Во имя отца и сына

Виктор Заярский, 2019

Наследуя традиции М.А. Шолохова, новороссийский писатель Виктор Заярский обратился к изображению, своём романе «Во имя отца и сына», трагического периода истории – революции и гражданской войны. В нём главные герои – отец, матёрый казацюра и его сын, которого разъедает микроб пристрастия к победе мировой революции, расходятся в своём отношении к Советской власти. На этом трагическом раздрае родственных душ и раскрываются их характеры. Роман написан с глубоким знанием жизни, обычаев и языка кубанских казаков. Он проповедует христианские нравственные ценности и драматичен по накалу конфликта. Это произведение проникнуто пафосом искренней любви к родной кубанской земле и повествует о кровавой междоусобной розни, но оставляет читателю надежду на то, что живая жизнь всё равно сильнее взаимного ожесточения близких людей, вызванного Виктор Заярский расколом общества на красных и белых. Книга публикуется в авторской орфографии и пунктуации.

Глава 13

Десятого февраля 1918 года малочисленная белогвардейская Добровольческая армия под командованием генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова выступила с Дона и с боями совершила свой безумный героический Первый Кубанский поход, который заранее был обречен на неудачу.

Добровольческая армия сформировалась 15 ноября 1917 года в Новочеркасске по инициативе царского генерала М.В. Алексеева. Ее командующим был назначен генерал Лавр Георгиевич Корнилов. Другой более подходящей кандидатуры, по соображению не оказалась. В то время эти малочисленные белогвардейские силы и армией-то назвать было грешно. В сущности, сначала это была не армия, а большой офицерский партизанский отряд, в составе которого числилось 36 генералов, 2103 офицера и 1067 рядовых (в том числе 467 юнкеров и кадетов старших классов). Столько воинов Русской императорской армии, собравшихся на Дону после Октябрьского переворота, решили, что не имеют права сложить оружие и разойтись по домам в конце проигранной Великой войны, закончившейся оккупацией Отечества красным большевистским Интернационалом.

Сформированная Добровольческая армия должной и своевременной поддержки от местной буржуазии и от донского казачества, прежде всего необходимых денежных пожертвований, не получила, поэтому вынуждена была покинуть город Ростов перед занятием его превосходящими силами красных. Выхода из создавшегося катастрофического положения не было, и генерал Корнилов решил двигаться на Кубань на соединение с войсками Кубанской Рады. Численность и боевые средства Добровольческой армии были плачевны. Неизвестность окружающей обстановки, холод и лишения усугубляли ситуацию.

С необъяснимым упорством Добровольческая армия Корнилова двинулась на Кубань в свой первый (ледяной поход) Кубанский поход, который не увенчался успехом. Однако этот тяжелейший поход на пределе человеческих сил, связанный с огромными потерями, вопреки ожиданиям торжествовавших красных, закалил и стал новым рождением Белого сопротивления.

Так начался первый Кубанский (ледяной) поход Добровольческой армии.

Предпринятая белогвардейцами четырехдневная отчаянная попытка штурмом взять столицу Кубани город Екатеринодар, а затем очистить Кубань от ненавистных им большевиков, для перспективного командующего белогвардейской Добровольческой армией генерал-лейтенанта Лавра Георгиевича Корнилова оказалась последней.

13 апреля 1918 года в его штаб, расположенный в станице Елизаветинской, попал снаряд, выпущенный красными. Старшие офицеры, склонные к мистификации, не беспочвенно поговаривали, что в смерти их боевого друга было что-то непременно мистическое. Оправдывая свои умозаключения, они вспомнили, что именно генералу Корнилову Л.Г. Временное правительство поручило взять под арест Российского царя Николая второго и всю его царскую семью, что генерал Корнилов Л.Г и сделал без колебаний, тем самым принял на свою душу непростительный грех. Видимо, поэтому ему было суждено своею смертью искупить свой тяжкий грех предательства Помазанника Божия.

