В Стране синего снега

Виктор Непомнящих, 2024

Виктор Непомнящих – сценарист, режиссёр и писатель. Родился в деревне, которой уже не существует на карте. Успел сменить больше десятка профессий от дворника и повара до преподавателя, окончить Томскую духовную семинарию и продолжить образование в магистратуре Московской духовной академии на кафедре библеистики. Автор двух театральных постановок. Сказка-притча «В Стране синего снега» – первая часть дилогии. В повести прослеживается путь главного героя от существования без цели до обретения истины в любви. Снежок, сбежавший из дома в поисках Снежинки из сна, отправляется в необычное приключение. По пути он встречает разных персонажей: музыканта Рыжика, булочника Буонни, безумного старика и других. И в результате этих встреч меняется, подготавливая почву своего сердца к встрече с настоящей любовью.

Глава III

Снежок

В другом мире, где я очутился по непонятной мне причине, рассказывали, что меня подкинули. Из него мне запомнился тусклый жёлтый свет, непотребство громких мужских голосов, иногда и женских, повсюду едкий дым от горящей в сигаретах конопли, как провисающий туман над беззаботной смеющейся толпой. Это был дом потерянных алкоголиков и молодых наркоманов. Тот мир, в котором рос брошенный ребёнок.

К счастью, у безнадёжности всегда, где‐то в глубине, есть и надежда на искупление. Так и в той, казалось бы, безнадёжной толпе находилась женщина, которая подавала надежды на детское сомнение. Она была исключением в толпе, приобретшей со временем комфортную слепоту. Это был единственный человек, которому оказалась небезразлична моя маленькая жизнь. Женщина занесла корзинку с орущим ребёнком в прокуренное помещение и, быстро миновав галдёж отвратительных на лицо, опьянённых и прокуренных наркоманов, отнесла меня в маленькую комнатку, где было тихо, пьяные голоса практически не доносились, где на потрёпанной старой спинке дивана, облокотившись на спокойные обои, сидела мягкая игрушка в форме плюшевого медведя. Она поставила корзину с ребёнком на стол, и бесшумно прикрыв дверь, вышла из тихой комнаты. Наступила тишина.

В скором времени женщина снова вошла в комнату, уже покачиваясь, как маятник, как набравшийся ромом матрос на нескользкой палубе. Её растрёпанная голова, состоящая из копны чёрных, как безлунная ночь, волос, вскоре наклонилась над спокойным ребёнком и ласково улыбнулась. Женщина достала из глубокого кармана халата тёплую бутылочку, где, как оказалось, было тёплое молоко. Я уснул.

Время имеет свойство постоянно бежать и не останавливаться, даже когда ты ребёнок. Настало время, когда и я стал чувствовать твёрдую землю под маленькими познавательными ступнями, почти как настоящий взрослый исследователь.

С каждым случается драгоценное мгновение, когда из-за непроглядного тумана, неожиданно для него, проявляется шанс изменить направление жизни. Будь он самым отъявленным нарушителем запретных границ или тем, кто чувствует неистощимый жар ответственности за совершённые дела юности — он всё же способен мыслить о радости, о свете. Размышляя, становиться причастным к стремлению рождения света. Рождаясь, осознать его присутствие в пустынном сердце. К сожалению, не каждому удаётся совершить обряд воскрешения над уже тлеющим трупом. Неизвестность пугает, как доверие к тяжёлому, неопределённому событию, не имеющему своего лица. Страх перед почти гамлетовским вопросом «жить или…» вынуждает скрываться за ширмой, сотканной из комфортных привычек.

Женщине, которая, как могла, заботилась обо мне: научила воровать в магазине продукты, складывая их внутрь распахнутой куртки; пить, постоянно ввязываться в драки, курить коноплю и др., так и не удалось остаться сосудом, где временами неуверенно вспыхивало в глазах сомнение.

С каждым невоздержанным днём душа блекла и в конце концов угасла. Её фигура и взгляд больше не отличали мятежную душу от безликости, обломовского бессмыслия толпы.

