничего не угрожает. Просто закройте магазин и спокойно идите домой.

— Но… Куда пойдешь ты? — спросила она.

— Мне нужно ещё кое-что решить, — сказал я уклончиво.

— Брайан! Пожалуйста, останься со мной. Я боюсь, я очень боюсь…

— Вам ничего не угрожает, поверьте мне! Я бы ни за что не оставил вас, если бы это было не так! И я должен бежать, прямо сейчас! — отвечал я и пятился к выходу.

— Прошу тебя Брайан! Будь аккуратнее! — произнесла она, и я таял от каждого её слова как зефирка над огнем походного костра.

Я выбежал из магазина и увидел, как Грег заводил свой фургон. Пока он разворачивался, я оббежал его сзади и, открыв дверь сел на пассажирское место.

Грег затрясся и открыл от удивления рот.

— И снова здравствуй! — сказал я и хорошенько приложил его башкой об руль. Фургон коротко просигналил и проходивший перед нами парень с велосипедом явно ускорился, уступая дорогу.

Из носа Грега пошла кровь. Я достал платочек из его кармана и протянул ему двумя пальцами.

— Что ты хочешь? — спросил он, вытирая нос.

— Вези меня к Рико, — ответил я.

Грег без лишних слов включил передачу и повез меня по направлению в порт. Подъехав на место стоянки, мы увидели полицейские машины у ворот ангара. Грег резко затормозил и сдал назад, заехав за угол.

— Чёрт! — выругался он.

— Что там? — спросил я.

— Твой полоумный друг, кто же ещё! И два трупа вместе с ним.

Я вышел из машины и увидел, как полицейские выводят Рико в наручниках. Возле скорой помощи лежали два черных мешка. Я вновь сел в фургон.

— Что произошло? — спросил я.

— Как будто ты не знаешь! — зашипел Грег.

— Рассказывай! — крикнул я и положил руку ему на затылок.

— Стой, не надо! — завизжал Грег. — Твой дружок явился сразу после тебя и с дикими воплями стал палить в латиносов! Он успел завалить двоих, прежде чем Карлос обошел хомяка сзади и оглушил камнем. Он был невменяем! Рычал, как зверь, и бегал за нами с пистолетом! Мы связали его и бросили в ангаре. Туда же латиносы оттащили своих. Они собирались прикончить его после нашего дела. Мне не нужен труп моего грузчика в собственном ангаре!

— И ты сам вызвал копов? — спросил я.

— Да, я…

— Какой же ты всё-таки идиот, Грег, — ответил я.

— Слушай, я не собираюсь сидеть из-за кучки придурков!

— Придурок здесь только ты, — сказал я и вышел из его машины.

Я вновь аккуратно выглянул из-за угла и смотрел, как Рико затаскивают в патрульную машину. Он не видел меня, визжал, орал и яростно сопротивлялся.

— Брайан! — вдруг услышал я. — Братишка! Я сделал это для тебя! Я сделал всё, что смог, дружище! Я завалил двоих! Двоих! Рико смог! Рико смог, Брайан! Прости меня! Прости, что не убил их всех! Прости, Брайн! Прости!

Несколько полицейских с большим трудом затолкали его в машину, после чего сели сами и уехали в сторону полицейского участка.

Часть пятая. Богатенький Эндрю.

Я потерял своего друга, но всё ещё не потерял себя. Это странно, когда сам готов умирать хоть каждый день, но старуха с косой вновь издевательски пропадает с горизонта жизненных обстоятельств, довольствуясь лишь чьей-то сломанной судьбой.

Умирать слишком рано. Закончен бой, но не сражение. Мой личный обоз судьбы с кавалерийскими лошадьми, центурионами и генералами снова на марше и рвется в новый героический эпос, собирая по пути выживших солдат, что зализывают свежие раны, словно псы войны.

Утром я пришёл в магазин пораньше и стал убираться, разбирая вчерашний погром. Мне хотелось навести порядок не только в пристани своего счастья, но и в своей душе. Первое было куда реальнее.

Я надел черный прорезиненный передник, разложил товар по полкам и прибрал весь мусор, сложив его в несколько пакетов. Потом взял длинную деревянную метлу и решил подмести под кондитерскими прилавками. В тот момент, когда я вычищал под ними смесь из муки, яиц и грязи, из которой вышел бы не плохой пирог по случаю моего дня рождения, я вдруг услышал за своей спиной:

— Это Брайан, он очень хороший и ответственный молодой человек. Мой незаменимый помощник.

Я обернулся и увидел Сальму в компании с каким-то хлыщом. Он был одет в серый костюм с белыми полосками, а на его переносице болтались желтые солнечные очки. Хлыщ подошёл и протянул мне руку, на запястье которой висел золотой браслет толщиной с мой указательный палец:

— Адриан Де Вуа, — представился он.

Я протянул ему свою грязную пятерню, которую он твердо пожал, посмотрев мне в глаза с самодовольной ухмылкой. Мне не нравилась его физиономия. Он не был похож на типичного щёголя из мажорных семей. Крючковатый нос и вороватый взгляд с хитринкой выдавал в нём дерзкого предпринимателя, идущего по головам. Под его изысканным стилем воняло уличными трущобами, а властное рукопожатие сообщало, что человек настроен давить и бороться.

— Брайан Ривз, — ответил я.

Эндрю убрал руку и не стал протирать её салфеткой, оставив на ней памятный след от моей жизни. Мне было плевать на степень его брезгливости, но не плевать на его манеры. Моё сломанное детство лишило меня светлых чувств, но подарило интуицию. Я понимал, что этот парень не счистил грязь с ладони, потому что сам был грязным по локоть. Грязным не от пыли с прилавков, а от долгой и тёмной дороги к собственному успеху. Такие как он строят своё счастье на чужой боли и крови. Тот, кто рождён бедным, станет богатым только за счёт большого ума, в купе со счастливым случаем или огромной жестокости. Тщеславные всегда выбирают более легкий путь.

— Я наслышан о вашей смелости, Брайан. Сальма хорошо отзывается о вас. Мне как раз нужен надежный человек в этом городе. Думаю, нам есть, что обсудить.

— У меня уже есть работа, — ответил я, собирая мусор в пакет.

— Я ещё не поговорила с ним, — сказала Сальма.

— Что ж, тогда я не буду вам мешать. Обсудим этот вопрос позже. Сальма, был очень рад нашей встрече. До встречи, Брайан, — подмигнул мне Адриан, поцеловал руку Сальме и вышел из магазина, щелкнув колокольчиком над дверью.

Я вытаращил глаза на Сальму.

— Не говорили о чём? — спросил я.

— Брайан, я продаю магазин, — выдохнула Сальма.

Мне стало дурно. Безжалостный ледяной король, заменяющий моего ангела-хранителя, одним махом вырвал мне сердце и сунул его в морозилку.

— Вот так? Просто продадите и всё? — промямлил я.

Сальма нервно закинула прядь густых, черных волос за ухо и, опустив глаза, произнесла:

— Брайан, если бы не ты, я бы давно всё бросила. Я благодарна тебе за твою защиту и верность. Ты очень надежный и хороший парень…

— Зачем вы говорите все это? — не выдержал я, повысив голос.

— Зачем? — удивленно произнесла Сальма, подняв глаза.

— Да, зачем? Если вы хотите продать магазин, просто продайте его. Вы мне ничем не обязаны и тем более не должны отчитываться передо мной.

Сальма смотрела с возмущением. Честные люди имеет право на злость. А страстные женщины просто обязаны злится, окружая себя ореолом искрящего шарма. Скромный взгляд стал волевым, а лицо светлым и открытым. Она медленно проговорила, расставляя акценты на каждом слове:

— Я обязана тебе, как женщина обязана мужчине. Ты появился в самый нужный момент. Защитил и успокоил. И я не выкину тебя на улицу голодным и без работы. Адриан заверил меня, что ты будешь работать, как и работал раньше. Для меня это важно.

— Кто он вообще? — спросил я.

— Я не знаю. После того, что произошло, мне позвонил Грег. Он долго извинялся и говорил, что готов компенсировать все убытки. Потом позвонил Адриан и предложил большие деньги за мой магазин. Этих денег мне хватит, чтобы ухаживать за мамой, ей хуже день ото дня, у неё рак. Я все равно сейчас не смогу нормально работать, так что всё случилось вовремя.

— То есть Адриан позвонил вам сразу, после разговора с Грегом? — уточнил я.

— Даже пяти минут не прошло, — ответила Сальма. — А что?

— Ничего, — ответил я с подозрением.

— Если тебе есть, что сказать, скажи мне? — попросила Сальма.

Я отвел глаза. Магазин Сальмы очень удобен для темных делишек. Большой склад с выходом в закрытый двор. Много поставщиков мяса, рыбы и свежей выпечки сделали его популярным среди местных. Сальма никогда не гнула цены и делала хорошие скидки нуждающимся. Её все знали, как добрую и порядочную девушку. Люди бедных кварталов, всегда тянутся к душевной теплоте. Хорошее настроение для них сродни богатству.

— Если вам будет нужна моя помощь — звоните. Я готов помогать вам с мамой, могу выполнять грязную работу. Денег мне не нужно, — сказал я.

Сальма сделала шаг и крепко обняла меня, прижав к себе. Я оробел. Тело стало мягким, а сознание затуманилось. Мой грязный фартук, грязные руки и потная рубашка не позволили мне всецело отдаться её порыву и создавали искусственный барьер между ароматным цветком и вонючим навозом. Я чувствовал её дыхание на себе и пряный запах божественного тела. В тот момент мне захотелось остановить время навсегда.

Отступив, она произнесла:

— Проводи меня, Брайан, я закрою магазин.

Сальма жила в паре улиц от пристани моей удачи. Мы шли, и она рассказывала историю своего магазина. Оказывается, его открыли её родители. Отец был каменщиком и построил его своими руками. Потом он занялся продовольствием, а мама встала за прилавок.

— Совсем как мы с тобой, — уточнила она, и я поймал коллекционную улыбку.

Вскоре отец стал болеть и все реже помогал её маме. Тогда на помощь родителям пришла повзрослевшая дочь. Сальма с мамой долго поддерживали семейный бизнес на плаву.

— А после того, как умер отец, мама стала очень быстро сдавать. И я начала заниматься магазином сама. А теперь продам его и уеду, как только смогу, — закончила Сальма свой рассказ.

— Жалко, — сказал я.

— Жалко, но я устала ходить и оборачиваться, Брайан. Я хочу жить в благополучном районе.

— Вас можно понять, — ответил я.

— Брайан, — обратилась она ко мне, остановившись у входа в подъезд. — Теперь ты можешь говорить со мной на ты, ведь я тебе больше не начальница.

— Вы были самой лучшей начальницей для меня, — сказал я.

— Ты хотел сказать ты?

— Да, ты, — смутился я.

— А ты был самым лучшим подчиненным. Только не бей больше никому витрин. Ты сильный и честный парень. Это не твой путь.

Сальма поцеловала меня в щеку и ушла. Я ещё долго стоял под её окнами, подогреваясь отпечатком её нежных и пухлых губ на своей коже. Я гладил место поцелуя своими шершавыми пальцами и был счастлив от капли неожиданной любви в море отчаяния.

Я не знал, куда мне идти и ноги сами привели меня обратно к бухте моей удачи. Вспомнив, что у меня остались ключи, я открыл дверь, прошёл за прилавок и, бросив куртку на пол, попытался уснуть. Как только я закрыл глаза, я снова почувствовал знакомый пряный аромат. Рядом со мной висела куртка Сальмы, в которой она стояла за прилавком. Я сложил её себе под голову и уснул, как младенец с блаженной улыбкой.

Утром я проснулся от того, что кто-то пнул меня по ноге. Открыв глаза, я увидел над собой Адриана.

— Сальма разрешала тебе ночевать в магазине? — недоуменно спросил он.

— Нет, я… Я сам, — ответил я неразборчиво.

— У тебя есть ключи или ты взломал замок? — продолжал он допрос.

Я встал и подобрал с пола свою куртку. Куртку Сальмы я держал в руках. Мне хотелось оставить её себе, на случай, если он решит меня выгнать.

— Ключи, мне дала Сальма. Обычно я прихожу раньше и открываю магазин, — ответил я.

— Верни их мне, — потребовал Эндрю.

— Вы уже заключили сделку? — спросил я с подозрением.

— Тебя это не касается, верни, — строго ответил он.

Я отдал ему ключи.

— Давай договоримся сразу. Если ты хочешь работать на меня, больше ты здесь не ночуешь, — сказал Адриан.

— Ладно, — неохотно ответил я.

— Я сниму тебе комнату, если тебе негде жить, — добавил он.

— Это уже лишнее, — ответил я.

— Не лишнее, — сказал он. — Пойдем в машину, обсудим по пути наши дела.

— А магазин? — удивился я.

— Магазин я закрою, он пока не работает, — махнул рукой Эндрю.

— Но к восьми часам обычно привозят хлеб и выпечку, здесь собирается очередь, — продолжил я.

— Садись в машину, Брайан, нас ждёт серьезный разговор.

Мои подозрения усилились. Эндрю было плевать на магазин и на людей. Я стал догадываться, что он хочет крутить совершенно другой бизнес.

Мы вышли из магазина, он закрыл дверь. На соседней улице был припаркован серебристый седан Эндрю, на переднем сиденье которого сидел…Грег. Мне сразу всё стало ясным. Мы подошли к машине.

— Грег, сядь назад, — велел он тому, через открытое окно.

Грег пересел на заднее сиденье, кинув на меня недоброжелательный взгляд. Нос его был перетянут полоской лейкопластыря, что вызвало у меня ехидную ухмылку. Я сел в машину. Мы поехали.

— Догадываешься о чём-нибудь? — спросил меня Эндрю, не отвлекаясь от дороги.

— Догадываюсь, что вы отжали магазин у моей хозяйки, — ответил я.

— Я ж тебе говорил, что он помешен на ней, — отстраненно произнес Грег, смотря в окно.

— Тебе лейкопластырь не жмёт? — спросил я Грега.

— Помолчи, Грег, — кинув взгляд в зеркало заднего вида, сказал Адриан. — Слушай, Брайан, говорю тебе сразу: никто не причинит Сальме никакого вреда. Обещаю тебе.

— Что ты хочешь от меня? — задал я Эндрю прямой вопрос.

— Я буду строить бизнес. Мне нужен надежный человек. Водитель-охранник. Я дам всё, что тебе нужно.

— Будете громить магазины, запугивать владельцев и выкупать их за бесценок? — спросил я.

Эндрю многозначительно посмотрел на Грега.

— А ты не глупый парень, Брайан, — сказал Эндрю. — Но я собираюсь ловить здесь куда большую рыбу, чем магазины. Хотя они мне тоже пригодятся. К тому же магазин Сальмы, я купил задорого.

— Тебе пришлось, — парировал я.

— Не без этого. Именно поэтому ты и сидишь на переднем сиденье, а не Грег. — ответил Адриан.

— Что за бизнес? — спросил я.

— Позже узнаешь, — ответил он и, свернув за угол, где обычно крутились латиносы, остановился.

— Посиди здесь, — сказал он. — Пойдем Грег.

Я вновь увидел старых знакомых: Карлоса Браво и компанию. Только теперь их было гораздо больше: я насчитал двадцать человек. Вместе с Карлосом стояли фигуры куда более серьезные, например Амон Рамос и Сол Родригес. Отпетые главари местных банд. Куда более резкие и опасные, чем пешка Карлос, которому я с радостью навалял бы ещё разок при случае. Амон и Сол давно поделили район поровну и занимались продажей наркотиков на своих территориях. Попасть к ним в банду было не просто, как и выйти из неё. Помимо горячей головы они требовали ответственности и осторожности от своих кандидатов. А таких парней, воспитанных строителями и каменщиками прошлого поколения, массово получившими здесь жилье, было сложно найти ещё тогда, когда заводская стройка была открыта вместе с рабочими вакансиями. Теперь же завод закрыт, разграблен и сожжен, как и целое поколение молодых парней и девчат, чьи родители верили, что из кирпича и цемента, можно возводить судьбы и характеры. Но под давлением нищеты и разрухи фундамент основания треснул, судьбы рухнули, а характеры сгнили. Падшие кварталы быстро затянуло в болото наркотиков, крови и проституции. Теперь в наши края заезжают полицейские только из специальных отделов, где учат стрелять прежде, чем зачитают права человека. Людей нашего сорта, принято взвешивать брутто, а не считать нетто.

