Все в шоколаде

Татьяна Полякова, 2002

Убита стриптизерша ночного клуба, затем прямо во время выступления – вторая. Но убийцу интересуют не одни только девушки: следующая его жертва – юный сын известного в городе бизнесмена. И этим преступник не ограничивается – жертв становится все больше. Ольга Рязанцева – специалист по решению конфиденциальных проблем – вынуждена заняться этим делом, ведь оно напрямую касается ее босса и покровителя. Копаться в чужом белье не только неприятно, но и опасно. Особенно становится жарко, когда к делу подключается приезжий киллер. Кто он – друг или враг? В конце концов Ольга оказывается перед выбором: погибнуть или примкнуть к стае хищников. Она делает выбор. И тогда все встает на свои места.

Телефонный звонок разбудил меня в три часа ночи. Я с трудом подняла голову, включила настольную лампу, взглянула на часы и чертыхнулась. Затем перевернулась на спину и с тяжким вздохом закрыла глаза, надеясь, что кому-то надоест названивать и он отправится к чертям собачьим. Тщетно. Звонивший твердо вознамерился поднять меня среди ночи. Я села в постели, потрясла головой, силясь прийти в себя, и с большой неохотой сняла трубку.

— Привет, — услышала и едва не застонала от отчаяния, потому что, конечно, узнала голос, а заодно поняла: произошло нечто неприятное, и это еще мягко сказано. Звонил Волков, а у него приятных новостей для меня не бывает.

— Привет, — ответила я и опять тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок. Этому сильно препятствовала головная боль, обычная вещь, если накануне выпить лишнего. Домой я отправилась после двенадцати, выходит, спала часа два, не больше, и теперь вряд ли смогу досмотреть свой сон. Впрочем, он того и не заслуживал.

— Тебе стоит приехать, — без энтузиазма продолжил Волков.

— Что у тебя?

— Пока ничего, но геморрой я уже предчувствую.

— А поконкретней?

— Пожалуйста. Убийство. Девка двадцати двух лет. Шлюха из дорогих. Адрес: Вторая Советская, дом 36, квартира 215.

— Но ведь не из-за этого ты поднял меня в три ночи? — возмутилась я.

— Конечно, нет. Твой покой — для меня святое. И если я говорю о геморрое, значит, он не замедлит появиться.

— Вот черт, — пробормотала я. — Сейчас приеду. — Повесила трубку и, слегка постанывая, прошла в ванную.

Для начала я сунула голову под холодную воду, потом включила душ и, жалобно повизгивая, немного постояла под ледяными струями. Растерлась полотенцем, прошла в кухню, достала из холодильника сок и залпом выпила пол-литра, не ощущая вкуса. Не скажу, что пришла в норму, но жить стало легче. Рука потянулась к пачке сигарет, однако я вовремя одумалась и отшвырнула пачку подальше, не то все мои труды пойдут насмарку. Окинула кухню критическим взглядом и поморщилась: придется нанимать домработницу, пока квартира окончательно не заросла грязью.

С этой мыслью я вернулась в гостиную, где спала, так и не добравшись до спальни, взглянула на свой костюм и лишь покачала головой, потому что не удосужилась повесить его в шкаф — он валялся на полу в весьма плачевном виде.

— Пить надо меньше, — наставительно изрекла я, надеясь, что прислушаюсь к мудрому совету, перевела взгляд на часы и заторопилась: натянула джинсы, свитер, нашла в шкафу кроссовки, которые не мешало бы вымыть, прежде чем убирать в шкаф, и, прихватив куртку, спустилась в гараж. Здесь меня ждал сюрприз: вмятина на правом крыле. В общем-то, «Мицубиси» и до того момента выглядел паршиво, так как хозяйка ему досталась хуже некуда. Но вчера этой вмятины я не заметила и сейчас, хмуро ее разглядывая, пыталась понять, откуда она взялась, то есть где и как я умудрилась ее заработать.

— Чудеса, — буркнула я.

Ночью, когда я покинула бар, вмятины вроде бы не было. Или была? Отправляясь домой, я подошла к машине со стороны водителя и это крыло не видела. Выходит, какой-то сукин сын помял мне машину, пока я прохлаждалась в кабаке. Ну и поделом мне, надо оставлять машину на стоянке, а не бросать в темном переулке.

Я выехала из гаража, закрыла ворота и по привычке огляделась. Дом насчитывал восемь квартир, лишь в одном окне горел свет. В первой квартире жил отставной генерал, и по ночам ему не спалось. Он возник в окне, напряженно вглядываясь в темноту. Открыв стекло, я помахала ему рукой. Всегда приятно сознавать, что кто-то и среди ночи на боевом посту. Он мне ответил, но от окна не отошел, провожая взглядом мою машину. Наверняка запомнил, в котором часу я отъехала от дома, а вот спроси, зачем ему все это, вряд ли сможет ответить.

Однако через минуту я и думать забыла о соседе. Вторая Советская находилась на другом конце города. Ночью, когда движение практически отсутствует, а стражи порядка дремлют, я преодолела это расстояние за двадцать минут. Правда, свернула не на том светофоре и выехала на Первую Советскую, чертыхнулась и, немного поплутав среди совершенно одинаковых домов, наконец смогла найти нужный адрес.

Дом был двенадцатиэтажный, длинный, серый и явно требовал ремонта, хоть и был построен недавно. Возле четвертого подъезда стояли две милицейские машины и ядовито-желтые «Жигули» последней модели. Виктор Павлович Волков слыл человеком положительным и даже консервативным, но мог иногда удивить неожиданной тягой к яркой цветовой гамме.

Я притормозила рядом с «Жигулями» и увидела самого Волкова. Он стоял возле подъезда в тени козырька и курил. Заметив меня, пошел навстречу. Я выбралась из машины и кивнула. Свет фонаря освещал пространство перед подъездом. Волков взглянул на меня, скривился и не придумал ничего лучшего, как заявить:

— Паршиво выглядишь.

— Спасибо.

— Нет, серьезно. Может, стоит завязать с выпивкой?

— Кому бы говорить, — фыркнула я.

— Когда пьет мужчина, это нормально, а вот когда женщина…

— Отвали, а? Когда я работаю, то о выпивке забываю.

— Надо посоветовать Деду завалить тебя работой.

— Не думай, что моя жизнь вечный праздник.

— В ближайшее время праздник точно не ожидается.

— Ну, так что тут за геморрой? — проявила я интерес.

— Сама увидишь…

— Может, ты наконец скажешь, на кой черт вытащил меня из постели?

— Все самое интересное на потом, — хмыкнул Волков. — Для начала взгляни, что там.

— А надо? — усомнилась я.

— Надо, — серьезно кивнул он.

Мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж. На лестничную клетку выходили двери четырех квартир. Одна была приоткрыта, рядом стояли двое мужчин и три женщины среднего возраста с испуганными лицами, должно быть, соседи. При виде нас они посторонились, мы вошли в прихожую, и Волков сказал:

— В комнате…

Я сделала еще несколько шагов. Квартира однокомнатная, правда комната большая, метров двадцать пять. Использовали ее одновременно как гостиную и как спальню. Тяжелые шторы на окнах задернуты, у противоположной стены низкая тахта, застеленная ковром с парчовыми подушками, антикварная мебель, за китайской ширмой кровать с деревянными спинками: приобретенная в недорогом магазине, она выглядела здесь как нечто инородное. Возле кровати стояли двое мужчин в штатском и что-то лениво обсуждали. Еще двое, на первый взгляд бесцельно, двигались по комнате, молодой человек в очках, насвистывая, снимал отпечатки пальцев с двух бокалов чешского стекла, стоявших на низком столике. На полу у его ног валялась бутылка коньяка. Парень оглянулся, увидел меня и кивнул:

— Привет.

— Здравствуйте, — громко сказала я. Теперь все присутствующие обратили на меня внимание и недружно ответили:

— Здравствуй.

— Представлять друг другу вас не надо, — сказал Волков. — Дело у нас, скажем прямо… В общем, Ольга Сергеевна будет помогать нам по мере сил.

На лицах мужчин появились ухмылки, от которых они тут же поспешили избавиться и кивнули как ни в чем не бывало, только очкарик продолжал свою работу, радостно улыбаясь мне. Я покопалась в своей памяти и вспомнила, что парня зовут Вячеслав, отчество не помню, да оно и ни к чему. Нас познакомил Волков этой зимой на торжественном вечере, посвященном какой-то очередной годовщине. Я поздравляла собравшихся от имени фонда «Честь и достоинство», который основал Дед (он был просто помешан на всяческих фондах, они росли как грибы после дождя, и во всех этих фондах я кем-нибудь числилась, неизменно выступая на различных торжествах в роли свадебного генерала). Двоих из присутствующих мужчин (не считая Волкова) я знала неплохо, еще одного если и видела раньше, то сейчас припомнить не могла. На меня же они взирали так, точно знали всю мою подноготную, как оно скорее всего и было.

— Не желаете взглянуть? — кивнул один из них на кровать. Я подошла ближе. Мужчины посторонились, а я на мгновение зажмурилась. Конечно, труп — это труп и ничего приятного увидеть я не ожидала, но этот прямо-таки вызвал у меня шок. Я потерла переносицу и заставила себя открыть глаза. Мужчины молча ждали. Я кашлянула, словно извиняясь, и перевела взгляд на убитую. Сейчас трудно было определить, сколько ей лет. Выглядела она ужасно: глаза вылезли из орбит, из открытого рта торчали скомканные доллары, вокруг шеи девушки был обмотан чулок, голова ее была приподнята и странно вывернута, конец чулка закреплен на спинке кровати. Скорее всего ей сломали шею. Но этого убийце показалось мало, и он зачем-то разрезал ей живот, и не просто разрезал, а аккуратно разложил содержимое на кровати с двух сторон от трупа. Постель была густо перепачкана кровью, а на стене, прямо над головой убитой, привет от свихнувшегося ублюдка: крупные буквы тоже кровью — «Сука».

— Что скажешь? — спросил Волков, подойдя к кровати.

— Впечатляет. — Я поспешно отвернулась.

— Вот-вот. Соображения есть?

— Он псих.

— Само собой. Еще какие-нибудь ценные замечания?

— Замечаний нет, есть вопрос.

— С вопросом обожди. Значит, ничего стоящего тебе в голову не приходит?

Я оглядела комнату, пытаясь понять, чего от меня добивается Волков. В комнате царил образцовый порядок, если не считать окровавленной постели, надписи да еще бутылки коньяка на полу.

— Она не сопротивлялась? — вопросительно заметила я.

— Никаких следов борьбы. Одежда на убитой отсутствует, за исключением гипюровых трусиков.

— На честь девушки не посягали?

— На это ответит специалист, но я уверен: он ее не изнасиловал.

— Почему он, а не она? — спросил Славик, подходя ближе.

— Что-то я не слышала о маньяках-женщинах, — заметила я с усмешкой, — а это работа маньяка.

— Не скажи, — покачал головой Волков. — Надпись видишь?

— Ревность?

— Почему бы и нет?

— Тогда пошарь среди ее дружков. Кому-то не нравилось, как девушка проводит время, и он внес в это свои коррективы. Как ее зовут?

— Кудрина Алла Дмитриевна. Танцовщица в ночном клубе «Пирамида». Чем они там на самом деле занимаются, тебе лучше знать.

Я нахмурилась, начиная понимать, почему Волков поднял меня среди ночи. «Пирамида», как и многое в этом городе, принадлежала Деду, неофициально, конечно. Однако, хоть Дед и открещивался от доходного бизнеса и делал вид, что не имеет отношения ни к ночным клубам, ни к многочисленным саунам и массажным кабинетам (он дважды даже выступал с разгромными статьями в газетах о древнейшей профессии и сутенерах в погонах, статьи, кстати, писала я, и цифрам, приведенным в них, можно было верить), так вот, несмотря на все старания Деда откреститься от того, что он, то есть я, в статьях назвал «чумой нашего города», те, кому хотелось знать, знали, что он-то как раз и контролирует данную чуму. Зверское убийство, совершенное явным психом, газетчики вниманием, конечно, не обойдут… Одному богу известно, что они смогут накопать в припадке журналистского рвения. И все это за несколько дней до выборов.

Я непроизвольно поморщилась, а Волков кивнул:

— Вот тебе и геморрой…

Я согласно кивнула: что да, то да. Теперь скверное настроение Виктора Павловича стало мне понятно: с одной стороны, на него будут давить, требуя, чтобы психопат-убийца как можно скорее оказался за решеткой (обыватели впадают в транс при слове «маньяк»), с другой — работать придется с оглядкой, чтоб ненароком не накопать лишнего.

— Сочувствую, — сказала я. Он усмехнулся. — Если не возражаешь, я вас покину, — помедлив, заявила я, присутствующие кивнули, а Волков пошел проводить меня. — Можешь рассчитывать на наше содействие, — заверила я, поспешив утешить его.

— Ага, — хмыкнул он, посмотрел на меня внимательно, точно что-то прикидывая, и вздохнул: — Это не все.

— Что, есть еще труп?

— Хуже. Для меня, по крайней мере.

— Что же может быть еще хуже? — в притворном удивлении подняла я брови.

— Вот это. — Он протянул мне визитную карточку. Золотыми буквами на сером фоне значилось: Кондратьев Игорь Николаевич. Следующие три строчки были мне ни к чему, я сама заказывала в типографии визитки для Деда.

Я взглянула на оборотную сторону. По правилам хорошего тона она должна быть девственно-чистой, если, конечно, владелец не пожелал оставить кому-то несколько слов. Владелец не пожелал, но до девственной чистоты оказалось далеко: карточка была заляпана кровью.

— Она была у девицы? — хмуро спросила я. Происходящее нравилось мне все меньше и меньше — какой, к черту, геморрой, дело много хуже.

— Карточка валялась под креслом.

— А кровь?

— Кресло стоит в трех шагах от постели, если ты соизволила обратить на это внимание. А там все залито кровищей.

Мы вышли из подъезда и замерли под козырьком.

— Кто видел карточку? — задала я вопрос, который меня, по понятным причинам, очень беспокоил.

— Я.

— Хорошо.

— Серьезно? — фыркнул Волков. — Может, объяснишь, что ты нашла хорошего во всем этом?

— Не заводись, — миролюбиво попросила я. — Мне это нравится так же, как и тебе.

Мы подошли к моей машине, он взглянул на нее и покачал головой:

— Когда ездить научишься?

— Просто мне не везет.

— Завязывай пить, Ольга. Добром это не кончится.

— Заткнулся бы ты, — от души пожелала я, садясь в машину и намереваясь проститься с Волковым, но он открыл дверь и устроился рядом со мной.

Я ждала, что он скажет, ненавязчиво разглядывая его. Волков выглядел так, как и полагалось выглядеть человеку его звания. Лет сорока пяти, выше среднего роста, с наметившимся брюшком и тем особым выражением лица, которое сразу намекало на его профессию. Он начал седеть, виски отливали серебром, стригся он коротко, жесткие волосы торчали на затылке, образуя венчик, темные брови, нос короткий и прямой, глаза небольшие и в общем-то невыразительные. Однако Волков умел смотреть так, что под его взглядом становилось как-то неуютно. Не нравился мне только его рот, узкие губы были слишком малы для этого лица, и улыбаться Волков не умел, вместо улыбки на лице появлялась кривая ухмылка, которая шарма ему не добавляла. Становилось ясно: человек этот далеко не прост и характером обладает скорее всего скверным.

