Шёпот Колыбели. Кетаб третий

Виктор Паршаков, 2023

Наследник империи, Стратус Ликантор Хордрон, вынужден скрываться, чтобы не пасть жертвой предателей, хладнокровно убивших его отца. Вынашивая план мести, он решает собрать войска и дать отпор узурпатору. Но где взять столь серьёзные силы, чтобы противостоять изменникам родины, на чьей стороне не только разведка, но и армия?А главное – как оставить возле себя её, юную рыжеволосую южанку, дочь врага, ставшую дорогой и желанной? Непростую задачу предстоит решить Стратусу, но он справится, и даже лучник, прилипший к девушке как репей, ему не помеха.Приключения на суше и в море, жестокие схватки, долгожданные признания, новые грани дара – все эти ниточки тесно переплетутся в едином полотне саги о великой славе и великой любви.

˜ 3 ˜ Войти в историю

— Я так и знал! — Мантис вновь и вновь бил кулаком в стену, сдирая кожу. — Стоило императору объявить этого подонка наследником, как он решил немедля забрать себе трон! А столько лет прикидывался безразличным и сдержанным, говорил о преданности империи, отцу… Недоносок! Мерзкий ублюдок!

Принц оторвался от стены, снова принялся мерить комнату шагами, точно подраненный зверь охотничью клетку. Капли крови с ободранных костяшек слетали на пол и тонули в высоком ворсе ковра. Импер-командор молча наблюдал за его метаниями, довольный произведённым эффектом. Отлично, пусть пацан побесится, чем громче и яростнее, тем лучше. Ругайся, накручивай себя, усиливай свою ненависть и злобу к брату.

Мантис резко остановился, сел на кровать, закрыл лицо руками.

— Как он мог? — послышался из-под ладоней жалобный всхлип. — Это же наш отец…

Равистер приблизился, положил тяжёлую руку ему на плечо:

— Власть портит людей. Помни об этом, когда трон станет твоим.

Шагая по коридору в покои младшего принца, импер-командор уже знал, что скажет Мантису. «Никто не ожидал от Стратуса такой подлости… Мне казалось, я знаю его… Я ошибся: едва примерив задницу к трону, он решил узурпировать власть и сместить отца. Мальчик мой, крепись: Хордрон мёртв. Он пал жертвой страшного предательства, и предал его именно Стратус. Тот всё правильно рассчитал: война с южанами — отличное прикрытие для внезапной смерти императора. В замке, где на каждом углу надёжная охрана, убить отца он не мог, потому и настоял, чтобы Хордрон отбыл в Нэскайлард».

Мантис продолжал всхлипывать, пряча лицо в ладонях. Равистер легонько хлопнул его по плечу, усмехнулся самым краем губ. Мальчишка не сможет проверить, настаивал ли старший принц на отплытии Хордрона Ликантора на Эструдейл — или наоборот, отговаривал отца, почуяв неладное опытным солдатским нюхом. На военном совете Мантис не присутствовал, как и на любой другой важной встрече. Да и не станет он ничего проверять — поверит на слово, что Стратус хитроумно подстроил покушение, что верные ему люди убили Хордрона и потопили императорские корабли далеко от берега.

«Как только я узнал об этом, — скорбно закончил Равистер свою речь, — сразу направил в покои Стратуса гвардейцев, чтобы арестовать его. Он убил моих людей, хладнокровно расправился с пятёркой лучших гвардейцев, а сам сбежал… Мантис, мы должны решить, что делать дальше: привлечь его к справедливому суду или…».

— Никакого справедливого суда! — Младший принц вскинул зарёванное лицо, сжал кулаки, сбитые в кровь. — Найдите мерзавца и убейте его! Я хочу, чтобы он сдох, как собака! За отца…

Лицо Мантиса вновь искривила гримаса боли.

— Успокойся, — произнёс импер-командор как можно мягче. Мальчишка раздражал, к тому же на слёзы сейчас не было времени. — Конечно, мы найдём его, поисками тайно занимается вся разведка. Главное — не наделать глупостей.

