Я лейтенант газетного фронта. Судьбы людей в публикациях разных лет. Профессия – журналист

Виктор Савельев

Книга «Я лейтенант газетного фронта» завершает, условно говоря, «десятитомник» журналиста Виктора Савельева, составленный из его публикаций прошедших лет. Сборник, который вы держите в руках, ведет откровенный разговор о журналистике, миссии коллег – золотых перьев, «кухне» газеты как независимого издания.«Что написано пером, не вырубишь топором!» – кредо и совет автора творческой молодежи.

О ПРОФЕССИИ ЖУРНАЛИСТА

МОРАЛЬНЫЙ ПРОФСОЮЗ ГУЗЕЛЬ АГИШЕВОЙ

Исторически редакция «Молодежки» питает к собственному корреспонденту газеты «Комсомольская правда» Гузель Агишевой вполне определенную слабость. 10 лет назад в стенах этой редакции был сделан памятный прощальный снимок — замредактора «Ленинца» (как раньше называлась «Молодежная газета») провожали в большое плавание — в центральную газету.

Год 1989 — золотая пора надежд, и слово «перестройка» еще самое любимое и многообещающее. Тогда именно газета «Ленинец» первой из всех республиканских средств массовой информации нарушала все мыслимые табу: будь то запретная экология или тема сталинских репрессий. Не раз нашу коллегу как злостного инициатора «провокационных тем» тягали в обком партии и «в последний раз предупреждали». После очередного такого разноса, когда, казалось, уже точно не удержаться в редакции, партийные начальники открыли главную газету страны — «Правду» и глазам не поверили: настырная дамочка получила премию Союза журналистов СССР именно за публикации о жертвах сталинизма!

— Гузель, ты любишь вспоминать те славные времена?

— Не люблю воспоминаний, особенно той поры. Надежды не сбылись, мечты рухнули, а ведь «счастье было так близко, так возможно…» Казалось, все мы, выйдя из кухонного подполья, будем жить достойно, как того заслужили.

— Ладно, не будем о грустном. На дворе — весна, и праздник женский. А вот если б тебе предложили выбор: быть красивой, умной или молодой — ты что бы выбрала?

— В смысле «вечно молодой»? Выбрала бы ум. Умный человек неизбежно красив. А вообще мне симпатичней другой спектр характеристик: великодушный, оригинальный, надежный, нежный… — пожалуй, самое любимое слово. Нежный человек. Нежные отношения. Нежные чувства.

– А ты — веселый человек?

— Да нет, не очень. Но очень люблю веселье. По-настоящему задорных, искрометных людей очень мало, это редкостный дар. Я в своей жизни знала одного — своего деда, писателя Сагита Агиша. Он был феноменально юморным человеком, мыслил настолько парадоксально и даже экстравагантно, что мне, ребенку, гораздо интереснее было тусоваться возле него, чем со сверстниками. Когда в городе началась телефонизация, и нескольким писателям-аксакалам в числе первых установили телефоны, они быстро освоили новое поле для розыгрышей. Как-то Баязит Бикбай позвонил деду часов в 12 ночи: «Сагит, я сейчас вот проходил мимо твоего дома, так там кошка жалобно мяукала, я подумал — не твоя ли… Ты выйди — посмотри все же…». Часа через два-три, когда уже и отпетые «совы» давно видят сладкие сны, дед звонит Бикбаю: «Слышь, дружок, я вышел — посмотрел на ту кошку — не моя!» А когда я однажды собралась бросить художественную школу, дед приводил такие аргументы: «Допустим, ты по какой-то причине не можешь говорить… Взяла, нарисовала кусок хлеба — и тебя все поняли». Бабушка от этих «доводов» хваталась за сердце. А меня интриговал даже сам стиль его мышления, то, как он мог на грани логики и смеха связывать очень далекие вещи. Он сам был богемный человек и меня хотел видеть художником. Человеком творческой профессии.

– Что касается твоих московских публикаций, они же все посвящены художественной элите — режиссерам, актерам, художникам. У тебя это действительно здорово получается. Я помню интригующие интервью с Борисом Моисеевым, Рафом Сардаровым, Романом Виктюком, задушевные разговоры с Натальей Аринбасаровой, Иваном Бортником, Василием Ливановым, Александром Адабашьяном, Галиной Волчек, Георгием Тараторкиным, Олегом Янковским… И знаю, что «Комсомолка» тебя не раз отмечала за это: «Мисс собеседник», «Мисс стиль». Почему же в части публикаций, касающихся республики, ты такая серьезная, жесткая, я бы даже сказал пронзительная — в общем, совершенно другая?