Впрочем, ничего такого я за Волковым не знала, уживались мы вполне сносно, даже испытывали друг к другу симпатию. Он производил впечатление честного человека и умело этим пользовался. С Дедом их что-то связывало, но и тот и другой об этом помалкивали, причем оба извлекали из давнего знакомства максимум пользы. У Волкова имелся дом за городом, записанный на жену, и «БМВ», который он не смог бы купить на свою зарплату. Сын его, едва закончив школу, организовал собственное дело, где заправлял, конечно, Волков, хотя и не имел права, исходя из буквы закона. Однако официально директором фирмы был сын, который к тому же носил фамилию матери, так что перед законом Волков был чист. Само собой, его готовность помочь только на пользу Деду. В общем, налицо обоюдовыгодный союз, поэтому меня ничуть не удивило беспокойство в голосе Волкова, когда он опять заговорил.

— Что скажешь?

Я пожала плечами:

— Что тут скажешь? Дед раздает свои визитки по два десятка за день. И то, что она оказалась у этой девицы…

— Вот именно, — хмыкнул он. — Не знаю как тебе…

— Надеюсь, ты не думаешь, что это Дед развлекался, распарывая ей живот.

— Совершенно неважно, что думаю я. Но если о визитке каким-то образом узнают…

— Позаботься о том, чтобы не узнали.

— Спасибо за подсказку, сам бы я ни за что не допетрил. — Он отвернулся, помолчал немного и заговорил вновь: — А если это как-то связано с выборами?

Я не торопилась отвечать, хотя, признаться, не очень-то верила, что кто-то совершил жуткое убийство с единственной целью насолить Деду.

— Давай не будем забегать вперед. Твое дело — следить за тем, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.

— А если Дед знаком с девкой?

— Ну и что? С ее профессией она могла знать многих. Возможно, визитку ей действительно дал он.

— И она оказалась под креслом, да еще вся в кровище, вместо того чтобы лежать в ее сумке, в ящике стола, коробке или в вазе, наконец, то есть в том месте, где обычно у людей лежат визитки. С ее стороны было довольно оригинальным запихнуть визитку под кресло. Всем известно, что Дед таскает визитки в кармане… Например, он бросил пиджак на спинку кресла…

— А потом зарезал девушку? — усмехнулась я. — Дед, конечно, не ангел, но как-то трудно представить его в роли мясника…

Волков поморщился:

— Я вовсе не это хотел сказать… Что, если он был у нее? Кто-то воспользовался его приходом и убил девчонку, а визитку оставил нарочно.

— Если она выпала из кармана Деда, то как это мог предвидеть убийца?

— Не говори глупости. Он мог его выследить и…

— Тогда визитка вовсе не выпала из кармана пиджака, ее подбросили нарочно, а если ее подбросили нарочно, то вовсе не факт, что Дед знаком с убитой.

Волков дернул тонкими губами и со злостью посмотрел на меня.

— Я разговаривал с соседями, они несколько раз видели мужчину среднего роста, лет пятидесяти, блондина, с загорелым лицом, всегда в темных очках, голову он держал опущенной вниз, точно опасался, что его узнают.

— Портреты Деда расклеены по всему городу. Да и вообще, человек он известный. Я-то была уверена, что его каждая собака знает…

— Боюсь, так оно и есть. Граждане его узнали, но помалкивают об этом из опасений оказаться в скверном положении.

— Не преувеличивай.

— Я тебя знакомлю с точкой зрения обывателей. Допустим, они его не узнали, то есть это они нам так заявили, но завтра по городу поползут слухи… А я должен найти убийцу.

— Хочешь задать Деду несколько вопросов?

— Нет уж, спасибо. Сама задавай.

— Подумаю над этим, — кивнула я.

— Эта чертова политика… — пробубнил Волков, кивнул мне и вышел из машины.

Я тронулась с места, продолжая размышлять над его словами. Если честно, я здорово нервничала. Конечно, я не могла вообразить Деда в роли маньяка. Человек он решительный, и с моралью у него большие проблемы, но кромсать кого-то ножом… чепуха…

— Чепуха, — вслух повторила я и усмехнулась, а потом и хихикнула, злясь на себя за это.

«Почему бы и нет? — продолжал веселиться кто-то внутри меня. — Он сукин сын, вообразивший себя всемогущим. А вдруг он свихнулся?»

— Это ты свихнулась, — возвысила я голос. — С какой стати ему убивать эту женщину да еще запихивать ей в рот доллары и писать на стене кровью «Сука».

«А почему бы и нет? — вновь подумала я. — Нет, в самом деле. Допустим, он увлекся девчонкой, а она ему изменяла, предположим, он застал ее с любовником…» Никаких следов борьбы, если не считать опрокинутой бутылки коньяка. Такое впечатление, что девица сама разделась и легла в постель, ожидая, что ее осчастливят. Вместо этого ей кто-то накинул чулок на шею, а потом вспорол живот.

Предположим, он не заставал ее с любовником, а просто узнал о его существовании. Девчонка не подозревала об опасности, и он этим воспользовался. Тебе ли не знать, как он мстителен. Правда, обычно он мстит чужими руками… А если соблазн был чересчур велик? Хватит гадать, сейчас речь не об этом. Визитка, вот твоя головная боль, и показания соседей. Слухи — это несущественно, главное, чтобы не нашелся придурок, который опознает в госте убитой Деда. Если бы не выборы… Вдруг Волков прав и кто-то решил подложить Деду свинью, использовав его связь с девчонкой?

— Вот это плохо, очень плохо, — произнесла я и закончила: — Потому что на этом он или они не успокоятся.

Я свернула к дому. Теперь даже генеральское окно не светилось. Я въехала в гараж и еще какое-то время сидела в машине, бессмысленно пялясь в лобовое стекло. Потом с неохотой покинула гараж, поднялась на три ступеньки и вошла в коридор. Квартира у меня в трех уровнях: гараж и просторный холл внизу, на втором этаже кухня, гостиная и столовая, на третьем две спальни. Я даже не могла припомнить, когда поднималась на третий этаж в последний раз. Гостиную я использовала как спальню, кухню как гостиную, столовая вовсе была мне без надобности, как, впрочем, и вся эта квартира. Но Дед рассудил иначе, а я с ним не спорила, точно зная, как это бесперспективно. Квартира досталась ему за гроши, и он не придумал ничего лучше, как подарить ее мне. Само собой, я изобразила восторг по этому поводу, потому что подарок свидетельствовал о том, что Дед любит меня по-прежнему и все у нас с ним ладненько да складненько.

Я прошла на кухню, включая везде по дороге свет, потому что не терпела темноты. В темноте меня посещали призраки. Обычное дело для людей с нечистой совестью, как утверждает Марк, а Марк в таких вещах смыслит. Во всяком случае, я ему доверяла в этом вопросе, потому что сам он всегда спит со светом.

Я включила чайник и немного постояла у окна, опершись на подоконник. Небо серело, но кухонное окно выходило в сквер, и там, в тени деревьев, было еще темно. Я заварила кофе, подумала и достала из холодильника бутылку мартини. Мартини я пью, как пьют водку. Налила полстакана, выпила и закусила куском хлеба. Посидела немного с закрытыми глазами, прикидывая, стоит ли ложиться. Покидать кухню было лень, я расслабленно устроилась в кресле и вроде бы задремала, потом резко подняла голову, взглянула на часы. Пожалуй, придется отправиться в постель. И тут зазвонил телефон. Я стояла и смотрела на аппарат, прикидывая, чего мне следует ждать от жизни. В эту ночь я нарасхват. Не торопясь, я сняла трубку.

— Да.

— Привет, — услышала я хриплый голос, не мужской и не женский. — Как себя чувствуешь? Должно быть, на душе паршиво?

— С какой стати?

— Ведь ты знаешь: это он вспорол брюхо девчонке.

— Какое брюхо? — хмыкнула я, взглянув на определитель номера. Звонок был из автомата. Я схватила сотовый и торопливо набрала нужный номер, боясь, что хриплый прекратит разговор и я ничего не успею.

— Дуру из себя не строй, — весело заявили на том конце провода. — Ты ведь уже видела ее? И знаешь: девку пришил твой любовник.

— Но… — начала я, однако в аппарате раздались короткие гудки. Звонивший бросил трубку. Зато ответил Сережа.

— Чего у тебя? — спросил он хмуро и зевнул.

— Телефонный звонок. Из автомата.

— Чего хотели?

— Весьма информированный гражданин, знает даже то, что ему знать не положено.

— Понял, — ответил Сергей совершенно другим голосом. — Подключу твой номер. Еще что-нибудь?

— Пока ничего в голову не приходит, — вздохнула я и простилась с ним. Швырнула сотовый в кресло и задумалась. Номер моего домашнего телефона есть в справочнике, так что узнать его не проблема, а вот откуда звонивший узнал об убийстве? Оперативно, ничего не скажешь… — Так, — громко сказала я, по привычке начиная размышлять вслух. — Очень может быть, что Волков прав и кто-то решил подложить Деду перед выборами свинью. А если… что, если? Валяй, договаривай, вот сейчас ты подумала, что Дед в самом деле убил ее? Стоп, он не назвал его имени или прозвища, он сказал: «твой любовник». Значит, звонивший осведомлен о наших отношениях… Необязательно. Дед никогда не скрывал, что неравнодушен к женщинам, так что логика вполне прослеживается: я на него работаю, значит, я с ним сплю. А если он имел в виду кого-то другого? Кого еще можно назвать моим любовником? Вот черт, ни одной кандидатуры. Впрочем, неизвестно, что обо мне болтают за спиной.

Допустим, он имел в виду Деда… Откуда звонивший узнал об убийстве? Точнее, от кого? Я сняла трубку и набрала номер сотового Волкова.

— Слушаю, — без энтузиазма откликнулся он. Я сообщила о звонке, сподвигнув его на длительное размышление. — Мы все еще на квартире, — сказал он наконец, — при мне никто никуда не отлучался… Хотя могли позвонить еще до моего приезда. Вот что, давай встретимся ближе к обеду и все обсудим. К тому времени у меня будут результаты вскрытия.

— Хорошо, — согласилась я, — жду твоего звонка.

Я прошлась немного по гостиной, затем не раздеваясь легла в постель и постаралась вздремнуть. Звонок неизвестного (хотя, может, неизвестной?) произвел на меня впечатление, что в общем-то странно. Периодически появлялись психи, которые звонили среди ночи с угрозами, а за несколько дней до выборов этому и вовсе не приходилось удивляться. То, что на Деда выльют ушат грязи, не вопрос, мы и сами подготовили две солидные бочки для наших конкурентов. Тогда с какой стати я так нервничаю?

— А нервничаешь ты, уважаемая, по той простой причине, что труп имеет место быть и он вовсе не бред очередного психопата. И ты в самом деле боишься, что Дед имеет к этому отношение, — скороговоркой выпалила я и даже зажмурилась.

Часов до десяти я провалялась в постели, изводя себя разными мыслями. Толку от этого не было, зато беспокойства прибавилось. Я вышла на кухню выпить кофе, когда вновь зазвонил телефон. Голос Риты, секретаря Деда, я узнала сразу.

— Детка, — торопливо сказала она, поздоровавшись, — он хочет тебя видеть. Сможешь подъехать через полчаса?

— Конечно.

— Поторопись. Дед злой как черт, — перешла она на шепот. — Лучше не опаздывай.

— Постараюсь, — заверила я ее и пошла переодеваться.

Дед терпеть не мог баб в джинсах, о чем и заявлял неоднократно. В офисе дамы не рисковали появляться в брюках. Правда, в жару все дружно облачались в шорты, против них хозяин не возражал. Однако сейчас жары не наблюдалось, поэтому я выбрала темно-синий костюм и белую блузку, тщательно уложила волосы, поморщилась, потому что увиденное в зеркале не очень радовало, и направилась к машине.

Через десять минут я покинула гараж, махнула рукой отставному генералу, который как раз появился на балконе, и выехала на проспект, то и дело поглядывая на часы. Дважды не обратив внимания на красный сигнал светофора, я смогла подъехать к офису вовремя. Охрана внизу выглядела чрезвычайно деятельной, народ сновал из кабинета в кабинет, на лицах читалась решимость совершить трудовой подвиг, словом, работа шла полным ходом, а я поздравила себя с тем, что благодаря расположению хозяина избавлена от необходимости торчать здесь с утра до вечера. Впрочем, может, это Дед избавил себя от необходимости лицезреть мою физиономию каждый день. Поди разберись.

Я поднялась на второй этаж, кивая в ответ на приветствия, и вошла в приемную. Рита подняла голову от бумаг и приложила палец к губам, призывая к молчанию. Из кабинета Деда доносился мощный рык, который не могли заглушить даже двойные двери. Ритка беззастенчиво подслушивала, совершенно меня не стесняясь. Я плюхнулась в кресло и шепотом спросила:

— Кто у него?

— Черник, — тоже шепотом ответила Рита, продолжая подслушивать. Минут через десять рык стих, а еще через пять минут распахнулась дверь кабинета и показался Черник Артур Петрович, пухлый молодой человек лет тридцати, в светлом костюме, очках в золотой оправе. Его темные волосы прилипли к потному лбу, лицо было багровым, губы подергивались, казалось, он вот-вот разрыдается.

Черник торопливо прикрыл дверь, достал из кармана платок, вытер лицо, покачал головой и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Сумасшедший дом…

— По какому случаю лютует? — проявила я любопытство.

— Вас зачем вызвали? — игнорируя мой вопрос, спросил Черник.

— Без понятия.

— Что-то не так, — кусая губы, пробормотал он. — Я думал, может, вы знаете?

— Не больше вашего.

Я поднялась с намерением идти к Деду, но Черник остановил меня:

— Там Нефедов.

Нефедов был ближайшим другом Деда. Их разговор мог затянуться надолго.

— Может, я выпью кофе в баре? — спросила я Риту.

— Лучше здесь жди, — зашептала она. — Кофе я тебе заварю.

Черник между тем схватил графин, налил воды в стакан, выпил и, должно быть, почувствовав облегчение, посмотрел на меня и опять спросил:

— Вы правда не в курсе?

— Может, буду в курсе после встречи с ним.

— Понятно. — Он привычно пожевал губами. — Точно черт в него вселился. Вчера все было отлично, а сегодня прицепился к смете, хотя утверждали ее две недели назад. А я опять виноват… уходить надо, искать другое место… нет возможности работать.

Мы с Ритой переглянулись. Она презрительно хмыкнула, тем самым выражая свое отношение к его словам. Черник работал на Деда лет пять и трижды в неделю собирался уходить, однако в серьезность его намерений никто не верил. Таких денег, как здесь, ему нигде не заработать, да и сама возможность ухода лично у меня вызывала сомнения, так как Черник ведал финансами Деда и прекрасно понимал… В общем, понять было нетрудно.

Глядя на его потную физиономию с затравленным взглядом, я вдруг подумала, что он, возможно, и в самом деле мечтает уйти, хлопнуть дверью, желая потешить свое самолюбие. Если честно, Дед относился к нему по-свински, потому что не уважал бесхарактерных людей, а Черник твердостью характера похвастаться не мог, хотя, по общему мнению, специалистом был от бога. С утра до ночи он сидел в офисе, готовый по первому же требованию предстать перед хозяином, и регулярно получал нагоняй. В тридцать лет у него не было ни семьи, ни друзей. Выпив лишнего, он часто жаловался, что понятия не имеет, куда потратить деньги, которых с каждым годом у него становилось все больше и больше. Впрочем, у меня тоже ни семьи, ни друзей, и деньги тратить я тоже не умею… Так что мы с Черником, можно сказать, родственные души.

— Что-то у нас не так, — с легким всхлипом заявил он, уставившись на меня. Я в ответ пожала плечами. Он поставил стакан, суетливо огляделся и сказал: — Ну, я пошел. — После чего покинул приемную.

— Ему и правда здорово досталось, — заметила Рита.

— С утра было много звонков? — поинтересовалась я.

— Как всегда, — пожала она плечами.

— А с какой стати он решил вызвать меня, не сказал?

— Конечно, нет. С кем-то разговаривал по сотовому, с кем, мне неведомо, на то и сотовый.