— Глупостей? — Мантис широко раскрыл глаза. — О чём ты? В стране переворот! Надо найти предателя! Подключай всех: гвардию, армию! Расклей его мерзкую рожу на каждом столбе, пообещай вознаграждение!

Он попытался вскочить, но командор припечатал плечо принца и больно сжал, словно пытаясь выдавить из мальчишки остатки страдания.

— Не спеши. Стратус хитёр, он наверняка будет обвинять во всём тебя.

— Меня?!

— Да, именно тебя. Каждый знает, какие отношения были между вами. К тому же, твои претензии на трон ни для кого не секрет. Он же никогда не говорил о том, что хочет сменить отца у власти. Ему поверят, у него хорошие отношения со знатью, его уважают солдаты. Нет, пока обнародовать смерть императора нельзя. Сперва мы должны найти Стратуса, схватить его и наказать. Он ответит за смерть твоего отца и моего друга — Хордрона Ликантора Вестания, ответит перед тобой, мной и империей. Ты согласен?

Мантис уверенно кивнул.

— Я хочу, чтобы этот предатель сдох!

— Хорошо. Но тогда мы должны действовать мудрее. Нельзя обвинять Стратуса всенародно, для нашей мести достаточно, что правду знаем ты, я и разведка, которая его ищет, прочёсывая каждую подворотню. Когда же мы найдём его и отомстим, тогда и настанет время заявить о заговоре — но не Стратуса, а давних врагов империи, подлых лазутчиков, что безжалостно убили и императора, и наследного принца. Лишь тебе удалось спастись благодаря самоотверженности гвардейцев, которые подоспели вовремя, буквально в последний момент. Так твоя претензия на трон ни у кого не вызовет сомнений.

— Лазутчики? — Принц злобно оскалился. — Да, из Ронвейра или Дарфа! Они вечно недовольны там у себя на севере, вот и подослали убийц, чтобы ослабить империю, внести смуту! Или… может, из Нагарха? Тогда появится повод наконец прижать этих подонков и окончательно укрепиться в новом протекторате. А это мысль!

— Хм, не глупо, действительно, — кивнул Равистер, наконец убирая свою железную руку с плеча юноши. Оставалось лишь подвести его к последней мысли — той, что позволяла убить одним метким выстрелом двух лепусов сразу. — Новый протекторат, расширение границ Дафиаркама — это сделает тебя великим императором. Но подумай, зачем нам Нагарх, эта ледяная дыра? Она и так наша. Лазутчики могут быть и с юга. Непокорные южаки, которым объявили войну, используя «Казус Белли», южаки, потерявшие своего короля и решившие отомстить столь коварным образом…

— Нэскайлард?

— Да, Нэскайлард. Наш старый враг.

Мантис задумался, прошёлся по комнате.

— А ты ведь прав, — сказал он, оборачиваясь. — Это звучит вполне логично.

— Разумеется. Тем более, войска империи уже там. Не сегодня завтра они сломают южан и принесут тебе новые земли на блюдечке. Огромные, богатые земли. Если же что-то пойдёт не так, мы объявим всеобщую мобилизацию и дожмём нэскайлардцев. Во имя мести за императора Хордрона оружие поднимет каждый, я не сомневаюсь. А ты… ты хочешь войти в историю как великий покоритель юга? Мантис Ликантор Хордрон, при котором империя вдвое увеличила свои границы.

Глаза принца загорелись. Юноша вновь пошёл по комнате от одной стены до другой.

— Но есть одна проблема, — продолжил импер-командор, довольный своей речью. — Стратус пока жив. Он может вернуться и объявить главным заговорщиком тебя.

— Он не должен вернуться, Равистер! — пылко воскликнул Мантис.

— Не должен, — кивнул командор. — Не беспокойся, он не вернётся. Но пока мы не найдём его, всё должно оставаться в тайне.