— А как же иначе — я ведь здесь живу. Все, что есть несправедливого и больного, меня ранит. И если я нахожу людей, которые сражаются с этим — пусть в одиночку, пусть пребывая в другой весовой категории, нежели власть предержащие, они становятся моим героями — будь то природоохранный инспектор заповедного «Аслыкуля» — «Как убивали Алексея Карабанова», или группа ребят, вставшая на защиту бездомных животных — «Душегубка для Бобика»… Кстати, была я отмечена и за «Инициативу года», что для меня гораздо важнее. Когда на Арском Камне пропал полуторагодовалый Саша Спиридонов, я не знала, как реально помочь его отчаявшимся родителям. Нашла нормальных сочувствующих людей здесь и в Ленинграде, и мы выпустили на Уфимской спичечной фабрике спички с портретом пропавшего мальчика. Потом звонил председатель детского фонда Альберт Лиханов, благодарил и сказал, что во всем СССР не было такого прецедента!

– Гузель, ты как-то обмолвилась, что у тебя есть один вопрос-тест, который ты непременно задаешь собеседнику, когда делаешь свои интервью со знаменитостями?..

— Я обязательно спрашиваю, есть ли у человека домашнее существо. Тот, у кого есть собака или кошка, здорово отличается от других. Я была очарована артистом Ромашиным уже только за то, что у него дома жили две приблудные дворняги. Одна ухватила его за брючину прямо на улице, и он, вечно играющий самодержцев-тиранов, не смог ей сказать: «Пшла!». Уважаю. Наталья Белохвостикова своего добермана Агата с 12-го этажа выносила на прогулку на руках, потому что у них в доме на Тишинке тогда не работал лифт, а у пса был порок сердца.

Фрагмент публикации.

— А у тебя есть эти самые существа?

— Два котика, которых сыновья подобрали на улице. Когда была эпопея по отстрелу собак, а у нас регулярно столовалась хромоногая дворняга Рыжик, мы с мужем стали за нее бояться. Одну облаву она удачно пережила, затаившись где-то на чердаке 9-этажки. И вот мы с Валерой, не сговариваясь, встали ночью, взяли фонарики и пошли на поиски. Дошли до 7 этажа и тихонько позвали ее. Она, ликующе дыша, ринулась к нам сверху, будто только этого и ждала!.. Сейчас она жива-здорова, живет у очень хороших женщин. У мамы моей тоже живет дворняга Соня, но мама — случай особый.

– Почему?

— Она 30 лет проработала в школе-интернате для слабослышащих детей. Каждые зимние каникулы, которые мы с сестренкой вожделенно ждали, она приводила парочку, а то и больше детишек, которых не забрали домой родители, и они у нас как минимум недельку живали. Мы обязаны были устроить им счастливое детство — всюду водить с собой и бдить — они практически не слышали и, случись что с ними, мама бы нам «голову оторвала». Надо ли говорить, что все они обожали ее до беспамятства — за версту встречали, чтобы взять сумку из рук. Что касается «воспитания чувств», то я многое могу человеку простить: глупость, нескромность, амбициозность, если только он — мягкосердный. Человек должен быть сентиментальным.

– А есть у тебя любимая тема?

— Человек в экстремальных условиях. Маленький человек, способный на большой поступок даже в нечеловеческих обстоятельствах. Обыкновенный с виду городской парень Вадим Лобанов, который не может пройти мимо бездомного… верблюда, ему больше всех надо. Это — мой человек. Или солдат, с третьей попытки сбегающий-таки из рабства: два месяца идти домой через полстраны пешком — шутка ли! Или хирург-онколог Сергей Вырупаев, поразивший своим мастерством все мировое сообщество онкологов. После каждой «медицинской» заметки я получаю мешки писем со всей страны, мой телефон накаляется от бесконечных звонков. И я договариваюсь, пристраиваю людей — нельзя же отнимать у них надежду, для многих — последнюю. Когда мне звонят из Москвы с этажа, в шутку так и обращаются: «Это штаб „Милосердие“?»