После трагической гибели генерала Л.Г. Корнилова командование белой Добровольческой армией принял генерал А.И. Деникин. Этот генерал сумел с честью вывести остатки своей белой армии из-под фланговых вражеских ударов, а так же избежать ее дальнейшего смертельного окружения и полного уничтожения красными. В конце апреля 1918 года Добровольческая армия под командованием генерала А.И. Деникин благополучно отступила на Дон для того, чтобы затем начать свой второй Кубанский поход.

Летом 1918 года генерал А.И. Деникин со своей Добровольческой армией опять появился на Кубани.

Вот тут и развернулись жестокие и по долгу непрекращающихся, затяжные бои Добровольческой армии с войсками красных с переменным успехом.

Генерал Врангель Петр Николаевич был назначен командиром 1-й конной дивизии, составленной главным образом из кубанских и терских казаков. На этой должности его ждали серьезные проблемы, так как казаки долгое время не считали его"своим". Тем не менее ему удалось восстановить уставную дисциплину и многому научить белую конницу. Авторитет его укрепился во время октябрьских боев под Армавиром, в сражении за Ставрополь, во время рейдов в ставропольских и ногайских степях.

За успешные бои под Ставрополем в ноябре 1918 года генерал Врангель П.Н. был произведен в генерал-лейтенанты и по приказу Главнокомандующего Добровольческой армией генерал-лейтенанта Деникина стал командовать Кавказской Добровольческой армией. Теперь Врангель П.Н отличала от остальных черная черкеска с орденом Святого Георгия на газырях, черная папаха и бурка. Именно таким он и остался на многочисленных фотографиях периода Гражданской войны и эмиграции. Ряд станиц Кубанского, Терского и Астраханского войск приняли Врангеля П.Н. в почетные казаки. Уже к концу 1918 г. весь Северный Кавказ контролировался Кавказской Добровольческой армией под командованием генерала Врангеля.

По договоренности между ее Главнокомандующим генералом Антоном Ивановичем Деникиным и Донской армией, которой командовал генерал Петр Николаевич Краснов, их силы объединились и стали называться Вооруженными силами Юга России (ВСЮР).

Услуги, которые Врангель оказал армии, оправдали ожидания Антона Ивановича Деникина. С самого начала Врангель показал себя выдающимся кавалерийским начальником, который отлично разбирался в боевой обстановке, умел брать на себя ответственность, принимать решения на месте. Оценив в нем качества полководца — искусство маневра, порыв и энергию, — генерал Деникин, всецело доверяя Врангелю, с искренней радостью продвигал его по службе. Повышения следовали одно за другим с невероятной быстротой.

Высокого роста, на голову выше толпы, худой, поджарый, с зычным голосом, Врангель нравился войскам своей запоминающейся внешностью и манерой держаться. Он даже сумел подчинить себе своевольных и трудных людей вроде генерал-лейтенанта Виктора Леонидовича Покровского и генерал-лейтенанта А.Г. Шкуро.

С ростом роли всей Добровольческой армии юга России быстро росла в ней и роль барона генерал-лейтенанта Врангеля, как командира Кавказской Добровольческой армии, которого Кубанская Рада наградила Орденом Спасения Кубани 1-й степени.

Когда на фронте у белых сложилась аховская ситуация, хитроватый и чрезмерно нагловатый, самонадеянный кубанский казак Андрей Григорьевич Шкуро воспользовался этим и обратился в Кубанскую раду со своим ультимативным требованием, чтобы там не мешкали и немедленно присвоили ему воинское звание генерала. При этом Шкуро заявил, что он, казак, не гордый, и на всякий случай припугнул думцев, что в случае отказа удовлетворить его требования переметнется на сторону красных, где его уже якобы давно ждут с нетерпением. Думцы сначала заартачились, но тут же пошли на попятную и согласились с требованием Шкуро.

Спустя два года во время Гражданской войны в России распоясавшаяся «Волчья стая» в волчьих шапках, под командованием уже генерал-лейтенанта властолюбивого Шкуро А.Г. рыскала по ставропольской земле и громила красных на северном Кавказе. На хуторах и в станицах Ставрополья эта «Волчья стая» наводила ужас среди мирного населения своим крайним беспределом.