— Откуда знаешь, что разговаривал?

— Я как раз кофе подавала, тут звонок.

— Звонившего по имени не назвал?

— Нет. Я бы запомнила. Через пять минут велел позвонить тебе.

— Понятно, — кивнула я, думая о том, что это наверняка как-то связано с ночным происшествием.

Дверь кабинета распахнулась, и появился Нефедов, представительный мужик лет шестидесяти, давний друг Деда, тоже из бывших военных. Политикой он не интересовался и страсть Деда к этому виду деятельности, по слухам, не приветствовал, но активно помогал и потому числился в первых помощниках. Меня он тоже не жаловал, кивнул в ответ на мое приветствие, не раскрывая рта, и вышел из приемной, даже не взглянув на Риту. Судя по выражению его лица, жизнью он вполне доволен. Рита нажала кнопку и сказала:

— Игорь Николаевич, Оля в приемной. Заходи, — кивнула она на дверь кабинета, затем приподнялась и торопливо перекрестила меня.

Я вошла в кабинет, Дед стоял у окна, сунув руки в карманы брюк и раскачиваясь с пятки на носок. Услышав, как закрылась дверь, повернулся, подошел ко мне и обнял за плечи, заглядывая мне в глаза. Я растянула губы в улыбке, демонстрируя большую радость от свидания с ним.

— Как дела? — вместо приветствия спросил он.

— Нормально, — ответила я, хотя поначалу хотела сказать «отлично», но в последний момент решила не перебарщивать.

— Садись, — кивнул он на кресло, и я покорно села. Он остался стоять у окна, опершись руками на подоконник и продолжая разглядывать меня. Он молчал, и я молчала, делая вид, что меня очень занимает рисунок ковра под ногами, при этом я думала о том, что Дед здорово сдал. Сколько я его помнила (а это лет двадцать, не меньше), он выглядел человеком без возраста. Всегда подтянутый, бодрый, даже седая шевелюра впечатления отнюдь не портила, а в глазах женщин только прибавляла ему шарма. Открытое лицо с яркими голубыми глазами неизменно вызывало симпатию. Однако теперь Дед казался усталым: мешки под глазами, резкие складки от крыльев носа к подбородку и взгляд… взгляд был колючим, если, конечно, поблизости не находился фотограф и Дед не начинал позировать. Ему скоро шестьдесят. Через год или через два, сразу и не сообразишь. Через два. В его возрасте пора и о душе подумать… Я представила его в роли пенсионера и мысленно фыркнула. Нет, он из тех, кто умрет на боевом посту. Или лишившись оного. Потому-то эти выборы так много для него значат. Следовательно, и для меня тоже, раз мы в одной лодке (я опять фыркнула, потому что знала, что лукавлю, по большому счету мне все равно).

Между тем Дед отлепился от подоконника и устроился в кресле напротив, а я вдруг подумала: «Кто стирает ему рубашки?» Официально он вдовец, сын давно живет отдельно, служит на Тихоокеанском флоте, уже в больших чинах, Дед вспоминал об этом к месту и не к месту, хотя сын вовсе не был его, он был сыном его покойной жены от первого брака и несколько лет они ладили друг с другом как кошка с собакой, до тех пор пока Дед не заработал свои первые сто тысяч долларов. После этого в их отношениях наметился прогресс (Дед никогда не жадничал), а вслед за этим вспыхнули родственные чувства.

В настоящий момент с ним жила девица лет двадцати, о невероятной глупости которой слагали легенды. Но как-то я не верила, что она заботится о его рубашках. Я б еще немного поразмышляла на эту тему, но Деду надоело играть в молчанку, и он изрек:

— Говорят, ты много пьешь.

«Ну вот, пожалуйста».

— Кажется, мое пьянство — любимая тема разговоров, — сурово отрезала я. Он смущенно отвел глаза.

— Ты же понимаешь, что я… что меня беспокоит… я хочу сказать… — Когда он вот так начинает мямлить, я готова разрыдаться от жалости к нему.

Я закатила глаза, демонстрируя таким образом, как осточертела мне эта тема, а Дед ухватил меня за руку и больно сжал пальцы.

— Что с тобой происходит?

Вот только разговоров по душам мне и не хватало. Однако, зная его характер, я поняла, что от него так просто не отделаешься, потому я нахмурилась и с обидой в голосе заявила:

— Между прочим, пью я немного. Только вечером (небольшое отклонение от истины), только после работы (тоже не совсем верно), так что…

— Да плевать мне на работу, — не сдержался он. — Я хочу знать… — Тут он понял, что взял неверный тон, хлопнул ресницами, точно обиженный ребенок, и закончил весьма трогательно: — Поговори со мной.

— На тему моего предполагаемого пьянства? Не знаю, что тебе доносят, но до алкоголизма мне далеко.

— Ты в самом деле каждый вечер торчишь в баре?

— Ну и что в этом особенного? Должна же я как-то проводить свой досуг? Мне что, крестиком вышивать или вязать тебе шарфы?

— Раньше ты находила себе занятие.

— Раньше у меня была богатая фантазия. Теперь поистощилась.

Он смотрел на меня, пытаясь облечь свои чувства в слова, ему это редко удавалось, не удалось и сейчас, он горестно вздохнул и сказал виновато:

— Мне больно слышать, когда окружающие…

— Еще одно слово о моем пьянстве, и я пошлю тебя к черту. — Он опять хлопнул ресницами, точно малое дитя, а я, покачав головой, сказала: — Ей-богу, я пью в меру, точнее, иногда позволяю себе выпить. А в баре сижу, потому что в моей чертовой квартире слишком много места… Я подумываю завести собаку. Пока не решила, какой породы. Может, таксу, как считаешь? Таксы симпатичные.

— По-моему, они уродливые.

— Нет, ты не прав. Ужасно симпатичные, нелепые немного, но…

— Детка… — Не помню, чтобы он называл меня иначе, с его легкой руки (или языка?) меня теперь зовут так все кому не лень, иногда мне кажется, что имя, данное мне при рождении, и не мое вовсе. Правда, Дед произносит это слово по-особенному, у него это получается очень сексуально, может, он по привычке зовет так всех своих баб, чтоб не путаться? В этом что-то есть. — Детка, — повторил он, погладил мое колено и вдруг выпалил: — Я чувствую себя виноватым.

— С какой стати? — удивилась я.

— Наверное, я должен был… я уделяю тебе мало внимания. Я понятия не имею, о чем ты думаешь, что тебя тревожит… И меня всерьез пугают все эти разговоры.

— Я решила, что мы уже разобрались с моим пьянством. Начинаю думать, что кому-то просто очень хочется выставить меня алкоголичкой. Со мной полный порядок, а выгляжу паршиво, потому что ночь была не из приятных.

— Что случилось? — нахмурился он. Во взгляде читалось беспокойство не за себя, а за меня.

— Кое-что. Но это терпит.

— Как знаешь… Может, нам стоит отдохнуть вдвоем, как в добрые старые времена, а? Ты и я. И никаких дел…

Идея не показалась мне заманчивой, правда, в ее осуществление я не очень-то верила, раз до выборов всего ничего, оттого напрягаться не стала и молча кивнула. Он, конечно, о выборах тоже вспомнил и недовольно поморщился, поняв, что погорячился.

— Конечно, сейчас… ты понимаешь, но когда все кончится… — Я опять кивнула, на этот раз с облегчением. Когда все кончится, непременно опять что-нибудь начнется, так что можно не волноваться. Он похлопал меня по колену и сказал: — Я люблю тебя… — Поднялся и пошел к столу. Выходило, что аудиенция закончена. Я поднялась, прикидывая, стоит ли заводить разговор об убитой девушке, и решила, что не стоит.

— У тебя все? — с сомнением спросила я.

— Извини, дел полно…

— Ты вызвал меня, чтоб узнать о моем самочувствии?

— Между прочим, мы не виделись неделю. Если быть точным — восемь дней. И все эти разговоры…

— Мог бы позвонить по телефону.

— Я хотел тебя видеть.

— Ну-ну. Тогда я пошла.

Я направилась к двери, поймав себя на мысли, что вздыхаю с облегчением. Я была уверена, что мой вызов связан с ночным происшествием, но, если я ошибалась, выходит, он о нем ничего не знает или считает, что оно не имеет к нам отношения. Иными словами, он не знает убитую и у нее никогда не был.

— Чем же все-таки порадовала тебя эта ночь? — спросил он, когда я уже взялась за ручку двери. Тааак…

— Волков звонил, — разворачиваясь, сообщила я. — Убили девушку из «Пирамиды», у нее на квартире. Волков нашел под креслом твою визитку. — Судя по всему, новость не произвела на него впечатления, если только она была для него новостью.

— Ограбление? — спросил он.

— Не похоже.

— Не вижу повода для беспокойства, — подумав, изрек он. — А ты?

— Я — нет. Волков слегка обеспокоен.

— Чем же?

— Показаниями соседей. Девчонку посещал дядя, чье описание вполне подошло бы к тебе.

— А как ее зовут?

— Кудрина Алла Дмитриевна. — Я сообщила адрес, ожидая реакции, он поджал губы, потом покачал головой:

— Нет, никогда не слышал это имя.

Если честно, облегчения я не почувствовала. Дед мог врать очень убедительно.

— И у нее нашли мою визитку?

— Точно. Заляпанную кровью.

— Это не очень хорошо, — заметил он. Я пожала плечами, предоставляя судить ему. — Что скажешь? — спросил он, добавляя во взгляд проницательности.

— Пока ничего. Если ты ее не знаешь…

— Я ее не знаю.

— Отлично. Тогда я пойду. — Я вновь взялась за ручку двери, в самом деле намереваясь уйти.

— Ты ведь не собиралась докладывать мне об этом, значит, не считаешь, что это может иметь какие-то последствия.

— Я никогда не тороплюсь с выводами.

— Дело ведет Волков?

— Волков.

— И визитку видел только он?

— У меня нет повода ему не верить.

— Хорошо. — Дед открыл ящик стола, достал конверт, заглянул в него и бросил на стол. — Передай ему, объясни, что мы заинтересованы в том, чтобы убийца был найден как можно скорее. Разумеется, он может рассчитывать на нашу помощь.

Я сунула конверт в сумку и направилась к двери, гадая, отчего у меня так паршиво на душе.

— Ты с ним увидишься сегодня?

— Да. Ближе к обеду.

— Держи меня в курсе.

— Конечно.

Я на всякий случай притормозила, может, он изволит еще что-нибудь сказать на прощание, но Дед уткнулся в бумаги, и я вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

В приемной сидел какой-то тип, нервно поправляющий галстук. Я приблизилась к Ритиному столу, и она шепотом спросила:

— Ну как?

— Ничего особо любопытного.

— А вызывал зачем?

— Мозги промывал. Кто-то настучал, что я много пью.

— Наверняка Лялин. Этот знает, сколько трусов и лифчиков в моем шкафу.

— Чертов извращенец.

— Точно. Когда-нибудь я наберусь смелости и кое-кому здесь выскажу… — Кажется, она говорила вполне искренне, поэтому я попросила:

— Лучше не надо.

— Конечно. Но иногда очень трудно держать себя в руках.

— Нам за это хорошо платят.

— Это точно. Забудь, что я тут наболтала.

— Уже забыла.

Я покинула приемную, сделала несколько шагов по коридору и увидела Черника. Он вывернул из-за угла и вроде бы спешил по своим делам, но у меня сложилось впечатление, что толстяк-бухгалтер поджидал меня. Он как будто намеревался пройти мимо, но вдруг встал как вкопанный, сделал шаг, точно передумав, кашлянул и вновь замер.

— Как дела? — спросил он невпопад, потому что мои дела должны интересовать его так же мало, как его дела меня.

— Отлично.

— Ага… Я вот что подумал: почему бы нам не выпить кофе? То есть вы ведь собирались в бар, разве нет?

В другое время я бы отказалась, сославшись на дела, но сейчас мне стало интересно, с какой стати его так ломает, поэтому я молча кивнула, и мы направились в бар, который был на втором этаже.

Алкоголя здесь не подавали, и небольшую комнату в китайском стиле следовало считать буфетом, но отделана она была с таким шиком, что язык не поворачивался назвать ее так. Мы устроились возле стойки, Черник заказал две чашки кофе, посмотрел на меня и вдруг загрустил, после чего принялся с интересом разглядывать лаковую миниатюру. Он явно собирался о чем-то поговорить, но сил хватило лишь на то, чтобы предложить мне кофе. Теперь он сидел и страдал, очень сожалея, что затащил меня сюда. Господи, как мне надоели эти чокнутые, гадай теперь, что у него на уме.

Я молча выпила кофе, Черник тоже не проронил ни слова, лишь вытирал лоб носовым платком и сопел.

— Какие-то неприятности? — наконец решился он.

— У кого? — подняла я брови.

— Мне ведь действительно важно знать, — с обидой заговорил он. — Почему ко мне все так относятся? Ведь я в команде и ничуть не меньше, чем кто-то другой, заинтересован… почему от меня всегда все скрывают?

— Дед вызвал меня, потому что какая-то сволочь настучала, что я пью как лошадь. Я попробовала его переубедить, но не преуспела.

— Вы это серьезно? — обрадовался он.

— Что серьезно? — переспросила я с притворным удивлением.

— Он действительно вызывал вас по этому поводу?

— Да.

Черник мне вроде бы не поверил.

— В самом деле никаких проблем?

— Проблемы, может, и есть, но меня они не касаются. Почему вы вообще заговорили об этом?

— Он злой как черт. Я же говорил, он точно сбесился… Причем до десяти разговаривал со мной вполне по-человечески, а потом… и вызвал вас. Все знают, что вы… ну… когда что-то случается… — Он покраснел от досады, а я согласно кивнула, желая ему помочь. — У вас же юридическое образование, — добавил он, не придумав ничего умнее.

Это точно, образование у меня есть. В штате Деда я числилась помощником по связи с общественностью, кажется, это так формулировалось. На самом деле я осуществляла связь с милицией и сопутствующими службами, улаживая конфликты, которые время от времени у нас возникали. Иногда проводила собственное расследование, если так было угодно Деду. Не могу сказать, чтобы меня заваливали работой, но накануне выборов обязательно что-нибудь случалось. В настоящий момент я взирала на Черника и пыталась отгадать, что кроется за его беспокойством.

— Значит, у нас все нормально, — пробормотал он, по-прежнему не веря мне, и попытался смотреть проницательно, для чего сощурил глазки, которые за стеклами очков казались до смешного маленькими, и выпятил вперед подбородок. Наверняка накануне долго тренировался перед зеркалом с какой-нибудь брошюрой в руках из серии «Как придать себе значительность». Я их сама на досуге почитываю, без особого, впрочем, толка, и Чернику они, судя по всему, пользы не принесли.

— «Все» слишком сильно сказано, — наблюдая за ним, уточнила я. — Но пока ничего особенного.

— Ага, — кивнул он, это «ага» совершенно не шло человеку его внешности, но сейчас ему было наплевать на это. Он взглянул на часы, поерзал на стуле, словно не мог решиться на что-то отчаянное, затем приподнялся и сказал: — Ну, я пошел… работы по горло. — Но тут же опустил свой зад на прежнее место и жалобно посмотрел на меня. — Я хотел… Слушайте, почему бы нам с вами как-нибудь не поужинать вдвоем?

Если б он вдруг начал глотать ножи и вилки, это произвело бы на меня меньшее впечатление. Однако я не свалилась с высокого табурета и глаза таращить тоже не стала, растянула губы в улыбке и порадовала его:

— С удовольствием.

— Ага, — не очень-то вдохновился он. — Может, на следующей неделе?

— Или после выборов, — подсказала я.

— Да-да, работы сейчас невпроворот.