На тот момент мне долбануло семь. Больше я не мог оставаться в этой семье, если так можно её назвать. Внутри моей груди всегда что‐то теплилось, это что‐то постоянно во мне восставало, если я пил алкоголь, кого‐то избивал или закуривал сигарету. Это что‐то требовало разобраться с моей жизнью. Однако у него не было на то права, для этого требовалось разрешение моей воли. Я бежал. Куда, зачем? На эти и прочие вопросы мне хотелось найти ответы. Искать бы никто меня не стал. Той ночью, к моему счастливому удивлению, все остались ночевать у друзей. Дом был пуст. Я собрал рюкзак, положил вещи, еду и вышел, скрывшись за непроглядной пеленой ночи.

Шёл долго. Куда, зачем? Вопросы, как удар бойцовского гонга, звенели в свободной голове.

Снежок, лёжа на железной кровати, закинув левую ногу поверх правой, задавался вопросами и вспоминал события из детства. Ему уже 13. За годы беспризорной уличной жизни Снежок сполна прочувствовал неоднозначность и игру, в которую играет улица с глупыми, неокрепшими птенцами. Кто сильнее, те вправе унизить, решить, кому сегодня быть, а кому валяться на льду в свёрнутой форме эмбриона. У сильных власть над телами, но не над разумными существами — душами.

Ему было нетяжело слиться с уже знакомой системой, где царила «уличная справедливость»: насилие, ложь и оправдание. Уличные законы для Снежка приняли статус кодекса жизни, хотя со многими он так и не смог найти личного компромисса. Какое‐то сладкое, домашнее чувство неотвратимого напоминало ему о том, что у всех жителей где‐то глубоко находится воля, их выбор.

Если приглядеться и внимательно исследовать помещение, где следующие пять лет после побега жил Снежок, то можно заметить его сходство с чердаком заброшенного деревянного дома: где‐то в метрах трёх от кровати, на которой теперь лежал Снежок, одиноко жался в углу маленький диван, обёрнутый старой клеёнкой. С левой стороны от дивана — всякий хлам в форме пыльной горы. С правой стороны, на стене, облезлый велосипед без колеса. Света не было. В другом углу — декоративный столик с половинкой свечи, прикреплённой к обшарпанной площади прямоугольной поверхности. Рядом с ней — нераспечатанный коробок спичек с изображением синего кукурузника. На кровати Снежок, забросив одну ногу на другую, писал что‐то на клетчатом листочке и смотрел в окно. Шёл снег. За хаосом ледяной жизни, на счастливом снежном небе сияла, улыбаясь, любопытная луна. Снежок с детства чувствовал всё, что проходило через его сердце: веяние ночного неугомонного ветерка, шум суеты, низкий полёт свободы мысли. Своему особенному чувству он дал непонятное имя — поэзия. Где‐то он слыхал, в кругах древних жителей так называли старую науку о первозданной красоте. Как бы её ни называли, именно ей он отдавался полностью. В чьей власти он нежился и нынешней одинокой ночью:

СНЕЖИНКЕ

Снежинка хрустящая

нежность танцуешь зимнюю

полёта касанием лёгким

падаешь на ладонь мою

пальцы

касаются пальцев

нежность твою сохраню я

у сердца самого прямо

тут положу её чтобы

взглядом не стала грубой

душа моя

с нею рядом

В самой глубине ледяной души Снежок иногда тосковал по теплу. Невероятно родному и выдуманному, как думают все жители снежной страны. Понимать, что ты не один — то чувство, которого не было в беспризорной жизни.

В то время, как поэт пропускал через холодное сердце свет улыбающейся луны, буйство ночного снега, в миру, где гарантировано счастье, тепло и уют, у дорогого мольберта в задумчивой позе юной художницы стояла Снежинка.