Некоторое время Рамос и Родригес о чём-то разговаривали с Адрианом, пока Грег стоял в стороне. Адриан много улыбался и активно жестикулировал. Амон Рамос кивнул Солу Родригесу в какой-то момент, после чего они стали расходится, но Карлос Браво подскочил и что-то сказал Солу, кивнув в мою сторону. Сол вновь подошёл к Адриану и показал на меня. Эндрю что-то сказал Грегу, и тот пошёл ко мне.

Не дожидаясь пока он подойдет к машине, я открыл дверь и пошёл к латиносам, по пути пихнув плечом Грега.

— Мудак, — сказал он, чуть не упав.

— Катись к чертям, — ответил я и подошёл к Адриану, Солу и Амону.

— Брайан, познакомься: Сол Родригес и Амон Рамос, мы будем делать бизнес с этими людьми.

Я кивнул им. Ждать от них рукопожатий, всё равно, что требовать проявления эмоций — и то и другое пустая трата времени. Они счастливы и подавлены с одинаково надменным видом.

— Это ты навалял Карлосу с его шавками? — вдруг спросил Сол.

Адриан напрягся и спустил улыбку. Грег понемногу пятился назад.

— Да, — ответил я. — Ещё бы разок по ним прошёлся.

Сол изобразил на лице подобие ухмылки, больше похожую на гримасу от зубной боли. Амон посмотрел на меня снизу-вверх.

— Учти, — сказал Сол. — Карлос не мой человек. И те, что были рядом с ним тоже. За своих мы всегда спросим, знай это.

— Знаю, — ответил я.

— Как договоримся, господа? — вновь натянул улыбку Адриан.

Амон кивнул Солу, Сол кивнул в ответ.

— Все контакты через него, — показал Амон Рамос на меня пальцем. — Посмотрим, как он себя проявит. Своих людей я тебе пока не дам.

— Этого чтобы тоже здесь не было, — сказал Сол и показал на Грега, который посвистывая, топтался вокруг машины. — С такими мы не работаем.

— Хорошо, завтра будут деньги, — взмахнул руками Адриан. — Пойдем, Брайан.

Адриан повернулся и затопал к машине. Я остался стоять рядом с Амоном и Солом, посмотрев сначала на одного, а потом на другого.

— Если ты рос в нашем районе, ты должен знать, что мы не любим таких взглядов, гринго, — сказал Амон.

— Что ты хочешь сказать? — добавил Сол. — Иди к своему хозяину.

— Брайан? В чём дело? Ты идешь? — осторожно спросил меня Адриан, только заметив, что я не пошёл за ним.

— Я сейчас подойду, — ответил я Эндрю. — Иди к Грегу.

Адриан стоял в нерешительности. Сол жестом показал ему отойти. Тот неохотно пошёл к машине, несколько раз оборачиваясь и останавливаясь. Когда он отошёл на достаточное расстояние, я повернулся к латиносам и сказал:

— Я знаю, что вы завалите этого гринго, как только получите деньги. Никакого товара он не увидит. Он не первый и не последний, кто приезжает к вам и предлагает бизнес. Этот лягушатник сегодня купил магазин, в котором я работал. И думает, что купил меня. Ему нужен большой склад и прикрытие. А мне нужен этот магазин.

— Что предлагаешь? — спросил Сол.

— Я скажу ему, что договорился с вами на большую партию товара и привезу вам больше денег. Мне они не нужны. Мне нужен только магазин. Эти двое исчезнут без претензий.

— О каком магазине он говорит? — спросил Сол у Амона.

— О магазине Сальмы, что на центральной, — ответил Амон. — Моя Сильвия берет у неё хорошие лепешки для своих тортильяс.

— Те что мы ели вчера? И этот мудак хочет закрыть его? Сальма угощала меня вкусным пирогом с рыбой, на днях.

Из разговора я понял, что Рамос и Родригес действительно не собирались вести никакой бизнес с напыщенным французом. Все, что их интересовало — это лёгкие деньги. Богатенький Эндрю умел их зарабатывать, но был плохо знаком с местными нравами. Таких как Грег и Адриан латиносы переезжают с наскока, словно денежные мешки. Никто не собирался делить с ними бизнес, которым правит семья, что долго и муторно возводила устойчивые порядки через кровавые разборки. Они выжили и договорились не для того, чтобы пускать на свою землю посторонних, пусть даже обещающих им выход на новый финансовый уровень. Большие деньги развяжут новую войну кланов, но на их улицах, ещё не высохла старая кровь. Амон и Сол уже давно обзавелись семьями и отправили своих детей в престижные университеты. Француз был обречен.

Я вновь сел в машину и скомандовал:

— Сваливаем, быстрее.

Адриан был очень недоволен. Щеки его раздулись и горели пунцом. Грег, напротив, был очень спокоен и сдержан. Раскинувшись на заднем диване автомобиля, он изучал ноготь указательного пальца на предмет кутикул. Я искренне не понимал, как француз, нацелившись на криминальный бизнес, может доверять партнерство человеку, в кармане которого лежала косметичка и маникюрный набор.

Если это понимал я, то латиносы и подавно.

Эндрю вообще был из тех людей, в головах у которых можно варить куриные яйца. Он кипел изнутри от собственных идей и предприимчивости. Всякий, кто пытается удержать целый мир в собственном костлявом кулачке, обречён на вечный гнев. Этот мир сжигает одержимых и превозносит непокорённых.

— Слушай, как там тебя, Брайан! — зашипел Адриан в мою сторону. — Ты повел себя очень неправильно! Мне это не понравилось! Я твой босс, я решаю, что и как нужно делать, а тем более говорить!

Грег заёрзал и навострил уши.

— Хорошо, босс, — ответил я насмешливо.

— Я рад, что ты это понял! Теперь скажи, о чём ты с ними разговаривал? Мне нужно знать всё!

— Договаривался, — небрежно кинул я.

— О чём?! — нервничал Эндрю.

— О цене твоей жизни, о чём же ещё, — ответил я холодно.

Адриан резко нажал на тормоз. Машина клюнула носом и остановилась. Мы почти подъехали к магазину. Грег съехал с кожаного дивана от резкой остановки, засуетился и закричал:

— А моей?! Моя жизнь тут никого не интересует?!

— Что?! — остервенело кричал француз, повернувшись в мою сторону. — Что ты сейчас сказал?!

— Ты правда думал, что так просто попадешь в семейный бизнес? — спросил я в ответ.

— Я предложил им деньги! — удивленно протянул Андриан. — Много денег! У меня есть рынок сбыта! Я буду толкать товар на другой территории! Мы договорились! Что может пойти не так?!

— Им плевать на твои планы. — отрезал я. — Они заберут у тебя всё и отправят в ад ко всем твоим алчным приспешникам. Ты не первый и не последний кто приезжает к латинским семьям. Никаких сделок с чужаками они не вели, не ведут и вести не будут. Тебя Грег, они тоже пустят в расход.

Грег вытаращил глаза и забубнил, заикаясь:

— Я?! Ме-меня?! Я вообще не при де-делах! Я его д-два дня знаю! Мне хватило той аферы с Сальмой, что он прокрутил! И вообще…

— Заткнись Грег! — истерично проорал Эндрю с багровой физиономией. — Заткнись!

Градус беседы накалялся. Мы стояли посреди узкой уличной дороги и выясняли, кто умрёт первым. Грег и Адриан поплыли с моих слов мгновенно. Я даже не предполагал, что ими будет так легко крутить. Конечно, я специально отыгрывался на Греге, чтобы поддать жару и трепета нашему разговору. Чем больше страха и эмоций, тем больше глупых и необдуманных поступков. Теперь они оба были в моих руках. В какой-то мере, я действительно спасал глупцам их драгоценные жизни. Они не были готовы расставаться с лоском и безмятежностью, ради кучки агрессивных латиносов всегда готовых к войне.

— Что?! Что они хотят?! — нервно спросил Адриан.

— Товара не будет, — ответил я. — Сумму что ты им предложил, умножай на два и беги из города.

— А я?! Мне куда бежать?! У меня здесь бизнес в порту и квартира! Они знают где я живу и работаю! Сраный лягушатник! Зачем я только связался с тобой! — кричал в сердцах Грег.

Я закусил губу чтобы не прыснуть от смеха. Как же с ними просто. Грег отлично мне подыгрывал, сам того не понимая. Уверен, если бы не Грег, Адриан начал бы сомневаться в моих словах. Но всё складывалось как нельзя лучше. Эмоции зашкаливали. Грега трясло, а Эндрю был просто вне себя от злобы. Он выскочил из машины, громко хлопнув дверью, обошёл вокруг и принялся вытаскивать своего недавнего компаньона за шиворот.

— Пошёл на хрен отсюда! Катись в свой вонючий порт, говнюк!

Грег сопротивлялся. Между ними возникла небольшая потасовка, перерастающая в драку. Они упали на тротуар и неумело боролись в песчаной грязи, визжа и покрикивая, словно дети.

Пока декоративные кобельки выясняли кто из них альфа, а кто омега, я осмотрелся в автомобиле Эндрю. Открыв бардачок, я обнаружил там документы магазина Сальмы. Их я тут же сунул себе под футболку. Потом порылся в сумках, пакетах, нишах и карманах. Пудель с болонкой, всё ещё прыгали друг на друге изображая смертельный поединок своей неумелой вознёй.

Под сиденьем я увидел какой-то предмет, завернутый в холщовую ткань. Ощупав его рукой, я понял, что там лежал пистолет. Немного подумав, я разрядил его, вытащив все патроны из магазина. Сейчас Эндрю потеряет всё своё состояние и будет способен на отчаянный шаг. Одного дурака с оружием мне уже хватило. Больше я ничего интересного не нашёл и вышел из машины посмотреть на бойцовский клуб из первого ряда.

Энтузиазм у соперников явно поугас. Грег сидел на своём оппоненте и победоносно кричал горлом, как бабуин перед случкой. Француз скалился и пытался спихнуть Грега, но у него не получалось, и тогда он начал плеваться. Грег ужаснулся столь подлому приёму и начал плеваться в ответ. Я решил поднять их, пока они не утонули в слюнявой луже, и, подойдя к Грегу, легонько пнул его носком ботинка в ребро.

— Ой, — сказал Грег удивлённо. — Ты чего?

— Вставай, — ответил я.

— Встань с меня ублюдина! — заорал Андриан на всю улицу.

— Тихо мальчики, не кричите, — произнес я. — У вас и так достаточно проблем.

Грег и Адриан вставали обессиленные, с тяжелой отдышкой. Оба были весьма потрепаны в одежде, но кроме пары царапин на их лицах я больше ничего не обнаружил. Разве что у Грега был оторван клок его белокурых волос прямо над его лбом. Сам клок я увидел на штанине у Эндрю, и мне вновь захотелось смеяться, но я сдержал себя.

Драка, в которой рвут волосы и плюются обычно считалась девчачьей. Но даже у девчонок хватило бы прыти на искреннею ненависть и нежелание отпускать друг друга в схватке, на кону которой честь и достоинство. Двух сцепившихся девчонок всегда разнимали от пяти парней. Этим же оборванцам хватило легкого пинка под ребро, чтобы они перестали баловаться и выросли передо мной в ожидании приказаний.

— Садитесь в машину, я отвезу вас, — сказал я.

Они послушно расселись по местам. Я выдержал небольшую паузу, наблюдая за тем, как Грег зализывал свою челку, прикрывая новую проплешину, держа в одной руке карманное зеркало, а в другой расческу. А Эндрю очищал костюм влажной салфеткой от плевков и грязных пятен. Выглядел он очень жалко. Побитый, оборванный и никчемный.

— Давайте так, — произнес я. — Ты, Грег, просто исчезни на пару недель, пока всё не утрясется. За это время они просто забудут, как ты выглядел.

— Хорошо, — ответил Грег, явно обрадованный легким для него исходом.

— Что же до тебя, Адриан, то если ты просто уедешь, они будут искать тебя. У них есть общие клановые интересы не только в этом городе. Тебя найдут и за его пределами. Твоя ошибка в том, что к ним нельзя просто так прийти, предложить сделку, а потом исчезнуть.

— Но ведь я согласен на сделку! — перебил меня Адриан.

— Они не будут с тобой ничего делить, — ответил я и остановил машину у магазина Сальмы. — Рамос и Родригес не простые люди — они во главах своих семей, у них в подчинении целый квартал. Их семьи представляют интересы бандитского клана, корни которого распустились по всему городу и даже за его пределами. Даже если Рамос и Родригес, вдруг, захотят с тобой делить общий пирог, рано или поздно, люди выше узнают об этом, и тебе не жить. И просто так исчезнуть, ты не сможешь.

— Что мне делать? — спросил меня Адриан, понуро опустив голову.

— Только откупаться, — ответил я.

— Ты об этом говорил с ними? — вновь спросил он.

— Да, — подтвердил я.

— И сколько стоит моя жизнь? — спросил Адриан и посмотрел на меня мокрыми глазами.

Мне даже стало жалко его в тот момент. Человек, что приехал крутым деятелем, бизнесменом, приятно пахнущим и хорошо одетым, с ровными манерами и грамотной речью вдруг стал никем и потерял всё что имел за несколько часов. Он просто сгорел, как спичка. Я смотрел и удивлялся, как, оказывается, легко сломать человека, которому есть, что терять.

Что там за его спиной? Может быть семья и богатое поместье. Хорошо организованный бизнес с ровным доходом. Связи с местной мэрией или полицией. Всё это висело над ним и как бы говорило:

«Ты не можешь рисковать просто так. Ты не можешь терять жизнь. Ты не можешь. Ты должен. Ты обязан».

Там, где такие как я, готовы умереть по чести, у него семья и бизнес. Там, где такие как я, готовы на поединок, у него красивый костюм и деловая встреча. Там, где такие как я, готовы любить один раз и на всю жизнь, у него любовницы и франшизы в дорогих ресторанах.

Там, где совесть, там и бедность. А где богатство, там и грех.

— Снимай все свои накопления и беги из этого города, — ответил я.

Часть шестая. Моя любимая Сальма.

Я сидел в магазине Сальмы и смотрел на огромную кучу денег перед собой. Как мало стоят они и как много люди. Где-то под моим сердцем зияла огромная дыра, где ещё несколько дней назад, моя маленькая, гнилая душонка радовалась от безответных чувств к прекрасному.

Что же мне теперь до этих бумажек, если сердце прохолаживает ветряная тоска. Бухта моего счастья, превратилась в бухту боли и отчаяния.

Когда-то я обещал Сальме, что непременно разбогатею и вернусь к ней. Перепуганный Адриан скинул денежный балласт, словно мешки с песком и улетел из города, как воздушный шар. Я легко рассчитался с латиносами и даже оставил часть его накоплений себе.

Теперь я могу купить себе дом, лабрадора, магазин, новенький внедорожник и ещё много чего, но какой в этом прок, если нет любви?

Истинная любовь не продается, она возделывается терпением, питается чувствами и поддерживается пониманием. Деньги могут сделать любовь красивой, но не настоящей. На рынке любви продаются только проститутки.

Я выкупил магазин. Рассчитался со всеми долгами и возобновил поставки. Сделал небольшую жилую пристройку во внутреннем дворе для собственных бытовых нужд.