— В чем дело? — убрав улыбку с лица, совсем другим тоном задала я вопрос. — Чего ты ерзаешь, как уж на сковородке?

— Ничего, — испугался он и даже побледнел, пот выступил на лбу крупными каплями, он забыл про свой платок и теперь сидел, жалко хлопая глазами.

— Тебе кто-то звонил? — вспомнив типа с хриплым голосом, спросила я.

— Мне? Кто? Нет. С чего вы взяли?

— Возможно, кто-то, не пожелавший представиться.

— Мне никто не звонил, — взвизгнул он, испуганно огляделся и стал сползать с табурета. Я легонько ухватила его за плечо.

— Артурчик, если говорят «а», стоит сказать «б» или вовсе рта не раскрывать, в противном случае это выглядит очень подозрительно.

— Я… да вы что… я просто хотел…

— Иди, у тебя работы выше крыши. Мой телефон ты знаешь.

— Да, конечно, конечно.

Теперь он выглядел притихшим или сильно озадаченным и по-прежнему испуганным. Кивнул мне и поспешно удалился из бара, при этом его слегка пошатывало.

— Вот псих, — в сердцах пробормотала я.

Давить на него в настоящий момент не имело смысла, чего доброго заработает инфаркт, а мне бери грех на душу, как будто их у меня и так недостаточно. С другой стороны, Черник — истерик по призванию, вечно чего-то боится и подозревает мир в злых умыслах на свой счет. Сегодня он выглядел до того нелепо, что становилось ясно: что-то за этим есть. Не его фантазии, а некое событие, о котором он так и не решился мне сообщить, хотя имел желание. Ну вот, загадал загадку, теперь ломай голову.

Однако голову ломать я не стала, выпила еще чашку кофе, и неожиданно на меня накатила лень, захотелось домой, на родной диван, вздремнуть часик, а то и два, и пусть все катятся к черту со своими загадками. Я немного потешила себя этими мыслями и отправилась к машине. При свете дня она мне понравилась еще меньше, чем ночью, хотя и ночью вызвала острую жалость. Может, стоит походить на курсы вождения? Я обошла «Мицубиси»-седан по кругу, покачивая головой. В самый разгар самобичевания услышала за спиной густой бас:

— Это твой личный рекорд. — Повернулась и увидела Лялина, начальника нашей службы безопасности, рослого мужика лет сорока пяти с такими ручищами, что ими впору гнуть подковы. Он насмешливо улыбался мне, стоя в трех шагах от своего джипа, который выглядел как новенький, хотя Лялин ездил на нем уже лет шесть. — Так раздолбать тачку за полгода…

— Это моя тачка, — напомнила я.

— Конечно. Хочешь совет?

— Не хочу.

— Я так и думал. Однако, будучи старшим товарищем, не могу не напомнить, что садиться за руль…

— Вот только скажи что-нибудь по поводу моего пьянства, — перебила я, — и получишь в зубы.

— Это рискованно, — засмеялся Лялин.

— Ничего подобного, ты меня не тронешь. Деду это не понравится, а ты человек разумный. И осторожный.

— На самом деле я просто не в состоянии обижать хорошеньких маленьких девочек.

— Кто это здесь девочка? — хмыкнула я.

— Ладно, — засмеялся Лялин, обнимая меня за плечи. — В моем возрасте начинаешь чувствовать себя папашей всех, кому на пятнадцать лет меньше.

— «Хорошенькая» прозвучало как небесная музыка, — хихикнула я. — Последнее время только и слышу: «паршиво выглядишь».

— Завистники. Идем, поговорить надо.

Однако пошли мы не в офис, а устроились в машине Лялина.

— Единственное место, где можно говорить по душам, — вздохнул он. — Тачку только что проверили, так что расслабься. По какому случаю Дед звал?

— Воспитывал.

— Как считаешь, что следует ждать от жизни?

— Ты имеешь в виду убийство?

— Конечно. Дед вызвал меня, как только ты покинула его кабинет.

— Странно, у меня сложилось впечатление, что убийство его мало интересует.

— Он сказал, что ты одна справишься и подключаться моему ведомству нужды нет.

— Тогда о чем ты хотел поговорить?

— О тебе.

— Интересно, — вздохнула я, вглядываясь в его лицо. Благодаря рыжим усам Лялин походил на добродушного моржа — впечатление, очень далекое от реальности.

— Ты с таким интересом разглядывала свою тачку…

Не зная Лялина, можно было подумать, что он меняет тему разговора, но я неплохо его знала и, кивнув, ответила:

— Вмятина на крыле. Черт знает, откуда она взялась.

— Вот-вот. Ходят слухи, что ты много пьешь. Скажу больше: если верить слухам, ты законченная алкоголичка.

— Спасибо, — фыркнула я.

— А между тем пьешь ты немногим больше, чем любая девица твоего возраста, семейного положения и достатка.

— Чего? — подняла я брови.

— Обожаю, когда ты строишь из себя дуру.

— Ладно. Ты выяснил, что я не алкоголик. Что дальше?

— Кому-то понадобились эти слухи.

— Олег, — вздохнула я, — тебе надо менять работу. Слухи — это слухи.

— Не скажи, Детка. Все знают, что ты имеешь большое влияние на Деда…

— Чушь…

— Я сказал — влияние. Ты держишься в стороне и всячески подчеркиваешь, что его дела тебя не касаются. Можешь мне поверить, я не считаю тебя серым кардиналом, я даже убежден, что тебе в самом деле безразлично, куда мы катимся всем скопом, но я так же знаю, что Дед способен изменить свое решение под впечатлением от разговора с тобой. Может, из желания выглядеть благородным в твоих глазах или еще по какой-то забавной причине… И не только я это знаю…

— Мне не очень понятно, — нахмурилась я, так как разговор больше не казался занятным и вообще перестал мне нравиться.

— Сейчас объясню. Кому-то очень хочется, чтобы ты в его глазах выглядела скверно. Кто-то всерьез опасается твоего влияния. Кто-то к чему-то готовится…

— И это ты называешь «объясню»? «Кто-то», «кому-то»… Скоро выборы, и у всех крыша едет, в том числе и у тебя.

— Возможно. Если у меня едет крыша, это не страшно, хуже другое: если мы прохлопаем тот миг, когда…

— Ты меня успел запугать, — усмехнулась я, хотя испуганной не была.

— Я сам напуган. И это убийство мне не нравится. Держи меня в курсе. И подумай о моих словах.

— По-твоему, наши конкуренты…

— Не обязательно. У нас достаточно своих умных голов. — Вот в этот момент я насторожилась. Лялин не тот человек, кто будет делать подобные заявления ради красного словца. Мы обменялись взглядами. — И не задавай глупых вопросов, — проворчал он. — У меня ничего нет. Я всего лишь отвечаю за безопасность Деда. Я знаю, скольких баб трахнул тот или другой его помощник, но я не знаю, о чем идет речь в кабинетах, куда мне нет хода.

— А хотелось бы? — не удержалась я.

— До ломоты в зубах. Потому что долгие годы в разведке обострили мой нюх. И я тебе по-дружески сообщаю: что-то назревает, подспудно, в состоянии повышенной секретности, и такие, как мы с тобой, могут оказаться у разбитого корыта. Это очень просто, если не знать, кто твои друзья, а кто враги. А как узнать, кто есть кто в этом серпентарии?

— Это что, предложение о сотрудничестве?

— Почему бы и нет? — вроде бы обиделся Лялин.

— Хорошо. Буду смотреть в оба.

— Давай-давай, смотри, — в тон мне ответил он, и я поспешила убраться из машины.

«Ну и денек, — горько сокрушалась я, топая к своей машине. — Столько информации на мою бедную голову. Как тут не выпить, чтобы поставить мозги на место?» Но странное дело — пить совершенно не хотелось. Умеют же некоторые испортить жизнь человеку.

Я отъехала на пару кварталов, чтобы не мозолить гражданам глаза, приткнула машину возле тротуара, уткнулась подбородком в скрещенные на руле ладони и задумалась. Насчет влияния, которое я якобы имею на Деда, Лялин ткнул в небо пальцем. Ничего подобного. Дед вообще не из тех, кто подвержен какому-либо влиянию. Происки конкурентов? Тоже вряд ли. Фигура я для них незначительная, не стоит тратить на меня время. Выходит, чешут языками от безделья, а Лялин в припадке подозрительности… Пожалуй, не стоит мне по вечерам в кабаках сидеть, можно дома, перед телевизором. Для меня разница небольшая, а граждане решат, что я после нагоняя с пороком завязала или глушу водку в одиночестве, что вероятнее. Кстати, водку я не жалую и на ночь выпиваю исключительно в медицинских целях, у меня бессонница. Ближе к часу ночи я начинаю так жалеть себя, что орошаю подушку слезами, потому что жизнь моя кажется мне загубленной безвозвратно, и лишь полбутылки вина способны вернуть мне душевное равновесие и навевают дремоту. И с мыслью: «А жизнь-то налаживается» — я засыпаю.

— Ты зануда, — громко заявила я по привычке. — Давай, делай что-нибудь, тебе ведь деньги платят.

До встречи с Волковым не худо бы заскочить в «Пирамиду», разузнать о погибшей девице. Найти Марка и дать ему задание присмотреть за Черником. Нервы у него вконец расшалились, вот пусть Марк им и займется.

Я набрала номер сотового, однако абонент оказался в зоне недосягаемости. Это могло означать только одно: Марк счастливо проводит время в сауне. Посещение сауны было для него сродни священному обряду, и телефон он отключал, едва лишь переступал порог данного заведения, руководствуясь девизом: «Пусть весь мир подождет».

Не успела я отложить телефон в сторону, как позвонил Волков.

— Сможешь сейчас подъехать в кафешку на Кузнецкой?

— Конечно, — ответила я и начала разворачивать машину.

Волков сидел за столом в глубине зала в гордом одиночестве, не считая молодого человека кавказской внешности, скучающего за стойкой. Других посетителей не наблюдалось. Я прошла и села напротив. Волков поднял голову от куска жареного мяса и вздохнул.

— Жрать это совершенно невозможно, — пожаловался он.

— А чего мучаешься?

— Так ведь деньги заплатил.

— Наплюй на деньги, здоровье дороже. Кстати о деньгах. — Я достала конверт и протянула Волкову. Он взял его, изучил содержимое и убрал во внутренний карман пиджака.

— Значит, Дед считает, что это может иметь серьезные последствия, — задумчиво изрек он.

— Дед считает, что мы должны помочь милиции изобличить убийцу.

— И ты будешь путаться у меня под ногами.

— Хлопот от меня немного, так что не строй из себя сироту.

— Хочешь водки? — вдруг спросил он.

— Я не пью.

— Давно?

— С самого утра.

— А я выпью. — Он жестом подозвал официанта, и через минуту тот принес ему водки. Волков выпил, закусил помидором и взглянул с печалью. — Иногда хочется наплевать на все и уйти куда-нибудь…

— Каждый раз, когда я привожу тебе деньги, ты говоришь одно и то же. Это что, рецидив совести?

— Ты-то, конечно, понятия не имеешь, что это такое, — буркнул он.

— Тебе просто нравится валять дурака. Мужик твоей комплекции не заводит дурацких разговоров со ста грамм.

— Не знаю, почему я испытываю к тебе симпатию.

— Знаешь. Но это неважно.

— А что важно? — прицепился он.

— Понятия не имею. Когда размышляю об этом, итог неутешителен. У меня почти всегда выходит — ничего.

— Оптимистично.

— А чего ты хотел?

— Ладно, по душам, считай, поговорили. Теперь о деле. Вскрытие показало: смерть девушки наступила где-то в районе одиннадцати вечера, примерно в 10.45. Причина — удушье… Чего ты морщишься? — спросил он.

— А с чего бы мне светиться от счастья?

— Девку удавили, причем до последнего момента она ничего не опасалась. Никаких следов борьбы. Она лежала в постели, убийца подошел сбоку, накинул ей на шею чулок и намотал его на спинку кровати. Девица открыла рот, с намерением закричать, но вряд ли преуспела в этом. Совершив этот подвиг, убийца сунул ей в рот доллары и занялся вскрытием, написал на стене заветное слово и был таков.

— Что тебе не нравится? — через минуту спросила я.

— Все, — ответил Волков, отправляя в рот очередной кусок мяса.

— Что тебе особенно не нравится? — предприняла я вторую попытку.

— Мы имеем дело с маньяком. Мне не нравятся маньяки.

— Может, кому-то хотелось, чтобы ты решил, что это работа маньяка?

— Смысл?

— Пока я его не вижу. Давай подумаем. Девчонке сломали шею. Почему бы на этом не остановиться?

— У меня два варианта. Либо псих не уверен был, что таким образом разделался с ней, и решил подстраховаться, либо находился в таком бешенстве, что просто сломать ей шею было для него недостаточным.

— Надпись на стене и доллары, втиснутые ей в рот?

— Похоже на приступ ревности. Тоже два варианта: девица была чересчур корыстной и ее дружку это надоело, либо он узнал, что она подрабатывает на стороне. Баксы в данном контексте означают одно: подавись этими деньгами. Надпись «Сука» в схему укладывается.

— Если этот парень маньяк…

— Не если. Ты же видела, что он с ней сделал.

— Маньяки убивают просто потому, что им хочется убить. Для этого необязательно изобличать измену.

— Куда ты клонишь? — наконец-то проявил интерес Волков.

— Против надписи я ничего не имею, — почесав нос, заметила я. — Маньяки любят оставлять автограф. «Сука» очень универсально, парень не любил женщин вообще, или продажных женщин, или брюнеток, или блондинок… Но доллары — это скорее жест обманутого любовника… Или обманутой жены любовника.

— Оригинально, — хмыкнул Волков. — Ты ж сама говорила, что ничего не слышала о женщинах-маньяках?

— А у меня большие сомнения в том, что там поработал маньяк. Псих — куда ни шло, но не маньяк. И женщина теоретически могла проделать это не хуже мужчины. Намотав чулок на спинку кровати, сломать девчонке шею не так уж трудно, а с бездыханным телом и вовсе вытворяй что хочешь. Кстати, вряд ли настоящий маньяк позволил бы своей жертве умереть так легко, что она, по твоим словам, и испугаться не успела. Он бы включил музыку погромче и выпотрошил ее еще живой.

Волков отодвинул тарелку и задумался.

— Если честно, мне это тоже приходило в голову, — изрек он.

— Девушка была изнасилована?

Волков отрицательно покачал головой.

— Кто обнаружил труп?

— Сосед возвращался домой около часа ночи, обратил внимание на приоткрытую дверь.

— Он входил в квартиру?

— Нет. Позвонил трижды, ему не ответили, и это его насторожило. Вместе с женой они разбудили соседей по лестничной клетке и, посовещавшись, вызвали милицию.

— А что за соседи?

— Обычные люди, среднего возраста и среднего достатка. С убитой едва знакомы, знали, что зовут Алла. Соседка была в ее квартире дважды, когда собирала деньги для установки железной двери подъезда. Мужчины, по их словам, к Алле заглядывали часто, утверждают, что никого опознать бы не смогли, не приглядывались.

— Но ведь кто-то дал довольно точное описание одного из гостей?

— Вчера. А сегодня утром никто ничего не мог вспомнить.

— Только не говори, что с ними успели провести работу.

— Не говорю. Я лишь хочу знать, чем мы будем заниматься: искать убийцу или дурака валять?

— Дед сказал: найти. Но следует учитывать, что любое выражение имеет ряд значений…

— Господи, как я ненавижу, когда ты умничаешь, — затосковал Волков.

— Он сказал найти и вроде бы совсем не впечатлился убийством. От визитки отмахнулся как от чего-то совершенно несущественного. И о помощи следствию говорил серьезно… Но это ничего не значит, то есть это не будет ничего значить, если во время следствия мы обнаружим нечто…

— Спасибо, что растолковала, — хмыкнул Волков. — Как только я увидел эту девку, сразу вспомнил о геморрое.

