Любовь выше суда

Виктор Кособоков, 2023

Книга Виктора Кособокова "Любовь выше суда" – это одновременно и апология материнства, и попытка донести правду о нравственной, глубоко сокровенной стороне аборта, на который женщины сейчас решаются, часто даже не задумавшись о ее существовании, и потому решаются с легкостью, какой-то обыденнностью. В ней читатель не встретит сухой статистики абортов в России, но лишь внутренние и потому известные только страдающей душе переживания, присущие ей в разной мере по причине совершенного аборта-убийства. В этом уникальность книги. Она будет полезна к прочтению прежде всего тем или той, кто стоит в преддверии этого страшного решения. Она будет полезна всякому или всякой, кто почему-то убежден, что аборт – это просто искусственное прерывание беременности и не больше.

— Глава 6 —

За окном начало светать. Небо, как бы стряхивая темную вуаль ночи, становилось всё свежее и свежее от утренней зари. Уже стали различимы висящие над зардевшим горизонтом облака, будто подожженные снизу лучами восходящего солнца. Стали слышны звуки метлы дворника, вечно бранившего ни в чём не повинные жёлтые листья, что уже не просто падали, а сыпались с деревьев даже от малейшего ветерка, загудели машины, полетели птицы — город просыпался, купаясь в утренней осенней свежести.

Всё это время Лена не спала, боялась заснуть. Взглянула на часы, было уже половина седьмого: «Пора» — подумала она и, превозмогая себя, так как затекли ноги и болело всё тело, стала медленно сползать с кровати. Внутри было пусто и в эту пустоту вползал панический страх. Она снова села и положила голову на колени, обхватив их руками. У неё не было сил даже сидеть; всю её сковывали никогда так сильно ею не испытываемые чувство тоски и безысходности. Вдруг перед ней вновь забрезжила чёрная пропасть, она поняла, что засыпает, и от испуга вскочила с кровати, даже не заправив её. Натянув на себя шерстяную кофту и джинсы, прошла в коридор, захватив зачем-то по пути небольшое полотенце и тапочки, сунула всё это в сумочку, накинула свое бежевое пальто и шарф и вышла в тамбур, где стояла обувь. Даже не думая, во что ей лучше обуться, сунула ноги в первую попавшуюся пару туфель, ими оказались чёрные аккуратненькие ботиночки без каблука, дождалась лифта, вошла в кабину — и вот она уже на улице. Посмотрела на часы и поняла, что до восьми почти час: «Пойду пешком», — решила она и направилась в сторону поликлиники. Зазвонил телефон.

— Алло, — отозвалась Лена.

На том конце провода раздался голос Светы:

— Доброе утро, Лена! Как скоро тебя ждать?

— Я уже на пути в поликлинику… — ответила она чуть слышным голосом.

— Как только придёшь, сразу поднимайся ко мне на пятый этаж в ординаторскую, все уже почти готовы.

— Хорошо… — выдавила из себя Лена и тут же отключила телефон.

Почему-то ей не хотелось ускоряться, чтобы быстрее получить ту свободу, которую она жаждала и мысль о которой, как и мысль о мести Владу, была для неё спасением и тихой гаванью среди сковавших её страхов. Не хотелось и возвращаться назад, отказавшись от аборта и пустив всё на самотек: будь, что будет. Она не хотела ничего, кроме того, чтобы как можно скорее забыть весь этот кошмар, выйти из него и никогда больше не возвращаться. Сердце бешено стучало в груди, ноги стали ватными и не слушались, в голове шумело, мысли клубом вертелись и не давали ей рассмотреть себя, она просто не могла спокойно думать. Лена шла, боясь каждого своего шага и, несмотря на это, всё равно шла, ступая твёрже и твёрже, заглушая всю внутреннюю необычную тревогу, впервые испытываемую ею за всю свою жизнь. Какое-то новое чувство беспокойства возникло в её душе. «Что это?» — подумала она. Впервые в своей жизни она поймала себя на мысли, что тревожится не за себя, но за то, что внутри неё, хотя и считала это не принадлежащим себе, своему сердцу. Неописуемое чувство жалости острой болью укололо сердце, которое по-прежнему стучало и хотело выскочить. В её душе зарождалась борьба двух чувств: жалости с одной стороны и с жажды мести и свободы с другой. Борьба шла без аргументов, молча; чувства без слов вихрем носились, то сплетаясь, то разлетаясь по разным глубинам души, чтобы вновь столкнуться в поединке за право быть. Сердце щемило, и душа разрывалась. Лена как будто наблюдала за происходящей внутри неё борьбой со стороны, но осколки от этого поединка ноющей болью врезались в её внутреннего человека. Сквозь душевную растерянность она начала понимать, что это не прекратится до тех пор, пока она, Лена Смирнова, не станет на сторону какой-нибудь из борющихся сил. Она удивилась, ведь выбор уже давно был сделан, но вот вновь она стоит перед ним. И если в первый раз он дался ей совершенно легко и даже без сомнений, то сейчас этот выбор превратился в тирана её души и сердца. Она не понимала, что в ней начало просыпаться материнство — природное, и потому совершенно законное право любой женщины быть матерью. Она этого еще не понимала, но уже чувствовала. Именно это чувство вновь заставило её страдать от заявленного им права любить и миловать, ласкать и жертвовать всем, даже собой, ради того, кто не может пока заплатить за эту самую жертву, кого она даже и в глаза ни разу не видела, но уже желает любить и потому жертвовать. Лена этого, увы, не понимала.

Она уже не шла, но брела среди только-только начавшейся городской утренней суеты: несущихся машин, проходящих мимо прохожих — до них ей не было совершенно никакого дела, они даже как бы и не существовали для неё: одновременно были и не были. И вот показались злосчастные чёрные готические ворота. Став перед ними как вкопанная, Лена будто встала перед вопросом: что ей делать? И будь они хотя бы красными, она бы может быть прошла не останавливаясь, но они чёрные. «Ворота в ад», — вдруг, неожиданно для самой себя, подумалось ей. Позади раздался громкий сигнал, она резко повернулась и увидела прямо перед собой карету скорой помощи, которой мешала проехать на территорию поликлиники.

«Ты что стоишь? Или проходи или отойди в сторону! Тяжёлого везём!» — прокричал в открытое окно усатый водитель и нажал на педаль газа, едва Лена свернула, быстро зайдя в ворота.

Водитель скорой помощи привёл её хоть в какое-то чувство, и она, взглянув на часы и поняв, что уже опаздывает, ускорила шаг, кое-как всё же решив для себя, что аборт неизбежен, а с душой она разберётся когда-нибудь потом.