В конце рабочего дня я брал батон, гранатовый сок и шёл к дому Сальмы. Окно её комнаты потемнело с последнего дня нашей встречи: она уехала, забрав с собой свою больную маму. Вместе с её окном стемнела и моя жизнь.

Я садился на лавочку возле детской качели во дворе и кормил огромных черных ворон кусками белого хлеба. Сначала ко мне подлетали робкие голуби и воробьи, но наглые вороны быстро им объяснили на чьей улице праздник.

С каждым днём настырных птиц становилось всё больше. Их глаза, похожие на черные глянцевые бусинки, блестели всё ярче, а жадность усиливала аппетит и порождала конкуренцию. Теперь ко мне слетались только крупные вальяжные особи и бесцеремонно прогуливались у моих ног в ожидании подачки, пока птицы поменьше топтались на ветках деревьев в надежде на удачу.

Стоило мне только появится на тротуаре, ведущему к подъезду Сальмы, сразу раздавалось громкое карканье и начинались стычки. Каждый вечер вороны дрались за мой хлеб, выясняя между собой чья сегодня очередь пировать. Я кидал трофей победителям и наблюдал как они рвали батон на крупные части, после чего быстренько разлетались, оставляя малые крохи черному водовороту из скопища проигравших птиц.

Вместе с Адрианом пропал и Грег. Как выяснилось, он бросил свой бизнес и уехал насовсем. У каждого свой предел нервного напряжения, плотно подойдя к которому, человек становится зверем и стремится к тишине. Наверняка Грег растворился в каком-нибудь спальном районе с широкими освещенными улицами и круглосуточными супермаркетами, в которых нет нужды привязывать продуктовые тележки железными цепями на амбарный замок.

Где-то и моё сердце было счастливо, ведь оно покинуло родной квартал вместе с ней, природой моей души — Сальмой. Все остальное осталось прозябать здесь, среди пустоты, одиночества и отчаяния — трех лучших друзей моего сознания.

Я не впадал в депрессию — это лекарство для нормальных людей, со своими планами на жизнь и четкой позицией. Они побеждают её чередой глубоких личных переживаний, в ожидании спасительного рассвета эмоционального катарсиса, подзаряжая душевные батарейки новой надеждой к счастливому будущему и направляя очищенный разум к розовой мечте.

Я же просто дожидался, когда шрам потери затянется кожей, а любовная рана покроется рубцом, чтобы продолжить выживать, как помоечный кот.

В какой-то из дней в мой магазин неожиданно завалился Адриан. Я с трудом узнал его: он был пьян и очень плохо выглядел. На нём был грязный тренировочный костюм темно-серого цвета. Волосы его были сальные, лицо пыльным, а обувь испачкана засохшей глиной. В руке он держал бутылку виски.

— Привет, друг, — произнёс он хриплым, натужным голосом.

Я вышел из-за прилавка.

— Тебе лучше уйти, — ответил я.

— Почему?! — спросил он с вызовом.

— Ты распугаешь посетителей своим видом, — сказал я.

Адриан осмотрелся.

— Но здесь никого нет! — ответил он, резко повеселев. — Только мы с тобой.

После чего приложился к бутылке жадно глотая спасительный эликсир для всех потерянных забулдыг. Я смотрел на его подёргивающийся кадык и ждал, когда он напьется.

— Будешь?! — спросил он меня, протягивая бутылку и вытирая рот рукавом.

Я отодвинул бутылку в сторону рукой.

— Зря! — сказал он. — Если б не виски, меня б уже здесь не было.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я.

— Вот что! — крикнул он и достал из кармана сверток, в который был завернут пистолет.

Он медленно разворачивал его с важным видом слегка покачиваясь.

— Знаешь, — продолжил он. — Я не признаю поражений. Я ненавижу проигрывать. Это больно. Нестерпимо больно.

Адриан постучал пистолетом по груди, показывая где ему больно.

— У каждого своя боль, — ответил я.

— Теперь же, — говорил он, не обращая на мои слова внимания. — Я проиграл. Проиграл этим твоим… Своё дело… Я… Мне даже этот тупорылый Грег навалял… Больно… Очень больно…

— Адриан, зачем ты приперся ко мне со всем этим? — спросил я.

Адриан медленно поднял красные мокрые глаза и безотрывно смотрел на меня.

— К тебе? Нет… Я пришёл не к тебе…

Адриан почесал пистолетом свою голову. Он говорил всё тише и казалось, что сейчас рухнет на пол без сил.

— Не к тебе, — вновь произнес он. — Я пришёл к нему.

Адриан показал пальцем куда-то в воздух.

— Я пришёл к Богу. К божеству…

Я нахмурился.

— Катись отсюда, ко всем чертям, — сказал я и легко толкнул лягушатника в сторону двери.

Тот пошатнулся, но не упал.

— Ты! Ты… Ты любишь… Ты любишь, я знаю! — кричал он и размахивал указательным пальцем. — Ты здесь нашёл Бога. А где Бог, там и любовь… А я пришёл к нему на суд… И знаешь, что… Я приду к нему не один… Я принесу ему жертву… Жертву его любви…

Адриан поднял дрожащей рукой свой пистолет, направил на меня и несколько раз нажал на курок. Я равнодушно смотрел, как он впустую щелкает в мою сторону.

— Дай! Дай мне забрать его с собой, слышишь?! Дай! — кричал обезумивший Адриан, без конца нажимая на курок.

Он опустил руку, оскалился, взревел и, вновь подняв пистолет, приложил дуло к своему виску, щелкая спусковым механизмом.

— Ааа! — кричал Адриан в агонии.

Я двинул ему ногой в живот, пистолет улетел на пол, а сам француз выкатился на улицу, вынеся спиной дверь. Эндрю валялся на земле и рыдал навзрыд. Я схватил его за мочку уха и сказал напоследок:

— Смерть, ещё нужно заслужить.

Больше француз в моей жизни не появлялся.

Вечером я как обычно закрыл магазин и направился к дому Сальмы. Там меня ждали черные вороны и сердечная тоска. Сегодня я решил разбавить её темным элем вместо обычного гранатового сока.

Когда я вышел во двор, у меня подкосились ноги: в комнате у Сальмы горел свет. Вместе с посветлевшим окном, осветилось и моё сердце — я вдруг услышал его отчетливое ускоряющиеся биение и нарастающий шум.

Вороны с дикими криками начали новый тур боев без правил за право первого укуса мучного лакомства. Они летали над моей головой и подгоняли к месту событий. Сегодня их было так много, что в окнах дома стал загораться свет, и появляться встревоженные люди. В одном из таких я и увидел знакомый фигурный силуэт…

Это была Сальма. Она смотрела на детскую площадку, показывая на неё рукой кому-то за спиной. Я видел только её тень, но, несомненно, это была она…

Изгиб её талии, её изящные пальчики, её пышные, играющие волосы и томные манерные движения — все это могло принадлежать только ей.

Я бросил батон в эпицентр птичьего торнадо и успел сделать несколько быстрых, решительных шагов к её подъезду, как вдруг увидел вторую тень, в окне Сальмы и остановился…

Это был мужчина. Большая мужская тень словно поглотила маленькую хрупкую и стала одним большим черным пятном. Я увидел, как его огромные лапы обхватили талию Сальмы с двух сторон и превратили божественную грацию, в черную бесформенную дыру, уничтожив планету любви на орбите моего сознания. В тот момент, мне хотелось ворваться в круговорот ворон, отобрать у них остатки батона и швырнуть его изо всех сил в огромное черное пятно, закрывшее собой свет моей жизни…

Они целовались…

Он обнял её сзади, она повернула к нему голову, и он жадно впился в её губы. Я видел только как небольшой вихор на его макушке колебался из стороны в сторону в продолжительном и страстном поцелуе.

Может, не стоило мне вытаскивать патроны из обоймы пистолета Адриана? Ведь в таком случае, я не услышал бы треск своего сердца и последующий душевный паралич.

Я развернулся и пошёл к своим воронам. Они радостно прыгали вокруг меня, наивно полагая, что в моих карманах лежал второй батон белого хлеба. Но если бы даже он и действительно существовал, то лежал бы сейчас в осколках стекла на полу в комнате Сальмы, а не в вечно голодных желудках свирепых птиц.

Сегодняшний вечер был необычно холодным. Холод студил моё тело, а потерянная любовь душу. Я не знал, что предпринять и, сидя на детской лавочке, закутался в теплый меховой свитер по самое горло, ожидая, когда в окне Сальмы погаснет свет.

Ждать пришлось недолго. Когда свет погас, из подъезда вышел высокий немного полноватый мужчина в больших квадратных очках. Он подошёл к припаркованному автомобилю и достал из сумки пачку сигарет. Некоторое время он тщетно пытался зажечь спичку, после чего осмотрелся по сторонам и, увидев меня, пошёл в мою сторону.

— У вас не будет огоньку? — спросил он, когда подошёл.

Я дал ему зажигалку, смотря в пол бессмысленным взглядом.

— Как же сегодня холодно, прям морозец схватил, — начал он глупый трёп о погоде.

Я молчал.

— А вы живете в этих домах? — поинтересовался он.

— Нет, я не здешний, — ответил я, зачем-то соврав.

— Вам крупно повезло, что вы не с этих кварталов. Тут даже квартиру приходится продавать с большим трудом. Никто не хочет здесь селиться.

— Вы продаете квартиру? — спросил я.

— Да квартиру жены. Вот приехали забрать кое-какие вещи.

— Ясно, — ответил я. — Удачи вам и вашей супруге.

— Спасибо, — ответил он.

Я встал и решил уйти, прежде чем из подъезда выйдет Сальма. Но едва я дошёл до угла, как услышал, что автомобиль пузатого завелся, и он уехал. Вместе с тем, свет в окне Сальмы вновь горел. Немного подумав, я вновь направился к подъезду и, поднявшись на третий этаж, робко позвонил в дверь.

Дверь без промедления открылась, и я увидел её…

Я забыл всё, что хотел сказать, как только увидел бесконечно солнечные карие глаза Сальмы и почувствовал пряный аромат её тела. Просто стоял и смотрел на неё, как тогда, в день нашей первой встречи. Я даже чувствовал себя вновь виноватым, что не смог устоять, не смог просто уйти, оставив её счастливой, захотев увидиться.

— Брайан?! — воскликнула она с улыбкой. — Вот так неожиданность!

— Я просто шёл мимо, — начал лепетать я. — И увидел свет у вас…

— Да, да, но… — глаза её забегали из стороны в сторону. — Я очень рада тебя видеть, но я сейчас уезжаю, и я не одна…Ты… Как ты вообще?

Увидев её потерянное лицо, я быстро пришёл в себя. Мне хватило лишь капельки её теплоты и последней улыбки в свою коллекцию, чтобы уйти навсегда и оставить счастье — счастьем, а не вечной борьбой и трагедией. Наши судьбы не должны пересекаться, я понимал это и принимал все как есть.

— Сальма, я лишь хотел сказать…Вернее, сделать… В общем…

Я полез в сумку и вытащил пакет с деньгами Адриана, что мне удалось сберечь.

— Это вам, — сказал я и протянул ей мятый сверток.

Сальма напряглась.

— Что здесь? — спросила она недоверчиво.

— Тут…Тут деньги.

— Деньги? Какие деньги? — не понимала она.

— Деньги за все, за магазин, за витрину, за… Я обещал помочь, — твердо сказал я и поднял на неё глаза. — Здесь хватит, чтобы оплатить лечение вашей мамы. Точно хватит.

Сальма смотрела на меня несколько секунд, не сводя глаз и практически не моргая.

— Брайан… Лучше верни их туда, где ты их взял.

— Что? Я! Нет! Что вы! Я не украл их! Это… Это вам! — затараторил я под её обвинительным взглядом. — Пожалуйста, возьмите!

— Брайан! — произнесла она тяжелым голосом.

— Сальма! Я не украл, не украл! — оправдывался я не умолкая.

— Брайан!

— Не украл!

— Брайан, мамы больше нет! — крикнула Сальма и слово «нет» громким эхом отозвалось по всему подъезду.

Я молчал и стоял с протянутой рукой.

— Как нет? — задал я очередной тупой вопрос.

— Нет, — развела руками Сальма. — Она умерла на прошлой неделе. Я продаю квартиру и у меня появился мужчина. Он скоро придёт.

Я опустил глаза и кусал обветренную на холоде губу.

— Ладно, — сказал я. — Простите меня.

После чего тяжело развернулся и зашагал по лестнице. Мне хотелось швырнуть этот злосчастный пакет в мусоропровод. Тоже мне, нашелся мужчина обещаний. Кого я пытался обмануть? Зачем? Ведь мы попрощались ещё тогда, в день, когда она поцеловала меня в щеку, в самый лучший день моей жизни…

Надо ж было так всё испортить. Надо ж было, приперся к ней с этим сраным пакетом. Кому и что я пытаюсь доказать? Холодная голова всегда больна. Чувственные женщины знают об этом. Моё место здесь. Среди ворон и темного эля.

Бывшая пристань любви, стала пристанью одиночества. Здесь блуждал только злобный, отчаянный волк, что обречен к бесконечному и бессмысленному возвращению к месту, где его приручили и научили любить — продуктовому магазину №22.

Каждое утро я приходил сюда с надеждой, что когда-нибудь здесь вновь станет светло от игривых огоньков в карих глазах, а воздух наполнится пряным великолепием моей любви. Я ждал чуда и копил удачу. Но теперь мой магазин потускнел и пропитался болью.

Я решил сменить вывеску. Тонущему кораблю требовалась мемориальная доска светлой памяти. Теперь над моим магазином горела неоновая надпись алого цвета: «Моя любимая Сальма», а чуть ниже я вывел имена и фамилии родителей, что вложили свои жизни в прекрасного человека, что топит лёд, огнем своей души, даже в самых холодных и потерянных сердцах.

А дальше просто глушил боль работой. Встречал продуктовые машины, помогал с разгрузкой, вёл учет товара, убирался, закрывался и гасил неоновый свет в своей серой жизни. Вечером меня ждали вороны и вновь потемневшее окно светлого человека.

Каждый новый день стал похож на предыдущий. Я откровенно скучал и бездействовал. Ветер перемен перестал свистеть сквозь огромную дыру в моём сердце, а разум требовать несбывшихся надежд. Я шёл по пути смирения и защищал память своего мимолетного любовного забвения службой в «Моей любимой Сальме».

Но судьба под именем гадость быстро нашла себе новое проявление и вместе с крохотным звоночком над входной дверью магазина свой мимолетный аккорд решил сыграть мой отец, бесцеремонно явившейся в мой личный храм смирения.

— Ну, здравствуй, сыночек, — сказал он, запрокинув голову на бок и хитро прищурившись.

Он шаркал своими короткими ножками по полу и подползал к прилавку, словно голодная гиена.

— Что ты хочешь от меня? — спросил я с тревогой.

Самое страшное, что мне некуда было бежать от его прозорливых речей. В детстве он часто вымещал на мне собственный гнев. Отец никогда не поднимал на меня руку, нет, он работал на словесном давлении. Я мечтал о ремнях, углах, даже побоях, но мне досталось худшее из возможных наказаний — чувство вины за собственное существование.

— Мне всегда было стыдно за тебя, — медленно произнес он скрипучим низким голосом. — Но сейчас я просто вынужден признать — ты стал проклятием нашей семьи.

Я никогда не умел проносить сквозь себя все его слова. И так и не научился абстрагироваться или переходить во внутренний мир от всех его заунывных фраз, что резали мою больную голову ножом по стеклу. Детские психологи предлагали всё новые методики самоотвлечения, понимая, что отец терроризирует пылкое детское сознание при молчаливой поддержке матери, но моя беда в том, что я всегда верил каждому его слову. Верил и принимал за правду.

Мы все из детства. Вся наша жизнь и вся наша боль.