— Гуля, мы знакомы уже лет двадцать. За это время твой имидж этакой утонченной дамочки плавно перешел в образ женщины-ребенка, с виду беззащитной и легко ранимой… А как ты видишь все это изнутри, «в амбразуру», «сквозь прицел»?

— Ну, положим, беззащитна я только с виду… Между прочим, те, кто знает меня лишь по публикациям, ожидают увидеть что-то вроде здоровой, наглой и усатой бабищи с тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей — могу, значит, испортить настроение… А если серьезно, у меня дружная семья, муж физик, кандидат наук, преподает в университете, два сына — 22-х и 14 лет. Так что я уже вполне взрослая тетенька. Но в целом ничего для меня не изменилось. По большому счету вообще ничего не изменилось — та же природа, те же книги, те же люди, среди которых много тех, с кем ты хочешь пребывать в одном моральном профсоюзе. Надо только уметь выбирать.

Виктор Савельев,главный редактор «Молодежной газеты».Источник: «Молодежная газета», 4 марта 1999 года.

КРОМЕ ЖУРНАЛИСТСКОГО ИМЕНИ,

НИЧЕГО НЕ НАЖИЛ…

Памяти Александра Касымова

Этот снимок 1989 года запечатлел Сашу Касымова таким, каким он остался в памяти. Мы вместе работали в «Вечерней Уфе» много лет — и каждый раз, бывая в Башкирии, я иду положить ему цветы.

Не в правилах автора цитировать в сборниках не свои тексты, но некролог Александру Гайсовичу Касымову, который в июле 2003-го я попросил написать для газеты «Русский обозреватель» его друга журналиста Иосифа Гальперина, скажет о Саше больше, чем мои слова:

«Кроме журналистского, литературного, творческого имени ты, в общем, ничего не нажил и ничего не хотел. Александр Касымов сформировался в эпоху романтическую, время надежд на свободу думать и творить, таким он оставался и во времена первого застоя, и в те времена, какие в нашей родной Уфе наступили после краткого вздоха свободы начала девяностых. Трудно работать в газете «Вечерняя Уфа» и быть свободным, но Саша пытался — и говорил с читателями от своего лица. Даже о политике он писал с позиций нравственности, он не хотел вдаваться в дрязги московских и башкирских кланов и судил их от имени здравого смысла.

Но когда понадобилось его глубокое твердое понимание профессии журналиста, он не побоялся, не изменяя суду нравственности, разобраться в политическом конфликте с юридической дотошностью. Я говорю о трех Сашиных статьях в защиту увольняемого министром печати редактора «Молодежной газеты» Виктора Савельева. Вспоминаю не потому, что Виктор стал редактором того издания, которое — прости, Саша! — печатает некролог. А потому, что эти статьи Касымова стали редчайшим поступком башкирской подцензурной журналистики».

Ушедший из жизни всего на 54-м году жизни, Саша Касымов был Журналист с обостренным достоинством. Он жил мимо благ, не печалясь о них, ради смыслов… Когда я зашел к нему домой в последнюю нашу встречу, он смущенно развел руками: «Угощать нечем. Есть пряники и полпачки пельменей в холодильнике». Он был мастером пера, Александр Касымов. Но, в отличие от «преуспевших» коллег, у него была миссия!

Автор сборника.(Процитирован некролог «Памяти Александра Касымова» в газете «Русский обозреватель», 26 июля 2003 года, №1 (7).

Одна из последних фотографий Александра Гайсовича

Касымова. Снимок из семейного архива Касымовых.

Всеволод Богданов:

«ЗАКАЗНАЯ СТАТЬЯ — ЭТО ДАЖЕ СТРАШНЕЙ, ЧЕМ ЗАКАЗНОЕ УБИЙСТВО»

В основу публикации «Молодежной газеты» положена диктофонная запись выступления председателя Союза журналистов РФ Всеволода Леонидовича Богданова на пресс-конференции в агентстве «Башинформ» в 1997 году.