— Да, ты говорил. И не смотри на меня с огнем в очах, я всего лишь девочка на побегушках, глупо тратить на меня свои нервы.

— Ладно, будем считать, что мы его ищем, то есть хотим найти.

— Ага. Найти его необходимо, а вот остальное…

Волков опять поморщился, а я посоветовала себе придерживать умные мысли и виновато улыбнулась.

— Сейчас ребята беседуют с жильцами дома, — заговорил Волков. — Возможно, какая-то зацепка… В «Пирамиде» тоже с персоналом работают, но ты же знаешь… Короче, я хочу, чтобы в «Пирамиду» отправилась ты.

Я кивнула. Что ж, Волков прав, соседи, возможно, не приглядывались к гостям Аллы, а вот ее подружки в клубе должны быть в курсе ее любовных дел, так что мне следует узнать о них первой.

— Когда приступать?

— Сегодня. Ребята пробудут там часов до шести…

— Ясно.

— И еще. Я надеюсь, мы работаем вместе, — проворчал он.

— Само собой, — с легкой обидой ответила я, думая при этом, что пути господни, а также желания Деда, неисповедимы. Волков в таких случаях обычно ухмылялся, ни секунды не веря в мои слова, а тут вдруг уставился на меня, словно намеревался прочитать мои мысли, и изрек:

— Я на тебя рассчитываю.

Не иначе как водка в голову ударила. Я скроила постную рожу и закивала, пытаясь выразить незатейливой пантомимой готовность к сотрудничеству.

Но Волков на этом не угомонился, пожевал губами и заявил:

— Я думаю, нас ожидают испытания. В такое время хотелось бы знать, кто твой друг, а кто…

Они что, сговорились с Лялиным? Или в воздухе действительно пахнет грозой? И лишь я, по причине врожденной тупости, ничего не замечаю? А главное, все вдруг стали жутко заинтересованы в моей дружбе. Я людей разочаровывать не люблю, оттого, напустив в глаза легкой придури, с самым серьезным видом кивнула:

— Ты прав. Можешь на меня рассчитывать. — «А также на заступничество Пресвятой Девы Марии, к которой я ежедневно обращаюсь в молитвах», — мысленно добавила я, поднимаясь из-за стола. Волков проникновенно улыбнулся и даже пожал мне руку, вышло так трогательно, что захотелось броситься ему на шею. Но это было бы слишком, боюсь, он заподозрил бы меня в неискренности. — Я позвоню, — сказала я и пошла к выходу, оставив его наедине с недоеденным мясом и интересными мыслями.

Если с трех часов ночи, когда Волков заговорил о геморрое, я не ожидала от жизни ничего хорошего, то теперь и вовсе затосковала. То есть я хотела быть оптимистом и даже время от времени говорила себе: визитка ничего не значит, с какой стати мне об этом беспокоиться, но теперь от моего оптимизма почти ничего не осталось. Конечно, я и сейчас талдычила, что визитка — ерунда, но что-то меня всерьез беспокоило, что-то, чему я пока не находила названия.

Оказавшись в машине, я немного поскучала, таращась на прохожих, и в конце концов собралась ехать домой. В «Пирамиду» пока слишком рано, а изобрести еще какую-либо полезную деятельность (полезную для Деда, разумеется) я не смогла и решила посвятить время до вечера личной жизни.

Вспомнила про расхожий комплимент, что паршиво выгляжу, и заглянула в салон красоты, где провела полтора часа, пытаясь отделаться от тягостных мыслей. Пообедала в кафе и наконец прибыла домой. Генерал в отставке приветствовал меня со своего балкона.

Я решила повысить свой культурный уровень, взяла с полки первую попавшуюся книгу и плюхнулась в кресло. Мне повезло: книга оказалась справочником «Целебные растения средней полосы», и минут через двадцать я уже дремала, до тех пор, пока не услышала за спиной шорох. То есть я не была уверена, что это шорох, но на всякий случай швырнула книгу через плечо, раздался хлопок, из чего я заключила, что книгу Марк поймал и, весело хихикая, сообщил:

— Один–ноль в твою пользу.

— Я тебя просила звонить в дверь. Однажды ты доведешь меня до инфаркта.

— Замок так себе. Хочешь, я поставлю тебе настоящую дверь с настоящими замками?

— Что мне за радость, если ты ее все равно откроешь?

Марк опустился в соседнее кресло, закинул ноги на подлокотник и широко улыбнулся мне. Когда я впервые увидела эту улыбку, мне понадобилось часа полтора, чтобы прийти в себя. Всегда хмурый, неразговорчивый, Марк имел репутацию очень злобного типа и старательно ее поддерживал. Многие считали его параноиком и в придачу садистом, на самом деле он был циник, что тоже не очень хорошо, с точки зрения большинства граждан, но я к их числу не отношусь.

Официально в штате Деда он не числился, называя сам себя порученцем. Какой смысл он вкладывал в это слово, мне неведомо, а желания уточнять у меня не возникало. Лет пять назад я определила для себя, что в этом мире касается меня, а что нет, так вот то, чем занимался Марк, меня не касалось.

Поначалу я, как и все, старательно Марка избегала, пока вдруг его родной брат, который время от времени тоже работал на Деда, не оказался в паршивой ситуации. Я пробовала его вытащить и почти преуспела в этом, но парню мои труды не пошли на пользу, и вскоре он скончался, как говорили, от острой сердечной недостаточности. Последствия для меня были самыми невероятными. Марк нашел меня в баре, где я, по обыкновению, размышляла о смысле жизни, и мы немного поболтали о том о сем. Дня через два мы опять встретились и вновь поболтали. В ту зиму это стало для меня основным событием, я имею в виду по яркости и неожиданности. Потом Марк выдал свою шикарную улыбку, и я всерьез предложила себе пересмотреть свои основные жизненные принципы. Правда, до этого дело так и не дошло, но Марка я стала считать своим другом, с небольшой ссылкой на то, что человек человеку волк. Мы вполне могли бы подружиться по-настоящему, но этому сильно мешало мое твердое убеждение, что друзья обременительны: с ними вечно что-нибудь случается.

Выглядел Марк очень забавно: маленький, худой, с узким личиком, совершенно белыми волосами и серыми глазками, он походил на рахитичного подростка, хотя ему недавно исполнилось тридцать два года. Он утверждал, что был жокеем, однако врал (он вообще любил соврать и делал это мастерски, а я любила его слушать), некоторое время работал в цирке (это правда: он чистил клетки)… Единственное, что меня интересовало — как он прибился к Деду, но как раз об этом он помалкивал, а если врал, то совсем неинтересно, я ему так прямо об этом и заявила. Марк обиделся, и данную тему мы оставили.

Он поглазел на меня, подергал себя за мочку уха с золотой серьгой в виде полумесяца и сообщил:

— Наметилось движение.

— Где? — насторожилась я.

— В природе. И в нашей богадельне тоже. Ведь не просто так ты мне звонила?

— Не просто, — кивнула я.

— И что такого интересного в мире?

— Дурацкое убийство, два предложения о дружбе и сотрудничестве и геморрой в перспективе.

— Тебе предлагали дружбу? — вытаращил глаза Марк.

— Ну, возможно, это сильно сказано, но о сотрудничестве речь шла точно.

— Занятно. И что ты думаешь по этому поводу?

— Теряюсь в догадках. — Я коротко пересказала Марку недавние события. Против обыкновения, он комментировать их не стал, кивнул и спросил:

— Хочешь, чтобы я присмотрел за Черником?

— Хочу.

— Сделаем. — Он легко поднялся и пошел к двери, обернулся и сказал укоризненно: — Я ведь просил тебя запирать дверь на задвижку. Кроме шуток…

— Грабителей в моей квартире постигнет горькое разочарование. Иди и не донимай меня умными советами, я спать хочу. Вечером предстоит посетить «Пирамиду».

— Девки могут заартачиться. Мне стоит пойти с тобой, обычно они добреют, как только увидят меня.

Я хихикнула и кивнула, соглашаясь. Марк вышел из комнаты, хлопнула входная дверь, я еще немного послушала тишину и решила, что она действует мне на нервы, включила телевизор и прилегла, а когда пожелала оторвать голову от подушки, оказалось, что мне пора отправляться в «Пирамиду».

Марк сидел в баре, уткнувшись взглядом в бокал с какой-то дикой смесью. Бармен старался держаться от него подальше. При этом он поглядывал через плечо, пытаясь отгадать, какое впечатление производит на Марка. Он явно рассчитывал на то, что Марк понимает: у такого оптимистичного парня, довольного своим местом под солнцем, все просто отлично. Так что Марк зря сюда притащился, если задумал что-то накопать.

Я села рядом. Марк, не отводя взгляда от бокала, заявил:

— С Генкой я перекинулся парой слов, ты можешь устроиться в его кабинете, там с утра сидели менты.

Я кивнула и пошла на второй этаж. Геннадий Сергеевич, директор данного заведения, сидел в своем кабинете. Я вежливо поздоровалась. Он выглядел слегка встревоженным. Вряд ли, впрочем, оттого, что ночью погибла одна из его подчиненных, скорее его угнетал факт присутствия Марка этажом ниже. На знающих людей — а Геннадий Сергеевич был знающим человеком — это не могло не произвести впечатления: если к делу подключили «порученца», значит, дело серьезное и вполне может завершиться чьим-то инфарктом. Геннадий Сергеевич отличался отменным здоровьем, но ведь здоровье — категория временная, сегодня оно есть, а завтра, смотришь, уже и нет.

— Добрый вечер, — поднимаясь из-за стола, приветствовал он меня. — Вот, пожалуйста, садитесь на мое место, здесь вам будет удобно.

— Спасибо, мне и тут хорошо.

Я устроилась на диване. Геннадий Сергеевич замер в трех шагах от стола, не зная, то ли вернуться в свое кресло, то ли перебраться ко мне поближе, а в результате топтался на месте с растерянной физиономией.

— Такая… такое несчастье, — вздохнул он. — Кто бы мог подумать…

— Да-а, — протянула я неопределенно. — Геннадий Сергеевич, передо мной стоит задача раскрыть это преступление, то есть всячески содействовать следствию, хотела я сказать. Господа из милиции уже были и ничего особо ценного из разговоров с девушками не почерпнули, что меня не удивляет. Так вот, то, что вы рассказали ментам, меня не волнует, мне интересно то, что вы им не сказали.

— Конечно, я понимаю… — Он вздохнул и опустился в кресло с самым разнесчастным видом. С одной стороны, говорить как на духу он был просто обязан, с другой, как все в нашем серпентарии, не очень-то верил заверениям, что мы одна команда. Каждый играет сам за себя, говоря попросту. Потому-то он сильно опасался, не выйдет ли ему боком собственная откровенность, если она заденет чьи-то интересы. — Алла была девушкой осмотрительной, — начал он. — У меня с ней проблем не возникало. Насколько мне известно, жениха у нее не было. Я имею в виду…

— Я поняла. Жениха не было, а поклонники?

— Сколько угодно, — пробурчал он. — Она ведь красавица и далеко не дура… ну, вы понимаете. Здесь мы ничего такого не позволяли, девушки подписывают обязательство, вы, наверное, знаете? Алла была солисткой труппы, пользовалась успехом, но в стенах клуба… Конечно, дома она могла принимать кого ей заблагорассудится.

— И кого она принимала?

— Лично я в ее квартире никогда не был, — перегнувшись ко мне, почему-то шепотом сообщил Геннадий Сергеевич, — и понятия не имею… то есть я могу только догадываться… у нас респектабельное заведение и…

— Давайте ваши догадки, — кивнула я.

Через минуту я смогла убедиться, что девица в самом деле пользовалась большой популярностью. В числе ее поклонников были: глава крупнейшего предприятия в городе, один банкир и два бизнесмена. Самой интересной фигурой для меня, безусловно, оказался Губарев Лев Николаевич, секретарь и ближайший помощник нашего основного конкурента. Возможно, что светлая мысль подставить Деда пришла в голову именно ему. Бились мы насмерть, и от конкурентов можно было ждать чего угодно. Но я была склонна считать, что подобная подстава — это все-таки чересчур.

— Отлично, — кивнула я, наблюдая, как Геннадий Сергеевич томится в своем кресле, точно в ожидании конца света. — Кто еще? — Взгляд его потух, он смотрел скорбно и сосредоточенно, возможно, рассчитывал на озарение свыше или прикидывал вероятные последствия. — Вы дурака-то не валяйте, — поторопила я.

Он вздохнул и выпалил:

— Черник Артур Петрович. Кажется, он за ней ухаживал.

— Что значит «ухаживал»?

— Ну… приносил цветы. Говорят, подарил кольцо… Об этом лучше у девушек спросить. Я ведь не знаю… со мной они не откровенничают.

В то, что он не знает, я ни секунды не верила, однако сразу поняла — настаивать глупо.

— Хорошо, оставим пока Черника. Кто еще?

— Ну… один молодой человек. По правилам клуба мы не имели права…

— Сколько ему лет?

— Семнадцать, кажется.

— А фамилия у него есть?

Последовал очередной вздох.

— Нефедов.

— А зовут мальчика?

— Игорь.

— Отлично. Отчество, конечно, Константинович? — Геннадий Сергеевич кивнул. Так, несовершеннолетний сын ближайшего Дедова друга и помощника наведывался к убиенной. — А как Алла относилась к его… посещениям?

— Вы меня поймите, — горячо зашептал Геннадий Сергеевич. — С одной стороны, я, конечно, не приветствовал… Семнадцать лет, и неизвестно, как отец на это посмотрит, с другой, если я вмешаюсь, не сделать бы хуже, ведь Константину Сергеевичу могло бы не понравиться…

— И вы сделали вид, что ни о чем не знаете.

— А вы бы что сделали на моем месте? — огрызнулся он.

— Долго они встречались?

— Месяца два, не больше.

— Что собой представляет этот юноша?

— Ну… обычный бездельник. Швыряется деньгами, может сделать пакость, если вдруг решит, что к нему не проявили уважения. Я с ним не общался, то есть всячески этого избегал, но девушки на него жаловались, и я даже пробовал поговорить… не с отцом, конечно, нет, а с его секретарем…

— И что?

— Обещали принять меры.

— Приняли?

— Я этого не заметил.

— А родитель девицу случайно не навещал?

Лучше бы я публично плюнула на российский флаг или занялась любовью на виду десятка граждан, — физиономия Геннадия Сергеевича скривилась от внутренней боли, затем боль сменило отвращение, а закончилось все испугом.

— Вы… вы шутите? — только и сумел произнести он. — Я не знаю, откуда у вас такие сведения, — слова полились из него мощным потоком, — но я об этом знать ничего не знаю. И думаю, что девочки… во всяком случае, перед приходом милиции я их проинструктировал лично.

— Кстати, совершенно напрасно, — перебила я. — Мы, — я подчеркнула слово «мы» и даже посмотрела на потолок, чтоб Геннадию Сергеевичу стало ясно, кого я имею в виду, — заинтересованы в том, чтобы милиция как можно скорее нашла убийцу. Девушка работала у нас, и наш долг…

— Да-да, — кивнул Геннадий Сергеевич, — конечно. Я же понимаю. Но я вам клянусь, Константин Сергеевич, то есть господин Нефедов, никогда… То есть он бывал здесь неоднократно и как будто проявлял интерес к одной из девушек, но Алла… мне это даже в голову не приходило, по-моему, он не обращал на нее внимания.

— А та девушка…

— Та девушка вышла замуж и уехала из города.

— Ее данные вы мне на всякий случай сообщите.

Он сообщил, но с таким видом, точно выдал государственную тайну и с минуты на минуту ждал возмездия. Я записала фамилию и прежний домашний адрес девицы в записную книжку и весело посмотрела на хозяина кабинета.