Белые облака, будто набитые воздушным пухом, медленно плыли по нежно-лазурному небу. Улицы, инфраструктура — вся Страна счастья и покоя состояла из белоснежных облаков. По воздушным улицам гуляли жители — радостные снежки и снежинки. Но не как внизу, в ледяной Стране синего снега, а нежные, с тёплым сияющим характером. Так можно было рассудить, оценивая их со стороны внешней, счастливой.

На лицах читались безмятежность и спокойствие. Над страной сияло особое, вечное солнце, которое светило, доставляло тепло, но тем не менее жители от его горячих лучей не таяли. Более того, нынешние жители Страны счастья и покоя ничего не знали о невзгоде и тревоге. Их жизнь протекала размеренно, плавно, без дум о преодолении прошлого. Правил страной старый властитель — Облачный Король Традиций I.

С трёх лет в жителях насаждалась уверенность в абсолютном существовании одной единственной страны, где все бесконечно счастливы: Страны счастья и покоя. «За пределами нашей страны ничего нет и быть не может», — гласил один из подзаконных пунктов правительственной книги.

Наряду с основными законами в небесной конституции «Постановления Облачного Короля Традиция I» под особенным жирным пунктом находился «Закон обязательного посвящения в облачного жителя». Как только кому‐то исполнялось полных 10 лет, по закону его семья должна была прийти с ним к великому трону Традиция I, и он во всеуслышание непременно должен был ясно произнести следующие слова: «Я (такой‐то и такой‐то, из семьи такой‐то) верю, что я самый счастливый житель облачной страны — Страны счастья и покоя. Нет и не может быть иной страны, где есть какие бы то ни было прочие жители». Кто произносил слова, но не верил в них, незамедлительно растворялся. Подчинённые Традиция I неусыпно следили за тем, чтобы закон соблюдался.

После такого показательного происшествия — а нужно сказать, что Король любил любое показательство, содержанием чего было также и его имя, новопосвященные разделялись на равные группы и распределялись по сферам занятий, где обязаны были трудиться всю оставшуюся долгую жизнь. Средняя продолжительность жизни в Стране счастья и покоя — 590 лет, цикл старения протекает у каждого по-разному, средний показатель — ближе к 390.

Выбор сферы занятий для ребёнка зависел исключительно от выбора родителей, то есть от того, кем и на кого работали прабабушки и прадеды, бабушки и деды, а теперь их дочери и сыновья. Иными словами — кем и на кого работало всё поколение ребёнка. Таким способом правительство добилось того, что в Стране счастья и покоя навечно изгладилось понимание расслоения населения. Все были обеспеченными.

Если у ребёнка вдруг обнаруживался талант, явно не совпадающий с «семейным призванием» (а такое если и случалось, то редко), ребёнок обязан был забыть о своём исключительном даре и посвятить оставшуюся жизнь семейному ненавистному делу.

Если ребёнка до 10 лет обнаруживали за занятием, никак не соответствующим властительной норме, его вычисляли и наказывали, вплоть до растворения в воздухе.

Все жители Страны счастья и покоя верили в существование властного карающего Облака, которое живёт выше всех стран и облаков. Оно внимательно за всеми следит, и ему всё известно. Облако участвует и в рождении каждого нового жителя.

Прежде чем рождался ребёнок, на живот родительницы плавно опускались маленькие облачка, которые, достигнув цели, растворялись. Объяснений этому необычному явлению ни у кого не было, да и не могло быть, однако все верили, что два воздушных облачка — это пара качеств, которыми наделялся будущий маленький житель. Властительному Облаку были посвящены огромные облачно-бархатистые храмы, куда приходили, как правило, родители, испросить для нерожденных малышей нужные им качества. Каждому родителю хочется, чтобы в будущем ребёнок стал тем, кем в силу непредвиденных обстоятельств, или попросту лени, не смог стать сам родитель, забывая о том, что ребёнок — это гость. К нему необходимо отнестись с уважением, оказать лучшее гостеприимство, чтобы затем он продолжил свой путь. Была и другая причина просьб в воздушных храмах: никто не хотел, чтобы его ребёнок, не познав счастья воздушной страны, на глазах у родителей бесследно растворился.

