Глава 3
Улица Новая была освещена от начала до конца. Фонари горели ярко, в их свете гладкий черный асфальт поблескивал так, как будто его только что щедро полили водой. За кирпичными заборами высились большие и красивые дома, выстроенные в едином стиле, как это бывает в коттеджных поселках премиум-класса. Но такие поселки, как правило, огораживаются и охраняются, а здесь только частные заборы, и сторожей не видно.
— Вот и спрашивается, на какие деньги все это построено? — разглядывая фигурную крышу близстоящего дома, спросил Пахомов.
— Кто-то один строил, остальные покупали и вселялись, — сказала Знаменова.
— На какие шиши?
— На те самые, о которых ты думаешь… Выходим?
Они стояли возле дома под номером четыре. На этом месте нашли машину, в которой и находился труп Грибова. Но машины здесь давно нет, и Грибова уже успели похоронить.
— Свидетелей опрашивать?
Погода вроде бы неплохая — небо чистое, сухо, но холодно. А в микроавтобусе тепло, и выходить не хочется. Да и куда? Возможные свидетели за высокими заборами, за бронированными дверями прячутся, их сейчас никаким законом из теплых нор не выкуришь. Да и не время сейчас опрос проводить.
— Да нет, пройдемся. Погода хорошая.
— Ну да, — кисло глянув на Татьяну, неохотно согласился Олег.
Теплая спортивная куртка на ней, а он в холодной кожанке поверх тонкого джемпера. Впрочем, он мужчина, и если женщина просит… Тем более женщина эта еще и начальник.
Но Знаменова не вышла из машины. Ее взгляд привлек пес, который сидел на крыше гаража и смотрел в небо — на луну, еще не полную, но уже пухлую.
— Смотри!
— Это не собака, — качнул головой Пахомов. — Это волк!
Это действительно был самый настоящий волк. С цепью на шее. Неподалеку от него горел фонарь, но казалось, что его подсвечивает само небо — темное, лунное. На фоне этого неба волчий силуэт казался тенью из потустороннего мира. Зловещее зрелище, пугающее. А если бы волк еще и взвыл на луну. Но он молчал. Он взывал к луне взглядом — пристальным, из глубины волчьей души, порожденной мистикой леса.
— Выходим? — спросил Олег.
Волк произвел впечатление на Знаменову, она притихла, присмирела. И, судя по выражению лица, у нее пропало желание выходить из машины.
— Выходим?! — Она метнула на него вопросительно-восклицательный взгляд.
Похоже, Татьяна поняла, о чем он думает, поэтому пересилила себя.
— Выходим!
Она выпрыгнула из машины, повернулась к волку спиной, чтобы на него не смотреть. И Олег вышел к ней.
— Что дальше?
— А время-то не очень позднее, — сказала она, глянув на часы. — Половина десятого. А на улице уже никого нет.
— Это Сибирь, здесь рано ложатся.
— Может, боятся по темноте гулять?
— Может, и боятся.
Из темноты полыхнул свет фар, к ним приближалась машина.
— Такси едет, — сказал Олег.
— Такси?
— Такси компании «Летучий Голландец». Грибов за рулем.
— Пахомов! — Татьяна возмутилась так, как будто Олег выругался при ней матом.
— Шучу я, — улыбнулся он.
И в этот момент волк завыл — протяжно, пронзительно и высоко — до самой луны. И тишина вокруг него взорвалась собачьим лаем. Это успокоило волка. Он стих. И собаки замолчали, восхищаясь собственным мужеством, которое позволило им облаять волка.
А рядом с микроавтобусом остановился новенький «Гелендваген» — чистый, отливающий лаком. Из машины вышел Чащин, в коротком пальто с воротником из стриженой норки. От него на расстоянии пахло дорогим одеколоном. Или запах очень стойкий, или он собирался к любовнице, которая жила в этом районе. Об этом Пахомов подумал вскользь. Зачарованный волчьим воем, он туговато соображал. И Знаменова казалась слегка ошарашенной.