Генерал Врангель, как командующий Кавказской Добровольческой армией юга России, в своих донесениях постоянно докладывал своему непосредственному вышестоящему начальнику генералу Деникину А.И., что в районе Кисловодска ошивается волчья стая генерала Шкуро А.Г., которая занимается партизанщиной, грабит и убивает неугодных ему людей. Однако генерал Деникин А.И., зная старую неприязнь Врангеля к Шкуро, обшел это донесение молчанием, а Врангелю посоветовал пока воздержаться от крайних мер. В то время обстановка в белой Добровольческой армии не позволяла принимать крайних репрессивных мер. Несмотря на это генералу Деникину А.И. все-таки пришлось срочно отзвать генерала Шкуро А.Г. всвоё распоряжение потому, что при подготовке к решительному штурму Екатеринодара, где прочно засели красные, требовалось родкрепление.

Спустя месяца четыре после Брест-Литовского сепаратного перемирия, которое было подписано между Россией и австро-германцами в Бресте 15 декабря 1917 года, командир Кавнарского казачьего кавалерийского полка полковник Харлампий Фомич Стародубцев получил из Ставки Российской царской армии зашифрованную телеграмму от генерала царской армии Алексеева Михаила Васильевича, который во время Первой мировой войны фактически руководил всей русской армией. В этой телеграмме Кавнарскому кавалерийскому полку предписывалось не мешкая сняться со своих боевых позиций и немедленно направляться на Кубань для того, чтобы оказать там неоценимую ромощь белой Добровольческой армии под командованием генерала Деникина А.И.

Только месяца через три удалось, наконец, сбольшим трудом. организовать отправку Кавнарского казачьего кавалерийского полка. В тупике, на железной дороге в Барановичах, полковник Стародубцев наконец сумел погрузить своих кубанских казаков вместе с лошадьми и со всей их амуницией в поезд с теплушками и через Киев, Ростов в срочном порядке направился в сторону Екатеринодара. На вопросы любопытных однополчан отвечал скупо, что война с немцем для них закончена, и направляются они на родную Кубань в распоряжение Добровольческой армии Однако толком никто из кубанских казаков, кроме Стародубцева, не знал о существовании Добровольческой армии.

Поезд, на который был погружен Кавнарский казачий кавалерийский полк, досадно медленно телепался по железным дорогам. Начальники железнодорожных станций иногда отказывались выполнять распоряжения полковника Стародубцева. Тогда, по законам военного времени, ему приходилось применять силу и припегнуть к расстрелу саботажников. Случалось, что из-за всякого рода проволочек поезд по целым неделям, а иногда и больше, застревал на железнодорожных станциях и полустанках по каким-то непонятным трудно объяснимым причинам. Первые несколько недель казаки, от нудного безделья, азартно резались в карты. Потом, когда игра в карты надоела и пыл спал, то проклятая нудьга у многих казаков засела в душе и стала угнетать до отчаяния.

Ранним утром в конце мая 1918 года товарняк с казачьим полком остановился на глухом разъезде около кубанской станицы Платнировской. Затем заспанные, осунувшиеся от усталости и ожидания казаки по приказу командира начали нехотя выгружаться. Выскочил и Петр Корнеевич вместе с остальными казаками-сослуживцами на безлюдный перрон, с жадностью хватанул чистого пьянящего кубанского воздуха и только после этого огляделся вокруг своими скучающими глазами. Некоторые казаки опередили его и уже дымом своих цыгарок принялись коптить и без того неприветливо-пасмурное небо.

Сзади Петра Корнеевича один казак вдруг сказанул крамольные слова:

— Видать, што кому война, а кому и мать родна!

— Ты, умник доморощенный, закрой свой паганый рот, — приструнил егос виду строгий казак, оказавшийся рядом с ним, и прибавил, — иначе я тебе закрою твое хлебало своим кулаком.

