Центровая

Владимир Колычев, 2014

В конце восьмидесятых Слава Кречетов получил срок за драку, а когда вышел на свободу, совершенно не узнал родного Панфиловска. Жизнь тихого провинциального городка кардинально изменилась. Строительство коммунизма больше не заботило горожан. Спекуляция, стрелки, рэкет и разборки – вот чем теперь жила малая родина. Метаморфозы будоражили кровь, запах свободы пьянил, и Кречет ринулся в самую гущу событий, в самое «пекло жизни». Он вступил в местную преступную группировку, влюбился в самую красивую девушку района и начал новую, отчаянную жизнь…

Глава 3

Девочка должна уважать себя и свое будущее, стремиться к хорошему образованию, готовиться к удачному замужеству и мечтать о здоровом ребенке. И мама так говорит, и бабушка, и отец поддакивает. А как быть, если мне хочется жить настоящим, а учиться нет желания?

Курить нельзя, потому что это может навредить моему будущему ребенку! А если я жить не могу без сигареты? Да и выпить не дура! Кто сказал, что я хочу быть матерью? Грехов на мне много, поэтому на непорочное зачатие не надеюсь, а под мужика я и под расстрелом не лягу.

Многие девчонки в мои семнадцать боятся секса, но мечтают о нем, а мне такое удовольствие и даром не нужно. Это дело получить проще простого, только пальцем помани, желающие в очередь выстроятся.

Длинный хвост желающих попользоваться моим телом вытянулся уже давно. Причем эти охотники не стоят, а движутся по кругу. Если послушать местных сплетниц, так я с кем только не спала! Мать на меня орет, визжит, шлюхой называет, отец все выпороть грозится. А по своей натуре я еще та пофигистка. С меня как с гуся вода. Ну, шлюха и шлюха!..

Я не такая и жду трамвая, но кто в это поверит? Да, я сызмальства таскаюсь с пацанами. Самоед, Медяк, Буян, Грыжа, Федюк, Лузган, Жульен — это моя семья. Гулящая Белоснежка и семь гномов с большими яйцами. Так все и думают, а мне по фигу. Это не я испорченная, а те, кто так считает, судит меня по себе. Как будто девчонку ничего кроме траха и волновать не может! Плевать я хотела на трепачей, но если кто-то мне в глаза это озвучит, тому я голосилку вырву. Я ведь и пасть порвать могу, и моргала выколоть, за мной не заржавеет. Да, я такая, и если что не так, могу бросить под трамвай!

Мне нравится тусоваться с пацанами, смотреть, как они таскают железо, молотят груши. От запаха их потных тел меня не тошнит, хотя мысль о сексе с ними приводит в тихий ужас. Я с удовольствием курю, пью вино, слушаю сальные шутки. Иногда они хватают меня за ляжку. Я даже жду таких вольностей, ведь каждая из них позволяет мне влепить звонкую пощечину обидчику. А рука у меня тяжелая, бью я от души. Поэтому озабоченные перевелись, если не считать Медяка.

Я и пощечины ему отвешивала, и кулаком в нос била, а этому поганцу хоть бы хны. То за задницу меня схватит, то за грудь. Я ему в морду, а он только улыбается, мазохист хренов.

Он и позавчера огреб за такие дела, да и не только от меня. Самоед наехал на него. Хватит, мол, лезть к девчонке. Медяк психанул, послал его подальше, хотя из подвала ломанулся сам. Самоед нагнал его и вломил на полную. Вчера Медяк весь день где-то пропадал, а сегодня пришел как ни в чем не бывало. Самоед ему даже слова не сказал, еще и подписался за него, пошел против Славы. На свою голову!.. Она у него теперь болит, и перед глазами наверняка до сих пор все двоится.

— Бабушкин сыночек, блин! — заявил Самоед, угрюмо глядя вслед своему обидчику. — Я думал, он меня убьет.

Я и сама так почему-то подумала, глядя, с какой силой Слава обрушился на него. С Медяком он как будто игрался, уходил от ударов, а потом как вертанет с ноги!.. Картинно это у него получилось, прямо как у Ван Дамма в кино. А на Самоеда он набросился как деревенский Ванька. Никакой техники, кулаками как топорами махал, казалось, насмерть собирался его зарубить. Я, честно говоря, до сих пор в трансе.

