Республика Анампоху. Байки-Бабайки об Афгане

Владимир Дадонкин

Книга, написанная с долей юмора и множеством комических ситуаций, рассказывает о кабульских приключениях одного молодого человека, приехавшего в воюющий Афганистан по контракту. Главный его девиз – «кому война, а кому мать родна». Его цель – оторваться по полной, и ему неплохо это удается. Книгу «Республика Анампоху» читать можно с восхищением, можно с негодованием, но невозможно с равнодушием. Так же в книге собраны рассказы, стихи, написанные автором в разное время. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

КЭЧ, соляра, Индюк, первое знакомство с Кабулом.

Машина, на которой я ехал в Штаб армии, была ГАЗ-66, и, сидя в кузове, я наблюдал пролетавшую мимо меня жизнь Кабула. ГАЗон проносился мимо бородатых закутанных в платки людей в чалмах и непривычной одежде, мелькали небольшие дуканчики, торгующие всякой мелочевкой, дровяные базары, где дровами торгуют на вес, разноцветные машины разных поколений и запахи, запахи, запахи чего-то пряного, неизвестного, запахи Востока. Многие из кабульцев не обращали внимание на мчащийся по дороге военный автомобиль, но некоторые бородатые мужчины останавливаясь сурово смотрели нам вслед. Казалось, что вот сейчас он вытащит из под одежды автомат и выпустит очередь нам в спину. Вот тут я наконец понял, что я нахожусь в чужой стране и это уже не игра.

Прибыв в штаб армии, миновав КПП, я отправился искать КЭЧ. Слева возвышался дворец Амина стоящий на террасах, вокруг него был фруктовый сад. Забегая вперед, скажу, что согласно легенде, передающейся из уст в уста, при взятии дворца Амина наши бойцы прихватили там немало золотишка и зарыли в саду, окружающем дворец. Веря этой легенде, некоторые золотоискатели, как кроты, перерыли немало кубометров земли возле дворца.

Сдав документы начальнику КЭЧ, я присел в приемной, дожидаясь своей участи. Примерно через час он позвал меня и объявил, что я направлен в полк, который находился всего в нескольких километров от штаба армии, и что меня вскоре заберет какая-нибудь попутная машина, возвращающаяся в полк.

Оставив чемодан в КЭЧи, я пошел шляться по территории части, где располагался штаб армии. Кроме офицерских и солдатских модулей, там стояло несколько коттеджей для высшего руководства армии. По территории штаба армии туда-сюда шныряли молоденькие симпатичные женщины. Конечно, не удержался и зашел поглазеть в военторговский магазин. Все товары здесь продавались за «чеки». Такое обилие заграничных товаров в Союзе можно было увидеть только во внешторговских магазинах «Березка». Но, так как «чеков» у меня не было, я, чтобы не расстраиваться, побрел дальше. Для тех, кто не знает, что такое «внешторговские чеки» объясняю: это были бумажки которые заменяли советские рубли, правда, на них, в отличие от рублей, в то время в специальных магазинах можно было купить различные зарубежные шмотки и электронную аппаратуру, то есть того, чего нельзя было купить в то время в Союзе в свободной продаже.

Примерно через три часа, за мной заехали два контрактника на машине с подъемным краном, они оба были с Украины. Одного звали Валек, другого Гена. Валек закинул мой чемодан в будку управления краном, а я сел вместе с ними в кабину, где мы и познакомились. Они оба были уже навеселе и, достав бутылку самогона, налили мне стаканчик, который я с большим удовольствием осушил.

— Слышь, Ленчик, мы сейчас заедем по делам на полчаса, а потом — в часть, — сказал Валек.

Машина, выехав из КПП, двинулась по дороге и вдруг резко свернув, направилась в сторону расположенных неподалеку глинобитных окраин Кабула. Заметив, что я кручу головой, пытаясь понять, куда мы едем, Валек успокоил меня:

— Все нормально.

