Сугубо мужская история. Очерки, рассказы, миниатюры

Владимир Зангиев

В этом сборнике собраны очерки, рассказы, миниатюры, многие из которых печатались в разных изданиях России и стран зарубежья.

Позднее раскаяние исламиста

Огнедышащее солнце, подобно пламени газовой горелки, разогрело до нестерпимости сковороду земли. Казалось, брось только кусочек масла — и зашипит, расплавится оно.

Вдруг из глубины одной из складок глиняного склона осторожно вынырнула фигурка человека. Затравленно озираясь и устало передвигая тело, он стал карабкаться по открытому пространству. В тишину полуденного безмолвия вплелись посторонние звуки: надсадный шум усталого дыханья, сухой шорох осыпающейся глины и металлическое позвякивание. По смуглому лицу азиатского типа из-под тюбетейки обильно стекали грязные потоки горячего пота, на пятнистом балахоне маскхалата во всю спину растеклось мокрое потное пятно, поперёк спины болталась труба гранатомёта, гулко позвякивая при толчках.

Наконец беглец добрался до небольшой искусственно вырытой пещерки. Забравшись в спасительную тень, он упал в изнеможении. Некоторое время лежал в неловкой позе, без движений, слышалось только учащённое хриплое дыхание. Затем незнакомец отстегнул с пояса фляжку и, приложив её к потрескавшимся губам, принялся жадно пить. Напившись, он освободился от обременяющих тело предметов амуниции и, расстелив маскхалат, лёг на него.

Противоречивые чувства тяжким грузом давили сознание.

…Зачем мулла Шерали так настойчиво призывает правоверных мусульман во время намаза молить Аллаха о ниспослании неверным болезней и порчи, ведь пророк Мухаммад учит быть добрыми, покорными, терпеливыми? Но мулла объяснил, что неверные нарушают заповеди священной книги мусульман — Корана.

Почему надо убивать человека, если тот не совершил ничего худого, хотя он и не живёт по Шариату? Негматулло хорошо помнил: дед, достопочтенный Шариф-ака, часто рассказывал, как трудно жилось простым дехканам при баях. Род Садыковых испытывал постоянную нужду: скудный урожай хлопка, с трудом выращенный на неблагодатной глинистой почве, почти целиком уходил на уплату налогов. Да ещё вечный бич таджика — колым: в традиционно многодетных семьях надо было постоянно ограничивать себя во всём, чтобы скопить средства на женитьбу сыновей.

Когда в 1926 году в кишлаке Китоб впервые появились кафиры, дехкане, напуганные рассказами муллы о звероподобном обличье и кровожадных наклонностях этих людей, в ужасе попрятались по своим жилищам. Все с затаённой тревогой прислушивались, как в узком лабиринте кишлачных улочек гулко разносились звуки конских подков.

За забором послышалась возня, и в дверном проёме дувала показалась спина Алишера — он с трудом тащил за собой отчаянно упирающегося испуганного человека. Нукер, угостивший ещё прежде лепёшкой и ставший джурой (другом), поспешил на помощь. Вдвоём они быстро извлекли жалобно причитающего и трясущегося бача (мальчика) на простор небольшой кишлачной площади, где расположилась группа кавалеристов. Страшные нукеры почему-то принялись весело хохотать и обступили несчастного бача: кто-то ласково погладил по голове и заботливо одел упавшую тюбетейку, кто-то угостил персиком. Мальчик успокоился, и на его лице отразилась крайняя степень любопытства. Это был дед Негматулло Шариф.

С приходом красных нукеров мулла и баи стали вести себя в кишлаке тихо и неприметно, а впоследствии и вовсе исчезли куда-то. Жизнь дехкан неуклонно улучшалась. Во многих домах появился достаток, да и сами дома стали добротными, кирпичными. Электричество, водоснабжение, транспорт стали приметами времени.