Однако Снежинка родилась не с теми качествами, которые испрашивала у Всевластного Облака её мама. Она просила о беспрекословном послушании и отсутствии любопытства, а Снежинка появилась на свет мало того, что художницей (одно из призваний, которое находится под запретом, если только ты не прославляешь им Страну счастья и покоя), так ещё и охотницей до познаний, стремлением понять причинность всех вещей.

Время шло. Снежинке очень нравилось жить в Стране счастья и покоя. Она, как и все, кто жил в воздушной стране, чувствовала, что её окружает только счастье и горняя безмятежность, однако её и нередко посещали сомнительные догадки, что всё иллюзия, всё кем‐то придумано и безупречно приводится в исполнение. Нет настоящей жизни.

Снежинка ещё не до конца понимала слово «жизнь», его наполнение, но интуитивно что‐то ей подсказывало, что настоящая жизнь не должна сводиться к безропотному счастью и безответственному удовольствию. Жизнь тогда приобретает смысл и наполняется непредвиденными красками, когда в её страстном сердце сталкиваются неминуемое противоречие и добрый смысл. Тогда, во время судьбоносного столкновения, произрастает движение. Произрастая, рождается жизнь. Снежинка это чувствовала, но всё же не осознавала, и потому солнечным счастливым днём стояла у своего большого мольберта и писала картину.

Улыбаясь, она выписывала взмахами бархатной кисточки непонятные ей загадочные ледяные узоры. Не завершив первую картину, Снежинка бралась с энтузиазмом за вторую. Ставила белый холст на мольберт, отходила несколько шажков назад, внимательно окидывала его проницательным взглядом и начинала бережно и легко выводить многообразие линий: то размеренно-плавных, неожиданно взмывающих, то юно-динамичных и снова засыпающих на нежном холсте.

Она с энтузиазмом выписывала на полотне сотни линий, желая проникнуть, нащупать, ощутить, прикоснуться к правде. Но как бы она ни пыталась изменять вектор линий и их ракурс, у Снежинки каждый раз выходило что‐то такое, что не обладало никакой схожестью с той реальностью, в которой она жила. На картинах громоздились синеватые здания под холодным серым небом, несчастные синеватые жители, и на переднем плане всегда неизвестно откуда проявлялась синяя фигура несчастного жителя.

Почему так происходило? Что это за житель? На эти вопросы не могла ответить Снежинка. Может, не пришло ещё время? Так или иначе, нам нужно оставить юную художницу у мольберта наедине со своими мыслями и раздумьями и оказаться на пыльном чердаке давно заброшенного дома, где наш поэт добровольно предавался мечтам, блуждая по сказочным комнатам, сияющим счастливым светом детской фантазии.

Неожиданно, в беззаботной дымке безграничной фантазии, Снежок остановился, задумался и погрузился в глубокие размышления: куда я иду? Зачем? Правильно ли? Мой ли это путь? Путь улицы? Улица не терпит слабых. Сила — основной инстинкт правоты, если ты новичок. Изъявишь слабину, и практически невозможно будет оправдаться перед животными законами улицы.

Находясь в подобной реальности, не задумываешься над такими простыми понятиями, как сострадание, милосердие, любовь. Тебе становятся близки эгоизм, гнев и ненависть. Исчезает всякая граница, отделяющая условное добро от условного зла, одно начинает подменять другое. Если понимаешь это, понимаешь также, в какую гиблую сторону ведёт тебя твой образ жизни, именно понимаешь, следует ли идти дальше? «Может ли такой о-о-о-браз жи-и-и-и-зни…» — веки Снежка становились всё тяжелее и тяжелее, глаза под тяжестью наступающего глубокого сна закрывались, тело расслаблялось, цепкие руки сна всё сильнее и сильнее сжимали снежное сознание, затягивая в свои объятия.

Перед ним из холодного тумана появлялись ясные картины из собственной жизни: то он кого‐нибудь избивал в переулке, соглашаясь с законами улицы, то прятал под тёплой курткой еду из магазина, осваивая уроки воровства, то вечерами в пьяной компании возле старого кино «Радуга» докуривал сигарету, допивая очередную бутылку с алкоголем.