— А теперь, если не возражаете, я бы хотела поговорить с девушками.

— Конечно. Я вас оставлю.

Первой в кабинете появилась Вероника. Высокая и стройная до такой степени, что поневоле возникало беспокойство, как бы она, перегнувшись пополам, случайно не сломалась. Она была в концертном костюме и сразу сообщила, что ее номер через полчаса, после чего устроилась в кресле и нахмурилась. Двадцатиминутный разговор с ней ничего полезного не дал. Действительно, хаживал к Алке один малолетка, но она даже имени его не знает. Был и банкир, но весь вышел, жена у него стерва страшная, чего-то пронюхала, и он больше месяца носа не кажет, еще и от Алки прятался, она дозвониться до него и то не смогла.

— А звонила зачем? — полюбопытствовала я. — Соскучилась?

— Он вещи кое-какие у нее на хате оставил. Алка с дури взяла и выбросила их на помойку, потом, конечно, опомнилась, но вещички тю-тю.

— Парень у нее был?

— Если только малолетка этот, а так… мужики были, денежные. Разницу объяснить?

— Без надобности, — покачала я головой. — Вероника, — обратилась к ней я, — вы знаете, что произошло с Аллой? Как думаете, кто мог это сделать?

— Откуда мне знать? Псих какой-нибудь…

— Ясно, что знать вы не можете. Я ведь спросила, что вы думаете?

— А… ну это сложно… честно говоря, в голове не укладывается. Ведь он чокнутый, да? Может, кто влез в квартиру, а там Алка, вот с перепугу…

— Судя по всему, Алла своего гостя не боялась.

— Может, она его заметить не успела, он подкрался, удавку на шею…

«А вот это вряд ли, — кивая, думала я. — Две рюмки на столе, коньяк, сама хозяйка в полуголом виде. Очень похоже, что гость был званым».

— А что девочки говорят?

— Наши?

— Конечно.

— Ничего. Говорят, конечно, но… ясное дело, нарвалась на маньяка. Не повезло.

Я еще немного поболтала с ней, и мы простились. Беседы с другими девушками тоже ничего не дали, все дружно повторяли «не знаю», «не слышала», а выглядели такими испуганными, что их вид отбивал всякую охоту к разговорам. Это продолжалось до тех пор, пока в кабинете не появилась рослая красавица с иссиня-черными волосами в ярко-красном платье. На меня она взглянула с плохо скрытой усмешкой. Села, выбрав стул, закинула ногу на ногу и спросила:

— Курить можно?

Голос с хрипотцой звучал очень сексуально, и вообще на нее стоило посмотреть. В присутствии такой красавицы особи вроде меня начинают чувствовать свою неполноценность. Я вдруг подумала, что вряд ли дотянусь носом до ее плеча, а вслед за этим решила, что посещение салона не пошло мне на пользу, а вот эта Инесса и без денежных затрат выглядела хоть куда. Мне сделалось грустно, в основном из-за напрасно потраченных денег.

— Вы ведь не из милиции? — спросила Инесса насмешливо. — Те с утра здесь шныряли.

— Они с утра, а я к вечеру. Геннадий Сергеевич, должно быть, объяснил вам, чьи интересы я представляю? Хозяева ночного клуба обеспокоены происшедшим и хотят, чтобы убийца поскорее оказался в тюрьме.

— Алка сама виновата, — закурив, бросила она. — Трахалась со всеми подряд. Помешалась на бабках и болтала много.

— А было о чем? — улыбнулась я.

Инесса пожала плечами:

— Она пользовалась успехом.

— Кажется, среди ее поклонников один был очень юный?

— Был.

— Какие у них сложились отношения?

— Нормальные. Он гордился, что трахает нашу первую красавицу, друзьям ее показывал, а она гордилась им.

— Чем же парень был так хорош?

— Папой. Парень ей был без надобности, а от папы она точно бы не отказалась.

— И что? Преуспела?

— Не знаю. Возможно. Если ее послушать, выходило, что все мужики по ней просто с ума сходили.

— И кого из сошедших с ума она называла?

— Например, хвастала кольцом и утверждала, что ей подарил его Игорь Николаевич Кондратьев. Небось о таком слышали? — Теперь глаза ее откровенно смеялись, девчонка умная и наверняка осведомлена о многом, а слухи о том, что я любовница Деда, ходили в народе наряду с легендой о моем алкоголизме.

— Она с ним встречалась?

— Я считаю, она все выдумала, чтоб наших девок позлить. Но деньги у нее водились, раскрутить мужиков она умела. Говорят, ей эти деньги в рот и засунули. Правда?

— Правда.

— Значит, кому-то не понравился ее способ зарабатывать.

— А может, не способ, а жадность? — подсказала я.

— Жадна она была без меры, это точно.

— Парень у нее был?

— Нет. Конечно, руку отдавать на отсечение не буду, но уверена — нет. Во-первых, никогда о нем не говорила, во-вторых, парень ей был не нужен. Ей денег хотелось. Больших.

— Один из способов их получить — выйти замуж за богатого человека.

— Богатые все при женах и разводиться из-за девки кабацкой почему-то не спешат.

— Это довольно престижный ночной клуб…

— Ну и что? Сути это не меняет. Клуб, кабак…

— Как считаете, при случае она могла бы кого-то шантажировать?

— Вполне. У нее не заржавеет.

— Вы сказали, Алла болтала много, а вот Геннадий Сергеевич утверждает, что убитая была разумной девушкой и болтать не любила.

— Может, с ним она и не болтала, он у нас в гримерке не торчит.

— Как вы думаете, кто мог ее убить? Разумеется, я не фамилию спрашиваю.

— Один из ее мужиков, это ясно… а за что… думаю, тоже ясно, если в рот баксы запихнули, чтоб она ими подавилась.

— Любовник на почве ревности?

— Любовник, которому она осточертела, деньги из него выколачивая.

— Почему бы просто не послать ее к черту?

— Люди разные, — усмехнулась Инесса, — а Алка была любопытной.

— То есть она могла что-то знать о человеке, не подлежащее огласке?

— Вы ведь моим мнением интересуетесь. Только не спрашивайте: кто это может быть? Кто угодно.

— Девушки, наверное, напуганы, — решила я сменить тему.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Скорее удивлены. Мужики у Алки все приличные, и вдруг такое… Может, в самом деле подцепила на улице какого-то маньяка по пьяному делу?

— А она что, любила выпить?

— Алкоголичкой не была, врать не стану.

— Кто ей квартиру снимал, вы знаете?

— Черник. По крайней мере, она так говорила.

Я уткнулась в свои записи, надеясь, что девица не обратит внимание на выражение моего лица. Оказывается, Черник не только был знаком с убиенной, но даже квартиру ей снимал. Вот и причина его утренней нервозности.

Инесса уже несколько раз поглядывала на часы, я решила обратить на это внимание.

— Торопитесь?

— У меня номер во втором отделении.

— Что ж, в таком случае всего хорошего. — Она поднялась и пошла к двери. — Если вдруг придет в голову что-то интересное… — торопливо сказала я и протянула ей визитку, она взяла ее, кивнула и вышла. Я была уверена, что мою визитку она выбросит в урну через пять шагов по коридору.

Однако совсем бесполезным свое пребывание здесь я не считала, что-то как будто начало проясняться, хотя, может, наоборот, еще больше запутываться. Стоит побеседовать с Черником. Он знал об убийстве (от кого?), и у него был повод для ревности. Кстати, почему бы ему и не убить ее под горячую руку? Этим человеком вечно все помыкают, а такие типы на многое способны, если в мозгах у них начинает клинить. С моей точки зрения, он идеально подходил на роль убийцы, но именно это и настораживало. Был и еще повод не рыдать от счастья: это открытие вряд ли понравится Деду.

Марк по-прежнему сидел в баре, нагоняя тоску на окружающих. Я кивнула ему, мы покинули заведение и немного прошлись вдоль стоянки машин.

— Ну, что удалось узнать? — хмыкнул он. Я поведала ему о Чернике и малолетнем сыночке Нефедова. — Вона как, — весело хихикнул Марк. — Оба запросто могли кокнуть девку. Один жутко неуравновешенный тип, а у второго паршивый возраст, того и жди, что с катушек съедет.

— Вот именно — съедет, — фыркнула я. — Ничего не имею против убийства на почве ревности — Отелло, Яго, подброшенный платок, но благородный мавр супругу просто придушил, у него и в мыслях не было ее освежевывать.

— Так на то он и благородный. Значит, пацан или Черник? И то и другое одинаково плохо, не для нас, конечно, а для общего дела. А нас учили, что коллектив…

— Слушай, почему тебя все считают молчуном? — удивилась я.

— Потому что я хитрый. Ладно, Черник от нас никуда не денется, а с парнем надо решать, пока Нефедов не прознал о нашем интересе к своему чаду. Тогда мы с ним вряд ли увидимся. Я имею в виду отпрыска.

— Что ты о нем знаешь?

— С отцом не ладит. Мать в психушке уже два года, официальная версия — лечится в Швейцарии от какой-то хитрой болезни.

— Она действительно в Швейцарии?

— В соседней области. Неплохая клиника, говорят, стоит немалых денег. Парень закончил школу и теперь болтается без дела, хотя и в школе его видели нечасто. Все.

— Папаша, возможно, еще в офисе, стоит попытать счастья и наведаться к сыночку.

— Поехали, — кивнул Марк, и мы пошли к моей машине.

Особняк Нефедова выглядел впечатляюще. Зеленая лужайка, кусты роз, фонтан и двухэтажный дом с колоннами. Крыльцо с лестницей на две стороны со скульптурными львами у основания. Мы свернули к дому и переглянулись.

— Внутренний голос подсказывает мне, что проникнуть в этот домик будет совсем не просто, — заявил Марк.

— Ты же утверждал, что откроешь любую дверь, — хихикнула я.

— Допустим, открою. И что дальше?

Как раз в это время дверь открылась без стараний Марка, и по лестнице торопливо спустился парень в светлых штанах, рубашке нараспашку и кедах. Темные волосы взъерошены, выражение лица отсутствующее, точно парень о чем-то мечтал. Он свернул к деревьям у ворот, где стояла серебристая «Хонда». К ней парень и направился.

— Нам стоит поспешить, — сказал Марк, и мы припустились к машине. Парень открыл дверь, когда мы оказались рядом. Марк взглянул на него и сказал: — Разговор есть. — Парнишка испуганно потянул дверь на себя, пытаясь закрыть ее, и пробормотал:

— Вы кто? Я сейчас отцу позвоню.

— Обязательно. Только чуть позже.

Марк рванул дверь и рявкнул:

— Подвинься. — Что тот и сделал. Я устроилась на заднем сиденье и приветливо сообщила:

— Мы друзья твоего отца, так что все в порядке. Ты знаешь, что Алла погибла?

— Погибла? То есть какая Алла?

— Не отнимай у нас времени глупыми вопросами, — попросил Марк, парень принялся кусать губы и нервно оглядываться.

— Я буду говорить только в присутствии адвоката, — заявил он, мы переглянулись.

— С какой стати? Или это ты ее пришил?

— Вы что, с ума сошли? — перепугался он.

— Тогда забудь об адвокате и ответь на наши вопросы, — попросила я.

Нефедов-младший посмотрел на меня и сделал попытку улыбнуться.

— Я вас узнал. Вы были у меня на дне рождении с Игорем Николаевичем. Да? Мне шестнадцать лет отмечали. Помните, на яхте? У вас еще шляпу ветром унесло.

— Помню, — порадовала я. — Давай поговорим об Алле.

— Что с ней случилось? — проявил он интерес.

— Ее убили. — Я не могла решить, удивило его это сообщение, испугало или он был прекрасно осведомлен о случившемся.

— Убили? — переспросил он. — Когда?

— Вчера вечером. Ты ведь, кажется, неплохо ее знал?

— Знал. Ну и что? У нее мужиков как грязи. Мне это надоело, и я с ней завязал, неделю назад. У меня девчонка появилась. Может, не такая красавица, но с ней… в общем, она мне больше подходит.

— И вчера вечером ты был со своей девчонкой?

— Да. Папаша редко здесь ночует, дом в моем полном распоряжении. Если хотите, спросите у нее.

— Без надобности, — отмахнулась я. — Уверена, девушка подтвердит твои слова.

— Конечно. Мы вчера часов в семь приехали, утром я ее проводил…

— Ты сказал, мужиков у Аллы было много, — прикидывая, что бы еще такое спросить, начала я, но он меня перебил:

— Я сказал «как грязи». Шлюха она. Самая настоящая.

— Давно ты это узнал? — воззрившись на юного радетеля женской чистоты и непорочности, осведомилась я.

— Чего? — нахмурился он.

— Что в моем вопросе требует уточнения? — вытаращила я глаза. Парень моргнул, а Марк весело улыбнулся. Он считает, что у меня есть чувство юмора, я очень дорожу его мнением, потому что больше так никто не считает, и иногда просто из кожи лезу, чтоб ему понравиться. Но сейчас был не тот случай и он мог бы не соваться со своим хихиканьем. Я злобно взглянула по очереди на того и другого. Марк с умным видом поспешно уставился в окно, как будто там происходило что-то чрезвычайно для него интересное, а юноша изрек:

— А-а… Ну, давно.

— Значит, когда ты с ней познакомился, то считал, что она девушка скромная и… Кстати, где вы познакомились?

— Ладно, — вздохнул он, — я понял. Конечно, я знал, что она шлюха, ясное дело, если скачет с голой задницей. Но ведь и шлюха шлюхе рознь. Если ты заводишь себе парня, это к чему-то обязывает, верно? — С вопросом он обращался ко мне и требовал ответа, судя по горящему взору.

— Не знаю, — покачала я головой. — Я не завожу парней. У меня слишком много работы.

— Шутка, — изрек Марк, оторвавшись от созерцания пейзажа. — На самом деле заводит. Меня, к примеру.

— Вы будете слушать, или я слова больше не скажу, — разозлился юноша, я тоже изобразила на лице гнев и погрозила Марку пальцем, а Игорю предложила:

— Валяй.

— Короче, мы не подошли друг другу.

— Потому что, кроме тебя, у нее были еще парни?

— Да. Алка просто помешалась на бабках. По-моему, ей было все равно с кем. Сначала мне нравилось, что на нее обращают внимание и вообще…

— Ты меня с ума сведешь, — начала я терять терпение. — Тебе то нравится, что она шлюха, то не нравится. Давай по порядку. Где вы познакомились?

— В клубе, — вздохнул он. — У моего дружка был день рождения. Я решил произвести впечатление и пригласил всех в клуб. Выпили, и тут как раз Алла со своим номером. И… мне захотелось…

— Выпендриться, — подсказала я, сообразив, что нужное слово он будет искать долго, а я уже сатанела от дурацких разговоров, с трех часов ночи одни разговоры, и что толку?

— Ну, выпендриться, — пробурчал он. — Она старше меня и в самом деле красивая. Я сунул ей деньги в трусы, а после выступления пошел к ней в гримерку. Вот так и познакомились.

— И стали любовниками?

— Нет, — с неохотой отозвался он. — Она вроде была не против, но как до дела доходило… Я же говорю, она самая настоящая стерва, ей нужны только деньги. А кому приятно чувствовать себя придурком, которого дразнят как собаку? Я перестал ей звонить, она тут же сама позвонила. Мы поехали на дачу, но там опять началась сказка про белого бычка. Я понял, что это пустой номер, и завязал.

— В течение недели, что вы расстались, она не пыталась увидеться c тобой?

— У нее появились дела поинтереснее.

— Какие?

— Вы у своих друзей спросите, — зло ответил он. — Вы ведь с папашей друзья, выходит, всех знаете, вот и поспрашивайте.