Я ДУМАЮ, многие согласятся, что свобода слова — пустой звук до тех пор, пока газеты, телекомпании, радиостанции не будут экономически независимы. Газета должна зависеть только от количества читателей. Больше подписчиков — больше успех. У нас сегодня, к сожалению, все иначе: больше тираж, больше убытки. Телеканал должен зависеть только от рейтинга. Выше рейтинг программы — значит, дороже рекламное пространство. Законы известные во всем мире. И на Западе есть владельцы газет, ТВ, радиостанций. Но любой владелец у них заинтересован, чтобы тираж рос, чтобы был больше рейтинг, поэтому они не пытаются вмешиваться в содержание или управлять журналистом, главным редактором, поскольку это опасно. Потому что вмешательство нарушит какой-то баланс сил, и в итоге газета будет терять доверие у читателя. Как только в той же Германии читатель замечает вдруг какую-то партийную направленность или направленность какого-то финансового плана, он сразу начинает брезговать: он не хочет, чтобы финансовая группа, партия навязывала ему свое мнение. Там есть только одна возможность сделать издательский бизнес — это чтобы газета не потеряла доверие подписчиков. Сегодня в Германии, например, нет ни одного партийного издания вообще. Нет издания, которое бы явно примыкало к какой-то политической или финансовой группе. Они могут писать о политике, канцлере Коле, его противниках, но тем не менее политическая ангажированность не прослеживается. Иначе теряется подписка, падает продажа газет.

Это в принципе и есть нормальное соблюдение условий рынка, когда хозяин газеты занимается издательским бизнесом, ему важно получить прибыль.

Вся трагедия нашей жизни сегодня в том, что те люди, те силы, которые сегодня становятся владельцами изданий или телекомпаний, тут же начинают руководить, требовать, что печатать, в каком виде, в каком свете представлять события. Печально, что это все перешло и на саму психологию журналистов, то есть многие журналисты рынок воспринимают очень примитивно, на уровне купи-продай.

Я помню, у нас была такая ситуация в Доме журналистов. Друг-генерал, который возглавлял РУОП (т. е. управление по борьбе с оргпреступностью), однажды сказал мне: «Некоторые ваши журналисты такие сволочи, пишут заказные статьи для мафии. Могу список дать». И, действительно, дал список — там 12 фамилий.

Мы тогда перечисленных в списке позвали в Дом журналистов, где собрались ребята из РУОПа, юристы. И парни пришли. И это оказались очень симпатичные ребята, молодые журналисты, недавние выпускники факультета, современные мальчишки, девчонки. И разговор проходил примерно таким образом: а что вы нас попрекаете? Почему мы не можем написать заказную статью? Мы живем в условиях рынка, мы умеем, мы можем — вот нам и заказывают, вот мы и пишем…

Разговор этот потом транслировали по радио: это был театр у микрофона! Пришлось долго говорить с ребятами о том, что этим «заказом» искажается сама суть нашего дела, нашей профессии. Заказная статья — это страшней, может быть, даже, чем заказное убийство, потому что этим деформируется все общество, попираются все наши ориентиры. И, к слову сказать, ребята оказались нормальными, они задумались. Они сейчас по-другому смотрят на профессию, на свое дело. Но сколько журналистов еще работают «на заказ»!

Вот такое искаженное восприятие рынка сильно повлияло на наше сообщество, на ценности — я имею в виду не только журналистов, но общество в целом. Как смотрит на нас читатель или зритель, когда он видит это обилие компромата! Кто-то язвительно даже термин предложил: давайте будем, как «на правах рекламы», печатать полосы «на правах компромата». И в итоге от этих заказных «разоблачений» общество не становится более здоровым, напротив, оно становится еще более загнивающим, еще более больным.

Поэтому я думаю, что журналисты сами должны задуматься — потому что никто не вступится за наше дело, за наш труд, за наши ценности, никто, кроме нас, их не отстоит. И мы сами должны доказать, мы должны вынудить парламент, президента, правительство принимать такие законы, которые бы давали право и гарантии и журналистам, и обществу в целом.

Такие законы приняты во всех государствах. В некоторых странах, например, бесплатную доставку газет полностью берет на себя государство. А у нас за доставку газеты «дерут» и 50 процентов, и 70, и 80 процентов. А есть газеты, у которых вообще вся продажная стоимость идет на распространение. И тут мгновенно встает вопрос: за счет чего эта газета живет? Газета, естественно, живет за счет того, что от кого-то получает спонсорские деньги или деньги за так называемое «информационное обслуживание».