— Ты забрал нашу молодость, забрал наш любимый магазин, превратив его своей вульгарной вывеской в публичный дом. Испортил память прекрасной девушки, сломав ей жизнь! Бедняжка была вынуждена бежать от тебя, но ты преследуешь её и следишь за ней каждый вечер! Господи, об этом говорит весь квартал! Мы воспитали маньяка, убийцу, а теперь ещё и бандита, который громит магазины с этими наркоманами — латиносами! Ты — ничтожество, бездарь, иуда, что бросил нас и заставил страдать собственную мать своими выходками! Почему, почему тебя никак не пристрелят собственные дружки, паскудная ты тварь!

Когда он повышал голос, из его рта брызгала слюна. Так всегда было: он напрягал нёбо во время произношения, и слюна словно стреляла из-под языка. В детстве, он любил читать подобные морали мне перед сном. Я ложился головой на подушку, отец ставил стул напротив, садился и начинал свои влажные разговоры за мою гнилую душу. Я никогда не спал на сухом белье: сначала он забрызгивал всё своей слюной, а потом, когда гаснул свет, я заливал его собственными слезами. Мне совсем не помогало это, я просто не знал, куда деть боль и растворял её солью на грязной наволочке. Ни отец, ни мать никогда не видели моих слез. Врагам нельзя показывать собственную слабость.

— Мерзкая ублюдина! Я думал, у тебя хватит сил сторчаться в подворотне, но ты и на это не способен. Ты способен только забирать чужое: здоровье, силы, любовь и превращать всё это в смердящую гниль! Ты никогда не причинишь себе столько боли, сколько причинил нам и всем тем добрым людям, что проникаются к тебе сочувствием и доверием по собственной наивности. Только потому, что они не знают, что творится в твоей грязной и тупорылой башке! Мы с матерью готовы извиняться перед каждым честным человеком на этой улице за своего конченого сына! За это бездушное исчадие ада! Я молю Бога о твоей скорой смерти! Каждая свеча в нашем храме стоит за твой упокой! Бог попускает твоё существование по собственному недосмотру, но однажды он всё увидит и извергнет на тебя собственный гнев!

Когда-то я верил в Бога. Даже молился ему украдкой, найдя старую бабушкину икону, которая вся выгорела на солнце. Я прятал её под подушку, но мать нашла её и рассказала отцу. Теперь все словесные прения, неизменно наполнялись религиозным смыслом. Отец быстро лишил меня Бога и спасения извне, объяснив, почему он никогда не поможет и не услышит коротким и лаконичным словом:

— Выродок! Когда твоё тело будут жрать черви, мы откроем с матерью бутылку вина, что храним с самого твоего рождения! И ждём, ждём, ждём!

Я сел на табурет за прилавок, обхватив голову двумя руками. Я просто кончался как человек. Мне было трудно дышать, а зрение сужалось в одну маленькую черную точку перед собой. Я часто задыхался к концу отцовских проповедей. Для отца это всегда было сигналом его победы. Он вновь победил и снова подавил меня.

— Ждём, когда ты сдохнешь и сделаешь хоть что-то хорошее в собственной жизни!

Смутно я услышал, как коротко прозвенел звонок над входной дверью. Может быть, кто-то вошёл, а может быть и нет. Я уже ничего не понимал и не слышал. Фигура отца как будто растворилась и исчезла.

Я вдруг почувствовал знакомый пряный запах, и моя дрожащая задыхающаяся от частых сокращений грудь, снова заработала и принялась жадно глотать фантомный кислород, наполненный спасительным ароматом, что вернул мне жизнь. Я чувствовал и наслаждался былой музой, что открыла мне сердце и подарила безответную любовь.

Мой рваный пульс потихоньку приходил в норму и вдруг я увидел до боли знакомый силуэт перед собой, всплывший, словно компьютерная голограмма в моем раненом воображении. Я всматривался в прекрасные очертания и пытался раствориться в иллюзии бесконечной любви.

Это была Сальма. Сперва я подумал, что умер. Я много раз мечтал, чтобы в моей жизни появилась суперспособность, с помощью которой я бы мог заставить отца исчезнуть в любой момент. И понимал, что подобное если и исполнится, то в другом мире, лучшем мире, что обязательно будет, когда настанет срок. И вдруг отец действительно исчез и появилась она…

Она смотрела на меня слабого и никчемного. Тихого и кроткого. Безвольного и жалкого. Смотрела молча, серьезно и одновременно чувственно, как может только она, моя любимая Сальма.

Я видел, как в Сальме зарождалась буря. Как рождалась воля. Как целая стихия огня покорилась ей и засияла бескрайним ореолом. Мой личный ангел-хранитель стоял передо мной и лечил мою искалеченную душу крыльями любви.

Я сидел на старом табурете за прилавком и смотрел на неё снизу-вверх как на божество. Потихоньку образ ангела-любви улетучился, и я увидел её искрометные карие глаза, пухлые розовые губы и пунцовые щечки. В одной руке у неё была синяя сумка, перекинутая через плечо, что оставила красный след от потертостей на её нежной коже вокруг плеча. В другой руке она держала солнечные очки за пластиковые дужки.

Она всё смотрела на меня, а я сидел затравленным ссутулившимся волчком и не находил в себе сил, сказать хоть слово, боясь, что вслед за ним, мираж исчезнет и вместо неё, вновь появится мой папаша.

— Ты сменил вывеску, — вдруг сказала Сальма мягким голосом, и я сильно-сильно зажмурил глаза, ожидая, что сейчас все обратится в порочную реальность моей жизни, и карета вновь превратится в тыкву.

Открыв глаза, я снова увидел её.

Она улыбнулась и обошла прилавок.

Моя коллекция пополнилась нежданным бонусом.

Сальма подняла свою бархатную руку и нежно погладила мою щёку.

Мне захотелось выть от удовольствия и стучать ногой от дикого порыва и изумления.

— Я очень хочу чтобы ты уехал отсюда, Брайан, — произнесла она шёпотом.

Я медленно поднял свои глаза и услышал, как разрываются небеса от её слов, что навсегда, разом, окончательно и бесповоротно изменили мою жизнь:

— Уехал вместе со мной…

Глава вторая.

Черный лебедь.

Часть первая. Между тьмой и светом.

Роза, что расцвела в навозе — погибла в комнатном горшке.

— Брайан, выгуляй Пончика!

— Утром я гулял с ним.

— Тогда почему он сидит под дверью и скулит?

— Не знаю, хандрит просто. Что у собак не бывает плохого настроения?

— Брайан, он уже час просится — прогуляйтесь. И держись подальше от Митча. Он снова жаловался. Не забудь взять пакеты, для уборки сам знаешь, чего.

— Жаловался? На что?

— На то, что наш Пончик невоспитанный, гадит, где придётся.

— Сальма, в этот раз он насрал на моей лужайке перед моим домом! Моим!

— Не ругайся, пожалуйста.

— Моя собака, моя лужайка, мой дом! — нервничал я.

— Не ругайся, просто нужно было сразу за ним убрать, здесь так не принято. Чистый газон — порядочные соседи.

— Я не понимаю, что не так. Этот напыщенный индюк сразу стал брюзжать, как только мы привезли щенка. Подсовывал мне телефоны кинологов в машину. Потом бегал и орал в припадках на весь квартал, когда увидел дерьмо у себя на крыльце. Это случилось один раз, один! Обычная собачья какашка, которую мы сразу убрали!

— Я убрала, — перебила Сальма.

— Да, ты. Но он хотел вызывать полицию! Мы договорились с ним о заборе между участками, который нам пришлось уменьшать по высоте, потому что тень закрыла его кусты с цветочками! Он полоумный, он сам не знает, чего хочет!

— Он считает, что место для выгула собак в парке, в специальной зоне. Но ты не хочешь туда ходить.

— Что я там забыл? Там собираются гнусные собачники, что болтают о шампунях для блеска шерсти своих болонок. Мне там скучно.

— Только поэтому? — спросила Сальма с ехидной улыбкой.

— Ну и мистер Понч зачем-то прикусил яичко соседскому доберману, — сказал я потупив глаза.

— Потому что был без намордника и поводка, так ведь? — продолжила Сальма.

— Да. Он грызет поводок. Ему неудобно. Я снял. Так получилось.

— Теперь у Пончика совсем не будет друзей, — сказала Сальма и села на подлокотник кожаного кресла, положив руку мне на плечо.

— Может они просто не любят лабрадоров? — спросил я.

— А ещё я слышала вчера женский крик рано утром, когда ты выскочил забрать почту.

— Это была миссис Хилари, — ответил я. — Я не знаю, что с ней. По-моему, она психическая.

— Или ты забыл надеть халат и выскочил в одних трусах?

Глаза Сальмы наполнялись игривым блеском, она ругала меня, но делала это так умело, что я стыдился и успокаивался одновременно.

— Ну или так, — согласился я.

Сальма обняла меня.

— Ты шкодливый, неотёсанный болван, — прошептала она и поцеловала меня в макушку.

— Хочу спалить дом Митчу, а после выкупить у него землю. Снесу пепелище и обустрою зону для выгула пса, — ответил я так же шёпотом. — Пусть срёт себе на радость.

— Митч живёт по правилам. Здесь все живут по правилам. Тут нет ничего личного. Это удобно и безопасно.

— Митч — самовлюбленный гадёныш, — констатировал я.

— Тут согласна, — засмеялась Сальма.

— Когда он поливал цветы, то пел детскую песенку про крота и морковку.

— Тебе понравилось?

— А волосы он лаком прилизывает и пользуется блеском для губ.

— Я думаю это гигиеническая помада, чтобы губы не трескались.

— Они обязательно треснут, если он продолжит указывать мне, где гадить моей собаке.

— Так, всё, мальчики идут гулять, а девочки готовить обед, — оттолкнула меня Сальма и ловко накинув на ноги теплые меховые тапочки, убежала на кухню.

В коридоре под дверью сидел песочного цвета лабрадор и монотонно стучал хвостом по полу. Он расстроенно жмурился, понуро клевал мокрым носом и скулил. Увидев своего хозяина, он в миг приободрился, радостно визжа и подпрыгивая.

— Идём гулять, мистер Понч, — сказал я и открыл дверь.

Пончик вылетел за дверь, в два прыжка преодолел террасу, перелетел с разбегу ступеньки и принялся носится по зеленому газону, подрывая лапами куски свежескошенной травы.

— Здравствуйте, мистер Ривз! — поздоровался Митч приподняв ковбойскую шляпу. — Погода сегодня чудесная!

Он сидел в кресле-качалке и аристократично попивал черный чай, оттопырив корявый мизинец.

— Приветствую! — бросил я. — Да, погода что надо.

Тем временем Пончик, закончив третий круг беготни и безудержного веселья, в миг посерьезнел, засуетился и немедленно принялся копать яму для своих собачьих дел. Поскребя лапами, он развернулся и, встав в позу креветки, бесцеремонно принялся вносить собственную лепту в междусоседский раздор собственными экскрементами.

— Засранец, — прошептал я и покосился на Митча.

Тот резко прекратил чайную церемонию и недовольно покачал головой, брезгливо поморщиваясь. Я достал пакеты и надел резиновые перчатки. Мистер Понч вновь повеселел и, блаженно похрюкивая, чесал морду об колючую траву, между делом наступив в собственную какашку задней лапой.

Митч ахнул и суетливо пересек собственный двор, подбежав к сараю. Открыв навесной замок, он распахнул дверь и начал рыскать по полочкам дрожащими руками. Я убрал дерьмо с газона и аккуратно положил его в специальный черный герметичный пакет, словно радиоактивные отходы.

Пончик бегал за бабочкой, что нагло летала возле его носа, и клацал зубами, пытаясь её сожрать прямо в полёте.

К забору подбежал Митч с испариной на лбу. В его руках была какая-то пластиковая бутылка с распылителем и салфетки.

— Вот Брайан! Обрызгайте этим и обязательно протрите все места дефекации плотной тканевой салфеткой! Лапы собаки вам нужно обязательно промыть чтобы не допускать антисанитарии!

— Спасибо большое, Митч, — скрипя зубами произнес я. — Вы очень любезны.

На террасу вышла Сальма и поздоровалась с соседом. Увидев меня стоящего на карачках, вытирающего белоснежной салфеткой собственный газон, она покраснела и закрыла рот рукой, едва сдерживая смех.

— Сальмочка, добрый день! — расплылся в улыбке Митч. — А мы вот с Брайаном устраняем следы шалостей мистера Понча.

— Да-да, я вижу, очень хорошо, — произнесла Сальма прикусывая губу.

Я побрызгал чудо-средством место приземления собачьих какашек и принялся тереть салфеткой траву с удвоенной силой. Пропади все пропадом!

— Вы сегодня так обворожительны, миссис Ривз! И погода сегодня — одно загляденье! Что вы, что солнце прямо сияете и согреваете сегодняшний день!

— Большое спасибо, мистер Митч, за теплые слова. Брайан, идем обедать. Пончик кажется съел бабочку…

— Ох! Да как же это! Капустницу! Собаке необходимо сдать анализы! Это опасно! Инфекция! Погодите, у меня кажется что-то было… — тревожно произнес Митч и вновь побежал к сараю.

— Брайан! — шепнула Сальма и одновременно шлепнула себя рукой по ноге. — Брайан! Идем скорее, бросай это всё!

— Здесь ещё два пятна, — произнес я увлеченный процессом.

— Брайан! Не зли меня! Пончик, домой!

— Прекрасное средство. Даже трава побелела.

Сальма подскочила ко мне и забрала разбрызгиватель, перекинув его через забор к Митчу, сарай которого шатался из стороны в сторону. После подбежала к Пончику, подцепила его к ошейнику и потащила в дом.

— Домой, Брайан! Хватит ёрничать!

Я поддался и побрел с едкой ухмылкой. Сарай Митча всё ещё паниковал и дергался в поисках средств первой помощи собакам после поедания бабочек. Мы зашли в дом.

— Это какое-то сумасшествие, — произнесла Сальма глаза которой блестели. — Хочется плакать и смеяться.

— Мне кажется, в его сарае есть санитайзер, даже на случай приземления НЛО.

— Как ты сдержался?

— Сам не знаю.

— Ты мой герой, — нежно произнесла Сальма и потрепала мою щеку. — А ты — проказник! — добавила она, и Пончик навострил уши.

Сальма накрыла на стол. Питался я плотно и разнообразно. После переезда в новый, благополучный район даже успел поправится на пару килограммов. Каждый день я просыпался и смотрел на неё — на собственное счастье, что вдруг чудом пришло и открыло мне двери в новый мир.

Я всё ещё не мог поверить в это. Мне казалось, что я витаю где-то в облаке собственной фантазии. Жить с человеком, которого хочется прижать к собственной груди и никогда не отпускать — великая удача. Я на всё вокруг смотрел беззаботно и с непомерной легкостью. Жизнь никогда не сломает того, кто любит.

— Съездим в город? — спросила она.

— Зачем?

— Есть ещё один вариант для пекарни. Помещение небольшое, но с хорошей проходимостью. И аренда не такая дорогая, как здесь.

— Может всё-таки поищем что-то поблизости?

— Здесь всё очень дорого, Брайан. Нам не хватит денег. Чем быстрее мы откроемся, тем быстрее войдем в колею. Бизнес очень долго окупается.

— Ладно, поехали, — согласился я.

Мы вышли из дома, и я пнул дверью какой-то пузырёк с химией, любезно оставленный Митчем у порога.

— Достал, — буркнул я.

Сальма улыбнулась. Мы сели в машину и поехали по направлению в город. Наш коттеджный поселок хоть и считался районом, но всё же был в стороне от городской суеты. Обычному рабочему человеку, попасть в элитный рассадник было невозможно. Барьером между богатством и бедностью служило охранное агентство, пропускной пункт, автоматический шлагбаум и спецпропуск. Я потратил все деньги Адриана чтобы поселиться здесь.