Подъехав к небольшому дукану торгующему фруктами и всякой мелочевкой, мы вышли из машины. Тут же к нам подбежали маленькие пацаны, которые, к моему удивлению очень чисто разговаривали по-русски:

— Командор, заходи, купи что-нибудь!

Из дукана вышел пожилой афганец, поздоровался с нами за руку и что-то сказал пацанам. Те быстро вскарабкались на кузов крана и начали откручивать проволоку, которой была привязана 200-литровая бочка.

Отсчитав Вальку деньги, афганец попрощался с нами и пошел вслед за пацанами, которые с ловкостью обезьян закатили эту бочку в ворота дома. Так, еще не попав в часть, я в первый раз столкнулся с таким понятием, как «сдача». Только что на моих глазах два кореша с Украины заработали приличные деньги, «сдав» (продав) бочку солярки.

Предупредив меня, чтобы не болтал лишнего, Витек по дороге рассказал мне о части, в которой мне придется служить. Это был пехотный полк, расквартированный на окраине Кабула. Полк практически, не вылезал из боевых операций. Так-же одной из его задач был контроль за несколькими важными дорогами в сторону Баграма и Джелалабада, то есть, проще говоря — служба на блокпостах.

Поселили меня в модуле, где жили такие же, как и я контрактники. В комнату, где было пять кроватей, впихнули еще одну, и я начал знакомиться с народом. В моей комнате жили: Валек, кличка которого была «Шо», потому что в ответ на любой заданный ему вопрос он всегда переспрашивал: «Шо?», Петрович или «Дедушка» — мужик лет сорока трех, Санек и Борик, земляки из Куйбышева, и Гриша из Ленинграда. О них и о других моих друзьях я расскажу дальше подробнее.

Я извинился, что не могу выставить мужикам бутылку и обмыть мой приезд, так как все выпили на пересылке, на что Санек изрек: «Херня война, главное — маневры!» и достал из тумбочки бутылку «Столичной». «Дед» пить отказался, и мы ее приговорили. Мужики оказались компанейскими, они вкратце рассказали мне о порядке в полку, как и на чем народ делает деньги.

Раздался стук в дверь, и вошел какой-то летеха уже изрядно навеселе.

— Есть? — спросил он.

На что Борик утвердительно кивнул:

— Сколько?

— Две.

— Восемьдесят.

Борик покопался в тумбочке и передал летехе пластиковый пакет, тот отсчитал ему бабки. Суть операции, непонятной мне поначалу, была проста. Летеха пришел за водкой, и Ленчик продал ему две бутылки по сорок чеков каждую. Купил же он их в Кабуле по двадцать чеков. В результате навар — стопроцентный. То есть за вечер он заработал сорок чеков, или восемьдесят рублей, что равнялось месячной зарплате медсестры в Советском Союзе. Вот и вся арифметика. Мне это тут же популярно объяснили и я понял, что попал туда, куда надо и если буду крутится то уеду отсюда достаточно обеспеченным. «Если конечно не грохнут» — добавил Борик.

Водки в Кабуле было навалом. Не знаю, по какой линии и кто ее туда ввозил, но она продавалась почти во всех дуканах. В части же в магазине спиртные напитки не продавались и вообще там как бы был «сухой закон», хотя в полку все пили, как кони на водопое. Некоторые контрактники на свой страх и риск пробирались в Кабул и закупали столько водяры, сколько могли донести и различными путями проносили ее в часть. Так как продажа водки устраивала и продавцов и покупателей то этот бизнес расцветал на глазах. Продажа водки в полку каралась, но, несмотря на это в любом кубрике, где жили контрактники, в любое время дня и ночи можно было купить водку по двойной цене. Это был один из способов заработать в Афгане большие бабки. А способов было великое множество, и о многих из них я расскажу чуть позже. Продавать водяру мне как-то было не с руки, и я решил осмотреться, чтобы начать свой небольшой бизнес.