Тут, откуда не возьмись к компании Петра Корнеевича, которая кучковалась возле своего вагона и разминалась, подскочил коротконогий, низкорослый и невзрачный казачишка. Этот невмеру суетливый и никогда неунывающий казачек сделал артистичный выпад вперед и несколько раз заразительно прихлопнул в ладоши, вроде бы тем самым вызывал Петра Корнеевича сплясать «Наурскую». После того, как этот острый на язык казачек, который считался в полку, как доморощунный стихоплет, лихо притопнул то одной, то другой своей кривой ногой, вроде бы собираясь пуститься в пляс, но передуал. На минуту приостановился он, с задором подмигнул Петру Корнеевичу, и до безобразия гнусавым голосочком, но без чувства злорадства, вдруг развеселым голочком пропел:

— Самолет летел колеса терлися, нас неждали здеся, а мы приперлися!

Петр Корнеевич, осуждающим взглядом и с неудовольствием посмотрел на развеселого и поясничавшего стихоплета.

— Дураков у нас не сеють и не пашуть, оны сами рождаются! — сказал он неодобрительным простуженным голосом.

В это время, после гибели генерала Корнилова, Командующий Добровольческой армией уже командовал генерал Деникин А.И., который с нетерпением ждал с Юго-Западного фронта обещанное генералом царской армии Алексееввым Михаилом Васильевичем крайне необходимое подкрепление.

Кавнарский казачий кавалерийский полк прибыл в его распоряжение как нельзя кстати. И тут же был передан в подчинение генералу от кавалерии Ивану Георгиевичу Эрдели, который в апреле 1918 г. командовал отдельной Конной бригадой, а затем 1-й конной дивизией Добровольческой армии под командованием генерала Корнилова и готовился к штурму Екатеринодара.

Казаки не успели с дорогиу отдохнуть как следует, а тут приказ: всем по коням! К вечеру Кавнарский казачий кавалерийский полк стал обходить Екатеринодар со стороны станицы Пашковской, чтобы отрезать красных конников, которые прикрывали кубанскую столицу. Генерал Эрдели как опытный стратег решил, что предстоящее смертельное кольцо окружения для красных окажется мышеловкой.

Петр Корнеевич Богацков без особой прежней молодой горячности выполнял этот приказ. Он, как вкопанный сидел на своём коне и с каким-то скучающим видом и безразличием на лице, рассматривал в пригороде Екатеринодара, брошенные на земельных делянках, сухие кукурузные бодылья.

Почти втечение двух лет пребывания на Юго-Западном фронте Петр Корнеевич Богацков немало горюшка хлебнул и лиха хватанул по самые ноздри. Вдоволь покормил он вшей своей кровью и только там понял, почем фунт лиха.

Невольно вспомнил он, как первый месяц боевых действий на фронте многовато полегло таких, как он, слепых котят. Петра Корнеевича Бог миловал, потому что он денно и нощно молил его, и все обошлось. После легкого ранения попал он в полевой лазарет и целый месяц провалялся там на вонючем деревянном топчане, который пропах карболкой. Там ему один раненый ветврач, сосед по топчану, которого величали Изей Соломоновичем, открыл глаза, за кого они, кубанские казаки, не жалея живота своего здесь на фронте из кожи лезут и кровь проливают. Какие-то смешанные и не совсем понятные чувства сейчас овладели Петром Корнеевичем. Чувствовалось, что чахоточный прочно и надолго заронил в его душу негодующее чувство вопиющей несправедливости.

Казалось бы, все невзгоды перенес Петр Корнеевич мужественно и стойко, как и полагалось настоящему кубанскому казаку, но перед Екатеринодаром на него накатило. За два года войны надоели придирки своих офицеров. До тошноты натерпелся издевательских унижений и от другого осточертевшего полкового начальства. Не с руки ему с ними стало в Кавнарском кавалерийском полку. Хватит! Эта занозистая и неотступная мыслишка засела и сверлила его голову уже давненько. И решил он наконец обозначить свою четкую гражданскую принадлежность, о которой в свое время не один раз напоминал и долго вдалбливал ему в замороченную голову в полевом лазарете его наставник Изя Соломонович. После этих проклятых наставлений ум у Петра Корнеевича совсем расступился. Теперь он

А здесь Петру Корнеевичу как раз и представился удобный случай, чтобы осуществить давно задуманное мероприятие и покончить со всеми своими сомнениями.