Непростой он парень, этот Слава. Правильные черты породистого лица, интеллигентная наружность с признаками мягкотелости, но взгляд у него при этом жесткий, заматерелый. Улыбка вроде бы добрая, но за ней волчья суть. Я наезжала на него, оскорбляла, а он смотрел на меня пристально, поджав губы. Мне казалось, что его взгляд вот-вот нальется кровью. Этого не случилось, но мне все равно стало не по себе.

Когда он показал клыки, загрыз Самоеда, меня даже тряхнуло изнутри от страха. Правда, это не помешало мне наехать на него. Я ведь не боялась, когда раскрывала на него рот. Я действительно нравилась ему. Он не посмел бы поднять на меня руку, даже словом не оскорбил, как иной раз делал тот же Медяк.

Он ушел, а у меня перед глазами осталась его добродушная улыбка человека, уверенного в себе. Слава не побоялся прийти в подвал, где мог остаться навсегда, с легкостью признался мне в своих чувствах. Вроде бы и в шутливом тоне со мной говорил, но меня же не обманешь. Я видела, как он смотрел на меня, и все понимала. Нравлюсь я ему, но что теперь с этим делать? Парень, конечно, видный, но мне вовсе не хочется крутить с ним роман. Да и чужой он, а я и со своими-то не желаю.

— Откуда он такой взялся? — озадаченно спросил Самоед.

В его тоне угадывались уважительные нотки. Оказывается, он умел проигрывать.

Смешно оно или нет, но на моей памяти это его первое в жизни поражение. Он был грозой школы и во дворе держал всех в кулаке. Самоед дрался лучше всех. Во всяком случае, я не знала человека, который мог бы взять над ним верх. Был случай, когда на него навалились вшестером. Тогда ему сильно досталось, но в итоге он победил — и на ногах устоял, и толпу разогнал.

Самоед был самым-самым. Я всерьез так считала и не разочаровалась в нем даже сейчас. Ну, нарвался, огреб — с кем не бывает? Он ведь остался прежним Лешей Самоедовым, красавчиком и рубахой-парнем.

Девчонки бегают за ним, а он их меняет как перчатки. Самоед относится к ним с небрежностью баловня судьбы. Ко всем, только не ко мне. Со мной он на равных. Даже лапать меня ни разу не пытался, и я ему за это очень благодарна.

Нравится он мне, я от него реально балдею, но переспать с ним совершенно не желаю. Пацаны его тоже любят, но ведь никто из них не хочет ему отдаться. Нас связывает крепкая мужская дружба, хотя такой расклад меня расстраивает. Я могу дышать к нему ровно, а он просто обязан любить меня как женщину. Такая вот должна быть схема!

Я всерьез так считаю, хотя и не мечтаю о его любви. Я женщина, значит, эгоистка. Мне хотелось видеть его у своих ног. Но спать с ним я не собиралась. А вот если он вдруг влюбится в кого-то, то я очень на него обижусь. Возможно, выцарапаю этой сучке глаза, и пусть Самоед мне потом предъявляет!

— Красная Шапочка принесла бабушке пирожки, — с усмешкой сказала я.

Но, скорее всего, Слава — Серый Волк, и к бабушке он шел вовсе не с пирожками. Шагал себе и напоролся на дровосеков, только вот дальше сказка не заладилась. Опустил он этих дровосеков ниже плинтуса.

— Бабушке пирожков, а нам тогда чего? — угрюмо спросил Медяк.

— Люлей, — ответила я.

— Ответку давать надо.

— Какую ответку? Он с тобой по-честному, — возмутилась я.

— Без падлы все было, — кивнул Самоед.

Я видела позавчера, как Медяк толкнул Славу. Тот ведь собирался проглотить обиду, но увидел меня и отыграл назад, назвал Медяка козлом. Он не хотел ударить передо мной в грязь лицом и сегодня сделал все, чтобы заслужить мое уважение.

Слава повел себя как настоящий мужчина и заслуживал уважения. К тому же он реально красавчик — породистый, высокий, статный. Да и прикид у него не стремный, хотя и не модный.

Чужой он, но я бы с таким задружила. Лишь бы только он под юбку не лез. Поцелуйчики — это еще куда ни шло. Хотя лучше обойтись без них.

Сначала Самоед щелкнул перед моим лицом пальцами, затем помахал рукой.