— Так, парень, — насторожилась я. — Вот сейчас настал самый любопытный момент нашего разговора. Кого из ее друзей ты имеешь в виду?

— Я же сказал, непонятно, что ли?

— Наверное, я не очень сообразительная.

— Узнайте, кто ей квартиру снимал.

— А ты знаешь?

— Догадываюсь.

— Так чего нам тогда мучиться и узнавать?

— Черник, — подумав, сказал он. — Между прочим, к ней и ваш Кондратьев ездил, Дед, как вы его зовете. Я сам видел.

— Что значит «видел»? Ты встречался с ним в ее квартире?

— Нет, конечно. Я во дворе был.

— Приступ ревности?

— Ну, приступ. Она ведь мне нравилась.

— Она нравилась тебе так, что ты торчал в ее дворе, разглядывая ее любовников? И бросил девушку, решив, что их слишком много?

— Кончайте острить. Одно дело — когда к ней ездят все эти мужики и совсем другое — когда твой… — Он вроде бы подавился, такое было впечатление, покашлял и уставился на свои руки.

— Кого ты там застукал? Отца? — вздохнула я. Игорь не ответил, но мне его ответ был не нужен, и так все ясно.

— Когда это случилось?

— Пару недель назад. И вовсе я их не застукал, она мне сама сказала. В тот раз, когда мы на даче были, вдруг папаша нагрянул. Она и принялась перед ним хвостом мести. Просто противно. И он тоже хорош… Ну, старалась она не зря, он приехал в клуб, а потом к ней домой.

— Это она тебе сказала?

— Ага. Я пришел к ней, она стала меня выпроваживать и здорово злилась. Мне стало интересно, и я сказал, что никуда не уйду. Вот ей и пришлось рассказать. Потом я познакомился со своей девчонкой и про эту шлюху думать забыл.

— И больше с ней не виделся?

— Нет.

— И не звонил?

— Зачем мне ей звонить?

— Может, она тебе звонила? — По его физиономии стало ясно, я попала в точку, актером он был никудышным и знал об этом. Вздохнул и вновь сосредоточился на своих руках. — Когда она звонила?

— Вчера, — с неохотой ответил он. — Вечером.

— Время помнишь, приблизительно?

— Ну, мы пришли где-то в семь, стали телик смотреть, потом звонок… в восемь, может, в половине девятого.

— Как она объяснила свой звонок?

— Ничего она не объясняла. Просто сказала, что у нее выходной, что в квартире жарко и она ходит в одних трусах. Я ей посоветовал их снять, чтоб было прохладней. Она разозлилась, я ее послал, она услышала голос моей девчонки и стала приставать, с кем я и все такое, я ее опять послал, а она сказала… гадость, в общем. Она здорово разозлилась.

— Я не люблю гадости, — заверила я, изобразив соответствующую мину, — но тебе придется повторить, что она сказала.

— Зачем?

— Пока не знаю, но это может быть важным.

— Чушь, она просто разозлилась… Сказала, что смеялась надо мной и звала к себе, чтоб увидеть, какие у нас будут лица…

— У кого у вас? — Он с удвоенным усердием занялся своими руками. — Мне что, слова из тебя клещами тянуть? — нахмурилась я. — У нее был твой отец в тот момент? Она что, при нем звонила?

— Нет. Он должен был приехать.

— Ясно. Она не сообщила, во сколько?

— Нет. Спросите у отца.

— Обязательно, — буркнула я. — А ты случайно не поехал к ней, чтобы доставить папе удовольствие?

— Очень мне надо. Я был со своей девчонкой. И я совсем не ревновал. Она шлюха, понимаете? Она спала с моим отцом, и ей очень нравилось дразнить меня. Может, кого-то это заводит, но я послал ее к черту.

— Понятно. Спасибо за содержательную беседу.

— Пожалуйста, — ответил он, взглянув на Марка.

— Что скажешь? — спросила я, направляясь к своей машине.

— Он вполне мог ее убить. А что? Пришел, чулок на шею… И все эти надписи и разложенные по простыне кишки в стиле нынешней молодежи.

— Перестань паясничать.

— А я не паясничаю. Я в самом деле так думаю. Другой вариант — девку придушил папаша. Если она не врала, он должен был вот-вот объявиться. Допустим, часов в девять, в половине десятого, а кончина наступила около одиннадцати. По времени подходит. У меня только два вопроса: с чего папаше вдруг вздумалось ее придушить, опять же кишки…

— Какие кишки? — рассвирепела я.

— Те самые. Трудно представить господина Нефедова, орудующего кухонным ножом. Ведь девку потрошили кухонным ножом, так?

— Если верить Волкову…

— И никаких отпечатков пальцев?

— Никаких. Ни на ноже, ни в самой квартире.

— И это в жилище девки, где, судя по словам близких покойной, мужики табунами ходили. Неужели ни одного пальчика?

— Отстань от меня. Думаю, Волков на потолке проверить не поленился. Так что вывод один: кто-то хорошо убрал в квартире. И дверь оставил приоткрытой, чтоб девушка не лежала в одиночестве несколько дней кряду, теряя былую красоту.

— Вот-вот. А как тебе близкое знакомство Деда с покойной? Или для тебя это вовсе не новость?

— Новость, которая не стала неожиданностью, — ответила я, заводя машину.

— Беседуя с тобой, я начинаю ощущать недостаток образования. Ну так что с пацаном? Тряхнем немножко или для начала разживемся высочайшим соизволением?

— Чем протирать штаны рядом со мной, лучше бы занялся Черником, — разозлилась я.

Марк прикинулся обиженным.

— Ты не говорила, что я должен бегать за ним лично. Я думал, тебя интересуют результаты. Они будут. Если, конечно, Черник не засядет, по обыкновению, в офисе на двадцать четыре часа. Кстати, он тоже подходит на роль убийцы. Если не считать кишок. Дурацкие кишки не лезут ни в какие ворота.

— Это точно, — вынуждена была признать я чужую правоту, хотя и не люблю делать это по идейным соображениям. — С кухонным ножом трудно представить и папашу Нефедова, и нашего Черника. Тот, конечно, истерик и уж очень напуган, но… Скорее парнишка, насмотревшись фильмов о маньяках, мог устроить девичьей карьере эффектный финал.

— Тряхнем мальчика? — предложил Марк.

— Тряхнем Черника. Чтобы так психовать, как он, нужны причины. Очень может быть, что он вовсе не отдыхал ночью в своей постели и видел нечто весьма интересное.

— Мудро. Черник в роли маньяка мне нравится гораздо больше, чем лучший друг Деда Нефедов и его сынок. Ты не хочешь позвонить нашему хозяину, перед тем как делать резкие движения?

— Когда Дед решит, что время пришло, позвонит сам.

— Только не вздумай отключать телефон. Я почти уверен, звонок поступит с минуты на минуту.

Марк мог бы гордиться своей проницательностью, потому что телефон действительно зазвонил. Но, услышав голос в трубке, я, глядя на его довольную физиономию, лучезарно улыбнулась, и мой приятель сразу сник, а я почувствовала моральное удовлетворение. Звонил Волков.

— Новости есть? — спросил он устало.

— Девчонка была всеобщей подружкой, — поделилась я наболевшим.

— Сколько знакомых фамилий ты услышала?

— Три. Одна повторена дважды.

— А… сыночек. Что я тебе говорил? Может, нам лучше поискать маньяка? Нормального серийного убийцу, какого-нибудь бывшего педагога…

— Волков, не тяни из меня жилы, — разозлилась я.

Он устало вздохнул и заявил:

— Есть свидетель, который около часа ночи видел темный «Мерседес» в трех шагах от дома.

— Номер запомнил?

— Нет.

— Тогда что ты мне голову морочишь? Темных «Мерседесов» в городе сколько угодно.

— Только не такой, как этот. Парень — любитель машин и описал его довольно подробно.

— Что можно разглядеть в час ночи?

— Многое. Конечно, все это ерунда, я просто хотел уточнить: Дед действительно заинтересован в том, чтобы мы нашли убийцу?

— Не валяй дурака. Девку убили около одиннадцати, так какого хрена Деду до часу торчать в ее квартире?

— Логично, я тоже так думаю — нормальный убийца поторопится унести ноги. А если убийца что-то искал? И на то, чтобы произвести вскрытие кухонным ножом, нужно время. Много времени. А еще отпечатки пальцев, которые надо уничтожить…

— Для начала я бы на месте убийцы проверила, не уронила ли случайно визитную карточку…

— Ладно, не кипятись, — сказал Волков. — Я нервничаю, что вполне объяснимо. Держи меня в курсе.

— У меня ничего интересного, кроме имен, которые ты и так знаешь. На сегодня я закругляюсь, еду домой спать.

— Тогда спокойной ночи, — ласково пропел он, и мы простились.

— Где тебя высадить? — спросила я Марка.

— Может, пригласишь меня к себе? В конце концов, у тебя свободный вечер.

— Вот именно. Так где тебя высадить?

— На ближайшей остановке, — хмыкнул он. — Слушай, Детка, а с кем ты трахаешься? Страшно интересно.

— Марк, ты придурок.

— Ничего подобного. Я за тебя переживаю, потому что уверен: парня у тебя нет, я ж приглядывал. Выходит, у тебя проблемы.

— Ничего подобного, — передразнила я.

— Дед страшно ревнив и держит тебя на коротком поводке? А говорила, что с ним все кончено.

— Тебе говорила?

— Угу.

— Наверное, в беспамятстве. Выметайся, вон ближайшая остановка. И вообще, ты очень много болтаешь.

— Слышала пословицу: с кем поведешься, от того и наберешься. Вот я от тебя и набрался. Недавно мне сказали, что у меня есть чувство юмора.

— В такое трудно поверить. Ты выйдешь наконец или тебя выбросить из машины? — вздохнула я, созерцая его клоунскую улыбку. Марк иногда умел здорово действовать на нервы, вот как сейчас.

— Ответь на один вопрос, и я сразу же испарюсь.

— Ладно, давай свой вопрос.

— Я его уже задал.

— Должно быть, я не расслышала.

— Ты спишь с Дедом и не смотришь по сторонам?

— Знаешь анекдот про золотые руки? — Марк радостно фыркнул, а я устало заметила: — Выметайся. И перестань болеть обо мне душой. Необходимую гормонотерапию я получаю регулярно, так что в твоих заботах не нуждаюсь.

— Мне всю жизнь не везет, — грустно отозвался он и наконец-то выбрался из машины. Я поехала домой, размышляя по дороге, не о предложении Марка, конечно, хотя оно было довольно занятным, а о недолгой, но бурной жизни Аллы Дмитриевны Кудриной. Волков прав, следовало уточнить у Деда: действительно ли мы ищем убийцу или только делаем вид? В общем, мне-то без разницы, но следует определиться, не то я от избытка энтузиазма черт-те чего накопаю, и что потом прикажете делать? Я свернула к своему дому и порадовалась за генерала, который опять был на боевом посту.

Я приготовила ужин, съела его в одиночестве и праздных мыслях и завалилась на диван, прикрыла лицо журналом, с намерением подремать, так как ложиться спать, по моим представлениям, было еще рано. Мысли мои были чисты и безмятежны, но так продолжалось недолго, потому что зазвонил телефон. С большой неохотой я сняла трубку и услышала женский голос, который поначалу не узнала.

— Это Ольга, да? — спросили испуганно на том конце провода.

— Это Ольга, — не стала я возражать.

— Вы мне визитку оставили сегодня, помните? В «Пирамиде»? Меня зовут Инесса… — Ага, высокая красавица, вызвавшая у меня чувство собственной неполноценности с последующей депрессией.

— Что-нибудь интересное вспомнили? — не очень-то рассчитывая на это, спросила я.

— Да, то есть нет. Ольга, вы могли бы приехать в клуб? Прямо сейчас. У меня еще один выход, а потом…

— Слушайте, вы только что ответили на мой вопрос взаимоисключающими словами. Так вы вспомнили что-то интересное или нет? Если нет, на кой черт мне среди ночи тащиться в клуб?

— Я… я не знаю, важно это для вас или нет… Ольга, мне надо посоветоваться, у меня… Я боюсь говорить по телефону. И я не знаю, что мне делать. Понимаете, мне не с кем посоветоваться. Если я скажу в милиции, боюсь, будет только хуже. А вы… вы ведь женщина, в конце концов.

— В общем, да, — согласилась я без охоты.

— Я сегодня вела себя неправильно, надо было по-другому, я вам не понравилась… Вы приедете?

— Придется. Было бы просто отлично, намекни вы мне, о чем хотите поговорить.

— Я боюсь.

Она и вправду боялась, это чувствовалось даже по голосу.

— Хорошо, я буду через двадцать минут. Устроит?

— Да-да, у меня номер… — Она повесила трубку, не успев договорить.

— Ну и манеры, — вздохнула я и побрела переодеваться.

Не очень-то я рассчитывала узнать от нее что-нибудь полезное. Хотя как знать, девчонка напугана, опять же мое любопытство требовало действий, и я поехала в клуб. Однако, немного поразмышляв по дороге, пришла к выводу, что рваться по первому зову дамы в беде довольно глупо. Если конкуренты копают под Деда и свихнулись настолько, что орудуют кухонными ножами, я могу легко попасть в неприятную передрягу. Звонок, кстати, выглядит довольно подозрительно.

Наплевав на свое хорошее воспитание, я позвонила Волкову. Он уже спал и звонку не обрадовался, но, когда я втолковала ему что к чему, смог проснуться окончательно и пообещал, что встретит меня возле «Пирамиды». Конечно, он опоздал, и в ночной клуб мы вошли не через двадцать минут, как я обещала, а через полчаса. Я хотела подняться на второй этаж, где были гримуборные, охранник вежливо спросил, куда я направилась, я объяснила, и он, прислушавшись к музыке, доносившейся из зала, сообщил:

— Вы ее наверху не застанете, сейчас ее номер. — И чуть приподнял тяжелую портьеру, закрывающую проход в зал.

— Волков, идем смотреть стриптиз, — позвала я. — Только не говори, что ты не рад.

Он состряпал злобную физиономию, давая понять, как устал от этого мира и от меня в частности, а я подхватила его под руку и потащила к эстраде, оформленной без особого вкуса, но роскошно.

В настоящее время в глубине сцены трудились две девушки в остатках того, что напоминало школьную форму, но Инессы среди них не было. Я собралась было вернуться к охраннику и порадовать, что пошутить я тоже очень люблю и под настроение так могу расшутиться, что кое-кто вылетит с работы, но в этот момент свет вспыхнул ярче и я увидела Инессу. В блестящем платье, похожем на змеиную кожу, она была так хороша, что я ненадолго замерла и не сразу заметила, что Волков нашел свободный стол в углу и устроился за ним.

— Она красавица, — садясь рядом, сделала я ценное замечание.

— Так это она звонила? На испуганную насмерть она не похожа, — буркнул он. Инесса как раз освободилась от платья и теперь была в купальнике в сине-желтых разводах. Ее сходство со змеей только усилилось. Волков хмуро оглядывался, совершенно игнорируя сцену.

— Чего ты высматриваешь? Ты можешь хоть на минуту расслабиться?

— Не могу. Я старый человек, и мне тяжело это видеть.

— Тяжело видеть красивую женщину?

— Отправить бы их в совхоз, картошку копать, и то больше пользы.

Я фыркнула, а Волков поднялся.

— Пойду покурю.

— Кури здесь.

— Нет уж, я на свежем воздухе.