Принц взглянул на свои руки и только сейчас заметил, что сбил костяшки о стену. Он сжал и разжал кулаки, потёр левую скулу. Синяки, полученные от брата, давно сошли, но зубы до сих пор ныли на горячее. Давно он не получал по лицу, очень давно. Проклятый учебный плац, проклятая Академия, проклятый Стратус!..

— Его могут хватиться, — сказал он после недолгой паузы. — Он же вечно торчит на плацу. Если Стратус не появится там несколько дней, это вызовет подозрения у его дружков. Да и здесь, при дворе вокруг него постоянно вьются министры, требуют то одно решение, то другое, с тех самых пор, как отец… — он осёкся, но справился с собой и продолжил, выравнивая слегка дрогнувший голос. — Что мы скажем, когда придворные и министры спохватятся?

Импер-командор кивнул. Мальчишка действительно не так глуп, как может показаться.

— Да, ты прав. Мы должны что-то придумать. Ты должен. Потому что двор послушает только тебя, Мантиса Ликантора Хордрона.

— А если… — Мантис присел на кровать, глянул на Равистера снизу вверх. — Если объявить, что Стратус уехал подавлять очередное восстание? Срочно, посреди ночи? Состряпать какое-нибудь слёзное донесение из Мерртины, быстренько отправить на север лирну-другую в самую глухомань, в льды и снега, а на вопросы знати и двора отвечать, что возглавил их Стратус Ликантор. Да, не предупредил. Очевидно, как надел на палец перстень с императорской печатью, решил, что ему никто не указ. Зная его любовь к военным походам, народ поверит, пропустит нестыковки мимо ушей. Что думаешь?

Командор сцепил руки в замόк, постучал большими пальцами друг о друга. Он лихорадочно обдумывал, сможет ли Меркарий Авентор, командующий четвёртой армией — той, что осталась в империи и не участвовала в сражениях на Эструдейле — подтвердить это. Нет, пожалуй, рисковать не стόит. Проще написать фальшивый приказ от лица Стратуса, торопливо собрать несколько лирн и кинуть их в северным рубежам, а генерал-командора поставить перед фактом позже. Не смотря на заверения Лордрака, что каждый продаётся и покупается — вопрос лишь в цене — он не до конца верил, что Меркарий согласится предать империю. С ним нужно действовать тоньше и хитрее.

Но сама идея Равистеру понравилась. Любые боевые действия — это риски. Сообщить народу, что Стратус погиб на севере, даже логичнее. Ведь с покушением он мог бы справиться — да он и справился: он убил пятерых отменных людей Лордрака. А война есть война. Шальной арбалетный болт, вражеский меч, засада… Достойная смерть воина.

Первоначальный план крошился вдоль и поперёк, опадал, точно сухая глиняная крошка с гончарного круга, а вал заговора всё вращался и вращался, не собираясь останавливаться и даже замедляться.

Что же, решено. Нужно срочно отправить войска на север — надолго и как можно дальше — а как только агенты разыщут и убьют принца, объявить о двойном горе: о гибели императора вследствие заговора Нэскайларда и трагической смерти Стратуса на далёком севере. Единственный наследник, Мантис Ликантор Хордрон, сможет взойти на трон на законных основаниях.

— Отличная идея, ваше высочество, — произнёс Равистер с поклоном. — Вы будете достойным правителем, мудрым и проницательным. Готовьте вашу речь, а я немедля займусь отправкой войск.

Принц встал. В глазах его горел огонь, как и в глазах отца. Импер-командор сразу вспомнил молодого Хордрона. Именно таким тот занял трон. С таким же огнём в глазах он отплывал к берегам Фольнарда, чтобы покорить южаков.

Тогда они ещё были хорошими друзьями.

— Найди предателя, — процедил Мантис. — Найди — и убей.

Равистер Горн вновь поклонился и быстро вышел, оставив принца одного. Предстояло много сделать за эту ночь. Очень много.

***

Жаркое южное солнце палило нещадно.

