Глава 6
Тайга с трех сторон, с юга река, но дом окружен высоким забором — ни к лесу не выйти, ни к воде. Да и на окнах решетки — красивые, кованые и наверняка крепкие. И стены сложены из толстого бревна. Если это лиственница, то их даже самой мощной бензопилой не возьмешь. Да Татьяна и не пыталась бежать из этого дома. Во-первых, она под охраной, а во-вторых, одна-единственная попытка сбежать отправит ее в погреб, а там холодно и никаких условий. А так в ее полном распоряжении целая спальня с биотуалетом. И трехразовое питание, очень неплохое. Но главное, никто из охраны даже не пытается к ней приставать. Никто не покушается на ее женское достоинство. А если она попробует сбежать, ее отправят в погреб. Но сначала изнасилуют. И она сама будет в этом виновата. Во всяком случае, так ей сказали.
— Что, не нравится вам здесь, Татьяна Сергеевна? — с вежливой издевкой спросил Чащин. — Я вас прекрасно понимаю. И даже мог бы вас отпустить.
— Так в чем же дело? — с металлом в голосе спросила она.
И взгляд у нее жесткий, холодный, только вот не производит он должного действия на подлеца, который стоял перед ней. Не боится ее Чащин.
Третья неделя пошла, как она здесь, в таежной заимке у черта на куличках. И только сегодня к ней заявился Чащин. И это очень плохо. Теперь она знает, кто стоит за ее похищением. Значит, она не выйдет отсюда живой. Тогда зачем приехал Чащин?
— Вас ищут.
— Я в этом не сомневаюсь.
— В городе работают ваши коллеги из Москвы.
— Меня найдут. — Татьяна знала, как придавать своему голосу начальственную уверенность.
— Боюсь, что убийства, которые случились у нас весной, ваших коллег не интересуют. Их интересует убийство ваших подчиненных.
— Убийство?!
Она не знала, что произошло в хижине егеря. Олег ушел, она осталась спать, кто-то ворвался, взял ее на удушающий прием. Очнулась она в машине, которая привезла ее в этот дом. Ее поместили под замок и в информационный вакуум — ни радио, ни телевидения, ни газет. Об Интернете и говорить нечего. Она хотела знать, что случилось с Олегом и его подчиненными, но ей не говорили. Впрочем, она могла догадываться. Если Олег не смог прийти ей на помощь, значит, с ним что-то случилось. И с ним, и с Духовым, и с Черновицыным.
— Убийство, — жестко, с нажимом на фатальность события, сказал Чащин.
— Думаю, вам нужно признать свою вину. Возможно, это позволит вам избежать пожизненного заключения.
Она попыталась придать своим словам твердость, но голос дрогнул, поплыл.
Олега она знала всего полгода. И все это время изображала если не полное равнодушие, то что-то близкое к нему. И ничем не выделяла его среди остальных. Но себя-то не обманешь. Она все крепче привязывалась к нему и, в конце концов, просто влюбилась. А тот случай с волком на крыше и вовсе выбил ее из колеи.
Она была женщиной с характером, поэтому могла влюбиться только в сильного мужчину. Может, потому вдруг и поддалась тем чарам, которые напустил на нее Чащин. Его взгляд, голос… Если тогда, на Новой улице он и пытался очаровать ее, то ему это удалось. Но тогда же Татьяна поняла, что Пахомов еще сильнее, чем он. Даже матерый волк испугался его. И его испугался, и Чащина. Но Чащин казался таким ненадежным, зато в Олеге она была уверена на все сто… Да, она тогда была под впечатлением, но ничуть не жалеет о том, что легла с Пахомовым в постель. Более того, считает это самым ярким событием в своей жизни.
И с Чащиным она могла лечь в постель. Если бы они тогда вдруг остались наедине, вряд ли бы она отказалась от приглашения поговорить с ним в его доме. Он тогда еще не был для нее преступником, и его обаяние действовало на нее… Все могло бы случиться тогда, но сейчас об этом не хотелось и думать. Сейчас она презирала Чащина, и больше ничего. И не очарует он ее больше, пусть даже не пытается.
Да и как она могла очароваться человеком, который убил ее любимого мужчину?..
— Татьяна Сергеевна, вы опоздали: первое апреля уже прошло… — усмехнулся он. — Или это шутка в счет следующего года? Так до первого апреля нужно еще дожить.
— Какие уж тут шутки?.. Зачем вы это сделали?
— Я сделал?!. Ваш табельный пистолет приобщен к делу. С орудия убийства сняли ваши «пальчики».
— С орудия убийства?
— Я не знаю, почему вы решили убить своих подчиненных. Возможно, они вас не слушали. Возможно, вы обиделись на них за то, что они сломали машину… Мне все равно, что там было. Я знаю только то, что в убийстве обвиняют вас. Скажите, мне нужно говорить, что вы находитесь в федеральном розыске?
— Я хочу предстать перед следствием, — сквозь зубы сказала Татьяна.
— Вы смелая женщина.
— Всегда такой была.
— Я знаю. И уважаю вас. Именно поэтому я не отдам вас в руки правосудия.
— Зачем вы это сделали?
— Что сделал?
— Вы все прекрасно поняли.
— О весенних убийствах уже забыли. Все внимание переключено на страшное тройное убийство. Следователь по особо важным делам застрелила сотрудников полиции! Все об этом только и говорят.
— Это неправда.
— Я знаю только, что цель достигнута.
— И никто не роется в вашем грязном белье?
— Да, у нас организация, — кивнул Чащин. — Да, через нас проходят большие деньги. Но поверьте, наша организация не имеет отношения к убийствам, череда которых обрушилась на наш прекрасный город. Но вы не захотели в это поверить. Вам вдруг понадобился Мазай… Вы сами засунули голову в петлю.