Утром я пошел знакомиться к своему непосредственному начальнику, заместителю полка по тылу подполковнику Оберемченко Василию Григорьевичу. Василий Григорьевич был очень полный человек, типичный солдафон с замашками украинского панчука. Любил поорать, поматериться, покуражиться, но был человек был душевный особенно по пьяни. Из него просто бил фонтан армейского остроумия.

— Солдат, берите лом и подметите плац! Мне не надо, шоб було чисто, мне надо, шоб вы зае..лись!

— Если вы гражданские такие умные, то почему строем не ходите?

Или, например

— Рядовой, вы, что два плюс два умножить не в состоянии?

— Голодный солдат в бою не обосрется.

Про таких, как он, в армии говорят просто: «Наш полковник не любит шоколада: у него фольга в зубах застревает.»

С ним и с другими не менее колоритными персонажами нашего полка мы еще познакомимся на страницах этой книги.

Василий Григорьевич, определил меня на службу выдав короткий инструктаж, изобилующий прелестной ненормативной лексикой и отправил служить начальником смены на дизельную станцию.

Наш полк находился на окраинах Кабула, прямо под горой Курук, и его частенько обстреливали «духи» из РСов (реактивных снарядов), или из минометов, обычно в ночное время. Поэтому ночные дежурства были самыми неприятными.

Зашел солдат и сказал, чтобы я шел на собеседование к особисту полка майору Индюкову. Все, сидящие в кубрике, заулыбались.

— А что смешного? — спросил я.

— Иди, увидишь сам.

Постучавшись в кабинет я услышал тоненький голосок:

— Войдите.

За столом сидел какой-то зачуханный, кургузый мужичок с погонами майора на плечах, над столом висел засиженный мухами лист ватмана с надписью «У чекиста должна быть холодная голова и горячее сердце», которую наши контрактники перефразировали «У особиста Индюкова должна быть холодная голова и холодные ноги в белых тапочках».

— Значит, приехали исполнять интернациональный долг? — С народом уже познакомились? — и, не давая мне вставить слово, выпалил:

— Если что, буду карать по всей строгости советских законов. Понятно?

— А что ж не понять. Очень лаконично объяснили, товарищ майор, вы прямо Сенека какой-то.

— А вы, как я посмотрю грамотный очень. Я вам вот что скажу: голова у солдата чтобы думать, мозги, чтобы соображать, а язык не для болтовни, а для работы, понятно? Вот идите и работайте.

По пути в модуль я все пытался расшифровать последнюю фразу Индюка, но так и не смог.

Придя к себе в кубрик, я увидел все те же улыбающиеся рожи моих новых друзей:

— Ну, как?

— Да урод какой-то.

— Это не просто урод, это феноменальный дебил! В чем ты скоро убедишься, — сказал мне Санек.

Майор Индюков люто ненавидел контрактников, и они отвечали ему взаимностью, хотя среди них у него была пара стукачей. Вместе с зампотылом Оберемченко Индюков периодически устраивал шмоны в модуле, изымал водку, которую мужики не успевали спрятать, трофейное оружие. В каждом кубрике был свой тайный схрон, где хранились вещи, не предназначенные для глаз командования.

Индюк устраивал засады в тех местах, откуда в полк заносилась водка, часами просиживал с биноклем, стараясь засечь, кто и что вывозит из расположения полка. Худой, с тонюсеньким голоском, но огромным гонором, он полностью соответствовал своей фамилии. Визит к Индюку я воспринял спокойно, из своего опыта я знал, что не стоит принимать близко к сердцу то, что можно послать в жопу.

Кроме торговли водкой, в полку был еще один распространенный вид дохода, которым пользовались все без исключения, контрактники, офицеры и солдаты. В полковом магазине покупались ящиками конфеты, печенье, шоколад, сигареты — в общем, практически все, что там было. И это потом сдавалось в Кабуле в любом дукане. Например, пачка сигарет «Ява» стоила 30 копеек, а сдавалась за 60 копеек, или по номиналу за афгани. Не зарабатывал в Афгане только ленивый. Купить на сто чеков товара, и перепродать их завтра за 200 ума хватало и дураку. Командование армии всячески запрещало этот «бизнес» однако он процветал. В общем купил за рубль, продал за два.