— Эй, о чем ты думаешь? — спросил он, внимательно глядя на меня.

— А что такое? — очнулась я.

— Я тебя спросил, почему не отвечаешь?

— Что спросил?

— Что ты обо всем этом думаешь? Ты влюбилась? — невесело поинтересовался Самоед.

— Влюбилась?! — Я оторопело уставилась на него.

— А чего в себя уходишь?

— Я?! В себя?!

А ведь он прав, я действительно ушла в свои мысли. Представила, как целуюсь со Славой, и ушла. А ведь меня не стошнит, если я отвечу на его поцелуй. Только нужно ли это мне?

— Ага! — Медяк ухмыльнулся. — Наша Марго только в саму себя и может влюбиться.

— А Слава этот в тебя втюрился, да? — вспомнив недавний разговор, ехидно спросила я. — Он морду тебе набил, чтобы ты никому не достался.

— Смотри, Марго, влюбишься в меня!.. — Медяк опять хмыкнул.

Мои уколы не выводили его из себя. В ответ на пощечины он только улыбался. Медяк все мечтал, что когда-нибудь я влюблюсь в него по уши и превращусь в преданную собачонку, которую можно безответно пинать ногами.

— А у тебя зубов на мою любовь хватит?

— Он вставную челюсть закажет, — заявил Самоед.

— А кому он с ней нужен будет?

— Сначала рецепт на такую челюсть надо выписать. Если честно, я бы кому-нибудь его нарисовал. — Леша с ожесточением ударил кулаком по своей ладони.

— Ну так Славу и осчастливим! — вскинулся Медяк.

— Один на один пойдешь? — колко спросила я.

— Зачем?

— Что, всемером одного не боишься?

Какое-то время Медяк озадаченно смотрел на меня, не зная, чем крыть, и вдруг его прорвало:

— Толпой на самарских идти надо! Дрозда им вставим и пятак заберем!

Он говорил о пацанах с улицы Самарской. Банда там серьезная. Если кто-то и мог с ней справиться, так только Самоед. Он и своих парней поднять мог, и соседних. Только за ним они и пойдут, а всех остальных пошлют как можно дальше.

Пятаком называлось местечко между стадионом и больницей. Там сейчас барахлом торгуют, а самарские с продавцов шерсть стригут. Хочешь работать без проблем — плати, а нет — так проваливай. Будешь возникать, на аптеку трудиться заставят. В Москве, говорят, рэкет в полный рост ходит, и здесь та же песня.

— Как бы нам самим в пятак не вставили. — Самоед в раздумье покачал головой.

— Кто, самарские?

— Менты! За такие дела нас и закрыть могут.

— Самарских не закрывают.

— Сегодня нет, а завтра?..

— Откупиться можно, — заявил Медяк и пожал плечами.

— И кто к ментам с этим делом подъедет? Неужто ты?

— Могу и я.

— А если денег не хватит? — Самоед усмехнулся. — Вдруг эти бабки тебе в одно место вставят?

— Волков бояться, в лес не ходить.

— А кого в лес тянет? Лично мне и здесь неплохо.

Следующей весной Леша оканчивал техникум, дальше — армия, а там видно будет. Ментов он терпеть не мог, но при этом не исключал, что сам когда-нибудь запишется в патрульно-постовую службу.

— Так ты же хотел оторваться, — напомнил Медяк.

— И хочу! — Самоед сорвался со своего места. — У меня тетка двоюродная на пятаке торгует.

Он не желал связываться со Славой, но при этом ему нужно было взять реванш за свое поражение. Неважно, на ком отыгрываться, лишь бы противник соответствовал. А самарские — реальная сила. На них не грех оторваться.

Самоед и раньше собирал пацанов против самарских, дрался с ними стенка на стенку, но никогда еще не оспаривал у них барахолку. Хулиганство — это одна статья, а вымогательство — совсем другая, там и сроки разные. Если по первому делу можно получить условно, то за второе — сразу на нары!

Сегодня Самоед собирался выгнать самарских с барахолки, выпустить пар, восстановить справедливость. Должен же был кто-то защитить его двоюродную тетку.

За дело он взялся всерьез, подключил и меня. Надо было договариваться с Геной Колодяжным и его пацанами. Мое присутствие должно было вдохновить их на драку. Если уж девчонка готова идти против самарских, то им западло оставаться в стороне.