Снежок преспокойно, даже с наслаждением наблюдал, как одна картинка плавно сменялась другой. Это не было чем‐то новым, но у него впервые возникло чувство невыносимой тяжести от подобного образа жизни. Он почувствовал во рту горький привкус отвращения к своей жизни. Не желая больше этого видеть, Снежок от страха проснулся, в сонном бреду приподнял тяжёлую голову и пролепетал что‐то похожее на: «Нт, тк жить льше нельзя! Надо что‐то де…что…менять», — им снова завладел глубокий сон.

На этот раз всё было по-другому. Перед ним появились воздушные белоснежные облака, нежное голубое небо, ласкаемое горячими лучами заботливого, сияющего золотистого круга. В облачной глубине вырисовывалась страна почти с такими же жителями, как в Стране синего снега. Однако в жителях не чувствовалось той одинокой холодности. Сонная картинка растворилась, из-за воздушных облаков выплыл нежный портрет счастливой, улыбающейся Снежинки. Никогда в жизни Снежок ещё не встречал такого неземного и нежного создания. Он почувствовал, как холодное снежное тело постепенно начало заполняться светом, с каждым мягко проникнутым лучом становилось теплее и теплее, и сердце ликовало. Оно было счастливо!

Снежок попытался прикоснуться к счастливому созданию, хоть ненадолго ощутить себя немного другим, немного добрым. Стать причастным к счастливому свету. Как только снежные пальцы прикоснулись к Снежинке, видение растворилось, веки Снежка легко сбросили с себя ощущение взрослой мечтательности и открылись. Осуждающим строгим взглядом смотрели те же старые деревянные балки чердака, по левую сторону — в пыльной полудрёме потрёпанный диван, пребывающий здесь из-за некоторых ледяных обстоятельств, в холодном миру бесполезных вещей и оставленных надежд. Снежок перекинул бессмысленный взгляд туда, где располагалось маленькое окно. На небе как‐то по-особенному, побелоснежней, сияла луна, которая напомнила о свете, о беззаботной Снежинке, о том месте, где он был свободным и счастливым.

Неуловимое мгновение, радостный миг солнечной блесной промелькнул в туманных глазах Снежка, безумное озарение — непременно отыскать Снежинку. Узнать, что там, за Страной синего снега. Впервые, без лишних вступлений, наконец‐то покинуть то место, где он вырос, и где больше не хотел находиться, место, где останется детская часть его сердца.

Брать было нечего. Ни вещей, ни того, что окружало Снежка всё это время — только футболка, лёгкая куртка, синие джинсы и спортивные кроссовки, что собственно и было его повседневной одеждой. Изнутри, в кармане, бережно свёрнутая тоненькая тетрадь и заброшенная на беспросветное дно того же кармана маленькая автоматическая ручка.

Снежок в последний раз окинул грустным взглядом оставленные апартаменты чердака, открытое окно, место, которое для него стало уже очень родным, отвернулся и вышел.

Пройдя пустынный переулок, он вышел на Государственную улицу. Всё бежало бессмысленными потоками в разные стороны, сталкиваясь и создавая безобразный карнавал суеты. Жители Страны синего снега проносились мимо Снежка, мимо себя, мимо осмысленной жизни, не задумываясь о том, что время не бесконечно.

Не желая всё время находиться в неудержимом потоке бессмыслицы, Снежок повернул направо, прошёл несколько сотен метров прямо, свернул налево, чтобы оказаться на улице Городской. Здесь, в отличии от параллельной улицы, ледяная жизнь протекала в умеренном темпе, в отличной компании легальных публичных домов и государственных учреждений.

На этой улице Снежок неоднократно в кулачных боях отстаивал своё место под местной луной. Здесь же напивался, учился воровать и просыпался в постелях взрослых жриц. Теперь это только вызывало чувство вины и глубинного отвращения.