— Товарищ подполковник! — Он смотрел на Татьяну с благодушной насмешкой.
— Виктор Борисович?
— Я думал, вы меня не запомните, — улыбнулся он.
— Ну как же! Вы же зам по безопасности. И у вас, насколько я понимаю, своя версия происходящего.
— Происходящего, — кивнул Чащин.
И почему-то посмотрел на волка, который по-прежнему сидел на крыше пристроенного к дому гаража.
— Хотел бы говорить об этом в прошедшем времени, но почему-то не получается. Весна еще не закончилась, — сказал он. — Еще будет полная луна.
— Это вы об оборотнях?
— Об оборотне. Он у нас один.
— Кто?
В ответ Чащин кивнул на волка, который вдруг повернулся к нему.
— Это оборотень?! — Знаменова хотела засмеяться, но ее голос дрогнул, сорвался на хрип.
— А разве Грибова не здесь убили? — спокойно, но с гнетущей тяжестью во взгляде спросил Чащин.
— Здесь Грибова убили, — сказал Пахомов. — И что?
Ему тоже было слегка не по себе, но голос звучал ровно, уверенно.
— Ничего. — Чащин посмотрел на него так же невозмутимо, с безмятежной тяжестью во взгляде.
А глаза у него необычные, янтарные, и светились они как будто бы изнутри. А может, в них отражался свет луны. Пахомов поймал себя на ощущении, что завороженно смотрит Чащину в глаза. И усилием воли встряхнулся изнутри. Возникло вдруг чувство, будто он только что проснулся.
— Ничего, — повторил Чащин. — Но Грибова убили.
Пахомов глянул на волка и увидел, как тот смотрит на Чащина. Волк утратил уверенность и спокойствие, он смотрел на Чащина как на соперника, который мог предъявить претензию на помеченную территорию. Но волка вдруг привлек и сам Олег. Глядя на него, он вдруг вздыбился, оскалился. И собаки учуяли волчий страх, снова загавкали. Их лай, казалось, стал последней каплей в чаше терпения. Волк исчез из виду, спрыгнув с гаража.
— Этот волк не мог его убить, — качнул головой Пахомов. — Даже если он оборотень.
— Это не оборотень. И даже не волк, — пренебрежительно усмехнулся Чащин.
— Зачем же вы тогда говорите?
— Это я воспользовался случаем. Чтобы вы прочувствовали остроту момента.
— Это ваш дом? — спросил Пахомов и кивнул на гараж, с которого спрыгнул волк.
— Нет. Не мой. А почему вы спрашиваете?
— Ну, вы же сказали, что Грибова убил оборотень.
— Я всего лишь предположил.
— И я предположил.
— Мой дом находится дальше, — одними губами улыбнулся Чащин. — Там, в самом конце. — Чащин повел рукой вдоль улицы.
— Большой дом?
— Не маленький… Я так понимаю, у вас есть ко мне вопросы?
— Хотелось бы прояснить ряд моментов.
— Тогда прошу в гости!
— Что ж, можно, — кивнула Знаменова, с интересом или даже завороженно глядя на него.
— Можно, — подтвердил Олег. — Но завтра.
— А если сегодня? — В голосе Чащина едва слышно звякнуло возмущение.
И еще он попытался надавить на Олега взглядом, но натолкнулся на твердую породу и ослабил нажим. И что-то гневное колыхнулось в его волчьих глазах.
— Завтра.
Пахомов хотел добавить, что у них был сегодня очень трудный день, но решил не оправдываться перед этим странным типом.
— Завтра вечером я приглашаю вас к себе в гости. Вас, товарищ подполковник, и вас, товарищ майор. — Чащин попытался улыбнуться от всей души, но вышла какая-то гримаса.
— Всего хорошего, — сквозь зубы пожелал ему Олег и, взяв Татьяну под локоток, увлек ее в машину.