— Зачем вы меня здесь держите?
— Это нелогично, — будто соглашаясь с ней, кивнул он. — Свой пистолет и пистолет капитана Духова вы выбросили, у вас осталось табельное оружие капитана Черновицына. Вы могли бы застрелиться из него. Это не трудно. Во всяком случае, для нас…
— Вы не сказали про пистолет Пахомова, — заметила Татьяна, пристально глядя на собеседника.
— Пистолет Пахомова остался на месте преступления.
— Почему я не застрелилась из пистолета Черновицына?
— Вы торопитесь умереть?
— Нет, меня удивляет, почему я все еще жива… Пахомов жив?
Вопрос прозвучал так резко, что в глазах Чащина что-то дрогнуло.
— Нет.
Он сумел скрыть растерянность, но с ответом все-таки промедлил.
— Жив. И скрывается от вас. — Татьяна была почти уверена в том, что говорила.
— Его уже похоронили.
— Я хочу в этом убедиться.
— Я могу вам устроить свидание. На том свете. Там и убедитесь.
— Что ж, я готова умереть, — набираясь смелости перед смертью, сказала она.
Подставить человека не трудно. Было бы желание, воля, силы и средства. Все это у Чащина было, поэтому не исключено, что Татьяну действительно обвиняли в убийстве на основании неопровержимых улик. Но видно, что-то пошло не так. Видно, Пахомов ушел от Чащина, поэтому он и не допустил, чтобы Татьяна покончила жизнь самоубийством. Возможно, он собирается предложить Олегу обмен. Чтобы заманить его в ловушку…
— Хорошо, завтра вы умрете.
— Почему завтра?
— На рассвете.
— А как же Олег?
— Олега больше нет. Но вы с ним встретитесь. Завтра. На рассвете.
Чащин повернулся к Татьяне спиной, сделал шаг и остановился.
— Вы любите Пахомова?
— Люблю.
— Тогда я жду от вас «спасибо». Могу принять его в письменном виде. Оставьте записку, когда пойдете встречать рассвет.
— Я подумаю.
— Всего хорошего.
Чащин ушел, появился охранник. Он взглядом велел ей зайти в свою комнату. Татьяна внимательно посмотрела на него, анализируя ситуацию. Она владела техникой рукопашного боя и, в общем-то, могла бы справиться с безоружным парнем. Но что дальше? Дверь, через которую можно было покинуть дом, уже закрыта на замок. Охрана знала свое дело.
Парень заметил в ее взгляде брожение смелых мыслей и предостерегающе качнул головой. Он не советовал совершать глупость, которая отправит ее как минимум в подвал. Татьяна вздохнула и зашла в свою комнату. Не надо дергаться, пусть Чащин увидит, с каким достоинством нужно принимать смерть…
Ночь Татьяна провела без сна. Она думала о прожитом, вспоминала Олега. И еще она долго читала «Отче наш», единственную молитву, которую знала. Татьяна не очень верила в Бога, но вдруг он все-таки есть? Вдруг ей действительно будет суждено свидеться с Олегом на том свете?..
Наступил рассвет, но за ней никто не приходил. Утром подали завтрак, а к обеду появился Чащин. И пригласил ее на обед.
— Да, я хочу есть, — кивнула она.
— Суп, вермишель, куриные котлеты, салат из китайской капусты. Больше ничего предложить не могу, — развел он руками.
— Да, я люблю куриные котлеты. Надеюсь, их подадут как последнее желание?
— Последнее желание перед казнью?.. — усмехнулся Чащин. — Вы так торопитесь умереть?
— Нет, но вы обещали.
— А если я передумал?
— Вы решили передать меня в руки правосудия?
— Если я это сделаю, вас посадят. Возможно, на пожизненный срок. Но достанется и мне. Тогда получится, что ваши друзья принесли себя в жертву напрасно.
— У вас плохие шутки.
— А у вас шутки неудачные.
— Это вы о чем?
— Напрашиваетесь на последнее желание. Разве это не шутка?
— Нет.
— Ну, хорошо… — Чащин сунул руку под пиджак, вынул оттуда пистолет «ПМ».
Потом достал из кармана платок, протер пистолет и протянул ей.
— В обойме один патрон. Вы знаете, что с ним сделать. Или страшно?
— Не страшно! — Татьяна выдернула у него пистолет.
Она понимала, что это фарс. Или обойма пустая, или патрон в ней безнадежно испорчен. Иначе бы Чащин не дал ей пистолет, который мог обернуться против него. А стрелять она умела. Но Чащин спокоен, он ничего не боится.
— Скажите, что вы пошутили, и я вас ни в чем не упрекну. — Он протянул руку, чтобы она вернула пистолет.
— Чему бывать, того не миновать.
Она вынула обойму, глянула на единственный в ней патрон, который производил впечатление боевого. Вернула все на место, передернула затвор.
— Пистолет Черновицына? — спросила она.
Это должно было напрячь Чащина. После такого вопроса мог последовать выплеск праведного гнева. Но Чащин не боялся, что Татьяна выстрелит в него. Значит, все-таки патрон липовый. Или боек спилен.
— Это уже не важно, — усмехнулся он.
— Да и выбора у меня нет.
Татьяна приставила ствол к виску и вдруг покрылась липким потом. А что, если патрон только собирались вывести из строя, но не смогли этого сделать? Да и боек никто бы не стал спиливать. Зачем, если пистолет Черновицына — та самая палка, которая хоть раз, но должна выстрелить. Рано или поздно Татьяну застрелят, и она должна это понимать. Но случиться это может рано, прямо сейчас. А умирать так не хотелось…
Конец ознакомительного фрагмента.
