Глава 5
Парные куриные котлеты — блюдо диетическое, но это куда лучше, чем овсяная каша на воде и обезжиренный творог с жидкой сметаной… Все-таки сдалась Кира, все-таки предложила мужу мясное блюдо. По закону Максим не был ее мужем, а после такого завтрака готов был отправиться в ЗАГС хоть сейчас.
Но отправился он на службу. И в хорошем настроении. И погода сегодня отличная. Небо ясное, прохлада комфортная, а ветер — как теплое дыхание весны.
Развернулась у него душа. Но тут же свернулась, стоило только выехать со двора. Улица перерыта была у самого перекрестка — не проехать. Максим развернул машину, но и на другом перекрестке — такая же беда. Как будто кто-то нарочно напакостил.
Тракторным экскаватором дорогу перерыли, на всю ширину и на глубину одного ковша. Грунт был вынут и уложен в четыре кучи, по две с каждого конца. А посередине чисто — бери толстые доски, перебрасывай их через траншею и проезжай по ним, как по мосту. Может, здесь и планировалось установить временный мост для проезда? Но тогда почему его нет? И зачем вообще дорогу перерыли? Если трубы собираются прокладывать, то где они? К тому же траншеи эти только поперек дороги, где же продолжение? Да и на улице между траншеями как минимум двадцать домов, и почти в каждом дворе машина. Как людям на работу выезжать?
Эти вопросы Одинцов задавал себе, вынимая телефон. В дежурную часть звонить надо, пусть коммунальные службы поднимают, а те устраняют диверсию. Как еще назвать это безобразие?
Он уже набирал номер, когда с перекрестка в его сторону свернул черный джип «Гелендваген». За ним второй. Машина вплотную подъехала к канаве, остановилась. Рядом замерла вторая.
Одинцов уже понял, что происходит — Никиткин с каждым днем борзел все больше. Бежать он не собирался, а пистолет на всякий случай достал. И с предохранителя ствол снял, и затвор передернул. Плевать, кто что подумает. Правда, руку с оружием он опустил.
Сначала из машин вышли рослые парни в черном. Пистолет в руке Одинцова их смутил, но в ответ они оружие доставать не решились.
— Максим Львович, все нормально, вам ничего не угрожает, — сказал плотного сложения мужчина с кривым носом и прямыми залысинами.
Знакомый персонаж — Чернышев Станислав Евгеньевич, начальник личной охраны господина Никиткина. Одинцову приходилось с ним встречаться.
— Да нет, ребята, не нормально. Это я вам угрожаю, — усмехнулся Максим.
Пусть достают оружие, пусть взводят курки, посмотрим, кто кого?.. Он готов был открыть огонь на поражение, и Чернышев прочел это по его глазам. Прочел и смутился. Его люди запросто могли нашпиговать майора свинцом, но без потерь среди них точно не обойдется. А потом еще отвечай за гибель сотрудника полиции… Лукомора за одно только покушение сожрали.
— Я так понимаю, у вас проблемы?
— Проблемы у вас, ребята.
Одинцов набрал номер дежурной части и вызвал все свободные на данный момент экипажи патрульно-постовой службы. Никиткин хотел произвести эффект, что ж, он этого добился. Будет эффект… Майор задержит его за хулиганство, оформит на пятнадцать суток, а уж он пусть выкручивается. И выкрутится — причем в пять секунд. Но осадочек от встречи с Одинцовым останется.
Чернышев потрясенно смотрел, как он опускает в карман телефон.
— Ну, чего смотришь?
— Э‑э, Леонид Афанасьевич мог бы вас подвезти, — пытаясь взять себя в руки, сказал начальник охраны.
— Пусть Леонид Афанасьевич вернет все на место, — кивком головы показал себе под ноги Максим. — Думаю, пятнадцати минут ему хватит. Если нет…
Он не договорил, повернулся к Чернышеву спиной и вернулся к своей машине. Не прошло и минуты, как появился Никиткин. Вышел из машины, неторопливо перешагнул через канаву и, стараясь держать марку, направился к Одинцову.
А тот, глядя на него, усмехнулся, вспомнив их первую подобного рода встречу. Они обедали с Ожогиным в кафе, Никиткин подъехал к ним на трех «Гелендвагенах», пустил пыль в глаза, изображая из себя крутого мафиози. Максим тогда сел к нему в машину, вежливо прослушал предложение о сотрудничестве и так же любезно послал его лесом. А потом Никиткин сам бегал за ним — то с одной проблемой, то с другой. И в управление к нему приезжал как проситель… И сейчас вот в машину к нему садится. Мина вроде хорошая, а игра не очень. Неудачная у него прелюдия вышла. Дорогу перерыл, давая понять, что Максиму некуда деваться. К себе в машину хотел позвать, вроде как руку помощи протянул, но сам же и нарвался. Сейчас здесь будет полно полиции, и куда тогда деться Никиткину? Убираться ему нужно отсюда, пока не поздно, а он пытается исправить ситуацию. Дурак. Но дураки бывают умными. И очень опасными…
Дверь Никиткину открыл Чернышев, но в машину он садился так, будто был водителем, которому Одинцов, как инспектор ГИБДД, собирался выписать штраф. Перед «инспектором» он не заискивал, держался с вельможным достоинством, но унизительной была сама ситуация. И Одинцов глянул на него так, будто решал, то ли штраф выписать, то ли простить.