По Афгану «чеки» ходили наравне с афганями. Курс одного чека равнялся примерно 20—30 афганям и постоянно плавал, так что грамотные люди наваривались и на обмене. Афганскую валюту наши ласково называли «афошками». Примечательно, что в то время по Афгану ходило несколько видов денег выпущенных в разные годы различными правителями, тем не менее, они все котировались одинаково, по номиналу.

Весь этот бизнес в полку, конечно, пресекался. Был строгий приказ: больше трех единиц товара каждого наименования из магазина в одни руки не отпускать. Однако нам хватало и этого. Затариваешь за пару дней в магазине товара чеков на сто, а это сумка килограммов на двадцать, тащишь ее в ближайший дукан где, имеешь чистые 100 чеков навара.

Для тех, кто не застал то веселое время или подзабыл его, напоминаю, что за чек на «черном рынке» в Союзе давали два рубля. Следовательно, в день можно было заработать 200 рублей, что являлось ежемесячным окладом среднестатистического инженера. Но это только теоретически, а практически нужно было пройти несколько километров по предгорьям, минуя основную дорогу, на которой тебя мог прихватить советский патруль, при этом не наступить на противопехотную мину и не попасть под обстрел, или в плен к каким ни будь местным «духам», затем сесть на такси, поехать в Кабул, где сдать этот товар. Потом так же вернуться в полк, чтоб тебя не поймали, ни «духи» ни наш патруль. Летом при жаре +45 в тени, а зимой по колено в грязи с налипшими на сапоги пудовыми кусками глины. Хотя в во всех полках был еще один вариант — легальный.

Примерно раз в две недели можно было взять увольнение и вместе с полковой патрульной машиной прибыть в комендатуру Кабула, где комендант выдавал разрешение на посещение конкретного района, так называемого «советского района», где стояли хрущевские пятиэтажки выстроенные советскими строителями там жили наши советники служившие в афганских частях, специалисты, работающие на афганских предприятиях и лояльные правительству афганцы. Вся территория района контролировалось нашими патрулями. Цены на все продаваемые товары там были на порядок выше, поэтому мы туда не ездили.

Разрешения выдавались или командованием полка, или Индюковым, а в связи с нашим «хорошим» поведением официальное посещение Кабула нам не грозило.

Из пятидесяти контрактников в нашем полку различным мелким бизнесом занимались меньше половины, и то многие от случая к случаю. Кто-то умудрялся продавать бензин, или трофейное оружие, но это был уже криминал, а с криминалом связываться мне не хотелось.

Мотаясь по Кабулу, нами обычно выбирались те районы, куда не заезжают наши патрули, а там можно было запросто получить нож в спину, или через пару суток оказаться в плену в Пакистане.

Частенько на улицах Кабула гремели взрывы, «духи» обычно устраивали теракты в самых людных местах города. Так что, у кого очко не держало, сидел себе в полку на свою зарплату и не высовывал оттуда носа. Ежемесячно каждый из нас получал 230 чеков на руки и плюс три оклада рублями на сберкнижку, получалось около 800 рублей в месяц, деньги для Союза тогда немалые. Кормежка в полку бесплатная, так что многие ни чего не делая могли за два года заработать примерно тысяч восемнадцать, а это уже были огромные деньги. Те же кто хотел большего крутились как могли.

Несколько дней подряд, я доставал пацанов, когда пойдем мой товар «сдавать»? Как вы помните, я привез из Союза кучу вещей, которые нужно было продать и начать свой бизнес. И вот однажды вечером Санек сказал:

— Завтра рано утром идем я, ты и Борик. Собирай сумку.