Генерал Бейрас дер Ластэр, главнокомандующий Нэскайларда, прошёл вдоль укреплений, оглядел внимательным взглядом павезы, приготовленные пехотой на случай арбалетного огня противника. В перемирие, объявленное дафиаркамцами, он верил слабо, поэтому отдал строгий приказ быть готовыми к внезапному нападению. Регулярные смотры вновь прибывающих добровольцев он устраивал раз в несколько дней. Вот и сейчас Бейрас неспешно шёл мимо солдат, что выстроились в ряд около вышек, глядя на высокое — во всех смыслах — начальство. Начищенные нагрудники ярко сияли на солнце, но ещё ярче сияли глаза: восхищённые, яростные, горящие огнём праведного гнева к северным захватчикам.

Генерал усмехнулся и двинулся дальше. У небольшого отряда под стягом лорда дер Варгета он задержался, зорко углядев в задних рядах старые доспехи, некогда повсеместно распространённые диры, в народе прозванные дирюгами. Командиры вытянулись, гаркнули на солдат, но Бейрас махнул рукой — мол, «вольно», и зашагал вперёд, к дальним укреплениям.

Однако вид кособоких дирюг, выуженных из дедовых сундуков, зацепил. Генерал быстро закончил осмотр и удалился в свою палатку. Остро захотелось остаться одному, подумать, вспомнить. Сколько же лет прошло? Когда успела подкрасться старость, проклятый лазутчик?..

Приказ о новом доспешем снаряжении король Раугард дер Вэйл издал более сорока лет назад. Тогда же в королевстве появились пики и тяжёлые наземные павезы против кавалерии, пришли — и быстро вытеснили копья и круглобокие адагры, тоже с лёгкой руки молодого капитана дер Ластэра. Бейрас вспомнил, как самозабвенно вырисовывал детали будущего снаряжения для кузнецов и бронников. Изменял яркие, хранимые в памяти образы, стараясь придать им оригинальный вид, но сохранить прежнюю функциональность.

Рисовать он любил с детства. Правда, в те далёкие времена Бейрасом звала его лишь мать — маленькая, тихая, вздрагивающая от любого крика или резкого движения. Звала тайно, шёпотом перед сном, приглаживая непослушные чёрные волосы сына и рассказывая о далёкой стране, которая могла бы стать ему настоящим домом.

Все остальные звали его Бирус.

Обычное имя. В любом городе необъятного Дафиаркама таких Бирусов носились десятки по мощёным улицам, стуча босыми пятками и вытирая сопливые носы.

Отца Бирус любил. Статный, красивый, с седыми висками, когда он заходил в дом после долгой отлучки, мальчик всегда вихрем мчался навстречу, тянул руки, приветливо кричал «Паапкаааа!» Отец наклонялся с широкой улыбкой, подхватывал, кружил и непременно кидал к потолку, ввысь, ещё чуть-чуть — и голова коснётся балки. Бирус сладостно замирал на краткий миг на самом верху, а потом птицей летел вниз, в любимые объятья, пахнущие дорожной пылью, пόтом, ветрами и далёкими землями.

Мать осторожно выглядывала из-за косяка, теребила подол платья, шагала к отцу лишь после того, как тот опускал сына на пол и протягивал свои сильные руки к ней навстречу, произнося неизменное «Ну здравствуй, радость моя!». Осторожно, словно по острию ножа, она подходила, приникала к широкой груди. И отец крепко обнимал её, целовал чёрные, как ночь, волосы, высокий лоб, бледные губы и тихо-тихо бормотал какие-то слова, а мама всегда плакала.

Следующий день после возвращения отец всегда посвящал сыну. Поднимался рано, по давней армейской привычке, входил в комнату ещё затемно, откидывал мягкое тёплое одеяло.

— Вставай, Бирус! — раздавалось громогласное. — Увольнительную всего на три дня дали! Нам надо столько всего за эти дни переделать! Некогда валяться, засоня!

И Бирус вставал, моментально просыпаясь и радуясь, заранее смакуя предстоящий день.