— Ну, здравствуй, Леонид Афанасьевич, — снисходительно улыбнулся он. — Давно не виделись.
— Увиделись, — мрачно буркнул Никиткин.
В его внешности не было ничего угрожающего. Черты лица у него правильные, даже с некоторыми мягкими, аристократическими линиями. Срок он не мотал, в законные воры не просился, в «крестные отцы» криминального мира не рвался, но всерьез считал себя авторитетным мафиози. Для этого у него было все — деньги, власть, связи, сила, ум, хитрость и коварство. Ему не нужно было давить на собеседника, внутренней своей мощью угнетая его волю, он мог просто приговорить его к смерти, а исполнители у него имелись. И, судя по недавним событиям, удары Никиткин наносить умел. Да это и раньше было известно, не зря же Лукомор в свое время согласился подвинуться, уступил ему половину города. Сунул палец в рот, а Никиткин руку по локоть откусил…
— Я знаю, ты у нас благоустройством города занимаешься. — Максим взглядом показал на кучу темно-бурого грунта, из которой смотрел на него, будто подмигивая, большой грязно-белый камень. — Но ты бы не увлекался.
— Ну почему же? Иногда, прежде чем что-то построить, нужно что-то разрушить. Дорогу вот перекопали. Закопают. А потом и асфальт постелим.
— Асфальт — это хорошо, — нехотя кивнул Одинцов. — Но иногда лучше ничего не трогать, чем что-то строить.
— Если бы человек ничего не трогал, он бы до сих пор в каменном веке жил.
— А чем каменный век от нашего отличается? Та же борьба за выживание, те же войны за охотничьи угодья. Или нет?
— Война — двигатель прогресса.
— А если короче?
— Тут одна птичка ко мне залетела… Почту разносят голуби, а слухи сороки, так вот я не пойму, то ли голубь это был, то ли сорока. То ли правда, то ли слух… Ты каких-то типов задержал, пытаешься доказать, что они на меня работают.
— Не работают, — покачал головой Одинцов. Он, конечно же, понял, о ком шел разговор.
— Ну вот видишь… — слегка расслабился Никиткин.
— Уже не работают… А если работают, то против тебя.
— Неужели против меня что-то сказали?
— Если бы сказали, я бы с тобой не здесь сейчас разговаривал. И не так.
— У‑у, как страшно!
— Бойся… Ты столько дров наломал, что теперь тебе нужно бояться.
— Чего?
— Я на частные уроки не подписывался. Я на казенном содержании и даю казенные уроки. Когда тебя на казенную пайку оформят, тогда и поговорим.
— Зря ты так, Одинцов, зря… — задумчиво проговорил Никиткин. — Если ты думаешь, что это я против Лукомора играю… А ты думаешь.
— Я не думаю, я знаю.
— А доказательства?
— Будут доказательства.
— Роешь ты под меня. Я знаю, что роешь. А ведь мы вместе против Лукомора копать должны.
— И копаем. Вместе. Но по разные стороны песочницы.
— Так я и не претендую на совместные усилия.
— Ты и так со всем отлично справляешься. Лукомор в СИЗО, шансов у него практически нет.
— Тем более. Лукомор — это вчерашний день.
— Так же, как и ты. И ему здесь не место, и… И тем, кто играет так же грязно, как он.
— Клин вышибают клином. Как только Лукомора не станет, в городе наступит тишь да гладь.
— Это не ко мне, это к моему начальству, — усмехнулся Одинцов.
Он знал, о чем говорил. Сам начальник УВД покровительствовал Никиткину. Правда, полковник Саньков осторожничал, на рожон не лез и Максима на откровенный разговор не вызывал. Не те сейчас времена, когда можно было так вот просто закрыть уголовное дело в угоду сильному мира сего. Тем более Сколков и Пинчук попались в милицейской форме, на которую не имели прав, а это само по себе уже резонансное дело. К тому же в городе рыщут «волкодавы» из областного УБОПа, работают следователи из Москвы. Одинцов эксплуатирует их интерес к Никиткину, но, похоже, они об этом не очень догадываются. Если дать им наводку на Фраера, они могут наброситься на него самого. И на Санькова вместе с ним…
Но Саньков понимает, под кого роет майор. Он хоть и осторожничает, но сигнал Фраеру подал, и тот уже в действии. А начал Никиткин с предупредительного разговора, который приподнес на блюдечке с отрытой экскаватором канавой-каемочкой.