От этого осознания ему сделалось тяжело, что‐то неприятное сдавило грудь. Захотелось сбежать от этой слепой жизни. Впервые за всё время он увидел губительный ужас положения, которое безраздельно властвовало в стране. Убежать, всё забыть, стереть, измениться — настойчиво громыхало в задумчивой голове. Последнее, что ему хотелось перед скорым отъездом из Страны синего снега сделать, это наведаться к месту, куда он приходил, чтобы побыть наедине — к реке Воспоминания. Почему Воспоминания? В одном из сказаний говорится, когда в Стране синего снега не было холода, на лазурном радостном небе сияло золотистое солнце, река не имела имени. С наступлением холодов в реке стали топить всех, кто помнил что‐то светлое, хорошее. Река напиталась их памятью и с тех пор именуется рекой Воспоминания. Некоторые говорят, что иногда можно даже услышать, как из её глубин доносятся крики и разговоры. К ней Снежок и надумал наведаться.

Серебряные клубы снега и ледяной бурлящей воды сталкивались и переплетались друг с другом. Он сел на острый край твёрдого берега и ушёл в себя. Неспокойные мысли глыбами падали, как буйные волны, в снежное нутро холодной реки, на условную гладь неизвестного осознания, и вновь поднимались гребнями просветления над смертельным равнодушием. Снежком снова овладевали сомнения. Сон?

Это же обычный сон! Теперь всё бросать и ехать неизвестно куда? Что там? За чертой? Я здесь рос, понимаю, что если ты не оскалишься в ответ, то будешь лишним. Всё просто. Хочешь получить уважение, разбейся в лепёшку, но не позволяй, чтобы тебя унижали. Всё яснее ясного. А там? За чертой? Как я там буду жить? С другой стороны, хочется ли мне вести и дальше эту жизнь, к которой я привык? От любой привычки можно отказаться, это же просто привычка. И всё же, что там? За чертой?

Неожиданно из реки, как из сломанного радио, донёсся прерывающийся голос:

— Беги-и-и-и-и-и-и-и…

Неизвестный голос выудил сознание Снежка из меланхолического состояния глубоких размышлений. Вздрогнув, он неожиданно обратился к реке:

— Что? — Молчание. — Наверное послышалось. — Он снова погрузился в размышления.

Если я всё же рискну и соглашусь с трезвым голосом неизвестности? Возможно я смогу почувствовать на себе свет, который видел недавно во сне. Существует ли он? Возможно, это просто яркий плод моей фантазии… С другой стороны, я же видел его, чувствовал, значит он существует, хоть и в моей фантазии, но всё же существует. Стало быть, я узнаю, что такое счастье? Если да, ради этого риск дороже любых сожжённых свеч.

Снежок задумчиво смотрел на свободные волны, задавал вопросы, не всегда находил ответы и снова задавал. Наконец он всё же согласился со всеми почти безумными догадками разума и решил принять предложение пугающей неизвестности. Осталось придумать, как оказаться там, за чертой.

Единственный способ покинуть Страну синего снега — пробраться незамеченным на борт сверхскоростного призрачного корабля «Обман», который доставляет в страну провизию и прочие предметы жизненной необходимости. Однако для жителей корабля либо не существует, либо они не хотят в это верить. Откуда появляются в магазинах вещи, продукты и всё остальное.? Король Холод V и его верное окружение всё производят на гигантских фабриках «Демократия». Существуют ли фабрики? Этого никто не знал, или отказывался знать. Одни, те что сверху, убеждали, что Король Холод V заботится о своих жителях, другие в это верили и не подвергали сомнению. Одни жили в секторах, ненавидели друг друга и думали, что так всегда и было, что это лучший для них вид существования. Другие заседали за фарфоровыми столами и обедали. Каждый существовал по своим индивидуальным законам.