Рано утром мы, нырнув под колючку, минуя посты, и минные поля, мы быстрым шагом двинулись параллельно дороге, идущей из полка в штаб армии, укрываясь за небольшими холмами, и пройдя примерно два километра, остановились. Предстояло пересечь открытый участок между кишлаком и КПП штаба армии, чтобы добраться до ближайшего такси, которые с утра дежурили на дороге Дар-Уль — Амман или, как мы просто ее называли, Дарламан. Она упиралась как раз в бывший Шахский дворец. В такое раннее время обычно из частей отправлялись по одной — две машины в комендатуру для патрулирования Кабула и нужно было проскочить 500—600 метров, чтобы не попасться на глаза патрулю.

— Вперед! Под ноги смотри! — наконец-то, скомандовал Санек.

И мы почти бегом двинулись по дороге. Я бежал с тяжелой сумкой не отрывая взгляда от земли перепрыгивая каждый бугорок, мне казалось, что я бегу по минному полю и сейчас меня разорвет на куски. Мне потом много раз приходилось преодолевать этот участок, но больше такого яркого ощущения не было. Все превратилось в привычку, страха не было, тогда мне это все казалось какой-то детской игрой типа «Зарницы».

Проскочив благополучно, мы подошли к такси, которых, несмотря на такой ранний час, стояло примерно с десяток, и, поторговавшись, рванули в Спинзар (район Кабула).

После Афгана мне приходилось бывать во многих странах, но афганские таксисты — это нечто! Во-первых, прежде чем сесть в такси, нужно обязательно поторговаться, иначе при высадке они сдерут с вас на полную катушку. Во — вторых, насколько я помню, в Кабуле был всего один светофор, да и тот не работал, поэтому пересечение перекрестков напоминало «танковое сражение под Прохоровкой».

По дорогам двигались торговцы, толкавшие вручную свои тележки груженные товаром, мототакси, ослики с огромными тюками, велосипедисты. Правил дорожного движения там просто не существовало. Обгоняя друг друга то справа, то слева, при этом высунувшись в окно по пояс и орущие друг на друга, таксисты еще умудрялись поддерживать разговор с клиентом. Что же касается их автомобилей то это были какие-то монстры, собранные из запчастей и подручных материалов, иногда ездившие без капота, багажника, или дверей, приборов, внутри машин, у половины их просто не было. Тем не менее, серьезных аварий я там не видел.

Бесшабашные кабульские таксисты боялись только наших, еще более безбашенных водителей. За рулем военных автомобилей как правило сидели двадцатилетние советские пацаны которым было западло уступать вообще кому-либо дорогу.

Из общественного транспорта по Кабулу ходили автобусы и троллейбусы. На подножках их дверей в любую погоду гроздьями висели афганцы, умудрявшиеся при этом весело переговариваться и махать прохожим руками. Частенько можно было видеть легковые машины, в багажнике которых сидели женщины и дети, или домашний скот. Но особенно поражали воображение так называемые «бурбухайки» — это большегрузные грузовые автомобили разных марок, обычно их кабины разукрашивали бахромой и фотографиями индийских артистов, кузова были разрисованные различными сюжетами и сурами из Корана. Грузили их по полной программе, иногда высота груза достигала до пяти — семи метров, к тому же сверху груза умещалась еще куча всякого народа со своими манатками и мелким рогатым скотом.

Самым дешевым средством передвижения по Кабулу, конечно, были мототакси — это такой симбиоз мотороллера и разукрашенной открытой будки с сиденьем на двоих — троих человек. Приятно с ветерком промчаться по кабульским улицам, попивая холодное пивко и помахивая рукой проезжавшим мимо патрулям.

По прибытии в район Спинзар мы прошли мимо одноименной гостиницы и, перейдя по мостику через реку Кабул, углубились в торговые ряды. В отличие от «советского» района, где дуканщики хорошо разговаривали по-русски, здесь его практически не знали, за исключением нескольких слов, поэтому пришлось объясняться на ломаном пушту. За неделю я выучил десятка два слов и счет, воспользовавшись военным словарем. Советские в тот район почти не заходят, рынок не нагружен нашими товарами, поэтому свой товар там мы сдали намного дороже.