Ведь этих дней, что отец проводил дома, было так мало…

Жили они в небольшом имении на севере Нордтрона. Отец служил в столице, но семью перевёз подальше — дед и тётка люто ненавидели маму и особенно его, Бируса. Уже став старше, мальчик узнал от кузена Риса Клетиаса, что всему виной мамино южное происхождение.

— Да дело даже не в этом, — тянул Риис, протирая кисти отбывками ветоши, что Бирус заботливо подавал двоюродному брату. Потом оборачивался, пристально глядел в тёмные, почти чёрные глаза мальчика. — Они просто не уверены, что ты — наш… Но я-то знаю, что всё это выдумки. Да на тебя только глянь — стать, выправка… На руки наши посмотри! Они ж одинаковые! Короче, глупости это материнские, и дед уже старый, не соображает ничего. Забудь.

Забыть не получалось. Дед наотрез отказался вводить «нэскайлардского выблядка» в род. Отец скандалил, уговаривал, объяснял, но в итоге смирился. С его званием портить отношения и проявлять сыновью непокорность он не мог. Поэтому и не женился на маме, и отвёз её и сына подальше, в соседний Нордтрон. Но тётка, когда бывала в городе у подруги, непременно заезжала в дом любимого брата, чтобы вылить на незаконную невестку ушат словесной грязи.

— Грязная шлюха! Солдатская подстилка! — кричала тётка, багровая от гнева. — Ты ведь давно это решила — выдать своего ублюдка за сына благородного офицера! Признавайся: от кого ты его прижила?! Я узнаю! Узнаю, клянусь!

Мать плакала, закрывая лицо руками. Хвала Высшему, слабосильная золовка не опускалась до рукоприкладства. Наоравшись вдоволь, она шумно хлопала дверью и уезжала восвояси. В доме наступала спокойная тишина на ближайшие три-четыре декады.

— Мам, ну ты чего? — возмущался Бирус, когда подрос. — Скажи папке. Он её приструнит, злыдину. Или я сам в следующий раз с лестницу спущу, не погляжу, что родня…

— Что ты! — пугалась мать. — Не думай! Не смей…

И вновь ударялась в слёзы.

Уже потом, когда сам поступил в военную академию, Бирус узнал, где нашёл маму отец, откуда вытащил. И позорно бежал, отмахиваясь от насмешек приятелей, и ночь напролёт выл на пристани подраненным зверем, спрятав лицо в ладони. А тогда, в детстве, слышал лишь короткие обрывки тихих разговоров на кухне, когда мать, всхлипывая, делилась с Маруной, приходящей помощницей по хозяйству: «Да, были ещё детки, два мальчика… и дочка была… всех забрали, унесли на второй же день…» Маруна вздыхала, возводила пухлые руки к небу и шептала: «Хвала Высшему, уберёг меня от лупанария», а мать шикала на неё и опасливо оглядывалась, не слышит ли кто.

— Риис, что такое лупанарий? — спросил однажды Бирус кузена.

Тот замер от неожиданного вопроса, усмехнулся:

— Расскажу годков через восемь-десять, когда подрастёшь, скороспелыш!

Удивительно, как у такой вредной тётки вырос Риис — добрый, заботливый, красивый белоголовый парень с длинными музыкальными пальцами. Риис Бируса обожал. Когда окончил академию, перебрался в Нордтрон, потому что «устал от роскоши столицы».

— Излишество изгнало меня прочь от величия Лонгарда в мрачную прохладу местных лесов, — говорил он на приёме в очередном богатом доме и изящно вертел в пальцах бокал с вином. — Приторная благодать столицы исторгла меня, словно натруженное лоно перезрелое дитя… Исторгла в жизнь! А где настоящая жизнь, как не здесь, в благословенной провинции?!

О, он это умел — складно выпевать высокопарные фразы. Но ещё лучше он умел рисовать. Злые языки трепали, что сын Неария Клетиаса стал востребованным художником благодаря знатному имени. Но Бирус отлично знал: дело не в имени, а в таланте.