Под моим насмешливым взглядом он покинул зал. Между тем Инесса сорвала аплодисменты очень эффектным трюком с бюстгальтером, потом и вовсе избавилась от него и начала извиваться, стоя спиной к зрителям. Вдруг она замерла, напряженно вытянувшись с поднятыми вверх руками, и весь зал замер вместе с ней, ожидая чего-то необыкновенного, и оно явилось, как по заказу: раздался странный звук, похожий на шелест крыльев, и прямо под ее левой лопаткой оказался нож. Точнее, я увидела рукоятку ножа, которая нахально торчала из-под ее лопатки. Девчонка, не издав ни звука, плавно начала опускаться и, только когда до пола оставалось всего несколько сантиметров, упала, некрасиво и страшно, а публика продолжала ошалело молчать и таращиться на сцену, потому что, как и я поначалу, не поняла: это что, номер такой?

Но это был не номер, к великому сожалению. Я вскочила, заорала «Волков!» и кинулась к эстраде, расталкивая граждан, которые успели прийти в себя и теперь бестолково метались по залу. Девицы на сцене закричали и бросились врассыпную, граждане в зале ответили им дружным визгом, так что, когда я пробралась к Инессе, вокруг творилось что-то невообразимое.

Я приподняла голову девушки, глаза ее были широко распахнуты, но было ясно: она мертва.

— Что? — проорал мне на ухо Волков, плюхаясь рядом на одно колено.

— Как видишь.

— О черт, выходит, мы опоздали…

— Вызывай своих, — в ответ проорала я и бросилась к кулисам.

— Куда? — рявкнул Волков, но я предпочла сделать вид, что не услышала. Я выбралась в коридор, где тоже бестолково метались граждане, и увидела охранника, с которым разговаривала десять минут назад.

— Давай со мной наверх.

Должно быть, он совсем растерялся от царившей вокруг суматохи, потому что повиновался мне без вопросов.

На втором этаже было тише, но присутствующие, в основном девицы, которые здесь работали, тоже приготовились паниковать, хотя еще толком не знали, что произошло. Откуда-то возник Геннадий Сергеевич, я ухватила его за локоть:

— Где уборная Инессы?

— Вон там, — растерянно ответил он, ткнув пальцем в третью дверь слева, и я рванула туда, торопя охранника:

— Да шевелись ты.

Комната оказалась не заперта, что очень облегчило мне жизнь. Распахнув дверь, я сказала парню:

— Пока я здесь, в коридор никого не пускай, никого. Понял? Если надо, пальни для острастки.

— Да у меня и оружия-то нет, — перепугался он.

— Тогда перегрызи врагам горло. Если мне кто-нибудь помешает, считай свою карьеру накрывшейся медным тазом. — Последние слова я уже кричала, захлопнув за собой дверь.

Комната была маленькой, без окна. В левом углу зеркало и стул перед ним. Справа ширма. Рядом тумбочка. Ее я проверила первой. Масса всякой ерунды и ничего интересного. За ширмой на вбитых в стену гвоздях висели на плечиках два сценических костюма. Искать здесь что-либо — пустая трата времени. Так, дальше — шкаф. Плащ, костюм, сумочка… В сумочке кошелек, пудреница и штук двадцать презервативов. Занятно, но за это не убивают. Я обшарила шкаф и вскоре нашла то, что искала: коробку из-под обуви, втиснутую в нижний ящик и прикрытую какими-то тряпками. В коробке лежали туфли (довольно потрепанные), а под ними, точнее, под тонкой белой бумагой, два конверта.

— Господи, какая же она дура, — пробормотала я, качая головой. — Неужто она всерьез считала, что это надежный тайник?

Я вскрыла первый конверт: тысяча долларов стодолларовыми купюрами. Я очень удивилась, то есть удивляться тут было нечему, но, выходит, я ошиблась и девчонка просто прятала здесь свои сбережения. Содержимое второго конверта вызвало у меня зубовный скрежет. Знакомый почерк: «Аллочка, котеночек, жду тебя с нетерпением. Твои бриллианты ждут тебя вместе со мной». Подпись: «Игорек».

— Козел ты старый, — прокомментировала я, — еще бы расписался и девкину фамилию заодно поставил.

Записок было шесть штук, из чего я заключила, что страсть Деда к погибшей Алле была бурной и длилась довольно долго. На всякий случай я еще немного порылась в чужих вещах, но без всякого толку. Я сунула конверт с записками в карман, подумала и прихватила второй конверт, затем носовым платком протерла ручки шкафа и тумбочки, скорее из принципа, нежели из опасений, и удалилась.

Охранник стоял столбом возле двери.

— Менты уже здесь? — спросила я.

— Нет, кажется, — ответил он испуганно.

— Ну, значит, сейчас появятся. Само собой, ты меня здесь не видел.

Я бегом спустилась по лестнице. Внизу страсти понемногу утихали. Дамы клацали зубами и жались к кавалерам, кавалеры обнимали дам, сурово взирая на мир. Волков принял на себя обязанности командира и выглядел злым как черт.

— Ну что там? — прорычал он мне, правда негромко, стараясь не привлекать к нашему разговору внимание общественности.

— Там полный порядок. А что здесь?

— Уйди с глаз моих, без тебя тошно.

— Меня же не выпустят, — широко улыбнулась я, что Волкову, само собой, не понравилось. — Откуда бросили нож, как думаешь? — оглядываясь, спросила я.

— Вон из того коридора. Кто-то стоял за портьерой. Черт, я, когда мимо проходил, ведь почувствовал, кто-то там стоит, нет бы голову повернуть…

— А куда ты шел?

— В туалет, — буркнул он.

— Значит, убийца стоял за портьерой? Расстояние приличное. Парень профессионал… По крайней мере, ножичком балуется часто. И хорошо знаком с местным репертуаром.

— А это еще почему?

— Потому что, друг мой Волков, расстояние действительно приличное, девица вертелась как заведенная, а ведь надо не просто попасть в цель, надо, чтоб девонька скончалась, словечка не вымолвив. Он выбрал момент, когда она замрет спиной к гражданам, представляя собой отличную, то есть неподвижную, мишень.

— Возможно, — кивнул Волков, взглянув на меня с большей приязнью.

Тут двери распахнулись настежь, и в зале появились стражи порядка. Подмигнув Волкову, я удалилась в тень, в том смысле, что предпочла устроиться на стуле в уголочке, дабы не мешать людям выполнять свои обязанности. Ничего интересного я от их появления не ждала: наверняка никто ничего не видел и не слышал. Примерно так и вышло. Одна дама заметила Волкова, когда он выходил в туалет, но не заметила, как вернулся, остальные вообще таращились на сцену, что вполне естественно. Мне тоже задали вопросы, и я ничем не порадовала следователей. Протомилась на своем стуле до самого рассвета, после чего последовало разрешение отправиться по домам.

Дома я бросила конверт на диван, доллары меня в настоящий момент не интересовали, а вот записки я прочитала. В общем, ничего особенного, убивать за это глупо. Моральный облик народного избранника явно прихрамывает (кое-какие слова и выражения могли шокировать престарелых избирательниц, но подросткам наверняка бы понравились). Впрочем, Дед у нас вдовец и мог себе позволить… Правда, упоминались дорогие подарки (а Дед у нас известный бессребреник, в одном костюме третий год ходит, в основном перед журналистами), конкуренты радостно завизжат: вот куда уходят деньги стариков и сирот: на продажных девок. И все же не верилось мне, что девчонок убили из-за записок. Припугнули бы, денег дали… Вот, кстати, и деньги. Тысяча баксов — приличная сумма за подростковые сочинения Деда, больше я бы из принципа не дала.

Я услышала, как подъехала машина, и подошла к окну. Волков поднял голову, мы встретились взглядами, и я послала ему воздушный поцелуй, а он с досадой плюнул. Я пошла открывать дверь и, когда он вновь предстал моим очам, шепнула:

— Как я рада, милый.

— Надо требовать прибавки, — хмыкнул он, — за то, что приходится видеться с тобой так часто.

— Я могу снабжать тебя молоком за вредность. Идет?

— Лучше коньяка налей, — буркнул он, усаживаясь на диван, посмотрел на конверты и вновь принялся бурчать: — Деньгами не разбрасываются… А это что?

— Взгляни, — кивнула я, устраиваясь рядом с коньяком и рюмками.

— Это лежало в ее комнате? — спросил Волков. Было заметно, что валять дурака ему расхотелось.

— Конечно. Где еще я могла бы это раздобыть?

— Ты уже звонила Деду?

— С какой стати поднимать его среди ночи?

— Послушай… — опять разозлился Волков, но я его перебила:

— Дед сказал: найти убийцу. Давай найдем его.

— Его машина возле дома убитой той ночью, а теперь еще эти записки… Ты же понимаешь…

— Мы должны найти убийцу. Только по этой причине я тебе и демонстрирую свои находки. И рассчитываю на взаимность, то есть на ответную откровенность.

— Не зря у меня с прошлой ночи зубы ноют, — пожаловался он.

— Ага. Предчувствия тебя не обманули…

— Ладно, давай прикинем, что мы имеем. — Волков выпил, поставил рюмку на стол и повернулся ко мне. — Девка крутит любовь со всеми нашими шишками.

— Причем одна такая шишка из конкурирующей фирмы.

— Дед писал эти записочки, а девка их коллекционировала, смекнув, что на них можно заработать. Так?

— Допустим.

— Она прячет их у подруги и приступает к военным действиям. Однако вместо денег получает чулок на шею…

— И в ту же ночь возле ее дома видят машину Деда. Логично предположить, что у них была назначена встреча.

— Логично. Девчонка скончалась, и тогда ее подруга решает подзаработать на этих записках.

— Это если она дура стоеросовая, а Инесса производила впечатление умудренной опытом гражданки.

— Тогда что произошло, по-твоему?

— Ответ напрашивается сам. Если убили из-за этих записок, то убийца, не обнаружив их в доме убитой, предположил, что они могут находиться здесь, и заведение сегодня посетил. Напуганная его визитом, Инесса звонит мне, мы приезжаем, но убийца нас опередил, однако забрать записки ему что-то помешало. Для того, чтобы разделаться с девчонкой, он воспользовался ножом. Несколько необычно, ты не находишь?

— Почему? — пожал плечами Волков. — Напротив. От пистолета пришлось бы избавляться, опять же, как-то надо пронести его мимо охраны, а нож штука удобная, если умеешь им пользоваться.

— Вот-вот. Отчего не дождаться девчонку в переулке после выступления, не проломить бедняжке голову, свистнув при этом сумку…

— Возможно, у них не было времени.

— Хочешь сказать, кто-то узнал о ее звонке ко мне? Лично я склоняюсь к мысли, что убийца тяготел к эффектам. В самом деле, получилось зрелищно. И круг подозреваемых сразу очерчивается, разве нет? Вот я, к примеру, управляться с ножом не могу. А ты?

— Только на кухне.

— Правильно. А кто может?

— Да кто угодно, — фыркнул Волков.

— И здесь ты прав, но мне на ум первыми приходят ребятишки из охраны Деда, все как на подбор бывшие спецназовцы. Уж их-то, поди, ножами швыряться учили.

— И чему ты радуешься? — опять разозлился мой верный друг и товарищ. — Налицо и мотив, и возможность совершить убийство, теперь уже два убийства, и даже свидетель есть, видевший тачку.

— Я бы и не радовалась, если б не была уверена: все это чепуха и злостное запудривание мозгов. Хозяйскую ласку я ценю и тружусь на совесть, оттого и нашла эти записочки. А что мешало убийце поступить так же? Особенно если он из охраны Деда?

— Конечно, — согласно кивнул Волков после непродолжительного раздумья. — Если все дело в записках, почему их не взяли?

— Рассчитывали, что их найдут твои друзья-менты и у них будет мотив.

— Выходит, это происки конкурентов? — хмыкнул Волков. — Тогда можешь спать спокойно: убийцу не найдем. Это наемник, и как его прикажешь искать, если с жертвой его ничего не связывает?

— Придется расстараться. Кто девок резал, может, для Деда не так и важно, но вот кому это понадобилось, его наверняка интересует очень и очень. А он нам деньги платит не только за красивые глаза и ждет ответной любви.

— Своих врагов он лучше нас знает, — опять принялся ворчать Волков.

— Само собой, однако надо установить, который из них все это затеял, припереть его к стенке и успеть все это сделать до выборов.

— Ой как зубы-то ноют, — прополоскав рот коньяком, пожаловался мой друг.

— Хочешь, я тебе кое-что занятное скажу, чтоб настроение улучшить? Вполне возможно, мы будем искать конкурентов, которых еще нет. То есть их по ходу пьесы придется изобрести.

Волков скривился, глядя на меня, должно быть, в отчаянии от непосильной умственной нагрузки, а потом тяжко вздохнул. За что я его ценила, соображать он мог быстро, когда хотел. Вот и сейчас не подвел.

— Двойная игра, — изрек он. — Есть убийство, есть улики, которые указывают на определенного человека (Волков так уважал руку, его кормящую, что всуе даже имени не произносил), улики настолько явные, что поневоле закрадываются сомнения… к тому же есть люди, которым выгодно этого человека уничтожить. При известной сноровке мы их находим…

— И освобождаем Деда от неприятных людей.

— Лучше б ты свои догадки держала при себе, — пожаловался Волков, — мне даже думать не хочется…

— А ты не думай, главное, двигайся. Дед желает получить убийцу, нам надо его отыскать. Давай сосредоточимся на этом, а все остальное пусть горит синим пламенем.

— Тебе хорошо говорить, — принялся бубнить Волков, — а мне что прикажешь? Одно дело — закрывать глаза на кое-какие… ну, ты понимаешь, и совсем другое — два трупа. И все это из-за паршивых выборов?

— Это неверная точка зрения, к тому же не отражающая позицию борца за народные голоса. В оригинале это должно звучать так: выборы и два паршивых трупа…

— Завтра пойду к зубному врачу, нет сил терпеть. — Волков поднялся с дивана и побрел к двери.

— Ты так и не рассказал мне ничего интересного, — крикнула я вдогонку.

— Нет ничего интересного, никто ничего не видел, ничего не слышал.

— Это нормально, — согласилась я, внизу хлопнула дверь, а потом завелась машина.

Я подумала и набрала номер Марка. Несмотря на поздний, точнее, ранний час, судя по голосу, он был бодр и свеж и готов к новым свершениям.

— Тебе стало одиноко, и ты вспомнила обо мне, — ласково прошептал он.

— Одиноко стало одной девушке с ножом под лопаткой.

— А звать девчушку как?

— Инесса.

— Чего ты хочешь?

— Вообще-то узнать, кто швырнул ножичек, но, догадываясь, что твои способности весьма посредственны, ограничусь исключительно простым заданием. Как только менты уберутся из «Пирамиды», отправляйся туда со своими мальчиками и вытряси души из тамошних придурков. Инесса мне звонила, просила приехать. Кто-то в течение вечера успел здорово напугать девчонку. Явился сам или звонил, не знаю, но он должен был себя проявить.

— А если не являлся, если он, к примеру, сидит там безвылазно, потому что ему так положено?

— Тогда выясни, в какой момент у девчонки сменилось настроение и что этому предшествовало. Кто, когда, в каком месте находился и кто это может подтвердить. Скажи парням: тому, кто что-то накопает, премия в тысячу баксов.

— Плохая идея. Начнут фантазировать.

— Тогда просто премия, пусть фантазия взыграет насчет ее размера. У людей должен быть стимул.

— А у тебя есть тысяча баксов?

— Главное, что она найдется у Деда, — осчастливила его я.

Утром я встала пораньше и отправилась в ванную. На некоторое время я замерла перед зеркалом и принялась изучать свою наружность с целью ее возможного усовершенствования. Мне хотелось отбить у людей охоту болтать налево-направо о моем алкоголизме.

Через полчаса я стала нравиться себе значительно больше, моя помятая физиономия приобрела буйно-оптимистическое выражение, что Деду должно было понравиться. Я отправилась к нему, не позвонив. В этом был хитрый умысел: свалившись как снег на голову, я лишу старого змея возможности избежать встречи со мной.

Конец ознакомительного фрагмента.