Негматулло не мог понять, почему мулла Шерали пустил клич «Хун рези!» (пустить кровь!) среди правоверных, призывал убивать и выгонять гяуров с таджикской земли. Что с того, что они не верят в Аллаха? Если потребуется, он сам их накажет. А простым дехканам они сделали столько хорошего! Заблудший в дебрях идеологической пропаганды молодой мусульманин с сожалением вспомнил, как, малодушно поддавшись не очень убедительным доводам муллы, принял фанатичный призыв исламских фундаменталистов и, встав под зелёное знамя Ислама, вступил в отряд кулябского экстремиста Ашурбека. С того момента стал Негматулло воином Аллаха и принял активное участие в священной войне Джихад.

Перед глазами возникла картина недавнего боя. Банда Ашурбека под покровом ночной темноты скрытно пробралась к месту предполагаемой засады: расположились, приготовились. Когда совсем рассвело, со стороны Фахрабадского перевала потянулся автомобильный караван. Колонну сопровождал БТР. Негматулло крепко сжимал нагретый солнцем гранатомёт и ждал сигнала к бою: первым должны были поразить БТР сопровождения, идущий в голове колонны, — это и послужит началом всеобщей атаки.

В нескольких десятках метров от притаившегося гранатомётчика по дороге двигался, надсадно гудя на подъёме, гружёный бензовоз. Негматулло отчётливо видел беззаботное лицо молодого русоволосого парня — тот не подозревал, что сегодня ему готовит дорога. Вдруг впереди колонны послышался тугой хлопок и резкий визг, напоминающий звук автомобильных тормозов. Боевик набожно закатил глаза к небу и, произнеся: «Аблакебар!» — нажал спусковой крючок гранатомёта. Одновременно с толчком отдачи увидел сноп искр, ярким фейерверком брызнувший из бензовоза. В какой-то миг из ада пламени вынырнуло страшно перекошенное курносое лицо, на котором резко выделялись дико округлившиеся глаза.

Негматулло работал как автомат: выскочил из укрытия, побежал вдоль полыхающей колонны и — стрелял… стрелял… До сознания глухо, словно сквозь толстое одеяло, доносились треск автоматов, шипение горящих машин и душераздирающие крики умирающих. Боевики безжалостно добивали раненых и вели беспорядочную стрельбу по спасающемуся бегством противнику.

Несколько водителей сумели закрепиться на ближайшем холме и, заняв оборону, открыли ответный огонь. Перестрелка непредвиденно затянулась. Внезапно со стороны перевала донёсся быстро нарастающий характерный свист, и вскоре в небе показались пятнистые «вертушки». На голых склонах невозможно было укрыться от вертолётов, и боевики в ужасе стали беспорядочно разбегаться. Воздушные драконы принялись со злобным шипением выплёвывать ракеты. Запылали горы. Негматулло видел, как в том месте, где только что бежал Джамшед, полыхнула вспышка, и на месте молодого боевика закурился сизый дымок… Дикий визг и злобное шипение заглушили иные звуки. Горела земля, и яркие вспышки периодически слепили глаза. Распластанные изуродованные тела усугубляли кошмарную картину развернувшегося побоища.

Негматулло на четвереньках, обдирая локти и коленки, пополз по придорожному кювету — прочь от кошмара. Как загнанный зверь, он уходил от облавы. На сей раз уйти удалось. Теперь он трусливо отсиживался в своей звериной норе.

Постепенно успокоившись, доблестный воин Аллаха стал перебирать в памяти фрагменты недавнего боя. В сознании вновь возникло перекошенное лицо с дико округлившимися глазами в обрамлении всепожирающего пламени.

Противоречивое чувство позднего раскаяния цепко сковало воспалённое сознание, и мозг с новой силой засверлила назойливая мысль: «Зачем люди убивают друг друга? Ведь можно, как прежде, ходить в гости, пить вместе кок-чай, невзирая на религиозную принадлежность. Кафиров тоже создал Аллах…»