Значит, какой-нибудь мощный «Газпром» или банк дает большие суммы, за которые порой и отчитываться не надо. Отчитываться нужно только одним — направлением газеты. Вот начинается очередная банковская война в Москве. Тут некоторые газеты начинают писать, что некие банки на грани разорения. В атакованных банках катастрофа, естественно: исчезают клиенты, вынимают вклады. Это самый примитивный вариант, обычно бывают более сложные ситуации. И тогда обиженный прессой банк бежит, ищет другие СМИ, которым готов заплатить за «информационное обслуживание» миллионы, только бы оправдали его и написали разгромные статьи о соперниках… И в результате общество полностью дезинформировано. Но я думаю, это не самая большая трагедия для общества, когда речь идет о банках. Хуже, когда речь идет о политических ценностях, когда речь идет о направлениях развития общества — и здесь идет полная дезориентация людей… Мало того, что люди устали, просвета не видно. Да плюс к усталости все эти обманные фонарики, эти обманчивые ответвления в сторону. И в итого, я хочу сказать, что мы, журналисты, не выполняем своей главной функции.

А наша главная функция, конечно, не в том, чтобы изображать из себя четвертую власть. Не властью мы должны быть, но частью общества, которая ощущает точно, что вокруг происходит, какая погода политическая, финансовая в России, как будем жить дальше, кому верить, кому не верить. И вот если мы от этих функций отойдем, то общество будет слепым, глухим — общество, переживающее такой сложный период, вообще потеряет все ориентиры.

Когда-то мы приняли законы в Думе — один о господдержке СМИ, второй закон, которым мы тогда жутко гордились, о поддержке городских и районных газет. Нам казалось тогда, что это выдающаяся победа. Сегодня закон о господдержке доживает последние дни, а закон о господдержке городских и районных газет, вообще не состоялся. Там были прекрасные идеи, чтобы госдотации этим газетам шли сверху, не через местные власти, чтобы газеты получали какую-то свободу. Но ничего не получилось. А с приходом новых реформаторов все это было обрезано, выброшено. Осенью по этому вопросу мы начнем большие парламентские слушания в Госдуме. К сожалению, не все тоже понимают в парламенте, почему нужны законы, защищающие прессу, почему нужно защищать права журналистов.

А нужно это прежде всего для того, чтобы защитить само наше общество. Общество не может жить во тьме, общество устало быть обманутым и обманываемым. И для того, чтобы одно из главных прав человека — право на свободную информацию — состоялось, надо также добиться, чтобы состоялось право журналиста и право главного редактора на убеждение. Журналист не может выполнять свою общественную роль без защищенного права на собственное мнение — право, которое обычно попирается и хозяином газеты, и тем, кто спонсирует газету и телепрограмму, а бывает, и главным редактором (тоже проблема — отношения журналиста и главного редактора!).

Если говорить о таких странах, как Германия — там есть специальные законы, которые защищают права главного редактора и права журналистов. Например, снять Голембиовского³ в условиях Германии — это огромная проблема. Помимо скандала были бы жуткие материальные затраты для новых владельцев контрольного пакета акций: они должны были бы очень много заплатить снятому редактору. То же самое в отношении журналиста. В Финляндии, чтобы его уволить, надо, во-первых, получить разрешение финского союза журналистов, во-вторых, уволенный газетчик получает зарплату за 2—3 года. А она, естественно, не 50 и не 100 долларов, как у нас в большинстве районных газет.

В связи с этим, конечно, нам нужен крепкий Союз журналистов, с которым бы считались. И не только он. Поэтому мы в его рамках — а наш союз сегодня объединяет свыше 150 тысяч человек в России — собираемся осенью создать свой профсоюз, который будет защищать журналистов, договариваться с работодателем о зарплате, условиях труда и т. д.

…А журналист нуждается в защищенном законом праве на свободу информации и собственное мнение, он должен быть защищен и материально, и социально. Журналист без убеждений, журналист усталый, нищий, без социальной защиты и творческого общения — плохой журналист. Его легко купить. А за ангажированность прессе приходится дорого платить — многие издания уже настигла кара. Не случайно много московских газет потеряли читателя, уронили тираж в 20—30, а то и в 100 раз. Это о многом заставляет задуматься.

Записал на диктофон и обработалВ. Савельев, главный редактор газеты.Источник: «Молодежная газета» Республики Башкортостан, 23 августа 1997 года.

Примечания

3

Игорь Несторович Голембиовский — журналист, с 1991 по 1997 главный редактор газеты «Известия». После серии публикации, задевших интересы властно-олигархических групп, Голембиовский был вынужден покинуть пост главного редактора.