Теперь нам оставалось открыть свой магазин и заиметь собственное прибыльное дело, чтобы завтра не выставлять прекрасный двухэтажный дом с бассейном, лужайкой и внедорожником на аукцион. Собаку-лабрадора песочного цвета по кличке мистер Понч, которую Сальма тут же переименовала в простую форму — Пончик, я в счёт активов не беру. Во-первых, потому что он член семьи, а во-вторых потому что он спесивый засранец, высокая родословная которого, ставилась под большое сомнение.

— Брайан, а ведь я горжусь тобой, — неожиданно произнесла Сальма.

— Чего это ты? — вытаращил я глаза и остановился на перекресте под красный свет.

— Ты стал очень спокойным и уравновешенным.

— Да брось, во мне всё ещё жива гиена из гетто, — посмеялся я.

— Тем не менее, ты адаптируешься и ведешь себя очень прилежно, мне нравится.

— Думаешь я справлюсь?

— Уверенна.

— Мне здесь тяжело, это правда. Я грубый и невоспитанный.

— Зато настоящий, — нежно погладила она меня по руке с легкой улыбкой.

В этот момент я услышал громкий и протяжный сигнал клаксона, стоящего позади меня авто, с последующей репликой:

— Эй, говнарь, ты собираешься сегодня ехать или тебя нужно пнуть для этого?!

Я почувствовал, как кровь хлынула к моей голове и превратилась в ярость. Следующим движением я отстегнул ремень безопасности.

— Брайан, не отвечай ему. Просто поехали. Брайан, прошу тебя!

Ещё длинный и протяжный сигнал.

— Оторвись от своей шлюхи и двигай уже, даун!

— Брайн! Стой! Пожалуйста! Ради меня!

Я открыл дверь и вышел из машины. В след за мной вышел и он — высокий, крупный, молодой парень с рельефным телом и упругими бицепсами. Мы сблизились.

— Что такое? — спросил он. — Хочешь произвести впечатление перед своей бабой? Она всё равно тебе не даст. Ну давай, покажи, чему тебя научила средняя школа!

Он встал передо мной в стойку. Я попытался ударить его с длинного амплитудного замаха, но если только что и пострадало от этого, то только воздух и моё самомнение, потому что он выполнил вполне техничный нырок и коротким движением пробил мне печень под рукой. Парень умел драться и делал это вполне профессионально.

Я почувствовал, что теряю контроль над собой и плыву от резкой боли.

— Это всё, чему тебя научила твоя бабушка? — издевался он.

На мой короткий хук с левой руки и последующий правый прямой, он ответил уклоном и грамотно разорванной дистанцией. На контратаке мой спарринг-партнер кинул ложный удар с левой руки и четко попал мне в челюсть с правой, я рухнул на асфальт слабо различая цвета и события.

— Брайан! Брайан! — кричала Сальма. — Встань с него ублюдок! Я вызову полицию!

Получив ещё парочку ударов по голове от своего оппонента, я даже немного пришел в себя и сообразил, что проигрываю в честной драке по всем статьям. Злость кипела и будоражила моё сознание, и я был готов на самый отчаянный шаг.

Парень уселся на меня сверху и с довольной ухмылкой бил по голове, поочередно меняя руки. Резко подняв свой таз и оттолкнувшись рукой, я сумел немного сбросить его в сторону и следующим движением схватил наглеца за причиндалы. Обрадовавшись, что мужское достоинство оппонента присутствует на месте в полном качестве и количестве, я сжал его либидо рукой изо всех сил, словно поймал за хвост улетающую птицу счастья.

— Ааа! Что ты делаешь! — задергался и завизжал он, пытаясь отбрыкнуться от меня ногой, тем самым делая себе ещё больней. — Отпусти! Отпусти сейчас же! Больно! Больно!

Я повалил его на асфальт, отпустил раздавленные кокосы и, поставив своё колено ему на грудь, двинул бедолаге пальцем в глаз.

Парень истошно заорал:

— Помогите! Вызовите полицию! Кто-нибудь!

— Брайан! — подбежала ко мне Сальма. — Брайан уезжаем, прекрати! Хватит с него, что ты делаешь?!

— Я ничего не вижу, я не могу дышать, помогите! Кто-нибудь! Уберите этого психа с меня! — кричал он.

Из машин стали выходить люди. Парень корчился и ревел, попеременно хватаясь то за пах, то за глаз.

— В моей средней школе бокса не было, но драться умели все! — крикнул я и пнул его с размаху ногой в живот.

Парень закряхтел и стал задыхаться.

— Брайан хватит! Хватит! Прекрати! Пожалуйста, остановись! — кричала Сальма срывающимся голосом.

Я чувствовал себя диким, безумным, яростным животным, что пришло в бешенство и первобытно свирепело в борьбе за честь и достоинство. Никто, никто не имеет право посягать на святую чистоту моей любви. Иногда, для спасения истины, приходится падать в грязь.

В какой-то момент мой побелевший кулак схватили нежные руки Сальмы и притянули к себе. Она кричала. Лицо её было изнеможенным, встревоженным, отчаянным и измученным. Ей было страшно и больно. Сальма тряслась и умоляла меня прекратить его избивать. Адреналиновая пелена, что накрыла мой помутневшей разум, мигом растворилась, и я, наконец-то пришёл в себя.

— Да…да…Всё хорошо, уезжаем отсюда, уезжаем быстрее! — крикнул я и побежал к машине.

Я завел автомобиль и быстро помчал домой. Нос мой распух, над бровью открылось рассечение, а голова гудела словно паровоз. Я тяжело моргал и быстро ехал, стараясь не попасть в аварию. Сальма всхлипывала и дрожала. Она была не в силах произнести ни слова. Просто смотрела в одну точку отрешенным взглядом и всё.

Мне стало безумно жалко её, и я возненавидел себя. Я вновь причинил ей боль. Разрушил хрустальный замок её доверия и рассыпал на дороге безнадежности. Я очень быстро выдохся и устал от самого себя.

Приехав домой я вышел из автомобиля и увидел довольного Митча, что поливал свои цветы. Сальма вышла из автомобиля и, не сказав мне ни слова, убежала в дом, закрыв лицо руками. Я смотрел на своего соседа, что беззаботно водил шлангом над клумбой и напевал детскую песенку:

«Озорной, весёлый крот, как-то вышел в огород.

Он собрал одну морковку и сложил её в комод.

Одна морковка вкусная, яркая и сладкая!»

Я задумался. А как поступил бы Митч в моей ситуации? Как вообще действуют люди не из моего круга? Разве он полез бы в драку? Нет… Он и слова бы не сказал. Скорее всего закрыл бы окно и побыстрее уехал. Просто уехал и всё. И никаких нервов, слез, истерик и крови.

«Озорной, веселый крот, снова вышел в огород.

Он собрал ещё морковку и сложил её в комод.

Две морковки вкусные, яркие и сладкие!»

Но как тогда быть с совестью? Честью? Правдой и справедливостью? Разве это просто слова? Наверное, просто слова. Совесть и честь стоят слишком дорого для людей, что умеют считать деньги.

«Три морковки вкусные, яркие и сладкие!»

И гордость тут не при чём. Он ведь тоже горд собой. Горд своим положением, своим домом, своими цветами… Просто человек живёт без предрассудков. Без сложных и заумных понятий о справедливости и чести. Ему не нужна правда. Ему нужно счастье. А чтобы быть счастливым, достаточно просто не думать.

«Четыре морковки вкусные, яркие и сладкие!»

В этот момент я кашлянул, и Митч, подняв голову, увидел меня. Сначала он вздрогнул и попятился. Видок у меня был тот ещё. Кровь засохла и, пересохшим багровым ручьем, тянулась вдоль по всей щеке, от брови до подбородка. Митч побелел и руки его затряслись.

— Брайан?.. — прошептал он сухими губами. — Это вы? Что с вами? Вам нужна помощь? Вы попали в аварию? Вызвать полицию? У вас есть медицинская страховка?

Он бросил шланг с водой себе под ноги и побежал к своему дому, где схватил телефон и принялся тыкать в него пальцем.

— Связь! Куда же пропала связь! Как не вовремя!

Митч бросил телефон и мельком посмотрев на меня побежал к своему сараю. Всё это время я молча стоял и провожал его взглядом. Покопавшись там с минуту, он выбежал с какими-то флаконами, бинтами и аптечкой первой помощи. Подбежав к забору, он бросил всё это мне под ноги и отскочил назад как от прокаженного. Потом дрожащей рукой поднял шланг, из которого всё ещё текла вода, и протянул мне:

— Умойтесь! — крикнул он писклявым голосом. — Немедленно умойтесь! Вы грязны! Где ваша жена? Я буду вызывать полицию! Сейчас же!

Я хмыкнул и поднял какой-то флакон под своей ногой.

— Это спиртовой раствор с йодом! Втирайте его в свой… В своё лицо! — требовал Митч. — Вы…Вы не имеете права быть таким! Здесь так не принято!

— Знаешь что, Митч… — произнес я, покрутив стеклянную баночку. — Пошёл-ка ты ко всем чертям! — сказал я и хорошенько размахнувшись залепил ему этот пузырек прямо в лоб. Он тут же разбился, разлетевшись на мелкие осколки и окрасил лицо Митча в ярко-красный цвет.

Я захохотал. Мне почему-то стало дико смешно смотреть на его обиженную гримасу и пару недоуменно моргающих глаз. Митч закричал и убежал к себе в дом с криками о помощи, закрыв дверь на несколько замков. Я упал на газон без сил.

На небе пролетали кучевые облака. Ветер подгонял их и разносил по всему горизонту. Пару муравьев залезли ко мне на живот принялись щекотать, перебирая многочисленными лапками.

Вспомнив о Сальме, я поднялся и зашёл в дом. Легкая куртка и туфли лежали на полу. Дверь в кухню была приоткрыта. Пончик выскочил оттуда и принялся облизывать мне руки. Пройдя в кухню, я увидел открытую бутылку ликера и Сальму, что сидела с задумчивым видом, опираясь на стол локтем. В руке она держала наполненный бокал.

— Ты как? — спросил я и подошел поближе.

Сальма молча опустошила бокал и поставила его на стол. Я стоял над ней и не знал, что сделать и что сказать. Она просто сидела и держалась за голову.

— Я так больше не смогу, Брайан, — наконец-то сказала она. — Не смогу.

Сердце моё будто сдавили тисками и проткнули швейной иглой.

— Я не смогу так жить, — подняла она на меня свои заплаканные глаза. — Я не хочу. Я устала от насилия и боли. Я хочу жить в цивилизованном мире, с порядочным человеком.

Я взял кухонный стул и сел напротив.

— Я понимаю тебя, — сказал я.

— Я уехала оттуда, чтобы больше никогда не видеть злость, кровь, не слышать ночных криков о помощи и не жить в постоянном страхе.

— Сальма, я…

— Не хочу! — крикнула она и свирепо посмотрела на меня. — Не хочу больше бояться, я устала! Понимаешь, устала! Мне больно, Брайан! Больно видеть тебя таким и страшно что завтра, уже не наступит, потому что…

Сальма опустила глаза и тяжело вздохнула.

— Почему? — спросил я с тревогой.

— Потому что ты…

— Что я? — спросил я. — Ну что? — повторил я более настойчиво.

— Потому что ты — дурак!

Некоторое время мы молчали и просто смотрели друг друга.

— Глупый, самовлюбленный дурак! — повторила она с той же интонацией. — Тебе пальчик покажи — ты заведешься! Ведешь себя как ребенок, не умеешь себя контролировать! Ты злишься, и я боюсь тебя! Тебя все бояться! Я даже отпустить тебя во двор одного боюсь, потому что мне страшно за людей вокруг! Ты словно цепной пёс с огромными зубами: всё ищешь кого укусить!

Я слушал Сальму, её накипевшее откровение и понимал, что она права. Понимал, что она женщина и имеет право на слабость. Понимал, что я действительно дурак, пусть даже самовлюбленный. Я не понимал только одного, куда делась любовь? Куда уходит она в моменты бессилия и горечи? А главное, почему она уходит тогда, когда она больше всего нужна? Когда тот клей, что связывает сердца вдруг сохнет и рассыпается, где же ты? Где ты, любовь?..

— Ты сегодня мог легко убить человека! Вот так вот просто, взять и убить! Отнять чью-то жизнь, покалечить, сломать! Чем ты лучше всех тех людей, что я так боялась, когда жила там, а не здесь? Зачем я уехала оттуда, если весь этот ад живет здесь, потому что ты рядом! Ты принёс его в наш дом!

Я встал и подошёл к окну. Пончик скулил и лизал руки то мне то Сальме, бегая между нами и дружелюбно помахивая хвостом. Боль сдавила мои виски. Я не должен был уезжать с ней. Она во всем права.

— Я готов оставить тебе этот дом, Сальма, — сказал я повернувшись к ней. — Оставить дом и все деньги, что у нас остались. Я уверен, что ты сможешь найти человека, что сделает тебя счастливой. И для этого тебе не придется возвращаться туда, где ты прожила всю жизнь в страхе.

— Брайн, — тяжелым, хриплым голосом произнесла Сальма и встала. — Я лишь хотела сказать, что…

— Нет, теперь я скажу, я выслушал тебя, дай и мне слово.

— Брайан…

— Я согласен со всем, что ты только что сказала. Я действительно стану для тебя пожизненным воспоминанием всей боли, что ты перенесла. Я притягиваю неприятности, и я сам — неприятность. Со мной ты не сможешь забыть о прошлом, а значит никогда не сможешь быть счастлива.

Сальма сделала шаг ко мне и протянула руку, жестом я остановил её.

— Мы разные. Я человек второго сорта. Я не умею так чувствовать и так переживать. В какой-то момент, я перестал бояться. Это случилось ещё в раннем детстве. Далее, всё, что происходило в моей жизни, стало для меня нормальным. Я человек со сломанной и искалеченной психикой. Я так думаю. И мне очень сложно жить в мире, где жизнь не бежит, а медленно протекает. Я привык к другому течению и навсегда останусь таким. Для меня жизнь на улице всегда была войной. Только здесь она превратилась развлечение.

— Не уходи, — прошептала она. — Пожалуйста.

— Но я должен уйти. Уйти в свой мир, в свой круг. Туда где честность важнее воспитания, а поступок важнее манер. Туда, где я никогда не дам оскорблять свою женщину, промолчав, чтобы сойти за умного. Туда, где не нужно договариваться со своей совестью. Туда, где родилась моя любовь к тебе, к человеку, что спас меня и научил любить.

Я сел на стул. Сальма подошла и крепко обняла меня.

— Я никуда тебя не отпущу, — тихо сказала она. — Никуда.

— Я здесь словно муха навозная, среди пчелиных ульев, — сказал я.

— Нет, — прошептала она. — Ты здесь, словно светлячок во тьме. И я сделаю всё, чтобы ты никогда не погас…

Часть вторая. Озеро бессмысленных надежд.

В дверь громко постучали. Пончик залаял.

— Откройте, полиция! — крикнули нам.

Сальма испуганно подняла глаза.

— Всё хорошо, — сказал я Сальме, вытирая остатки засохшей крови полотенцем, — Сейчас открою! — добавил я громко.

За порогом стояло два офицера — хрупкая, маленькая девушка-брюнетка и высокий, крепкий рыжий парень. На дороге была припаркована их патрульная машина. У забора, переминаясь с ноги на ногу, маячил встревоженный Митч.

— Добрый день сэр, вам требуется помощь? — спросил первым делом рыжий, увидев моё разбитое лицо.

— Нет, я занимаюсь боксом и получил небольшую травму на тренировке, всё хорошо, — ответил я.

— На вас поступила жалоба от вашего соседа, — сказала девушка. — Не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

— Да, конечно, — согласился я.

— Тогда выйдите, пожалуйста, из своего дома и подойдите к забору, — произнес парень, положив руку на кобуру пистолета.