От коньячных паров не осталось и следа — Пахомов сам сел за руль. А Чащин остался стоять возле своей машины. Олег поехал по прямой, рассчитывая свернуть в конце улицы, а он все стоял, пока не исчез из виду.
В конце улицы перед самым поворотом, в отдалении от соседних домов стоял выдающихся размеров особняк с двумя круглыми башнями. На нем и заканчивалась улица, дальше начинался лес, который огибала дорога.
Асфальт закончился, началась хорошо укатанная гравийка. Закручиваясь по спирали, она возвращала машину в город.
— Ты правильно сделал, что отказался. — Знаменова придала голосу фирменную твердость, но все-таки в нем угадывалась неуверенность и даже растерянность.
— Мутный тип.
— А если это он зарезал Грибова?
— Я тоже так почему-то подумал.
— Он сам похож на оборотня.
— Хотелось бы обойтись без мистики.
— Да, на вещи нужно смотреть реально, — кивнула она.
— Но почему Варнавину и Сайко убили в полнолуние?
— И почему Чащин так уверен, что Грибова убил оборотень?
Пахомов остановил машину, набрал полные легкие воздуха и резко выдохнул. Какую-то чушь они с Татьяной сейчас нагородили. Под впечатлением они, нужно успокоиться, а то завтра самим будет стыдно за себя.
— Что с тобой? — Знаменова встревоженно смотрела на него.
Она пыталась казаться «железной леди», но сейчас это у нее не очень хорошо получалось. Олег видел перед собой если не напуганную, то, уж во всяком случае, встревоженную женщину. И растерянную.
— У Чащина глаза желтые. Как у волка, — сказал Пахомов.
— И что это значит?
— Это игра света. Улица очень хорошо освещена. Элита на этой улице живет. А элита о себе заботится. И Чащин у нас элита. И дом с башнями — его дом. Особый дом. И сам он особый. Я не удивлюсь, если это он город под собой держит.
— Я бы тоже не удивилась, — сказала Татьяна.
Но вид у нее был слегка удивленный. И удивлялась она, возможно, самой себе. Похоже, она не могла понять, как повелась на Чащина, возможно, даже очаровалась им. Да и волк на крыше произвел сильное впечатление, а ведь она не слабонервная.
— Откуда у Чащина дом на Новой улице?
— Хотелось бы знать.
— Мазай для прикрытия, а Чащин у руля. И о его мафии никто ничего не знает. Какими силами он располагает, какими деньгами крутит. Не говоря уже о системе, по которой с завода уходит золото. А оно уходит — через улицу Новую.
— Надо разбираться.
— Этого Чащин и боится. Мы для него здесь как заноза. Как тромб, который может оборваться…
— Может, и не Чащин. Может, кто-то другой здесь главный.
— В любом случае он важное звено в этой системе, — кивнул Олег.
— А мы эту систему можем сломать.
— Потому он и валит все на оборотня.
— А совпадение по датам? Варнавину в полнолуние убили…
— А Калинкину нет… Калинкину могли убить отморозки Чащина. Или Мазая. Или кто там у них главный…
— А Грибова мог убить сам Чащин.
— Вот!
— Нужны доказательства. И Чащин боится, что мы взбаламутим его болото. А мы можем…
Пахомов кивнул. Костя Духов и Лева Черновицын — опера боевые, опытные, с ними не пропадешь. Да и сам он не промах.
— Варнавина работала на комбинате, и Сайко работал на комбинате, — продолжала Татьяна. — Она в бухгалтерии, он на карьере. Возможно, через них проходил канал утечки золота.
— Возможно.
— Если здесь собака зарыта, как ее откопать?
— Утро вечера мудренее, — сказал Пахомов, останавливая машину возле гостиницы.
— Да, конечно.
Он заглушил двигатель, помог Татьяне выйти из микроавтобуса, поставил его на сигнализацию.