Среди ночи, во время одной из вылазок в тыл врага, Петр Корнеевич бросил свой Кавнарский кавалерийский полк на произвол судьбы и с необыкновенной легкостью переметнулся на сторону красных, чтобы, как ему казалось, изменить вокруг себя несправедливую и опостылевшую жизнь к лучшему. Возле близлежащей станицы, около Екатеринодара Петр Корнеевич, нанизывая в душе одну нелепую мысль на другую, остановил коня и не без содрагания в теле посмотрел в бездонное небо. Вдруг ему сделалось так страшно, что он уже хотел повернуть назад, к своим. Его конь нетерпеливо фыркал, вроде бы поторапливал своего нерешительного хозяина-семидума, чтобы тот побыстрее сделал свой выбор или выбросил из головы свои намерения о предательстве, как дурь несусветную. Тогда пружинисто оттолкнулся он от земли и очутился в седле, сглотнул комок слюны, подступивший к горлу, пришпорил коняпод бока шенкелями и, отпустив повода, все-таки, как умалишенный, направился к намеченной цели.

Совсем потерял молодой казак свою забубенную головушку и, как азартный картежный игрок, отчаявшись, сказал себе, как отрезал:

— Эх, была, не была! Ты кубанский казак, Петро Корнеевич, или тряпка! Пора действовать. Знай, что двум смертям не бывать, а одной усе равно не миновать! Ну, с богом.

Таким образом, боясь упустить подходящий момент и долгожданную удачу, одним махом срубил он тот сук, на котором всю жизнь прочно сидел сам и все его предки кубанские казаки.

На окраине Екатеринодара стояла невзрачная хатёнка, на скорую руку крытая прогнившим камышом. Вот туда на зорьке и препроводили Петра Корнеевича переметнувшегося на сторону красных. В теплушке этой хаты, прокуренной до блевотины, на голом столе без скатерти, горела семилинейная лампа под жёлтым прокопчённым абажуром. Худосочный мужчина, сидевший за столом, повернулся в сторону Петра Корнеевича, который остановился у порога, сдвинул очки на лоб, и мельком, без особого интереса, взглянул на вошедшего незнакомца. А потом он, посапывая, нагнулся к своей замусоленной амбарной тетради, и, подслеповато щурясь, стал огрызком карандаша, что-то тщательно выводить на её лощёном листе бумаги. При этом он придирчиво рассматривал свою замысловатую писанину то слева, то справа. Таким образом, любовался ею, испытывая внутреннее удовольствие. Ещё с порога, справа от себя, Петр Корнеевич приметил странного мордатого мужчину, который произвёл на него впечатление, как человека, не протрезвевшего со вчерашнего жуткого перепоя.

Писарь, сидевший за столом, повернулся в сторону мордатого мужчины и не с того, не с сего, как с цепи сорвался:

— Ты чиво, Юхим, чи совсем заснул и храпишь на усю хату, как загнанная лошадь!

Юхим, не поднимая головы, нехотя огрызнулся:

— Ежели б ты, Севастьян, с недельку не поспал, как я, то не только захрапел ба, а, небось, пузыри начал ба пускать с одного места и не иначе!

Севастьян повернулся к Юхиму лицом и невозмутимым равнодушным голосом пояснил:

— Я, к твому сведению, Юхим, какся, недавно, в етим месяце, дней десять подряд не спал и ничиво, как видишь живой остался.

Петр Корнеевич тем временем невольно взглянул на Юхима и стал пристально рассматривать его до безобразия воспалённые веки глаз.

Когда ободнялось, то после соответствующей немудреной проверки у красных, определили его в эскадрон двадцатипятилетнего лихого казака Ивана Антоновича Кочубея, который вначале 1918 года тоже дезертировал из белой армии. Там он в свое время служил под командованием Шкуро.

Тогда Петр Корнеевич понял, что кинулся он сломя свою забубённую голову из огня да в полымя. С тех пор пошла его непутевая жизнь кувырком и закружила его, как щепку, в мутном революционном водовороте. По всему видать было, что долго тыкался молодой казак, как слепой котенок, в поисках желанной миски с молоком.