Я подошёл туда, где стоял Митч. Полицейские встали рядом. Сальма вышла на террасу.

— Мэм, оставайтесь на месте и привяжите собаку, — обратилась к ней девушка.

— Да, хорошо, — сказала Сальма с тревогой.

— Сэр, — обратился парень ко мне. — Сегодня у вас произошёл конфликт с вашим соседом мистером Митчем?

— Не думаю, что это конфликт. Скорее просто недоразумение, — ответил я.

— Мистер Митч утверждает, что вы разбили об его голову стеклянный предмет, — сказала девушка. — И сделали это нарочно.

— Нет, что вы, я просто хотел вернуть ему его личные вещи, которые он зачем-то кинул в мою сторону, на мою территорию, но так как я получил травму на тренировке, то не совсем верно рассчитал собственные силы и случайно попал ему в голову. Я готов принести свои извинения и уладить этот конфликт, — ответил я.

— Сэр, нам нужны ваши документы, — сказал парень.

— Они в моём автомобиле, сейчас принесу, — ответил я.

— Я провожу вас, — сказал офицер и увязался за мной.

Я стрельнул глазами в Митча и подошёл к машине. Тот стоял с гордо поднятой головой и пластырем на лбу. Под пластырем у него был здоровенный ватный тампон. Уверен, что на его лбу была всего лишь царапина.

Я отдал полицейским документы.

— Вы уверены, что мистер Ривз кинул в вас стеклянный предмет специально? — спросила девушка у Митча.

— Да! Абсолютно! Это было насилие! Я чуть не потерял сознание! — вдруг закричал Митч так, что местные воробьи повыскакивали из кустов, а Пончик снова залаял.

Я покосился на Сальму. Она, не отрываясь, смотрела на меня и вновь была готова заплакать. В её руке был поводок, за который она держала собаку.

— Сэр, прошу вас не повышать голос и соблюдать спокойствие, — произнес парень.

— Добрый день, мистер Митч, — неожиданно услышал я голос позади.

На улице стоял среднего возраста высокий мужчина, что выгуливал мелкого пса.

— Капитан, — произнес парень и, прикоснувшись к фуражке, представился. — Офицер Дуглас.

— Добрый день, капитан. Офицер Смит, — сказала девушка следом и так же отдала честь.

Капитан подошёл к Митчу и спросил:

— Что случилось?

— Он кинул в меня флакон со спиртовым раствором! — показав на меня пальцем произнес Митч.

Капитан посмотрел на меня.

— Добрый день, — сказал он и протянул руку. — Джордж Холл.

— Брайан Ривз, — ответил я и пожал его крепкую ладонь.

— Будем знакомы, мистер Ривз. Я капитан полиции и ваш сосед по совместительству. Скажите, кто вызвал патруль? — спросил он у офицеров.

— Мистер Митч, — ответил рыжий.

— Вы действительно кинули в мистера Митча флакон? — спросил меня Холл.

— Я сделал это не нарочно, — отнекивался я. — Так получилось.

— Расскажите подробнее, — потребовал он.

— Джордж, он чуть не убил меня! — крикнул Митч.

— Митч! — сверкнул в него глазами Холл. — В этот раз, помолчи. Я хочу послушать парня.

— Я занимаюсь боксом и сегодня проводил спарринг. Получил небольшое сотрясение и не совсем адекватно оценил жест мистера Митча, что, увидев повреждение на моем лице, зачем-то перекинул на мой участок какие-то лекарства и облил меня из шланга водой, требуя умыться.

— Я не обливал! Я просил вас, чтобы вы немедленно смыли с себя нечистоты! — кричал Митч.

— Сэр, не повышайте голос, — вновь сказала ему девушка.

— Митч! Ты снова взялся за старое? — вдруг спросил его Холл.

— Джордж, я лишь хотел помочь ему!

— Капитан, я думаю нам стоит проехать в участок с мистером Митчем и мистером Ривзом, — сказал рыжий.

— Подождите, — ответил он. — С мистером Ривзом мы мало знакомы, он переехал к нам недавно. А мистера Митча я знаю хорошо. Ещё лучше я его узнал, когда имел неосторожность завести своего питомца. У нас тоже с ним были небольшие конфликты на этой почве. Как выяснилось позже, у мистера Митча есть психиатрическое заболевание, и он периодически испытывает обострения в виду обсессивно-компульсивного расстройства. У мистера Митча навязчивое и маниакальное стремление к чистоте. Я думаю, это и стало поводом для небольшого конфликта. Не так ли мистер Митч?

Митч захлопал глазами.

— Сэр, если у вас есть подтвержденное психиатрическое заболевание, вам необходимо пройти обследование, — сказала девушка.

— Или забыть о своих претензиях к мистеру Ривзу, — многозначительно подняв брови, сказал капитан.

Офицеры полиции и мистер Холл свели свои взгляды на Митче.

— Я видимо действительно ошибся, — пролепетал Митч, забегав глазами. — Скорее всего мистер Ривз действительно сделал это по неосторожности. А я был слишком навязчив. Простите меня, мистер Ривз.

— Ничего страшного, — ответил я.

— Сэр у вас есть какие-либо претензии к мистеру Митчу? — спросили меня полицейские.

— Нет, — ответил я.

— У вас, сэр? — спросили они у Митча.

— Нет, нет, что вы, — ответил тот.

— До свидания, хорошего дня, — распрощались полицейские и, быстро сев в патрульную машину, уехали.

Возникла неловкая пауза. Я не знал, что мне делать — благодарить Холла за его вмешательство или дальше строить из себя невинную овечку.

— Мистер Холл, познакомьтесь, это моя супруга — Сальма, — вспомнил я о правилах приличия и посмотрел на Сальму, всё ещё напряженно сжимающей собачий поводок в побелевшем кулачке.

— Очень приятно, миссис, — произнес Холл.

— Здравствуйте, — тихо сказала Сальма и чуть помолчав, добавила:

— Быть может, зайдёте к нам на чай?

— О, нет, большое спасибо за приглашение. Как-нибудь в другой раз. Был рад знакомству, — откланялся Холл.

Митч всё ещё хлопал глазами.

— Мистер Митч, не досаждайте более нашим новым соседям и заведите себе какого-нибудь питомца, он наверняка скрасит ваш досуг.

— Да. Хорошо. Обязательно, — с побелевшим лицом сказал Митч.

Я чувствовал страх исходивший от Митча к Холлу. Он был запуган и скован. Собачка Холла обнюхала почтовый столб на участке Митча и бесцеремонно его обоссала, вызвав лишь ироничную улыбку у своего хозяина, который тут же взял её на ручки и принялся тискать. Взгляд Митча был пустой и бессмысленный.

Я плюнул на всё это и подошёл к Сальме. Она тяжело посмотрела на меня и зашла в дом. Я подался за ней. Сальма встала у окна и безразлично прислонилась к нему головой. Я взял её за руку…

— Я трижды виноват перед тобой, — тихо сказал я. — Сначала за драку на дороге. Теперь вот с Митчем…

— А третье что? — спросила она слабым голосом.

— За витрину, — шепнул я. — Я ведь так и не рассчитался за тот случай…

Сальма немного улыбнулась, отстраненно смотря на улицу. Все от меня устали. Я и сам от себя устал.

— А знаешь, проси, что хочешь, — предложил я.

— Всё-всё? — поинтересовалась она.

— Абсолютно. Любое желание. Я всё сделаю.

Сальма оторвалась от окна и сняла ошейник с Пончика.

— Брайан.

— Мм?

— Своди меня в театр?

— Театр? — спросил я недоуменно.

— Угу, — кивнула она. — Если можно, конечно. Я хочу в театр.

Я закинул прядь её густых, черных волос ей за ушко. Когда-то я мечтал об этом. Сидел в подсобке её магазина, смотрел на то, как она читает книгу, попивая чай, и мечтал прикоснуться к её волосам. Как же мало мне нужно было тогда, чтобы быть счастливым. Почему же сейчас я так вымотан? Что мешает мне вновь чувствовать так, как прежде?

— Что ж, придётся покупать костюм, — улыбнулся я и обнял её.

— А ты счастлив? — вдруг спросила Сальма, как будто прочитав мои мысли.

Мягкая, хрупкая, маленькая, ранимая моя девочка. Я прижимал её и мне хотелось выть от безумия. Если человек спрашивает о счастье, значит он очень далек от него. Даже я понимал это.

— Я не знаю, как сделать тебя счастливой, — прошептал я.

— Просто сам будь счастлив, — ответила она. — И я всегда буду рядом.

Я всё ещё помню этот момент в собственной жизни. Помню его очень хорошо и отчётливо. Тогда мне казалось, что счастье — это облако, которое необходимо найти и раствориться где-нибудь поблизости. Как жаль, что я не знал, что счастье — это то, когда тебя понимают. И оно всегда было рядом. Моё счастье.

Я был когда-то счастлив. Был…

Мы сели в машину и поехали в театр. Ехали тихо и молча. Иногда я посматривал на неё украдкой. Я не уверен в том, что могу кому-то что-то советовать. Сам ещё тот дурак, чтобы чему-то учить. Но я точно знаю, что нужно чаще смотреть на тех, кого любите. Смотреть кротко и вдохновенно. Это одно из скрытых удовольствий в жизни, что многие теряют, не понимая, как много удовольствия может принести созерцание собственного вдохновения — человека, что выбрал вас спутником собственной судьбы. Берегите свою любовь.

Она смотрела на тени соснового леса, водя глазами из стороны в сторону. На светофоре рассматривала какого-то весёлого чудика, играющего на скрипке, и слегка улыбалась уголками губ. Потом проводила взглядом маленькую девочку с зеленым воздушным шариком. Несколько минут рассматривала ногти на своих аккуратных и тонких пальчиках. После чего задумалась и смотрела в одну точку, практически не моргая и вновь чему-то улыбаясь. Глаза Сальмы блестели и были счастливы.

Мы приехали. Я подошёл к кассе и купил билеты. Драматическая пьеса называлась просто и незатейливо: «Карандаш».

Я никогда не был в театре по понятным причинам. Меня поразило тут всё и сразу. Количество людей, близость сцены, красные велюровые стулья с номерками на спинках, огромная раскидистая люстра под самым потолком и, конечно же, неописуемый фарс, что пропитывал воздух и насквозь пронизывал чувством собственной важности всех присутствующих.

На душе было очень неуютно и волнительно. Как будто мне самому предстояло петь и плясать на деревянной сцене, освещенной гроздью разноцветных прожекторов и заставленной красочными декорациями.

Но Сальме здесь было очень хорошо и гармонично. С того момента, как усатый пафосный гардеробщик в белых перчатках принял её пальто, тем самым обнажив мою женщину до завораживающего ярко-красного платья с черным поясом, она стала центром вселенной, засияв на театральном небосводе полярной звездой.

Толстопузые мужики с пунцовыми щеками и потными ладошками, все как один, принялись пожирать её глазами, водя своими бесстыжими похотливыми гляделками по зоне декольте, бёдрам, шее, волосам и даже пяткам моей прекрасной леди, рассматривая туфли на высокой шпильке.

Моя женщина была прекрасна и обворожительна. А местные лицемерные придурки, что привели сюда своих нагламуренных самок, напудренных жен и просто любовниц, при этом имеющие наглость бросать свои косые взгляды в сторону моей музы, не стоили даже капли её внимания.

Прозвучал третий звонок. Зал расселся по местам. Погас свет, заиграла музыка и началось представление. Суть такова: жил был парень, что получил в руки волшебный карандаш. Всё, что им напишешь — исполнится. Парень был не совсем умный и писал всякую дурь. Сначала он стал очень богатым. Потом заставил полюбить себя весь мир, оставаясь при этом редким засранцем. Получил славу, уважение и признание всего света. Потом он повстречал девушку, которая ему очень понравилась. Очень нежную и скромную. Какая-то простушка из крестьянской семьи. Они поговорили, и он решил непременно её добиться. Но та ухаживала за своим пожилым отцом, тянула на себе хозяйство и не собиралась влюбляться в богатенького и всемогущего самодура.

Тогда тот написал карандашом своё желание и заставил её полюбить себя. И тут девку как будто подменили. Стала хамить, грубить, но при этом клясться в верности и покорности к своему суженому-ряженому. В конце концов, ему это надоело, он понял, что всё, что написал в своей тухлой жизни — есть притворство и разломал карандаш об колено. Девчонка тут же вернулась к своему отцу, а всё богатство и признание мгновенно улетучились. Он приехал в деревню к этой девчонке и стал помогать ей вести хозяйство без всякой надежды. Сначала они подружились, а позже полюбили друг друга и поженились. Конец.

Свет неожиданно включился, и я увидел слезы счастья на лице Сальмы. А также у многих других девушек, женщин и почему-то мужчин, что терли красные глаза платками и были весьма растроганы в чувствах к прекрасному. Особенно меня доставил пожилой толстосум в лоснящимся пиджаке, что пришёл сюда с юной избранницей, вчера отпраздновавшей своё совершеннолетие. Одной рукой он деликатно поглаживал свою пассию пониже спины, а другой вытирал скупую мужскую слезу в мечтах о любви истинной.

Я всё ждал, когда же он высморкается в доллар, но моя благоверная пихнула меня под бок локтем и всучила номерок, отправив добывать верхнюю одежду среди толп страждущих.

Мы хорошо провели время и расслабились. Сальма была совершенно без сил — я уложил её спать и тихонько выполз на улицу, взяв с собой Пончика.

Была глубокая ночь. Я заметил очень важную деталь — в тихих, спокойных районах всегда видны звезды. Так много, что их можно часами рассматривать. Яркие, тусклые, разноцветные, переливающиеся различными оттенками — всё эти далекие и загадочные небесные светила заставляют человека верить в чудеса.

Если бы я родился здесь, я был бы другим. Важным, обособленным придурком или меркантильным ханжой. Игривым льстивым романтиком или самовлюбленным нарциссом с извращенным либидо. Ранимым избалованным неженкой с тонкой душевной организацией или бабником-кутилой. Я точно бы не был Брайаном Ривзом: вспыльчивым, нервным, честолюбивым идеалистом, что вечно рыщет в поисках правды и справедливости на планете греха. Я так и не научился жить по правилам желаний, успеха и удовольствий. Тот, кто строит счастье снаружи, потеряет его изнутри.

Чтобы выжить — важно уметь себя возненавидеть, а чтобы жить — полюбить. Я тщетно пытался переключить этот тумблер в своей голове, чтобы стать счастливым человеком. Стать счастливым ради неё.

На часах было половина второго ночи. По улице медленно проехал фургон с цельнометаллическим кунгом. Он остановился напротив участка Холла, в доме которого зажегся свет. Холл в халате и тапочках подошёл к автомобилю и что-то передал в приоткрытое окно.

Фургон развернулся и поехал к выезду. В приоткрытом окне я встретился взглядом с парнем, на шее которого красовалась татуировка в виде отпечатка ладони. Я присмотрелся к парню — густые черные волосы и темно-карие глаза. Небольшой шрам над бровью с левой стороны и разрез над верхней губой. На правой руке, что расслабленно лежала на рулевом колесе было ещё одна тату в виде волка с окровавленным ножом в зубах.

Мы проводили друг друга взглядами. Я посмотрел на Холла. Тот приветливо мне кивнул, наблюдая за моими действиями. Я кивнул в ответ и посмотрел в след уезжающей машине.

Если бы я вырос здесь и был бы другим, я бы тут же отправился спать с легкой головой, прижавшись всем телом к своей любимой, не взирая ни на какие обстоятельства и не думая ни о чём.

Я был бы счастливым человеком с легкой судьбой. Мне бы снился цветной сон. Я грелся бы в теплоте и уюте. Как было бы хорошо…

Но я чёртов Брайан Ривз…

И я не верю в чудеса.

И я знаю, что татуировки черноглазого означают принадлежность его к группировке потрошителей, что занимаются продажей внутренних органов на черном рынке.