Скажу честно, что первое впечатление было таково: вокруг одни бородатые душманы, все прохожие на тебя сурово смотрят, и вот-вот кто-нибудь из них достанет пистолет разрядет в тебя обойму патронов. Мы в своих джинсах, кроссовках и футболках выглядели среди остальных «белыми воронами», хотя афганская молодежь уже одевалась почти так же. Уже потом, попрактиковавшись с пацанами, я стал ездить в Кабул один или брать кого-нибудь, чтобы не было скучно. Не потому, что я такой крутой, просто на одного человека обращают гораздо меньше внимания, рассчитываешь только на себя и всегда легче затеряться в толпе при малейшей опасности. Патрули афганской армии — Царандой, или, как мы их называли «цырики», или «зеленые» — нас никогда не останавливали, или останавливали только для того, чтобы выклянчить пару сигарет. Основная их задача была наловить, как можно больше молодых афганцев и отправить их в армию, откуда большинство из них сразу же благополучно убегали, или в горные кишлаки к родственникам, или в банды к «духам».

Вскоре я привык, к Кабулу, одному мне было комфортнее и рассчитывать нужно было только на себя. Афганцы в целом очень дружественный и хороший народ. Я не боялся ходить один еще потому, что по натуре фаталист и за два года моих скитаний по Кабулу мне только один раз пришлось драпать от какого-то обкуренного «душары», который прицепился ко мне на рынке, сначала орал что-то, а потом, вытащив нож, стал им размахивать. У меня в кармане куртки был «Браунинг», который мне достался в результате одной операции, и я его мог бы завалить на раз, но неизвестно, чем это могло закончиться: вокруг собралась толпа человек в сорок, поэтому я резво рванул от него, заскочил в такси и свалил в другой район города.

По натуре афганцы — дружелюбный, отзывчивый народ, очень ценят внимание и дружбу. У меня в Кабуле было много хороших знакомых, в основном среди торговцев, и ни разу они меня не обманули ни в чем.

Но давайте вернемся в Спинзар, где мы, сдав товар, весело переговариваясь, шли через площадь «Пуштунистан» к единственному в Кабуле универмагу, где торговля велась по европейским стандартам, правда, цены на нем были на порядок выше. Рядом с ним располагался крытый рынок с маленькими дуканами, харчевней и бильярдом. Борик предложил зайти пообедать. Я по наивности спросил

— А не отравят?

На что Борик усмехнулся

— На хрен ты кому-то нужен, да и дуканщик проверенный.

Мы зашли в небольшое помещение на 5—6 столиков. За одним из столиков сидели двое афганцев в чалмах и ничуть не удивившись нашему появлению, продолжали жевать макая по очереди куски лепешки в тарелку с едой. Навстречу нам вышел хозяин, который, поздоровавшись с нами по — русски, предложил сесть за столик. Мальчишка, сын хозяина, сразу же принес стеклянный кувшин простой холодной воды и стаканы, затем спросил «Фанта? Спрай? Кола?» Мы заказали колу со льдом и три порции шашлыка. Все русские люди знают, что закуска без водки называется еда, поэтому Санек, развалившись, как у себя дома, сказал

— Давай обмывай первую ходку.

Он подозвал мальчика и, взяв у меня тысячу афганей, послал того куда то. Через несколько минут мальчик принес три банки пива «Туборг» и бутылку какого-то коньяка. Это был коньяк «Нерон», его изготавливали по итальянской лицензии в Кабуле.

— С нашими коньяками не сравнишь, но попробовать надо, чтобы больше не хотелось, — сказал Борик разливая коньяк по стаканам.

Еще одним спиртным напитком, выпускаемым в Кабуле, — было сухое вино «Кастелино», так-же изготавливаемое по итальянской технологии.