Они вместе прошли мимо ресепшена. Миловидная девушка улыбнулась им. Олег подмигнул ей, а у самой лестницы обернулся и увидел, как администратор, глядя им вслед, снимает трубку телефона.
И кому это, интересно, она докладывает об их возвращении, уж не Чащину ли?.. Впрочем, Пахомов был готов к тому, что все в этом городе будет против них. Тот же Тернов мог повести себя как враг…
Олег проводил Татьяну до номера и собрался уходить.
— Ты знаешь… — с непривычным для нее чувством неловкости сказала она и запнулась.
Он остановился, повернулся к ней.
— Этот волк стоит у меня перед глазами.
— Страшно? — улыбнулся он.
— Да как-то не по себе…
Пахомов кивнул, открыл дверь, пропустил Татьяну вперед и зашел в номер вслед за ней. И дверь за собой закрыл. Если женщине страшно, мужчина должен ее успокоить. А процесс этот сложный и непредсказуемый. И, возможно, еще затяжной.
— Есть люди, которые волков вместо собак держат. Охотники, например.
— Волк тебя испугался, — сказала Знаменова без привычного металла в голосе. — Я видела.
— Чащина испугался.
— И Чащина тоже.
— Но я же не оборотень, — улыбнулся Олег.
— Да, но есть в тебе что-то волчье.
— Не знаю.
— Я знаю.
Они стояли близко друг к другу, лицом к лицу. Татьяна прикрыла глаза, потянулась к нему. Щекотливая ситуация, можно даже сказать, опасная. Вдруг у Олега есть женщина, которой он не мог изменить? Вдруг у него нет никакого желания крутить служебный роман? Если он не откликнется на призыв Татьяны, она не простит ему этого. Но у него не было женщины, и служебный роман — очень хорошо. Тем более этот роман мог перерасти в нечто большее.
Их губы встретились. Превращаясь в робкую и беззащитную женщину, Татьяна нежно обвила руками его шею, и Олег поплыл. Он уже был готов утонуть вместе с ней, когда она вдруг оттолкнулась от него.
— Я сейчас! — Татьяна нежно улыбнулась, не глядя ему в глаза.
И упорхнула в ванную. Только она ушла, как в дверь постучали.
Открывая дверь, Олег уже знал, кто за ней стоит, поэтому не удивился, увидев Чащина. Как будто какое-то седьмое чувство подсказало ему. И подсказало уверенно.
— Где Знаменова? — спросил Чащин, исподлобья глядя на него.
— Я за нее.
— Ну, может быть.
— Я вас внимательно слушаю.
— Не здесь. Пошли в бар спустимся.
Пахомов нахмурился. Он так близко подступил к Татьяне, осталось совсем чуть-чуть, и тут вдруг появляется буксир, который пытается оттолкнуть его в сторону. Как тут не злиться?
Но и послать Чащина нельзя. Вдруг он собирается сказать что-то важное? Что, если завтра он уже не захочет открыться перед Пахомовым?
— Я сейчас, — закрывая дверь, сказал Олег.
Он сказал Татьяне, куда уходит, и пообещал вернуться как можно скорей. А когда вышел в коридор, Чащина там не было.
Он сидела за стойкой в пустующем баре. Официант угодливо улыбался, наливая ему. Пахомов подошел, сел.
— Водка, виски, коньяк, ром, джин? — осведомился бармен.
— Водки. Грамм сто.
— От тебя коньяком пахло, — сказал Чащин. — Коньяком и продолжай. За мой счет.
Он заплатил бармену за бутылку «Реми Мартин» двадцать тысяч, не испытывая при этом ни малейшего сожаления. Бутылку он велел оставить, а бармена попросил исчезнуть, и тот даже не пикнул в знак протеста. И денег у Виктора Борисовича много, и власть реальная.
— А у тебя нюх хороший, — сказал Олег, когда официант исчез.