Я знаю откуда и каким образом он получил свои шрамы.

Знаю, что мистер Холл, капитан полиции, глава местного участка, только что подтвердил связь с этим человеком, отдав ему закрытый пакет.

И тихий, элитный район под яркими звездами ночного неба останется тихим и благополучным для всех поселившихся здесь, нормальных жителей.

Но не для Брайана Ривза.

Не для чертового Брайана Ривза, который ещё раз кивнет Холлу, свистнет своей собаке, пойдет к дому и завтра же утром начнет ковырять и ворошить своими назойливыми ручонками болото, что ещё минутой ранее было чистым голубым озером.

Я вновь нашёл себе проблем.

Вновь переключил тумблер с любви на ненависть.

И вновь нашёл себя…

А знаешь ли ты, мистер Холл, что сегодня ночью началась твоя война?

Её объявил я.

Часть третья. Серый квадрат.

Дул порывистый, прохладный ветер. На лужайке, перед домом Холла сидел мальчик. Сидел он совершенно неподвижно, лишь изредка моргая пустыми глазами. Я наблюдал за ним уже полчаса. На нём была яркая, зеленая футболка и грязные шорты неопределённого цвета.

Я взял Пончика и пересек дорогу наискосок, подойдя к незнакомцу.

— Привет, не замерз? — спросил я, остановившись в трех шагах.

Бессмысленный взгляд мальчика медленно, словно в старом кинофильме, поднимался снизу-вверх пока не встретился с моим.

— Где мама? — спросил он тихо.

На вид ему было лет десять. Похож на мексиканца. На правой руке у него был вязанный браслет из переплетенных желто-синих нитей.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Он прошептал что-то неразборчивое. Губы его были обветренные, потресканные и очень сухие.

— Что? — спросил я громче.

— Чучо, — ответил он.

— Ты приехал сюда один?

— Нет, — мотнул он головой.

— Кто ещё был с тобой?

Мальчик поднял на меня обессиленный взгляд.

— Я хочу пить, — прошептал он.

Я посмотрел на дом Холла. Мне показалось, что в окне первого этажа колыхнулась занавеска.

— Сейчас принесу тебе воды, — сказал я мальчику и пошёл к себе.

Аккуратно открыв дверь, я убедился, что Сальма ещё спит, как и большинство нормальных людей в пять часов утра. Пончик лег у двери и, сладостно потягивался, в надежде немного вздремнуть. Я взял стеклянный стакан и налив в него воды, вновь нацепил поводок на собаку. Понч округлил глаза, удивившись небывалому вниманию. Когда я вновь вышел во двор, мальчика на газоне уже не было. На его месте стоял Джордж Холл в бархатном халате и важно дымил сигарой. Под локтем у него была свежая газета.

Я подошёл к нему.

— Доброе утро, мистер Ривз. Гуляете с собакой? — спросил он, едва я открыл рот.

— Доброе. Да, гуляю…

— Вас мучит жажда? — сходу задал он ещё один вопрос, покосившись на стакан.

— Нет, здесь перед вашим домом сидел какой-то…

— А вы никогда не спите, мистер Ривз? — глаза его так и вспыхнули.

Я немного помолчал, пытаясь пронять его.

— Да как-то не спиться в последнее время, — ответил я, не сводя с него глаз.

— А умные люди скажут: «Меньше знаешь, крепче спишь», — проговорил он.

— Я туповат с рождения, — ответил я.

— Жаль, — многозначительно сказал Холл, отведя глаза в сторону и затянувшись сигарой.

Я поставил стакан ему под ноги и сказал:

— Мальчику передайте. Он пить хочет.

— Здесь нет никаких мальчиков. Вам бы отдохнуть, мистер Ривз. Вы выглядите уставшим. Всякое может причудиться.

— А вам почему не спиться, мистер Холл?

— Да вот, захотелось почитать сводку новостей перед службой.

— Это вчерашняя газета, — заметил я. — Через пару часов привезут свежую.

— Как привезут, так и свежую прочту. При моей работе сложно всё успевать. А чем занимаетесь вы, помимо бокса?

— Бездельничаю в основном. С собакой гуляю и дерусь по выходным.

— Мистер Митч вас больше не беспокоил? — поинтересовался он, не обращая внимания на мою колкость.

— Он не выходит из дома, когда я копаюсь во дворе. Видимо на что-то обижен.

— Ничего, это у него пройдет.

— Надеюсь.

— А ваша супруга Сальма чем занимается, если не секрет? Быть может, тоже боксирует?

— Нет, она хочет открыть продуктовый магазин где-нибудь поблизости.

— С этим есть проблемы?

— В основном всё, что продается в округе, выходит за рамки нашего бюджета. Поэтому мы всё ещё поисках.

— Что ж, удачи вам, мистер Ривз. Передавайте привет вашей жене. Рад был с вами поболтать, — попрощался он, затушив сигару об воду в моем стакане.

— Непременно передам, — ответил я, провожая взглядом его действия.

Джордж развернулся и медленно пошёл к двери своего дома. Стакан с потушенной сигарой остался стоять на тротуаре. Я не спешил уходить.

— А знаете мистер Ривз, — сказал Холл, обернувшись у двери.

Я поднял брови, не сводя с него глаз.

— Вы ведь вовсе не туповат. И хорошо, что мы оба это понимаем. Отдыхайте. Здесь хороший воздух. Он расслабляет, прогоняет всё лишнее и надуманное. Вам это будет полезно.

— Чучо хочет пить, мистер Холл, — холодно ответил я и, подняв стакан с водой, тут же выплеснул его на зеленую траву, по которой покатился мокрый окурок. Поймав на себе презрительный взгляд Холла, я любезно кивнул и пошёл домой.

Мы прощупали друг друга. Я дал понять Холлу, что его темные делишки мне не нравятся, а он намекнул в ответ, что совать свой нос в чужие дела не следует.

Войдя в дом, я оттряхнул ботинки и отцепил поводок с ошейника Пончика. Собака тут же улеглась на мягкую подстилку, нервно спрятав морду между лап. Я потянулся к вешалке и повесил куртку на крючок, с которого слетел поводок и шлёпнулся к шершавому носу моего лабрадора. Пончик вздрогнул и зарычал.

Я погладил его и успокоил:

— Лежи, лежи, отдыхай, — произнес я и он тут же пустил слюну, вытянув задние лапы в сладкой истоме.

Пройдя в кухню, я открыл все жалюзи, чтобы лучше видеть дом Холла, и принялся готовить завтрак, как порядочный муж. Приготовив овсяную кашу с фруктами, я пожарил яичницу, сварил кофе, отыскал поднос и с дрожащими руками попер это всё в спальню, где всё ещё спала моя любовь.

Поставив поднос у прикроватной тумбочки, я сел на край кровати и погладил её коленку, что игриво высунулась из-под одеяла.

Сальма улыбнулась, но глаза не открыла.

— Чем пахнет? — спросила она, поморщив носик.

— Хорошим мужем, — ответил я.

— Хороший муж в это время спит.

— Нет, он едет покупать полочку в ванную.

— А что случилось? Твой крем для бритья вновь заблудился в долине шампуней?

— И дезодорант тоже.

— Вот беда-то.

— Сегодня я закрываю нелегальный склад парфюмерии на раковине.

— Увижу обсыпанную побелку на французском креме, заставлю вылизать.

— Крем-то? Так он не вкусный, странно что на нём манго нарисовано.

Сальма вспыхнула и схватила подушку, широко замахнувшись. Я хихикнул и скрылся за дверью. Прилетевшая подушка стукнулась об дверь и шлёпнулась вниз, частично закрыв собою свет.

— Мазила! — крикнул я.

Вместо ответа в дверь прилетела вторая подушка. Дверь пошатнулась.

— Съешь кашу, пока не остыла! — решил я охладить пыл своей возлюбленной и после небольшой паузы, услышал, как вилка стукнулась об дно фарфоровой тарелки.

В коридоре Пончик смотрел десятый собачий сон и дергал лапой. Я прошёл на кухню и подошёл к окну. Вдруг я увидел Холла. Он спустился с террасы и сел в свой автомобиль. Я быстро схватил ключи, накинул куртку и прыгнул в свой болид, припаркованный на дороге.

Джордж медленно тронулся и проехав мимо меня, умчал к выезду. Я начал осторожное преследование. Мы миновали пару кварталов, пересекли центр, ряд светофоров и выехали на раздолбанную дорогу, что вела к окраине города и заканчивалась двадцать втором районом моей суровой юности. Машин на старой дороге практически не было. Я набрал дистанцию побольше, чтобы не быть замеченным.

Дорога становилось всё хуже, а дома всё меньше. Я объезжал по старой памяти все кочки и ямы, что давно уже стали частью ландшафта и думал о том, что мог забыть такой человек как Холл в нашем захолустье. Увидев, что Джордж свернул в тупик, я припарковался у единственной районной автозаправки под видеокамерой наблюдения и дальше пошёл пешком.

Свернув на тупиковую улицу, я остановился. Дальше идти было опасно. Эта улица заканчивалась серым, неприметным зданием в два этажа, из которого планировали соорудить многоуровневую подземную парковку для будущего торгового центра, который, впрочем, мы так и не увидели. Проект оказался недееспособным, а территория оккупирована и закрыта странными людьми.

Первым делом они разместили камеры видеонаблюдения по периметру и обнесли здание двухуровневой колючей проволокой. Далее выставили вооруженную охрану и посты наблюдения. Потом появились предупреждающие знаки о частной и закрытой территории.

Тогда мы были ещё совсем мальчишками и нас полоумных страшно заинтересовало все происходящие вокруг бывшей заброшки. Мы назвали это место «Серый квадрат» по форме здания и собственному скудоумию. Выражение: «Сходить на серый квадрат», — стало для нас нарицательным и означало проявление небывалой смелости и героизма. Кто был на «сером квадрате», тот автоматически вписывал себя в историю авторитетных и правильных пацанов, с которыми можно вести дела.

А потом там стали исчезать люди. Просто пропадать пачками. Забулдыги, наркоманы, алкоголики, психи — все, что праздно шатались вокруг, просто исчезли и растворились словно в чёрной дыре.

В наших кварталах всегда было много сдвинутых чудиков. Один из них был «Пабло Феррари» — так мы в шутку его прозвали. В руках он носил рулевое колесо, с которым путешествовал по району словно на собственном автомобиле, на потеху и радость местных жителей. Пабло был абсолютно безобидный и очень наивный. Сигналил прохожим вместо приветствия и оказывал услуги таксиста. Глаза у него были мутные и синие, что косили из стороны в сторону. Кто-то из мальчишек однажды, по своей дурости попросил его подвезти в «Серый квадрат», на что Пабло охотно согласился и уехал в свой последний рейс. Сам мальчишка вовремя остановился, а местная достопримечательность — Пабло Феррари, исчез навсегда.

С того момента, пропасть в сером квадрате считалось нормой. Всё равно что утонуть в мазуте или отправится гулять на медвежью тропу. Все лесные дороги вокруг этого места вскоре заросли, а сами люди приучили себя и своих детей обходить опасную червоточину.

Ночью по району курсировали машины-рефрижераторы, что сходились в сером квадрате и стояли там до самого утра. В это время находится поблизости было особо опасно. Тупиковая улица перекрывалась машинами охраны, а вооруженные люди рассредоточивались по всем ближайшим углам и зорко следили по сторонам.

В годы моей юности, я с компанией приятелей заключил спор, что смогу прокрасться в серый квадрат и принести кусок серой штукатурки от стены опасного здания.

Будучи подростком, я совершенно не контролировал свои гормональные выбросы и моча, что пенилась и играла в моей голове вместо крови и мозгов, была основным ориентиром моего миропонимания.

Тогда на мой героический альтруизм подписалось ещё два брата, мы звали их Шпала и Сморчок. Как вы понимаете по кличкам этих ребят, в те годы мы трое были примерно на одном интеллектуальном уровне, по общему складу ума чуть-чуть превосходя газонокосилку.

Нас снарядили самым необходимым перед вылазкой: фонариком, туалетной бумагой, складным ножиком и отправили в последний путь.

Пробираться мы решили через лес. Шпала был высоким и тормознутым. Он пёрся напролом, цеплял ветки и шоркал листвой. Сморчок мелким и гадким. Тот шёл далеко позади нас и прятался за деревьями. Я шикал на Шпалу и просил его быть поаккуратнее. В ответ он только шмыгал носом и тяжело дышал.

Так мы подошли к забору, в десяти метрах от которого стояло заветное серое здание с облупленной штукатуркой. Мы слышали голоса, возню автопогрузчиков и гул холодильников. Шпала сидел рядом. Сморчок выглядывал из-за дуба.

Я первым полез через забор, аккуратно перешагнув наверху через колючую проволоку. Спрыгнув на закрытую территорию, я опально побежал к стене, услышав позади возню и лязг железа. Схватив кусок штукатурки, я обернулся и увидел Шпалу, что бежал в свете прожектора ко мне в одних трусах, оставив порванные штаны на заборе.

Подъехала машина из которой повыскакивали охранники с оружием. Недолго думая, я развернулся и побежал от Шпалы в противоположную сторону, там я прыгнул на забор и катапультировался в лес, оставив на колючке собственный грязный ботинок.

— Ещё один! — услышал я позади, удирая, после чего прозвучал звук выстрела и что-то свистнуло рядом с моим ухом, временно сделав меня полуглухим.

На страхе и адреналине, я марафонил без остановок через весь лес в одном ботинке до самого дома и остановился только тогда, когда увидел толпу своих приятелей окруживших встревоженного Сморчка.

Тот махал руками и кричал:

— Их всех убили! Я еле вырвался! Брайан порвал трусы, а мой брат завалил троих!

— Может их ещё можно спасти?! Может они ещё живы?! — спрашивал кто-то.

— Да куда там! — истерил Сморчок. — Я пытался! Кинул в одного камень, попал ему прямо в висок, но второй начал стрелять в меня! Вот!

Сморчок закатал на руке рукав и показал царапину, что осталась видимо от ветки дерева.

— Это что, пуля?! — удивлялись приятели.

— Самая настоящая! — гордо произнес Сморчок.

— Как жаль твоего брата! Он герой!

— А как же Брайан?!

— Да что Брайан, он даже через забор перелезть не смог! — махнул рукой Сморчок.

Я не выдержал.

— Это я-то не смог?! — крикнул я и все моментом обернулись. — Я?!

Вся толпа сбежалась ко мне и принялась ощупывать.

— Брайан! Брайан ты жив!

Сморчок конфузился и часто моргал. Я надвигался на него и буравил глазами.

— Да ты свою трусливую задницу даже из-за дерева вытащить не смог! А штаны твоего брата-героя на заборе висят!

— Не ври! — дрожал Сморчок. — Он врёт! Врёт! Это он за деревом прятался!

— Что-то не верится, чтобы Брайан прятался, — сказал кто-то из ребят.

— Что ты нам нагнал, Сморчок? — посыпались вопросы.

— Тебе придется ответить за свои слова! — угрожал кто-то.

— Подождите парни, — сказал я и полез в карман.

Вытащив оттуда кусок серой штукатурки, на которую я чуть было не променял собственную жизнь, я бросил её к ногам Сморчка.

— Это я тоже на дереве нашёл? — спросил я.

Через секунду Сморчок уже отхватывал от всей нашей компании, которой вздумал ездить по ушам. Его хорошенько отпинали и прогнали с нашего двора. Но на этом история не закончилась. Шпала действительно пропал. Я не мог точно сказать, что с ним произошло, потому как честно признался, что бежал оттуда не оглядываясь.

Однако, через некоторое время поползли слухи, что Шпала жив. Кто-то из местных видел его ночью, возле нашего двора. Мы не обращали на это внимания, пока вдруг не узнали, что Сморчок стал ошиваться в сером квадрате, прямо на территории, среди охранников.