Как я уже писал ранее, в любом дукане, торговавшем продуктами, кроме советской водки можно было купить шампанское, хороший грузинский, или армянский коньяк, а так-же фирменные джин и виски, правда, это уже стоило приличных денег. Как-то раз я даже попробовал спиртной напиток, который афганцы делают из кишмиша, наши его так и называли «кишмишовка» — гадость страшнейшая. В дальних полках, где не было водки, потихонечку гнали самогон. В общем, выбор был, русские люди славятся тем, что они сначала выпивают то, что хотят, а потом то, что могут достать.

Минут через десять каждому из нас принесли большую тарелку, в которой были порция шашлыка из барашка, картофель фри, салатик из помидоров и огурцов, и горький перец. Также подали свежие пряности, тонкий лаваш и каждому завернутые в салфетку вилку и нож, чему я сильно удивился, ведь афганцы в основном едят руками.

— Ну, давай, за тебя, братан — мы подняли рюмки за первый тост

— Пацан, ты нормальный, наш, не ссышь, как некоторые, значит, все будет хорошо.

Спиртные напитки в дуканах распивать было запрещено, но русским делалось исключение. Хозяин харчевни вставил в магнитофон кассету, которую он специально держал для русских, и зазвучал голос человека, которого все прошедшие «Афган» очень уважают — это Александр Розенбаум. Заправленные коньяком и полирнувшие все это «Туборгом», мы сидели в самом центре Кабула и тихо подпевали нашему любимому барду, «Гулять так, гулять…»

Расплатившись с хозяином, мы поймали такси заехали в дукан, взяли водки для пацанов и рванули в полк. Доехав до ЗРП (зенитно-ракетного полка), который стоял рядом с нашим, мы вышли, Борик пошел через КПП, а мы с Саньком чтобы не нарваться на командование, взяв все сумки, двинулись мимо старого афганского кладбища в обход полка со стороны гор. Пройдя немного, мы присели за сгоревшим БТРом, закурили и стали ждать сигнала. Борик пройдя нормально КПП, помахал, нам и уже через пятнадцать минут мы отмывались от афганской грязи в душе.

Несколько слов хочется сказать о наших соседях — зенитно-ракетном полке (ЗРП). Зачем он стоял в Афгане непонятно. Видно, какая-то умная голова в Министерстве обороны подстраховалась: а вдруг у «духов» самолеты появятся. Но самолеты так и не появились, на боевые задания полк не выходил, а энергию солдат и офицеров полка усмиряли непрерывными строевыми занятиями и политической учебой. В 1986 году ЗРП, наконец, вывели из Афгана вместе с тремя такими же полками по инициативе тогдашнего генсека Михаила Горбачева. Некоторые «герои Афгана», бьют себя копытом в грудь, рассказывая небылицы, про то как он один отражал нападение «духов» в Панджшере, хотя самым опасным его оружием была метла которой он изо дня в день подметал плац в ЗРП.

После обеда зашел Эдик Бельдин, он был непосредственным начальником нашей гражданской банды.

— Ленчик, я заберу у тебя со смены электрика, ты, ведь, и сам неплохо разбираешься в этом деле. А к тебе на дежурство поставлю одну мою девушку, она недавно в полк приехала.

Спорить с Эдиком было себе дороже. Во-первых, он был моим прямым начальником и частенько выгораживал нас из неприятных ситуаций и во-вторых, что же тут плохого, когда на дежурстве молодая женщина, глядишь — и мне чего обломится.

Увидев мои загоревшиеся глаза, Толик твердо сказал

— Даже и не думай, — телка моя!

Как я узнал позже, Толик поехал на пересылку, выбрал там симпатичную молодую женщину, «подогрел» начальника КЭЧ и привез ее в полк в качестве электрика. Такая практика была распространена в Афгане. Наше военное руководство выбирало еще на пересылке самых красивых девах, поэтому штаб армии был настоящим цветником. А далее они распределялись по Афгану в прямой пропорциональности в зависимости от привлекательности.

Женщины на войне — это отдельная глава. Время не только всех расставит по своим местам. А некоторых в эти места ещё и засунет.