— «Обман» причаливает к правительственному берегу в полночь для того, чтобы выгрузить товары, — принялся размышлять Снежок, — конечно, никому из сектора бедных лучше там не появляться, особенно в момент выгрузки. Для кого‐то вообще корабля не существует, но я его видел. Как‐то я забрёл случайно на чужой сектор, оказавшийся сектором богатых. Как раз тогда на небе висело полнолуние. — Снежок посмотрел на часы. — Десять! Пора!

Он решительно приподнялся, выпрямился, посмотрел в последний раз на реку, развернулся и отправился к сектору богатых, к нужному ему берегу. По пути Снежок незаметно миновал огромное количество кварталов и секторов, пока не оказался в пятидесяти метрах от правительственного берега. Посмотрел на стрелки часов. — Двенадцать! Но где же «Обман»? Видимо, опаздывает!

Действительно, через четверть часа на линии горизонта показалось гигантское в сияющей окружности беременной луны, совершающее посадку блестящее тело.

Перед Снежком властно держался на ужасной глубине трехэтажный корабль, на боку которого каллиграфическими буквами было написано «Обман». Корабль разделялся на три части, то есть три этажа, где за тысячами окон располагались отделы для пассажиров, матросов, капитанов и прочих работников. На звериных боках корабля расположились теперь уже сложенные орлиные крылья. В качестве завершающей детали, дополняющей противоречивый образ корабля, — бушприт в виде волчьей головы, как будто застывшей перед образом смерти.

На землю рухнул окоченевшим телом железный трап, и по нему неспешно, с чувством особого достоинства спустилась группа прибывших жителей, одетых в классические костюмы. Внизу их ждала другая группа из местных, одетых так же — королевское окружение с Королём Холодом V.

Капитан корабля и Холод V обнялись и зашагали вдоль моря по дороге, ведущей к ледяному дому (так именовался дом Короля), свободно жестикулируя и разговаривая друг с другом. Пока правители беседовали и решали вопросы, из чешуйчатого корабля друг за другом выходили грузчики, неся в больших руках коробки разных размеров и формы. У трапа за грузчиками следила группа от капитана, у склада — от короля.

— Как же попасть на корабль? — Мысленно спрашивал сам себя Снежок. — Эврика!

Снежок подобрал под себя палку, схожую с дубиной, валявшуюся в месте, откуда им велось наблюдение за кораблём, осторожно подобрался к разинутому складу, внутрь, слившись с тёмной неприметной частью помещения в контейнере, куда заносились коробки. Осталось только дождаться момента. Ждать пришлось недолго. Очень скоро в поле зрения появилась нужная фигура, которая приближалась к месту, где её и поджидал Снежок.

Грузчик зашёл в тёмную область рта железного контейнера. Раздался лёгкий свист. Фигура трусливо насторожилась и, поставив коробку, с замиранием что‐то высматривала в непроглядной стороне молчаливого контейнера.

— Эй? (молчание). Надо завязывать с морскими пьянками. А то в темноте уже звуки не пойми какие мерещатся. — Сам себе попытался он объяснить и намерился пойти за следующим грузом, когда из тёмной глубины контейнера снова послышался свист. — Чёрт, или я ещё пьян, или там морской дьявол свидетель, точно не чисто! Кто здесь? — Попыталась ещё раз изучить таинственную область контейнера упитанная фигура, пройдя ещё дальше, в самую тёмную его часть. — Кто зд… — Глухой звук не позволил договорить фразу; тело лежало около победителя.

Слабый шорох, и из пугающей части контейнера, в рабочем костюме с набитыми вещами в виде запущенного пуза, театральной походкой показался Снежок. Выйдя из контейнера, он без особого труда прошёл мимо королевского и капитанского охранительных постов. Очутившись на корабле, Снежок понял, что всё время находиться в образе полупьяного грузчика всё же не безопасно. Рано или поздно кто‐нибудь из его пьяного окружения сможет догадаться. Снежок решил тщательно исследовать неизвестный корабль, нет ли на нём грузового отсека, где он смог бы переждать время, когда «Обман» приземлится там, за чертой.

Место не сразу, но всё‐таки нашлось — в южной части корабля.