— Как у оборотня… — усмехнулся Чащин. — А может, я и есть оборотень.
— Ты хотел в чем-то признаться?
— Все-таки подозреваешь меня.
— А у меня есть основания?
— Оснований нет. И не будет. А если ложный след возьмете, зачем вы тогда приезжали? Команда у вас, я смотрю, серьезная… Но думаю, ничего такого больше не случится.
Чащин разлил коньяк по бокалам и выпил, не дожидаясь Олега. Затаил дыхание, закрыл глаза, прислушиваясь к запаху и ощущениям. Олег тоже выпил. Коньяк действительно великолепный.
— А может случиться? — спросил он.
— Весна еще не закончилась, а преступник все еще на свободе. Хитрый преступник, коварный. Его голыми руками не возьмешь.
— А весна закончится, и все прекратится?
— Надеюсь. Если у человека психическое заболевание, весной оно обостряется, а к лету входит в стадию ремиссии.
— То есть убийца — псих?
— А кто в здравом уме будет убивать кого ни попадя.
— Так все-таки псих или оборотень?
— Нет никакого оборотня. Есть псих… А если есть оборотень, значит, он псих. — Чащин снова выпил, не чокаясь.
— А если не псих и не оборотень? Если местная мафия резвится?
— Какая здесь мафия? — поморщился Чащин. — Я тебя умоляю, майор!
— Мазай, например.
— Мазай… Дед Мазай и зайцы. Кто там с ним, два-три зайца? И тем прыгать не даем. В городе у нас порядок — ни убийств, ни грабежей. Ну, до недавнего времени…
— Для кого порядок?
— Для людей.
— Для тех, которые на улице Новой живут?
— Для всех людей…
— Видно, на комбинате миллионы платят, если эти «все люди» такие дома на Новой строят.
— Злой ты, майор, — с осуждением качая головой, сказал Чащин. — С тобой как с человеком, а ты в бутылку лезешь.
— Да как-то странно все.
— Что странно?
— Да все странно. А мы еще даже работать не начали.
— Убийцу нужно искать, а вы на улицу Новую лезете.
— А если убийца там живет?
— Может, и там… Я же тебе не зря на волка показал. Может, хозяин этого волка шалит… — Чащин взял паузу, ожидая реакции со стороны собеседника.
Но Пахомов промолчал. И выпил. Похоже, Чащин действительно боялся, что следствие свернет на улицу Новую и перевернет вверх дном весь калашный ряд. И такие свиные рыла оттуда полезут… Боится Чащин, потому и кормит всех оборотнями да психами. На хозяина волка вот собирается стрелки перевести… Варнавину отрабатывать надо, Сайко — всех, кто там еще мог иметь отношение к драгметаллам. Пробивать связи, находить частности, выводить из них общности, глядишь, пазлы и сложатся в картину.
Чащин выпил, немного подождал и снова потянулся к бутылке. Он молчал, ждал, когда заговорит Пахомов. Но тому не о чем было говорить с человеком, которому невыгодна правда. Для того Чащин и пришел, чтобы запудрить ему мозги. Поэтому допрос ни к чему не приведет, а раз так, то лучше молчать.
Олег выпил, поднялся со стула.
— Пойду я.
— Уже? — Чащин мрачно глянул на него, с напряжением думая о чем-то своем.
— Пора.
— Ну, давай… Завтра ко мне, как обещали.
Чащин снова потянулся к бутылке. Пахомов еще не ушел, а он уже, казалось, потерял к нему интерес.
Знаменова встретила его в халате на голое тело. И не позволила ему рассказать про Чащина. Не для того она ждала, изнывая от волнения. Не для того готовила постель…
Она оказалась страстной женщиной. И в постели была настолько же горячей, насколько могла казаться холодной в жизни. А когда страсти утихли, Олег понял, что в его жизни начинается новый этап. И хорошо, если никто и никогда не разлучит его с Татьяной.