В конце концов поступил Петр Корнеевич, видимо, так, как вездесущий бес указал ему дорогу и положил на его грешную душу тяжкую ношу изменника Российскому царю и своему Отечеству.

Не иначе как накатило на взбалмошного и ополоумевшего молодого казака затмение, ум за разум зашел, и пошел он своим сомнительным путем, полагаясь на то, куда кривая дороженька его выведет. А впоследствии ему было над чем серьезно задуматься и не один раз.

После соответствующей немудреной проверки у красных определили его в эскадрон двадцатипятилетнего лихого казака Ивана Антоновича Кочубея, который в начале 1918 года тоже дезертировал из белой армии.

Во время Первой мировой войны Кочубей был призван в царскую армию на Юго-Западном фронте тоже попал в партизанский отряд подъесаула Шкуро, своего будущего противника. Там его вскоре назначили старшим урядником. За исключительную храбрость при выполнении боевых заданий он был награжден двумя Георгиевскими крестами.

Когда дезертир Кочубей, уже будучи дома, в своей станице Александро-Невской Баталпашинского отдела Кубанской области, сделал опрометчивое предложение атаманской дочке красавице Матрене, но ее отец, атаман станицы, не дал на то своего родительского благословения. А жениху с оскорбительным пренебрежением сказал, что гусь свинье не товарищ! После ссоры с атаманом Иван Кочубей вместе со своим братом и тремя станичными друзьями организовал конный красногвардейский отряд, во главе которого и принял участие в обороне Екатеринодара от Корниловской Добровольческой армии во время ее первого Кубанского похода.

Теперь Иван Антонович Кочубей во время нежданной встречи с Петром Корнеевичем с большим трудом припомнил тот случай, когда Петра Корнеевича Богацкова в Прикарпатье судили за избиение двух молодых казаков, приближенных к Шкуро. Поэтому Кочубей махнул рукой и твердо сказал:

— То булы коварные задумкы Андрэя Шкуро, хай ему грец!

Вот так, после воспоминаний о былой службе, они и подружились.

В двадцатых годах прошлого столетия во время крайней нищеты, неописуемого горя и безысходности то белела, то зеленела, то краснела казачья подневольная Кубань. Такое изменение цвета происходило вовсе не от капризной прихоти природы, а от стыда и позорного бессилия самих кубанских казаков. Многие из них пытались удержать прежнюю царскую власть, чтобы она, Боже упаси, никогда не покраснела. Все это рождало в душах некоторых мятущихся казаков в станице Кавнарской сатанинский накал низменных страстей, поэтому кругом творился разлад и сущая неразбериха.

Самые нестойкие из казаков, зараженные междоусобицей, совсем забыли о Боге и о своём царе — батюшке. Некоторые из них, поддавшись соблазну Антихриста, который манил их в призрачное светлое будущее, словно сбесились, переметнулись на сторону красных и стали неузнаваемыми.

Неукротимая дьявольская сила, выплеснувшись из таких обманутых казачьих душ наружу, рождала страшную, неуправляемую ярость, злобу и ненависть. Какая-то нечеловеческая жажда крови, как в пьяном угаре, переборола в таких казачьих сердцах тяжкий вселенский грех. После науськивания совратившего их Антихриста размежевала эта бесовская сила падшие, ослепленные непонятной враждой и местью казачьи души. И заставила она их с удивительной, преступной легкостью поднять руку брата на брата, а сына на родного отца.

Вот так полыхнула на многострадальной кубанской земле хмельная красная смута, и начал торжествовать холодновато-щемящий христианскую душу кровавый шабаш вездесущего дьявола, который с великой легкостью охватил всю зараженную им Россию.

Таким образом, Антихрист-искуситель внедрился в душу своего сподвижника и проповедника идей вселенского зла В. И. Ленина. Этот искуснейший и талантливый политик и большой словоблуд, демон октябрьской смуты тщательно и продуманно скрывал свое истинное бесовское лицо. Под личиной торжества коммунистической идеи на всей земле он совращал всех людей на свете своим призрачным равенством и братством.

Рис. 4. Иван Антонович Кочубей. Один из активнейших участников гражданской войны на Кубани, талантливый комбриг