Отец приглашал Рииса поселиться в имении, мол, «будешь защищать мою радость», но племянник отмахивался:

— Да ты что, мать же тогда вообще вам продыху не даст. Чуть в Нордтрон приедет — сразу сюда побежит, проверить кровиночку. Нет, я уж сам. Но заходить проведывать буду, не волнуйся.

Риис не обманул. Он заходил каждый день, забирал непоседливого Бируса и уводил с собой, погружая в прекрасный мир искусства.

Он жил прямо в мастерской, где писал свои картины в непогоду и в зимние холода. В тёплые же деньки их всегда ждал пленэр. Разложив на одеяле собранную матерью еду, мальчик наворачивал хлеб, сыр и яйца, и неотрывно смотрел, как чёрные линии незамысловатого наброска покрывают слои красок. Риис болтал без умолку, словно язык и кисть были волшебным образом соединены. Как только бурный словесный поток иссякал, брат потягивался, хрустел одеревеневшей шеей и откладывал кисти. Присаживался рядом, начинал меланхолично жевать оставленную горбушку и разглядывать «эту бездарную мазню».

Однако за «мазню» неплохо платили. Риис вообще был востребованным мастером, его часто приглашали в богатые дома писать портреты, и тогда Бирус скучал на стуле, подперев щёку длинной своей ладонью, и глядел в снующую вокруг холста спину брата. Но таких «закáзных» дней выпадало немного, Риис с натуры делал лишь набросок, дорисовывал же картину непременно в мастерской, где лучше работается и нетерпеливый заказчик не стоит над душой.

В мастерской Бирус и освоил азы графики.

Риис сначала подправлял, выводил особо кропотливые линии своей рукой, подсказывал, где сгустить тень, а где — наоборот, высветлить деталь. Постепенно он перестал вмешиваться, искоса глядел, как семилетний пацан пыхтит над подрамником, затем внимательно оглядывал готовую работу, тёр подбородок и неторопливо тянул:

— Ну что тут скажешь…

Душа ухала в пятки, Бирус краснел, бледнел, покрывался пόтом. Брат трепал чёрнявую голову и категорично припечатывал:

— Не, это талант!

В один из погожих дней, присев на своё неизменное одеяло в любимой роще за городскими стенами, Риис в сотый раз бросил взгляд на рисунок брата и в свой нескончаемый словесный поток вплёл вдруг:

— Слушай, может, попробуешь рисовать что-то другое? Не надоели тебе эти железки?

— Не надоели, — пробурчал десятилетний Бирус, поправляя холст перепачканными углём пальцами.

— Этим много не заработаешь. — Риис отложил на секунду кисти, хлебнул вина. — За картины обычно платят жёны, а им подавай природу, цветочки, портреты, зверьё да пухлых детишек. Спрос на баталистов более чем скромен, особенно здесь, в провинции. Или ты, дружок, в Лонгард собрался?

— Поглядим, — буркнул Бирус.

Брат замолчал, глядя на стройные ряды солдат, летящих в бой. Да, выходило красиво. Но кроме доспехов, осадных машин, оружия да бесконечных батальных сцен Бирус ничего не рисовал. «Весь в отца, — думал Риис, криво усмехаясь и вновь подхватывая кисти своими длинными пальцами. — А матушка ещё сомневается…».

Отец работы тоже хвалил. Но совершенно иначе.

— Вот здесь, гляди: что это за построение? — спрашивал он, тыкая пальцами в небольшой фрагмент картины.

— Кунэум, — уверенно отвечал Бирус, и уже предвидел следующий вопрос отца, поэтому торопливо добавлял: — Но не обычный, а тройной.

— Тройной? Зачем? В нём нет никакого смысла.

— Нет, — охотно соглашался парень, — если на тебя прёт прямой строй мечников. Но здесь, погляди: противник ломает линию, выбрасывает вперёд смертников, а позади — доспешая тяжёлая пехота. Одиночный кунэум они просто схлопнут, как створки морской раковины.