— Ну, с твоим начальством я договорюсь. Но мне нужно, чтобы ты угомонился. А то вдруг пустишь следствие по ложному пути.
— Ну да, на Кустарева лукоморские покушались, а не твои, — скривил губы Максим.
— Так и было. А ты пытаешься доказать обратное.
— Я пытаюсь доказать правду.
— Ты пытаешься доказать свою ошибку. Эта твоя ошибка может мне дорого встать, ты меня понимаешь?
— Суд разберется, ошибка это или нет.
— Твоя ошибка может встать мне поперек горла. И мне. И тебе… Ты же видишь, я хочу решить с тобой вопрос по-хорошему…
— Вопрос нужно решать по закону.
— Закон — это дубина о двух концах. Она ведь и тебя ударить может. И тебя… И твоих близких…
Одинцов резко глянул на Никиткина, но тот даже бровью не повел. А родные у Максима были, прежде всего дочь от первого и пока единственного брака. С ней не должно ничего случиться…
— Зря ты об этом сказал, Фраер, — сквозь зубы выдавил он.
Никиткин возмущенно нахмурил брови: не нравилась ему эта кличка. Но Максим нарочно к нему так обратился, чтобы вывести из себя.
— Если с моими родными вдруг что-то случится, ответишь ты.
— Перешел на пустые угрозы? — взяв себя в руки, усмехнулся Никиткин.
— Это не пустые угрозы. Я на преступление пойду, чтобы с тебя спросить. На любое преступление. И спрошу. Очень жестоко спрошу. Я живучий. И руки у меня длинные, надо будет, с того света дотянусь…
Одинцов едва сдерживал себя, он рвался вцепиться в подлеца прямо сейчас, заполняя пространство злой, агрессивной силой. Никиткин уже пожалел о своей угрозе.
— Нервный ты какой-то, майор, то за ствол хватаешься, то на пену исходишь.
— Зря ты про родных сказал. — Максим зажмурился, с силой сжимая кулаки, и стиснул зубы. — Ох и зря… Давай иди отсюда. Прошу, не доводи до греха. — Казалось, еще мгновение, и он взорвется.
— Ну, мы с тобой договорились! — с важным видом, но без всякой уверенности в голосе изрек Никиткин и поспешил исчезнуть.
А Максим остался сидеть в машине, внутри у него все бурлило. В чувство майора привел старший патрульно-постового наряда. К месту подъехали сразу две машины, но Никиткин со своей свитой успел очистить пространство перед канавой. Зато появился трактор с ковшом экскаватора.
Одинцов отпустил патрульных, дождался, когда восстановят проезд, и продолжил путь на своей машине.
Он не дурак, все прекрасно понимал. Не пойдет Сколков на сотрудничество, не сдаст он Никиткина. Похищения не было, за незаконный ствол и поддельное удостоверение он получит максимум четыре года, отбудет половину где-нибудь на поселении с мягким режимом и условно-досрочно выйдет на свободу. И еще денег заработает за свое молчание. А если сдаст Никиткина, то его жизнь превратится в долгое и полное лишений скитание, и это в лучшем случае, если нет, то его зароют где-нибудь под трубопроводным мостом, как это было с Мишей Веселым…
Никиткина сдать мог Леша Татаринов, но как его найти? Не зря же он сбежал, узнав о гибели Веселого. Значит, знал что-то… Но чтобы Татарина допросить, его сначала нужно взять, а с этим проблемы. Розыск пока никаких результатов не дал. Или парень на дно плотно залег, или Никиткин его уже нашел…
Нет у Одинцова улик против Фраера, и не факт, что будут. И еще Саньков дышит в спину… Он и сам, в общем-то, склонялся к тому, чтобы оставить Никиткина в покое. Пусть владеет всем городом, если ему хочется, пусть тешит свое самолюбие, раз в детстве не наигрался. Что с Лукомором он будет Бочаров делить, что без него править бал, в принципе без разницы… Но зачем Фраер вызвал его на этот разговор? Зачем замахнулся на святое?..
Максим заехал в управление, собрал подчиненных, провел совещание и, не извещая о том Санькова, отправился в следственный изолятор, в котором находился Лукомор. Чутье подсказывало, что Фраер нанес удар и в этом направлении. Не переживал он за Лукомора, и не было желания помогать ему, но так вдруг захотелось сломать игру одному самодовольному болвану…