Ближайшим вечером, Сморчок был изловлен и доставлен на общественно-пацанский допрос:

— Ты чё там делал? — прозвучало немедленно.

— Работал, — деловито отвечал Сморчок.

— Не гони. Кто тебя пустил?

— Я теперь с ними, ясно? Я и мой брат.

— Шпала жив?!

— Конечно жив! — отвечал Сморчок. — Мы вместе там работаем. И вам к нам лучше не соваться!

Мы переглянулись.

— Кем работаешь?

— Охранником!

— Ствол есть?

— Там оставил.

— Принеси как-нибудь.

— Ещё чего!

— А что там в холодильниках?

— Так я вам и сказал!

Кто-то слегка толкнул Сморчка в плечо.

— Да ладно тебе! Расскажи!

Сморчок таинственно оглянулся по сторонам и шёпотом произнес:

— Там трупы.

— Гонишь!

— Угу, — важно кивнул Сморчок.

— Откуда знаешь?

— Видел. И брат рассказывал.

— Почему Шпала домой не ходит?

— Он не может. Он внутри, а я снаружи.

— Когда сможет?

— Не знаю.

— В школу больше не придёшь?

— Зачем она мне?

Теперь Сморчок каждый вечер рассказывал нам о происходящем в сером квадрате. Мы его внимательно слушали, но заметили, что он часто путается в собственных словах и быстро поняли, что на самом деле он ничего не знает. Его просто поставили снаружи чтобы он отгонял таких же как он сам.

А вот Шпала действительно был внутри. Мы как-то увидели его издалека, выходящим из серого здания. Но в нашем дворе он больше никогда не появлялся. И скорее всего практически не общался с братом.

И вот я снова здесь, в месте былой юности и неоправданного героизма. Холл припарковался у самых ворот и спокойно вошёл внутрь серого дома. Охранники ничего у него не спросили. Я немного потоптался в нерешительности и сделал несколько шагов по направлению к запретной зоне.

Но не успев пройти и десятка метров, я вдруг увидел, что ворота открылись и ко мне неспешной походкой вышел какой-то хмырь, насвистывая себе под нос и широко расставляя ноги, щеголяя словно матрос на палубе. Сначала мне захотелось удрать, чтобы не вызывать лишних вопросов, но присмотревшись к незнакомцу, я понял, что так могут ходить только полные придурки, не представляющие опасности. Когда он почти поравнялся со мной, я вдруг увидел серое и блеклое лицо своего старого знакомого, по кличке Сморчок.

Увидев меня, он плюнул себе под ноги для важности и незатейливо спросил:

— Ты чего тут?

— Здорова, — бросил я.

— Ага, привет, — ответил он, шмыгнув носом. — Чё надо?

— Тебя решил повидать, соскучился.

— Не гони. Давай, проваливай, пока мои не увидели.

— Может я на экскурсию приехал.

— Чё? Катись, говорю. Тут нет экскурсий.

— Как там Шпала поживает?

— Нормально. Получше тебя. Тебе-то что?

— Хочу собраться всей компанией, тебя вот пригласить.

— Никого ты не соберешь.

— Это ещё почему?

— Тебе тут не место. Ты теперь чужой.

— С какого?

— Слишком резко ты француза кинул. Грязно. Поднялся и свинтил от нас.

— Это мне говорит крыса, что шестерит у потрошителей?

— Сам ты крыса. Я здесь много что решаю.

— Цвет ошейника выбираешь?

— Ты рискуешь сейчас. Здесь моя земля. Я махну рукой и тебе лоб продырявят.

— Много раз уже махал?

— Не твоё дело. Тебя здесь ищут. Знают, что ты гнилой и скоро прикончат.

— Адрес передать?

— Француза тебе здесь не простят.

— За француза я кому угодно объясню. И своим и чужим. Дураку спасли жизнь.

— Карлосу объясни.

— Твой Карлос дно. Как и ты. Так это он тебе насвистел? За вас говнюков даже свои не спросят. Псы цепные.

— Это ты сейчас про кого? Это я-то пёс?!

— Ты, кто ж ещё!

— Пошёл ты на хрен Брайан! Свалил отсюда ты, а не я!

— Тебе под сраку лет Сморчок, а ты всё забор подпираешь.

— Зато я свои деньги зарабатываю!

— Тебе напомнить на чём ты их зарабатываешь?! Сам же трепал!

— Одно слово, слышишь! — Сморчок схватился за рацию. — Одно слово, Брайан и ты доведешь меня!

— Как был пустым барабаном, так и остался.

— Пошёл ты! И я знаю, где ты теперь живешь! Мы тебя где угодно достанем!

— Да-да, захочешь сдохнуть, приезжай.

Пока я препирался со своим старым приятелем, я вновь увидел Холла, что вышел из-за ворот и сел в свой автомобиль.

— Проваливай! — заверещал Сморчок. — Предупреждаю!

Я засмеялся и показал ему средний палец.

— Я заеду на днях, привезу тебе собачью будку! — крикнул я отходя назад.

— Мудак!

— Как тебя здесь зовут? Фуфик? Фуфик, ко мне!

Машина Холла подъезжала всё ближе. Я развернулся, накинул капюшон на голову и вышел к перекрестку. Сморчок ещё что-то кричал мне в след и машина Холла, поравнявшись со мной, замедлилась. Я услышал, как у него открылось пассажирское окно.

— Эй, парень! У тебя проблемы? Что ты здесь делаешь? — спросил он.

Я понял, что прогорел. Сняв капюшон, я повернулся лицом к Джорджу и произнес:

— У меня нет проблем Джордж.

Холл открыл рот от удивления.

— Ты что…Что ты здесь делаешь?

— Навещал старого приятеля.

— Приятеля? — смутился он. — Откуда ты его знаешь?

— Это вас здесь не знают, мистер Холл. А я здесь вырос.

Холл некоторое время сидел в недоумении. После чего посмотрел вперед и увидев силуэты двух парней на улице, поспешил закрыть окно, крикнув мне напоследок:

— Брайан, нам нужно серьезно поговорить! — после чего резко ускорился и уехал.

Странная реакция, — подумал я и пошёл своей машине.

Я посмотрел вдаль. Два силуэта встали метрах в ста от меня и что-то обсуждали. Несколько раз они посмотрели в мою сторону. Я решил пойти другой дорогой и вышел к своему бывшему месту силы: «Моей любимой Сальме».

Кирпичное здание осунулось и потеряло свой прежний вид, став серым и неприметным. Стекла в витринах были биты, но всё еще заколочены. Когда-то со звуком битого стекла здесь рождалась любовь. Сейчас же разбитое окно может принести только беспорядок, шум и пустоту.

Неоновая вывеска потеряла несколько букв и стала частью алфавита. Колокольчик над дверью навсегда затих, покрылся зеленой оксидной плёнкой и стал домом для паука.

Здесь исчезла любовь. И колыбель света, стала царством холодного мрака и тишины. Всё пропадёт и сгинет под властью одиночества. И люди, и вещи, и судьбы. Даже кирпичный дом с монолитным фундаментом рано или поздно рухнет без внимания и заботы. Равнодушие пожирает мир.

Только одно мне до сих пор не ясно. Почему я снова здесь, в месте, где всегда идёт война. И почему я не спешу домой?

— Привет, Брайан, — услышал я позади.

Я обернулся. Их было двое. В одном я с трудом узнал своего старого приятеля Шпалу. Глаза его стали мелкими и перестали блестеть. Взгляд острый, словно ищущий. А на шее и руках появились татуировки — молоток и песочные часы.

Рядом с ним стоял тот самый черноглазый, что катался у дома Холла. С волком на руке и отпечатком ладони на шее. Когда-то Сморчок трепал нам, что подобное носят люди исполнители, полноценные члены синдиката потрошителей.

Шпала подошёл и протянул мне руку. Мы поздоровались. Черный остался стоять в стороне.

— Мой брат сказал, что ты искал меня, — произнёс Шпала.

— Не совсем так, — ответил я. — Просто рядом ошивался. Решил поздороваться.

— Слышал ты уехал из двадцать второго? — спросил он.

— Да, так получилось.

— Далеко?

Я покосился на темноволосого. Тот смотрел в ответ с прищуром. Врать было нельзя, он меня явно запомнил.

— Живу в седьмом, частный квартал, частный дом.

— Это тот, что «Семь чудес»?

— Ага.

— Элита, — произнес Шпала и достал из кармана сигарету. — Покурим?

— Бросил.

— Уважаю, — выдохнул он серый дым. — Хорошо там в седьмом?

— Спокойно. Сальма счастлива.

— Она хорошая девушка.

— Знаю, — коротко ответил я.

Шпала почесал нос. Оглядел меня снизу-вверх и вновь спросил:

— Слушай. Ты не слышал там о таком типе, Джордж Холл?

Я нахмурился.

— Он же коп.

— Да, — кивнул Шпала. — Капитан участка. Крупная шишка. Знаком с ним?

— Ну так, здороваемся. Какое мне до него дело?

Шпала вновь взял паузу. Стряхнул пепел, затянулся. Я пытался понять, что он от меня хочет и что знает. Здесь мы встретились не просто так, он искал меня. А Холл удрал, как только увидел похожий, двухметровый силуэт издали.

— А с деньгами у тебя как? — спросил Шпала.

— Нормально. Не жалуюсь.

— Ловко ты с французом закрутил, — усмехнулся Шпала.

— Осуждаешь?

— Нет, — легко ответил Шпала. — Но люди разное говорят.

— Что говорят?

Шпала вновь затянулся. Однозначно, это был другой Шпала. Тот тормоз, что панически бегал в трусах по серому квадрату в далеком детстве, стал размеренным, вдумчивым и обстоятельным человеком, что взвешивал каждое слово и анализировал каждое действие. Я чувствовал, что он многое знает и многое может.

— Да какая разница, что они говорят? По мне так просто завидуют, — ответил он уклончиво.

— Слышал от твоего брата, что я поднялся грязно. Это ты хотел сказать?

— Я так не думаю, — ответил Шпала. — В двадцать втором нет грязи и чистоты. Хорошего и плохого. Темного и светлого. Тут всё серое. Либо жив, либо мёртв. Отсюда никому не выбраться чистым.

— Я никого не убивал. Просто воспользовался своим шансом и уехал.

— Согласен, — кивнул Шпала. — Скажи мне, ты ищешь работу?

Я насторожился.

— Мы хотим открыть магазин, — ответил я.

— Вместе с Сальмой?

— Конечно.

— Бизнес — дело хорошее. Но и деньжата тебе ведь не помешали бы? — спросил Шпала.

— Смотря какой ценой, — ответил я.

Черный напрягся. Шпала вновь взял паузу. Подумав, он сказал:

— Мне нужна твоя помощь Брайан. По старой дружбе. Ничего опасного я не попрошу.

— Что именно?

— Ты очень удачно поселился по соседству с Джорджем Холлом. Он ведет с нами кое-какие дела. Не думаю, что ты захочешь что-то знать о них. Но уверен, что ты сможешь оказать нам небольшую услугу. Не забесплатно, конечно.

— Разовую услугу? — спросил я.

— Как пойдёт. Может мы сработаемся с тобой.

— Слушаю.

— Для начала, нужно просто передать кое-какой пакет, от него, к нам. Обычная работа курьера. Мои парни там светятся, а это нехорошо. Ты там будешь как рыба в воде, свой среди своих. И наш район ты хорошо знаешь. Отвезти и привезти.

— Знать, что в пакете, я конечно не буду?

— Конечно нет. Но тебя никто не тронет. Лично Холл даст тебе гарантию. Мы договорились?

— Я могу подумать? — спросил я.

Шпала бросил окурок под ноги и затушил.

— Конечно можешь, — ответил он. — Но лучше дай мне ответ поскорее. Холл передаст следующий пакет, через два дня. Мне нужно знать, с нами ты или нет.

— Я тебя понял, — ответил я.

— Рад был повидаться с тобой брат, — протянул мне руку Шпала. — Мне очень нужен свой человек в твоем новом квартале. Ты всегда был надежным парнем. Надеюсь, не откажешь.

Я пожал ему руку и мы разошлись. Домой я поехал с тяжелой головой. Лезть в это дерьмо мне совершенно не хотелось. Я прекрасно понимал, курьер — это лишь первая ступень высокой лестницы, что ведет прямиком в ад. Пути назад на этой дороге нет. И сейчас нужно сделать выбор: либо я становлюсь сторонним наблюдателем, что видит грязь, но закрывает глаза. Либо…

Я тяжело зажмурился и свернул в «Семь чудес». Подъезжая к своему дому, я вдруг увидел толпу и полицейские машины. Сальма стояла посреди двора и была совершенно растеряна. Кажется, она сажала цветы, прежде чем объявились копы.

Я вышел из автомобиля.

— Брайан Ривз? — подошёл ко мне пухлый полицейский.

— Да, — тихо ответил я и покосился на Сальму.

Она замерла и стояла не двигаясь. На её руках были резиновые перчатки, а под ногами стояла желтая лейка. Нижняя губа Сальмы дрожала от страха, грудь содрогалась после каждого тяжелого вздоха, а в глазах снова читалась боль…

— Вы арестованы по подозрению в нанесении тяжких телесных повреждений, у вас есть право…

Я проклинал себя.

Меня повернули и ткнули лицом в полицейский автомобиль. Сзади я услышал треск наручников.

— Я сам его допрошу, — вдруг услышал я и поднял голову.

Передо мной стоял Джордж Холл и манерно потягивал кубинскую сигару…

Часть четвертая. Тощие коты и жирные крысы.

Когда-нибудь это должно было случится. Наручники, деревянная скамья, сортир и решётка. Вместо теплого, яркого солнечного света — тусклое, закопченное окно, а вместо переливающихся звезд — тухлая, капающая вода в рукомойнике над унитазом. Я заигрался со своей судьбой и она устала терпеть мою неслыханную дерзость.

Теперь всё на своих местах. Кто ищет покой, находит тишину. Кто изучает истину, тот обретает опыт. А кто рвётся в бурю, тот Брайан Ривз, что получает пинок под зад по своей пытливой, квадратной, мозолистой заднице!

В коридоре послышались шаги. Тук-тук, цок-цок. Я сразу их узнал. Глухие, равномерные, родные. С каждым шагом в моей голове лопался нейрон. Мои редкие извилины пришли в движение и болотными змеями закручивались в узлы, стягивая мозг в комочек. Звук её движений нарастал. Я покраснел и ждал, когда моя тупая башка лопнет словно переспелый арбуз.

Аккуратно, потихоньку. Ток…Тик… Всё. Она здесь. Прямо за решёткой. Я смотрел на грязный заплёванный пол и был не в силах поднять глаза. Ведь она уже давно подошла и молчала, я чувствовал её взгляд, её запах, её дыхание и сжимал свой живот, что резало от ненависти к самому себе.

— Ты как? — услышал я тихое и осторожное.

— Зачем ты здесь? Зачем? — спросил я досадно.

— Ты что?

— Просто уйди, Сальма, прошу тебя, — поднял я глаза. — Уйди и будь счастлива. Тебе не по пути со мной. Не мучай себя…

Сальма подошла и взяла в свои нежные пальчики холодную, ржавую решётку.

— Подойди ко мне, — шепнула она.

Я встал и сделал несколько шагов. Она подняла руку и прикоснулась ко мне большим пальцем, которым медленно провела по моей брови, потом по щеке и мочке уха.

Я жмурил глаза и был готов урчать как котенок.

— Мы пройдём через это, — тихо сказала она. — Наймем хорошего адвоката. И Холл может помочь.

— Холл? — удивился я. — Нет, Холл нам не поможет.

— Почему? Ведь он помог тогда, с Митчем. Поможет и сейчас. Он пустил меня к тебе, сказал, что сделает всё, что в его силах. Джордж хороший человек, просто послушай его.

Конец ознакомительного фрагмента.