Они спорили, до хрипоты, до тяжёлых злых ударов кулаками по столешнице. Бирус вспыхивал и спешно убегал к себе. Но наутро, тихо спускаясь и замерев на последней ступеньке, слышал, как взволнованный отец вновь и вновь повторял матери:

— Как он до этого додумывается!? Это же отлично! Великолепно! Я заберу эти его рисунки с собой, покажу генерал-командору — интересно, что тот скажет!

В стратегии отец был не то чтобы не силён… Он адаптировал для сына армейский курс шахмат, превратил его в увлекательную игру и усаживал завороженного Бируса перед резными фигурками лет с пяти. В семь парень уже весьма сносно играл. В десять — легко обыгрывал отца. А в одиннадцать…

В одиннадцать он впервые переступил порог военной академии.

Риис, наблюдая за сборами в столицу, неодобрительно качал головой.

— В военную раньше тринадцати лет не берут, — тихо сказал он дяде за ужином, заглянув попрощаться. Наутро Бирус с отцом отправлялись в Лонгард. Дядя хмыкнул, взъерошил чёрные волосы сына:

— Я договорюсь, его возьмут. Он рослый, вполне сойдёт за тринадцатилетнего.

Это правда: за последний год Бирус сравнялся в росте с матерью, сверстников же обошёл на целую голову, а соседского коротышку Гайса — на целых две.

Риис угрюмо промолчал, налил себе ещё вина. Обычно он не напивался, но сегодня необъяснимая жажда заставляла художника глотать бокал за бокалом. Бирус лёг пораньше и всё вертелся на кровати волчком — сон никак не шёл; затем решил спуститься на кухню попить воды. Однако внизу горел свет, отец и Риис всё ещё сидели и спорили.

— Дядя, подумай: я хочу дать ему шанс! — громко шептал брат. — Зная его происхождение… ты же понимаешь, он никогда не построит военную карьеру.

— Он будет военным! — Отец хватил кулаком по столу, но тут же спохватился, вновь перешёл на шёпот. — Я введу его в род!

— Дед не позволит, ты же знаешь…

— Он совсем плох. Ещё год-два… К тому времени парень выучится, проявит себя — проявит обязательно! Он умнющий! Умнее нас с тобой вместе взятых! Кураторы подадут ходатайство в императорскую геральдическую коллегию, а там уж сестра никуда не денется! Быть ему Сарватором!

— Мама так просто не отступится… у неё связи, его ни в один приличный дом не допустят. Ты же её знаешь.

— Он не по домам шляться едет, а служить армии Дафиаркама! Армии, где честь, ум и воинская доблесть сильнее любых бабских склок.

— Но у парня талант! Ты же видел его работы!

— Талант! Огромный! Мой сын будет великим полководцем, достойным войти в историю! Всё, Рис, закрыли тему. Все эти кисти-краски-холсты — не мужское занятие. Нет, не обижайся, я не тебя имею в виду, просто я хочу для него лучшего. Лучшего! Понимаешь?

— Я понимаю, — холодно бросил Риис. — Давай, ломай ещё и парню жизнь, раз своей мало.

Он быстро прошагал к двери, оглянулся на пороге и увидел застывшего на ступенях Бируса. Хмыкнул, махнул длинной своей изящной рукой и скрылся в темноте ночи — навсегда…

–…Ваше превосходительство…

Бейрас вздрогнул, отвернулся от окна. У входа в палатку стоял часовой.

— Ваше превосходительство, командный состав ожидает вас в Орниане.

— Командный состав? — Генерал нахмурился, попытался вспомнить, собирал ли он военный совет. Не собирал, точно не собирал. — Зачем?

— Срочное донесение. Армия Дафиаркама, третья, та, что пришла из Рахтаэля и стояла в Форниэле, сожгла город и выдвинулась к Лэнласу. Ваш пуин готов.

— Иду, — коротко бросил Бейрас, быстро развернулся и вышел в сумерки.